Жена мрачно посмотрела на него и вытерла глаза.
— Я могу предположить, что ты ничего не знаешь, — возмущенно проговорила она.
— Нет, не знаю, — согласился он, — и если это «что-то» делает тебя такой несчастной, то и не желаю знать. Если с кем-то случилась беда, то прошу прощения, но так как помочь я ничем не могу, то буду доволен, если останусь в неведении, не узнав всех кровавых подробностей.
— Ты должен это знать, — сказала Аделина обвинительным тоном.
Супруг пытался протестовать, но она его не слушала.
— Нашлась Елена Доран!
— Ты из-за этого рыдаешь? Она убежала. Если ей теперь не нравится ее окружение, очень жаль, но мы за это не отвечаем.
— Она мертва! — Каждое слово Аделины звучало как осуждение. — Она мертва уже два года. Так и сидит там, на качелях, в саду пустого дома. Одна. Как если бы была жива. Ее, должно быть, убили. Ну конечно!
Сотерону не хотелось в это верить. Это было ужасное, грубое и грязное вторжение в его благополучие и спокойствие, которые он так любил.
— Почему «конечно»? — поморщился он. — Она могла умереть от сердечного приступа, или припадка, или еще от чего-нибудь.
— Она была беременна!
— Ты имеешь в виду, что уже сделали вскрытие? — сказал он с удивлением и некоторым отвращением. — Так скоро?
— От нее остался один скелет! — Женщина снова начала рыдать. — Нелли мне сказала.
— Кто такая Нелли? — нахмурился Реджи.
— Посудомойка. Ты можешь хотя бы запомнить имена своих слуг?
Сотерон был по-настоящему изумлен.
— Зачем мне это нужно? Думаю, я ни разу ее не видел. Очень сожалею насчет Елены. Но, моя дорогая, это ужасная тема для разговора. Давай поговорим о чем-нибудь еще. Уверен, ты почувствуешь себя гораздо лучше. — На него вдруг снизошло вдохновение: — К тому же не стоит расстраивать детей. Они увидят, что ты чувствуешь себя плохо, и огорчатся.
На самом деле это была напрасная надежда. По крайней мере, Частити разузнает об этом во всех подробностях. Она, вероятно, и так уже обо всем знает. Но эти слова звучали сочувственно и мудро.
Аделина подозрительно посмотрела на мужа, но спорить не стала.
Реджи устроился поудобнее возле камина в предвкушении приятного вечера, хорошего обеда, стаканчика портвейна и, может быть, даже маленькой порции бренди. Елене он ничем помочь не может, так что глупо сосредотачиваться на неприятных вещах вроде трупов в садах, убийствах и тому подобном.
Однако около девяти часов вечера его мир был нарушен. Дворецкий принес новую бутылку портвейна и объявил, что пришел доктор Больсовер и хочет его видеть.
Реджи сел поудобнее и открыл глаза.
— Хорошо, пригласи его сюда, — сказал он с некоторой нерешительностью. Сотерон был не расположен вести беседы, но Фредди человек легкий и хорошо воспитанный, а также любит легкий цивилизованный разговор под рюмашку хорошего портвейна. — Принеси еще стакан.
— Я уже принес, сэр. Я попрошу доктора Больсовера присоединиться к вам. Миссис Больсовер все еще наверху.
— Это хорошо. Да. Благодарю, можешь идти. — Реджи снова откинулся в кресле. К счастью, не было необходимости собираться с мыслями и что-то из себя изображать ради Фредди.
Почти сразу же вошел доктор, элегантный, в вельветовом костюме бордового цвета, который очень шел к его открытому лицу.
— Добрый вечер, Фредди, — лениво произнес Реджи. — Налей себе сам стакан портвейна. Отвратительный день, не так ли? Но огонь, слава богу, хорош. Присаживайся.
Фредди сделал все, что было предложено, и со стаканом в руке уселся в кресло напротив. Он потягивал вино маленькими глотками и долго смаковал его во рту.
