Мало кто из них замечал, что джентльмен из шестнадцатого номера, живущий на втором этаже, день ото дня делается все более вялым, апатичным и осунувшимся.
???К удивлению Герти, одним из столпов постоянства отеля, наряду с вечно-пыльными портьерами и запахом мыла, оказался мистер Иггис. Торговый агент всегда появлялся в непременном своем костюме в мелкую серую полоску, в мягкой широкополой шляпе, и с толстыми очками на носу.
Впрочем, появления эти легко можно было не заметить, если не знать, где их ожидать. Однако номер мистера Иггиса оказался напротив номера Герти, а бессонница, как выяснилось, дарит своему обладателю прекрасную возможность для изучения соседей, заменяющую и охотничий азарт и любопытство. Каждое утро в семь утра Герти, хотел он того или нет, слышал скрип соседской двери. Это было знаком того, что для мистера Иггиса, торгового агента, начался новый день, похожий на все предыдущие, как одно куриное яйцо на другое.
Мистер Иггис был типичным постояльцем отеля «Полевой клевер». Настолько типичным, что в холле, пожалуй, впору было бы повесить его бронзовый барельеф с указанием дат, но не рождения и смерти или выдающихся битв, в которых он принимал участие, а годов проживания в семнадцатом номере.
Мистер Иггис не устраивал кутежей, дуэлей и шумных посиделок, он вообще вел себя практически неслышно. Из его номера не доносилось никаких звуков и, если бы не скрип двери каждое утро, Герти давно решил бы, что его сосед растворился в воздухе, перенесся в то царство, из которого явился в Новый Бангор, царство молчаливых костюмов в тонкую серую полоску.
Мистер Иггис, как заведенный механизм, выполнял свою дневную программу с неизменной пунктуальностью. Около семи утра он выходил из своего номера, всегда одинаково одетый, всегда чисто выбритый, всегда собранный и спокойный. Спускался в пустой из-за раннего часа ресторан, где спрашивал чашку кофе и свежую газету. Следующие десять минут уходили у него на то, чтоб прикончить и то и другое. Потом он возвращался в номер. Дважды в день, в десять утра, и в четыре пополудни, официант приносил ему из ресторана заказанную еду. Судя по всему, питался мистер Иггис очень скромно и отличался постоянным отсутствием аппетита.
За все время, проведенное в «Полевом клевере», Герти не замечал, чтоб мистер Иггис хоть раз нарушил свой устоявшийся распорядок. А еще он был до крайности молчалив. Даже встречаясь с кем-то из постояльцев, мистер Иггис редко позволял себе более пары односложных фраз, да и те звучали весьма скупо. Впрочем, Герти сразу заметил, что говорит мистер Иггис очень хрипло, через силу, как после серьезной простуды. С таким горлом, пожалуй, не до пространных бесед…
Поначалу Герти воспринял своего соседа как элемент естественной обстановки. Трудно было представить нечто более блеклое, маловыразительное и предсказуемое, чем мистер Иггис. Он настолько сливался с прочими постояльцами отеля, что иногда казался их совокупным образом, воплощенным в человеческом теле. Лишь со временем, благодаря развившейся бессоннице и подавленному настроению, благоволящему к размышлениям на самые странные темы, Герти обнаружил, что присутствие по соседству мистера Иггиса каким-то образом то и дело притягивает его мысли.
Мистер Иггис был чем-то подобным мелкому дефекту на гобелене: если охватить полотно безразличным взглядом, огреха даже не бросится в глаза, но стоит один раз взгляду заметить именно эту деталь, как он будет находить именно ее, мгновенно и безотчетно.
Но в чем заключался дефект мистера Иггиса? Герти был уверен, что ровным счетом никаких дефектов в этом господине не было. Это был весьма предсказуемый и воспитанный джентльмен, решительно ничем не выделяющийся, разве что малообщительный и равнодушный к окружающим. Но не считать же это чем-то из ряда вон выдающимся? Герти с ходу мог привести с полдюжины подобных джентльменов из числа его бывших сослуживцев. Работа в канцелярии не благоволит людям невыдержанным, болтливым или обладающим излишне живым характером. Что ж странного в том, что торговый агент?..
Вот оно! Герти щелкнул пальцами, как щелкали в театральных постановках сыщики, обнаружившие долго ускользавшую от зрителя деталь.
Вот что за мысль постоянно, изо дня в день, клевала его в темя, пытаясь обратить на себя его внимание. Мистер Иггис, согласно записи в журнале, был торговым агентом. Но при этом практически все время проводил у себя в номере. Разве это похоже на поведение обычных торговых агентов?
