Так, ходили слухи про автоматона-охранника, который посреди ночи решил, будто стая мышей организованной злоумышленной группой посягает на имущество его хозяина. Недолго думая, он попытался их задержать, уведомляя на трех языках о недопустимости нарушения частной территории. Но то ли мыши оказались недостаточно здравомыслящими касательно соблюдения гражданских прав, то ли автоматон — чересчур ревностным исполнителем хозяйской воли, дом в итоге пришлось снести: выглядел он так, будто его шрапнелью расстреливал весь королевский флот.
В пекарне на Рут-стрит не так давно трудился автоматон-пекарь. Конечно, пекарем его никто не звал, но куцего механического ума хватало на то, чтоб замесить тесто из приготовленных компонентов и отправить в печь. Для подобных операций не требуется глубокий ум, лишь сильные руки, так что гидравлические приводы авто-пекаря пришлись весьма кстати. Автоматон справлялся со своей работой так хорошо, что хозяин привык вполне доверять ему, возвращаясь в пекарню лишь затем, что вытащить хлеб из печи. Не учел он лишь того, что из-за влажности и пара, что царили на кухне, бумажный свиток с программой в голове автоматона постепенно ветшал и приходил в негодность. Кончилось тем, что у него совершенно расползся тот участок, что отвечал за распознавание ингредиентов. И пекарь-автоматон, впервые в жизни избавленный от необходимости следовать программе, принялся творить на свой вкус.
Хозяина пекарни по приходу ждал настоящий кулинарный шедевр, повторить который не взялся бы повар ни на одном континенте. На начинку чудо-пирога пошли мелко-изрубленная мебель, постельное белье и клочья ковров, а венчали его изящные украшения из битой посуды и газет. Когда хозяин пекарни вернулся, довольный итогом своих трудов механический пекарь занимался тем, что месил тесто из письменного стола.
Были и другие истории. Про первого в городе автоматона-водителя, который недрогнувшей рукой направил свой транспорт в море, ушел на дно и, говорят, до сих пор сидит там, бессмысленно крутя руль. Про автоматона-привратника, который имел дурную привычку путать гостей с их верхней одеждой, окончившего свою службу в день, когда доложил хозяину, демонстрируя дамское манто и мужской сюртук: «Граф Шрусбери с супругой, сэр» (граф с супругой впоследствии обнаружились в платяном шкафу, смущенные, но в полном здравии). Про первого в мире автоматона-художника, который, к досаде своего хозяина, оказался концептуальным супрематистом: нарисовал портрет не красками по холсту, а куском камамбера[54] по стене гостиной.
Иггис — автоматон?..
Он не бился в стену, пытаясь найти дверной проем, не путал местами слова, не надевал на голову суповую миску вместо шляпы. Он вел себя, как обыкновенный человек. Странный, замкнутый, но, несомненно, разумный. Способный воспринимать окружающий его мир и свое место в нем, а также последствия своих действий. Одно только это выдавало высокоорганизованный, как для механического автомата, ум.
Поломав себе голову целый день, Герти сдался. Убедившись в очередной раз, что дверь семнадцатого номера закрыта, он спустился в холл и снял наушник телефонного аппарата.
— Алло, — сказал он, услышав голос телефонистки, — Это полковник Уизерс из шестнадцатого. Будьте добры, соедините меня с фабрикой «Братья Бауэр».
???Мистер Коллуотер был сух и сдержан, как и полагается инженеру компании «Братья Бауэр». И хоть был он отнюдь не ведущим инженером, в его взгляде уже имелась некоторая колючесть, которую он почти не пытался сгладить. Не человек, а сущая рыбья кость.
На Герти он смотрел с явственным раздражением специалиста, у которого отнимают время, причем делают это предельно глупым и неуместным образом.
— Что? — спросил он вежливо, но вежливость эта была столь холодна, что ее можно было добавлять в коктейль вместо льда, — Что вы имеете в виду?
— Я хочу знать, может ли автоматон выглядеть как человек.
— Простите? Что вы имеете в виду? Признаться, не совсем вас понял.
— Я хочу знать, можно ли создать такой механический аппарат, который был бы неотличим от человека. То есть, был бы точной человеческой копией.
— Вы издеваетесь?
— Нет, я совершенно серьезен.
— Черта с два вы серьезны! — взорвался мистер Коллуотер, вскакивая, — Вы нарочно придумываете столь идиотские вопросы! Неужели вам нечем заняться?