— Печальные новости о бедняжке Елене Доран, — сказал доктор, глядя вдаль.
Реджи заволновался. Он не хотел это обсуждать.
— Печальные, — коротко согласился он. — Но все уже закончилось.
— Вряд ли, — возразил Фредди с улыбкой.
— Она мертва. — Реджи устроился поглубже в кресле. — Что может быть более завершенным?
— Это конец Елены. Бедная девочка. — Доктор поднял стакан, чтобы полюбоваться на свет богатой цветовой гаммой. — Но это лишь начало множества других дел.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну например, как она умерла? — Взгляд голубых глаз Фредди остановился на Реджи. — Кто ее убил? Полиция хочет найти ответы на эти вопросы, как ты догадываешься.
— Она могла умереть естественной смертью. — Сотерону очень не нравилась тема разговора. Ему хотелось, чтобы Фредди переключился. — И вообще это нас не касается.
— Полиция крутится поблизости. Это нас обязательно коснется. — Больсовер продолжал смотреть на соседа, едва заметно улыбаясь.
Очаровательный парень этот Фредди, но он совершенно не чувствует собеседника. Реджи не ожидал от него подобного. В доме приятеля поднять грязную тему за бутылкой хорошего портвейна!..
— Но только не меня. — Сотерон вытянул ноги. Огонь действительно был хорош, прогревал от кончиков пальцев до макушки.
— Они снова будут доставать нас своими вопросами. И придется отвечать.
— Ничего не знаю, ничем не могу помочь, понятия не имею, кто был ее любовник. Не интересуюсь такими вещами. Сплетни — дело женщин. Если этот инспектор что-то желает выяснить, пусть расспрашивает женщин.
— Питт?
— Если его так зовут.
— Не сомневайся, он спросит. Но нас он тоже будет спрашивать. — Фредди тоже устроился в кожаном кресле немного поуютнее.
— Мне нечего ему сказать. — Реджи допил портвейн и налил себе еще. В комнате становилось жарко, и красные отблески огня отражались на стенах. — Совсем нечего.
Повисло недолгое молчание.
— Полагаю, это был не ты? — неожиданно спросил Больсовер.
— Я? — Реджи уже совершенно перестал думать на эту тему и перенесся мыслями в другую область — к красивым женщинам, а точнее, к Джемайме. Очаровательное создание. Такая женственная… — О чем ты говоришь?
— О любовнике Елены, конечно. — Фредди продолжал едва заметно улыбаться. — Не ты ли это был, старина?
— Боже праведный! — Реджи от неожиданности даже подпрыгнул в кресле на целых шесть дюймов. — Конечно, не я.
— Просто подумал, что могло быть и так. В конце концов, у тебя есть вкус к вещам подобного рода.
— Вкус к таким вещам? На что ты, черт побери, намекаешь? — Реджи был возмущен. Сказать такое!.. Это по меньшей мере оскорбительно.
— Вкус к молодым женщинам. — Казалось, Фредди ничуть не смущен. — Мэри Энн, Долли, и кто знает, сколько еще?
— Мэри Энн — горничная, — возмутился Реджи. — Если честно, то интерес к горничным время от времени проявляет каждый. А Долли была давно. Я предпочел бы не обсуждать этот вопрос. Я и так сказал тебе слишком много.
— Да, уверен, ты сказал много, — кивнул Больсовер. — Особенно сейчас.
— Что ты имеешь в виду под «особенно сейчас»? — Сотерон уже не обращал внимания на то, какое направление принимает разговор. — Почему «сейчас»?
— Ну, очевидно, что Елена была беременна, — Фредди продолжал смотреть на него и улыбаться, — и, кроме того, в саду были найдены закопанные младенцы. Если в полиции узнают о Мэри Энн и о несчастной Долли, они могут прийти к отвратительному выводу, что все эти случаи связаны. Ты так не думаешь?