В представлении Герти торговые агенты должны были обладать темпераментом скотчтерьера. Этакие проворные зубастые хищники, ни минуты не сидящие на месте. Торговые агенты кружат по городу, выискивая добычу, обзаводясь знакомствами, скупая или распространяя образцы, заручаясь договорами, денно и нощно дежуря у телеграфа, забрасывая контору множеством отчетов и вынюхивая любую прибыль. Торговые агенты не сидят целыми днями в праздном безделье, подобно мистеру Иггису. С другой стороны, задумался Герти, что ему знать о компании, которую представляет мистер Иггис? Возможно, он уже собрал всю интересующую его информацию и теперь готовит документацию, какой-нибудь сложный экономический проект…
Откуда он прибыл в Новый Бангор? Герти этого не знал. Судя по цвету лица, мистер Иггис не так давно покинул континент и еще не был изможден жарким климатом. Чем торгует его компания и где располагается? Тоже неизвестно.
Герти и сам не заметил, как жилец из семнадцатого номера стал той самой деталью гобелена, что притягивает к себе внимание. Он даже не знал, отчего так случилось. Возможно, его собственные мысли, истощенные бесконечным и тревожным ожиданием неизвестного, автоматически попытались сконцентрироваться на чем-то близком и осязаемом, чтоб дать столь же истощенному разуму хоть какую-то пищу? Так или иначе, но Герти стал подмечать, что все чаще мысли его безотчетно возвращаются к соседу из семнадцатого номера, и кружат вокруг него, точно чайки, следующие за кораблем в ожидании пищи.
Было ли это следствием интуиции деловода Уинтерблоссома, которая подчас обращала его внимание на незначительную, казалось бы, ошибку в документах? Или болезненным побуждением утомленного духа? Герти этого не знал. Но с того момента, когда он впервые задумался об этом, мистер Иггис из бесплотного серого пятна вдруг превратился в предмет его ежедневных размышлений, сперва меланхоличных, а затем и тревожных.
Все чаще Герти стало казаться, что мистер Иггис, беспомощный и скучный в своих толстых очках, скрывает что-то за своей оболочкой в тонкую серую полоску. Хотел того Герти или нет, но он включился в ту странную игру, которой суждено было быть разыгранной в «Полевом клевере», включился бессознательно, по наитию, не предполагая даже, чем она может завершиться.
???Это и в самом деле стало игрой. Игрой, в которую он играл сам с собой за неимением других игроков. Называлась эта игра «Кто вы такой, мистер Иггис?», и правила ее поначалу выглядели весьма неказисто, даже по-ребячески. Так лондонские школьники играют в мистера Холмса, следя за подозрительными, по их мнению, бродягами или обыскивая мусорные свалки в поисках одним им ведомых «улик». Подобным образом безотчетно поступал и Герти.
Правда, теорию сыщика с Бэйкер-стрит пришлось почти сразу оставить за полной ее несостоятельностью в данном случае. То ли дедуктивная теория имела в себе какие-то сокрытые недостатки, то ли Герти не овладел ее принципами должным образом, но плодов она никаких не принесла. И едва ли в этом была вина сэра Конана Дойля. Теория предполагала внимательное изучение деталей, которые в своей совокупности делались основанием для логических выводов и умозаключений.
Мистер Иггис был явно ей не по зубам. Как оказалось, он был напрочь лишен каких бы то ни было деталей, как лишена их картина, чьи контуры лишь только обозначены художником.
Следы земли на обуви, по цвету которой можно определить, какие районы города посещались их владельцем? Мистер Иггис, судя по всему, никогда не покидал «Полевого клевера», к его начищенным ботинкам прилипал разве что пух от здешних линялых ковров. Отметины на одежде, складки, прорехи и пятна? Одежда мистера Иггиса постоянно находилась в отменном состоянии. Крошки табака? Мистер Иггис, по всей видимости, не курил. Корреспонденция, бумаги? Ячейка для писем номера семнадцатого за стойкой консьержа всегда пустовала, никто не спешил писать мистеру Иггису. А газеты, что он читал, не выдавали ничего предосудительного, будучи самыми обычными городскими газетами.
Отчаявшись найти во внешности мистера Иггиса хоть какую-то красноречивую деталь, способную пролить свет на его сущность, Герти попытался применить даже сомнительные методы молеософии[45], о которой когда-то читал в околонаучном журнале. Но и здесь его постиг крах. На сухой коже мистера Иггиса, под которой, казалось, вообще отсутствуют мимические мышцы и жировой слой, никаких родинок не обнаружилось.