Кабинет, в котором они находились, располагался в одном из новых фабричных зданий. Сюда не проникал шум конвейера и паровых прессов, как не проникали сюда и прочие звуки из внешнего мира. Кабинет был лишен даже окон, так что голос мистера Коллуотера, отражаясь от стен, рождал весьма ощутимые акустические волны.
— Я…
— На прошлой неделе пожилая леди полчаса выясняла у меня, можно ли сделать автоматона в виде персидского котенка, и что он тогда будет пить, молоко или масло?
— Вы…
— Третьего дня я получил письмо от школьника по имени Эрри Топкинс. Он спрашивал, можно ли сделать автоматона, который вместо него будет ходить в школу!
Герти несколько стушевался, встретив подобный отпор от благообразного джентльмена, так похожего на тихого кабинетного ученого.
— Простите, но это совершенно другое дело. Я спрашиваю не из праздного…
Но успокоить мистера Коллуотера оказалось непросто. Судя по всему, напряжение долгое время скапливалось в нем, и вот теперь нашло выход, как находит выход воздух в воздушном шаре, причем вопрос Герти сыграл роль булавки.
— Вы совершенно помешались все на этих автоматонах, вот что! — воскликнул тот, одергивая на себе пиджак, — Автоматоны! Автоматоны! Скоро у меня начнут просить автоматонов, чтоб почесать в носу! Вы хоть понимаете, что такое автоматон?
— Конечно. В общих, разумеется, чертах.
Мистер Коллуотер схватился за голову. Испортить этим жестом прическу он не мог, поскольку волос на его голове оставалось для этого явно недостаточно.
— Общих! Чертах! Ни черта вы не понимаете. Что такое для вас автоматон? Джин! Бог из машины! Была у меня не так давно одна дама… Знаете, чего она хотела? Ее муж был капитаном дальнего плавания. Так вот, она хотела, чтоб наша компания создала для нее специального автоматона, который будет всегда находится при ней, утешать ее и заботиться о ее настроении, но при этом его в любой момент можно будет выключить.
— И вы его сделали? — простодушно спросил Герти.
— Я… Мы сделали, — мистер Коллуотер отвернулся и стал протирать очки, — Это, в сущности, оказался очень простой автоматон… Но вы спрашиваете нечто совсем уже странное!
— Поверьте, я делаю это не из праздного любопытства. Мне рекомендовали вас, как одного из лучших инженеров компании «Братья Бауэр».
— Вот как? Тогда позвольте поинтересоваться, кого вы представляете, мистер Уизерс?
Этот вопрос смутил Герти в той же мере, в какой его собственный вопрос рассердил инженера.
Кого он представляет?..
«Извините, дело в том, что я самозванец, которого вот-вот вздернут на виселице, а еще, кажется, я схожу с ума. И единственное, что я могу представлять, так это то, в какой неприятной истории нахожусь».
— Я из Канцелярии, — сказал Герти, откашлявшись. И даже обозначил рукой жест, точно хотел вытащить из кармана визитную карточку.
Но получилось это на удивление естественно. Чудовищная ложь вытекла наружу ядовитой нефтяной лужей, гладко и мягко.
«Если разобраться, это вполне правда, — подумал Герти, — Я действительно служу в Канцелярии. Точнее, не совсем я. И не то чтоб служу. Но… Ладно, пусть это будет полу-правда».
На мистера Коллуотера это заявление произвело очень серьезное впечатление. Он уставился на Герти широко открытыми глазами, видимо, на миг утратив над собой контроль. Эмоции в его глазах сменяли друг друга быстро и хаотично, как сменяют друг друга блюда на столе, обслуживаемом спешащим официантом. Сперва страх, потом удивление, потом недоверчивость, и снова страх, но теперь уже чуть застывший, как корочка жира на поверхности супа…
Когда он заговорил, от былого раздражения не осталось и следа.
— Простите, мистер Уизерс, — инженер поправил галстук, который совсем в этом не нуждался, — Вероятно, я был немного несдержан. Следствие напряженной работы. Приношу свои извинения.