Вдруг Реджи почувствовал, что жар камина жжет ему ноги. Внутри же у него все заледенело. Эта мысль была ужасной, пугающей! Во рту все пересохло. Он уставился на соседа, пытаясь притвориться, будто он не понимает.
— Ты думаешь так. — Улыбка Больсовера словно прилипла к его лицу. Казалось, она висела в воздухе перед Реджи, и в комнате не было ничего, кроме нее. — Ты понял, что я имею в виду?
— Да… — Сотерон слышал свои слова как будто издалека. Он прочистил горло, и его голос теперь зазвучал громче, чем он хотел. — Но они не узнают. Я хочу сказать, что у них нет никакой возможности узнать обо всем этом. Ты единственный человек, который в курсе всего. Я имею в виду Долли.
— Точно. — Фредди потянулся за бутылкой и налил себе портвейна. Он продолжал непрерывно смотреть Реджи в глаза поверх стакана. — Все зависит от меня, не так ли?
— Но ты же ничего не расскажешь!
— Нет, конечно. — Фредди с наслаждением смаковал портвейн. — И я ничуть не сомневаюсь в этом. — Он сделал глоток. — До тех пор, пока я помню об этом и не противоречу сам себе.
— Ты не расскажешь!
— Надеюсь, что нет. Но ты знаешь, это очень важно. Могло бы помочь небольшое напоминание.
— Что… что ты имеешь в виду, Фредди?
— Напоминание, — пожал плечами Больсовер. — Что-то, что поможет моей памяти работать. Что-то, что всегда будет присутствовать. Что-то достаточно большое, чтобы быть важным и напоминать.
Сотерон пристально посмотрел на него в холодном изумлении. Проблеск понимания мелькнул в голове, и это было безобразно.
— Что ты подразумеваешь, Фредди? — медленно спросил Реджи. Ему хотелось ударить соседа, пнуть ногой, пока тот самодовольно сидит здесь перед огнем. Но он знал, что не может себе этого позволить. Полиция работает, наблюдает за всеми странностями, что сейчас творятся вокруг. Время наступит, конечно, когда все эти волнения закончатся и жизнь вернется в обычное русло. Тогда он сможет отомстить Фредди. Парень оказался мерзавцем.
Но в данный момент…
— Что ты хочешь, Фредди? — снова спросил он.
Доктор продолжал улыбаться. «Какой приятный парень», — думал Сотерон раньше. Эта улыбка была такой открытой! Так подходила к его грациозной фигуре.
— Этот дурацкий счет от портного, — Фредди не выглядел смущенным, — лежит в кармане уже бог весть сколько. Помоги мне с ним, старина. Сделай одолжение. Чувствую, что, если я получу новую одежду вместо этой заштопанной ерунды, я буду премного тебе благодарен.
— Неплохо бы, черт тебя побери!
— Буду… уверяю тебя. Каждый раз, одеваясь, я буду думать о тебе.
— Сколько?
— О, сто фунтов вполне достаточно.
— Сто фунтов! — Реджи был потрясен. Он не тратил столько на одежду за год, не позволял Аделине тратить и половину этой суммы. Черт побери, он слугам платил всего двадцать фунтов в год! — Боже милостивый, как ты можешь позволить себе…
— Знаешь, я люблю хорошо одеться. — Доктор встал — высокий, худой, элегантный. Конечно, он одевался хорошо. Намного лучше, чем Реджи. Но он имел и соответствующую фигуру для этого. Однако даже в подобном случае!.. — Спасибо, старина, — обрадовался он. — Я тебе этого не забуду.
— Будь добр, пожалуйста, не забывай. — Сотерон чувствовал, как в нем поднимаются гнев и паника. Если бы Фредди действительно все забыл или взял свои слова обратно!
— Не беспокойся, — лучезарно улыбнулся Больсовер. — У меня отличная память, когда я этого хочу. Врач все-таки. Врачи никогда не повторяют то, что им поверяют пациенты, даже полиция не может их заставить. Абсолютно безопасно. — Он грациозно двинулся к двери. — Ты знаешь, этот портной немножко нетерпелив. Не хочет принимать новые заказы, пока я полностью не расплачусь. Скупой негодяй.