Отчаявшись найти во внешности мистера Иггиса хоть какую-то красноречивую деталь, способную пролить свет на его сущность, Герти попытался применить даже сомнительные методы молеософии[45], о которой когда-то читал в околонаучном журнале. Но и здесь его постиг крах. На сухой коже мистера Иггиса, под которой, казалось, вообще отсутствуют мимические мышцы и жировой слой, никаких родинок не обнаружилось.
В попытке расколоть этот бесцветный орешек, скрывающий, по всей видимости, лишь безвкусную труху, Герти стал подкарауливать мистера Иггиса по утрам, пытаясь навязать ему свое общество и вытянуть на беседу. Потратив несколько дней, он значительно обогатил свою коллекцию фактов о биографии мистера Иггиса.
Так, ему стало известно, что мистер Иггис не интересуется гольфом, конной ездой, стрельбой, картами и естественными науками. Как и экономикой, спиритизмом, ценами на газ, ближневосточным вопросом и лыжами. Также ему стало известно, что мистер Иггис не интересуется и беседами. Этот вывод он сделал из того, что жилец семнадцатого номера после нескольких случайных столкновений с Герти поутру перенес свои визиты в ресторан на полчаса позже, и спускался теперь за кофе и газетой лишь в половине восьмого.
«Отстань от него, — твердил Герти сам себе, — Мистер Иггис явно безобиднейший малый, и в жизни никому не причинял зла. Ну да, он весьма замкнут. Ужасно замкнут, скажем начистоту. Этакий, как там у того француза, мсье Тчехофф?.. l'homme dans une affaire[46]. Не станешь же ты его изводить из-за подобного недостатка?»
Но было поздно. Охотничий инстинкт, наличия которого Герти у себя прежде не предполагал, требовал не останавливаться. Этот инстинкт отчего-то обозначил мистера Иггиса как добычу, и теперь требовал продолжать преследование до самого конца. Возможно, подобное чувство было знакомо полковнику Уизерсу, выслеживающему в прериях мифического белого носорога, но Гилберт Уинтерблоссом с подобным прежде не сталкивался. Тем упоительнее оно показалось утомленному бездельем и ожиданием разуму.
Герти начал изыскивать новые способы получения информации. Для начала следовало выяснить, каким образом мистер Иггис оказался в «Полевом клевере». Торговый агент, прибыл за два дня до самого Герти, но откуда?.. Этот простой вопрос Герти решил разрешить в первую очередь.
— Эй, приятель, — спросил он как-то раз мальчишку-коридорного, — Не знаешь ли ты, что за тип живет в семнадцатом?
Коридорный задумался. Разумеется, он, подобно всем коридорным, знал решительно все, даже то, чего знать не должен был. Так уж устроены коридорные. Подобно кэбмэнам, детям и собакам, они имеют свои особенные каналы связи каналы связи c окружающей человечество средой, черпая из нее столь много самой разнообразной информации, что газеты вроде «Серебряного рупора» превратились бы в толстенные талмуды, если бы попытались охватить хоть малую ее часть.
— Из семнадцатого-то? Да это мистер Иггис, сэр. А в чем дело? Он слишком шумит? Я могу попросить его…
Герти подавил усмешку. Представить шумящего мистера Иггиса было не проще, чем Ее Величество королеву Викторию, отплясывающую в портовом кабаке разнузданную джигу.
— Да нет, не в этом дело. Не надо ему ничего говорить. Просто мне хотелось бы немного разузнать о нем. Что он за человек, что из себя представляет… Ничего такого.
Коридорный, парень лет четырнадцати с явной примесью полинезийской крови в жилах, нахмурился.
— Тукуа ахау[47], сэр, ничего такого я не знаю. Моя забота багаж таскать и полы драить… Я никогда не болтаю с постояльцами. Мне за это может крупно влететь.
— Может, ты и не болтаешь, но у консьержа есть гостиничный журнал. В котором наверняка указано, откуда этот мистер Иггис явился, чем занимается и все такое прочее, ведь так?
— Сэр! — взгляд коридорного вспыхнул праведным возмущением, — У меня нет права смотреть гостиничный журнал! Даже не просите, сэр! Ни за что, сэр! Извините, сэр!
Герти вздохнул. Но не сдался. Умение справляться с проблемой любой сложности постепенно, находя к ней верный подход, отличает опытного деловода от простого парня с улицы. Герти считал себя опытным деловодом.
— Слушай, приятель… Я не замышляю ничего дурного. Просто мне интересно узнать кое-что про этого человека. В этом же нет ничего плохого?
— Не знаю, сэр, и знать не хочу. Только не занимаюсь я таким. Приятного вам…
— Обожди здесь!