— У меня сейчас нет, — натянуто сообщил Сотерон. — Пошлю слугу в банк завтра. И сразу же отдам тебе.
— Не забудь, Реджи. Хорошая память может оказаться жизненно важной. Уверен, ты меня понял.
Реджи все отлично понял. Завтра слуга появится у дверей банка к моменту его открытия. Чертов Фредди! Хуже всего, что он должен оставаться предельно вежливым по отношению к этому хаму. И не видно выхода из этого положения. Если он прекратит с ним общаться, люди это заметят. Он должен постоянно, чего бы ему это ни стоило, поддерживать хорошее настроение у Фредди по крайней мере до тех пор, пока полиция не сдастся и не покинет площадь.
После того как доктор ушел, Сотерон снова уселся поудобнее. Он был рад, что Аделина не вернулась в комнату. Он хотел побыть один. Встряска была очень болезненной, и чем больше Реджи думал об этом, тем омерзительнее он себя чувствовал. Где гарантия, что Фредди будет вести себя подобающим образом? Если человек ощущает недостаток денег, каждый его поймет и, возможно, постарается помочь. Но прибегать к… как это называется? Ясное дело — к шантажу.
Возможно, все это закончится, когда полиция выяснит, кто была эта бедняжка, похоронившая младенцев. Но это маловероятно. Или же полиция сдастся, что, вероятнее всего, и случится. Затем другая, очень неприятная мысль пришла Реджи в голову. Что происходит, если парни из полиции не раскрывают какой-то случай? Они сдаются? Или откладывают дело в сторону, но всегда помнят о нем, а кто-то, посвященный в детали, постоянно следит за событиями? Возможность такого исхода была пугающей. Что, если они никогда не сдадутся и оставят дело открытым? Будет ходить постоянный гадкий слушок, который, хоть ничем и не подтвержден, никогда не забудется.
Боже всемогущий! Что в этом случае он может поделать с Фредди? Этот человек, этот хам, может приходить снова и снова. Сто фунтов сейчас, затем покровительство в обществе, затем незаконный финансовый совет, подарок тому или этому… Это может никогда не прекратиться и достигнуть чудовищных размеров!
Будет лучше всего, если этот треклятый Питт узнает, кто совершил ужасное преступление, и объяснит всем, что же произошло. Это, конечно, подмочит репутацию Реджи на некоторое время, да и Аделина будет очень расстроена. Но в любом случае их отношения не особо близкие. Небольшая потеря по сравнению с постоянными вымогательствами Фредди… И сам тот факт, что как доктор и как друг он испортил свое реноме, нанесет ему чертовски сильный удар и обернется большими потерями. Кто будет доверять этому типу? Нет, одно дело — пойти в полицию и все рассказать, допустим, под давлением, что могло послужить хорошим оправданием, и совсем другое — распространять сплетни. Это непростительно. Можно быть уверенным, что Фредди знает это.
Нет, определенно, если Питт выяснит, кто это сделал, Реджи будет спасен. Сотерон разлегся в кресле и снова вытянул ноги. Огонь в камине полыхал вовсю. Реджи позвонил в колокольчик. Появился слуга. Хозяин дал ему указания относительно банка и приказал принести еще портвейна. Его удивило, что они вдвоем с Фредди уговорили целую бутылку; но тем не менее бутылка пуста… значит, они ее выпили. Так или иначе, после столь гнусного происшествия нужно подкрепиться. Довольно естественно.
Итак, Сотерон должен поразмыслить, что он может сделать, чтобы помочь полицейскому разрешить проблему так, чтобы каждый знал, кто виноват, а кто нет. Тогда полиция переключила бы внимание на обычные преступления, для чего она и создана.
Реджи заснул, по-прежнему раздумывая над тем, чем он может помочь Питту.