Вернувшись в номер, Герти принялся копаться в багаже. Саквояж так исхудал за последние две недели, что напоминал оголодавшую лошадь с ввалившимися боками. Что же до содержимого чемодана, оно могло бы уместиться в кармане сюртука. Но все же кое-какие мелочи там оставались. Преимущественно те, от которых отказались даже в ломбарде. Кажется, ему попалось что-то, имеющее ценность — хотя бы в глазах мальчишки.
— Гляди, — Герти продемонстрировал коридорному небольшой прямоугольный предмет, — Это твое. Как тебе такая сделка?
— Что это сэр?
— Мыло. Грушевое мыло из Лондона. Цена ему пенни или три. Немного, конечно, но зато у него отличный запах, в Новом Бангоре такого наверняка не варят…
— Нет, что это такое, сэр?
— Ах, это… Симпатичные леди, верно? Это Аделина Пати, это Мэри Андерсон, а это…
Коридорный смотрел на миниатюрные портреты актрис, широко раскрыв глаза. Старому Генри Уорду, изображенному в центре, внимания, похоже, не перепало вовсе[48]. Ну да, сообразил наконец Герти, для мальчишки из гостиничной обслуги эта обертка от мыла выглядела, наверно, подлинным сокровищем, стоившим ощутимо больше трех пенсов. Да что там три пенса, за изображения таких красоток можно задуматься даже о переоформлении прав на свою бессмертную душу или, как минимум, ее уступке во временное пользование…
— Идет, сэр, — коридорный проворно спрятал грушевое мыло в карман униформы, — Значит, вы про мистера Иггиса, так?
— Про него самого. Улучи момент и загляни в гостиничный журнал, а потом…
— Нет нужды, сэр.
— Почему?
— Я и так всегда читаю, что в нем написано. Сейчас… Так, семнадцатый номер… Мистер Тэнли Иггис из Бирмингема. Торговый агент компании «Арчиссон и Тоддл». Изучает рынок Нового Бангора на предмет сбыта лекарств для лошадей.
— Вот как? Очень интересно. Весьма признателен, юный джентльмен, твоя способность к анализу информации, несомненно, хорошо послужит тебе в будущем.
Мысли Герти уже кружились вокруг Бирмингема и компании «Арчиссон и Тоддл». Ах, если бы была возможность телеграфировать в Лондон, чтобы запросить все, что есть у тамошней канцелярии по поводу этой компании! Он бы быстро выяснил, состоит ли у них в штате некий мистер Тэнли Иггис… Только вот нечего об этом и думать. Даже найди он деньги на телеграмму, едва ли лондонская канцелярия удовлетворит его любопытство. Младший деловод Уинтерблоссом не имеет подобных полномочий, ну а про полковника Уизерса там явно не слышали. Выходит, цена этой информации, переданной мальчишкой, ноль, поскольку никакой действительно стоящей информации из всего этого не выудишь. Герти огорчился. Ему было не жаль упаковки грушевого мыла, но мириться с поражением, пусть даже и пустяковым, было неприятно.
— Сэр… Сэр…
— Что? — Герти обнаружил, что коридорный все еще стоит перед ним и мнет в руках форменную кепи.
— Этот мистер Иггис из Бирмингема…
— Да?
— Если позволено будет заметить… — мальчишка мялся, собираясь с духом, и наконец выпалил, — В общем, ни из какого он не из Бирмингема, вот что. И в лекарствах для лошадей разбирается не лучше, чем наш швейцар Муан во французских винах.
Герти опешил, хоть и старался не подавать виду:
— Отчего такие выводы?
— Тино нгавари[49], сэр. В первый же день, как мистер Иггис прибыл, наш управляющий попросил его осмотреть Оук, обещав за это несколько шиллингов. У нас тут, сэр, сложно с лошадиными докторами…
— Что за Оук?..
— Это наша лошадь, сэр. Держим при гостинице, возит воду и уголь.
— И что же?
— Мистер Иггис осмотрел ее со всех сторон, разве что хвост не щупал. И сказал, мол, кобыла уже стара и, по всей видимости, у нее сап.
— Что же в этом такого? Лошади часто болеют сапом.
— Да, сэр. Только дело в том, что Оак не кобыла. Это самый обыкновенный мерин, сэр.
Воцарилось недолгое молчание, на протяжении которого Герти в некоторой задумчивости барабанил пальцами по дверному косяку.
— Ладно, допустим, этот мистер Иггис не первый специалист по лошадям в этом полушарии.
— Честно говоря, сэр, единственное, что он наверняка знает о лошадях, это то, где у них перед, а где зад.
— Хорошо, но отчего ты решил, что он не из Бирмингема?
Коридорный отчего-то смутился еще больше.
— Я немножко проверил его, сэр. Поздравил мистера Иггиса с тем, что «Эвертон» на этой неделе вышел в финал Кубка Англии.