На следующее утро Сотерон проснулся привычно поздно, был одет камердинером, на завтрак съел овсяную кашу, яичницу с беконом, почки с пряностями, несколько ломтиков колбасы, грибы, затем несколько жареных хлебцев с маслом и вареньем. После чего, конечно, пил свежезаваренный чай. Обычно он чувствовал себя гораздо лучше после такого завтрака, но не сегодня. В это серое будничное утро чем больше он думал о шансах полиции найти виновную девушку, тем менее возможным ему виделся успех в расследовании этого дела. Этот парень, Питт, вероятно, достаточно умен и профессионален, но где он возьмет доказательства? В конце концов, это случилось несколько месяцев тому назад, а точнее, несколько лет! Ею может быть любая. Даже какие-нибудь бедолаги из соседних районов. Может быть, это даже не жительница Калландер-сквер. Эти полицейские дурни думали о такой вероятности?
Не будь ослом! Успокойся, Реджи. Конечно, они думали. Вернее всего, они как раз и занимались этим, пока их здесь не было. И провели здесь очень малую часть времени, учитывая тот факт, что, вероятно, работали с утра до обеда пять или шесть дней в неделю. Да, конечно, они опросят всех вокруг.
Сотерон снова почувствовал себя лучше и приятно провел день, съездив в город. Побродил вокруг банка, директором которого он был, перекусил в клубе и вернулся домой в половине пятого, когда уже темнело и начал моросить дождь. Свет газовых фонарей был приглушен медленно движущейся туманной дымкой. Деревья раскачивались на ветру. Неприятная ночь. Хорошо, когда дома тебя ждет горячий камин и вкусный обед.
Реджи вежливо поприветствовал детей и, конечно, Аделину и удобно расположился в кресле после обеда. В это время раздался стук в дверь.
— Войдите, — сказал он с некоторым удивлением.
Вошла Частити, аккуратненькая и чистенькая.
— В чем дело, малышка? — Сотерон немного обеспокоился. Ему не хотелось ни с кем разговаривать.
— Дядя Реджи, мисс Вагонер говорит, что я должна спросить вашего разрешения, если я желаю учить математику. Пожалуйста, позвольте мне!
— Нет. Для чего тебе понадобилась математика?
— Мне хочется изучать что-то новое, — спокойно ответила племянница. — Вы сами сказали мне, что это хорошо.
— Математика тебе не понадобится, — решительно сказал Реджи.
— Так же как и рисование, но вы велели мне учиться ему.
— Рисование — это искусство. Женщины должны совершенствоваться в том или ином виде искусств. Это даст им что-то, чем они смогут заниматься, когда станут взрослыми. В противном случае как они займут свое свободное время? — Это была безошибочная логика. Девочке было нечего на это возразить. Он смотрел на нее довольный.
— Я выйду замуж за полицейского, — тут же сказала Частити. — Я буду бедной, и мне придется содержать свой дом. Тогда будет очень полезно знать математику. Я смогу вести хозяйство.
— Не говори глупостей! — отрезал Сотерон. Девчонка становится невыносимой! — Почему ты должна выйти замуж за полицейского?
— Потому что они мне нравятся. Мне нравится мистер Питт. Я хотела бы выйти замуж за него, только он уже женат. Он приходил сюда сегодня снова, разговаривал с Мэри Энн. Думаю, он никогда не узнает, кто убил этих малюток в саду на площади. Он сам так говорит. Это так и останется навсегда загадкой. Нам всем будет интересно, кто же это был, и мы станем подозревать каждого из нашего окружения. И никто никогда не узнает правду. Когда я стану старой, годам к пятидесяти, то буду рассказывать об этом моим внукам. Скажу им, что площадь населена плачущими младенцами, которые были убиты давным-давно. Это «сейчас», а тогда это будет «давным-давно», и никто не узнает, кто это сделал. И мы будем играть в игры, кто бы мог это быть, и…