Герти в очередной раз удивился, что одно лишь название Канцелярии обладает в этом городе огромной властью. Возможно, подумалось ему, распоряжаясь столь могущественным словом, можно было бы даже не заселяться в занюханную гостиницу вроде «Полевого клевера». Возможно, стоило лишь бахнуть уверенно «Канцелярия!», как перед ним распахнулись бы номера самых шикарных гостиниц Нового Бангора. Причем, пожалуй, распахнулись бы совершенно бесплатно.
Впрочем, поздно…
— Пустое, не стоит обращать внимания.
— Отчего же вы… кхм… сразу не сказали?
Герти попытался улыбнуться какой-то особенной улыбкой, мягкой и, в то же время, многозначительной. Такой, какой в его представлении улыбались книжные детективы по поводу и без.
Впрочем, поздно…
— Пустое, не стоит обращать внимания.
— Отчего же вы… кхм… сразу не сказали?
Герти попытался улыбнуться какой-то особенной улыбкой, мягкой и, в то же время, многозначительной. Такой, какой в его представлении улыбались книжные детективы по поводу и без.
— Вы же понимаете, не хочется на каждом углу говорить об учреждении, которое я представляю.
Инженер с готовностью закивал.
— Несомненно. Понимаю. Конечно.
— Что же до моего вопроса… Разрешите, я повторю его. Возможно ли в Новом Бангоре изготовить автоматон такого качества, что он будет неотличим от человека?
Но и в этот раз ответ последовал незамедлительно.
— Нет, — быстро сказал мистер Коллуотер, нахмурившись, — Нет. Разумеется, нет.
— Вы даже не подумали, — укоризненно заметил Герти.
— Здесь и думать нечего. Это совершенно невозможно. Нет, исключено.
— Почему?
— Просто… Просто это невозможно, и все тут. Я двадцать лет работаю на этой фабрике. Но даже не могу представить себе подобного. Автоматоны только в газетах да книжках походят на людей. На самом деле, человечности в них не больше, чем в вашем серванте. Они всего лишь механизмы, и пока еще достаточно, увы, несовершенные. Если кому-то вздумается изготовить автоматон, похожий на человека, эта уловка мгновенно станет очевидной.
— Вот как? Но почему? Наверно, дело в габаритах? Насколько я заметил, автоматоны весьма велики.
— Они громоздки, — кивнул мистер Коллуотер, — Но громоздкость есть неизбежное следствие всякого нового изобретения. Уверяю вас, и первые паровозы были удивительно огромны. Не говоря уже про первые ружья или лампы. Дело времени. Теоретически, вполне возможно изготовить механический каркас со всеми внутренними устройствами, при этом уместив все в габаритах обычного мужского тела.
— Значит, вероятно, тогда дело во внешности?
— Едва ли здесь есть серьезная проблема. Качественное каучуковое покрытие, тщательно выделанные стеклянные глаза, натуральные волосы… При должном желании, думаю, можно сделать до крайности реалистичную маску сродни человеческому лицу. Недостаточно качественную, чтоб обмануть опытного наблюдателя, заметившего отсутствие пор, но все же… Однако это работа, скорее, для декоратора, чем для инженера.
— Странно, я ни разу не видел в Новом Бангоре автоматонов с человеческими лицами, — позволил себе заметить Герти, — В лучшем случае, у них были неказистые железные и деревянные личины.
— Это политика компании. Все дело в зловещей долине.
— Долина? Что за долина? Я на острове неполный месяц, и еще толком не успел освоиться.
Инженер криво усмехнулся.
— Остров здесь не при чем. «Зловещая долина» — это научный термин[55]. Это такая загогулина на графике человеческих симпатий. Как ее только не зовут. И Зловещей долиной, и Чертовым провалом, и Ямой… А суть проста. Людям нравится, когда автоматоны обретают человеческие черты лица. Когда у них есть глаза вместо бездушных объективов, и рот вместо радиаторной решетки.
— Естественно, — нетерпеливо сказал Герти.
Инженер взглянул на него все с той же кривой усмешкой.
— Вот именно, естественно. Мы запретили рабство, но вот вытравить его из крови не в силах никакая машина. Нам, людям, привычно видеть вокруг себя рабов-людей, вот откуда все это бессмысленное очеловечевание. Подумайте сами, какая разница, как выглядит аппарат, подающий вам бокал или открывающий дверь? Не все ли равно?
Герти прежде не думал об этом.
— Должно быть, все равно.
— Вот именно. Значение имеет лишь функциональность. Но люди не любят, когда им прислуживают станки, похожие на какую-нибудь автоматическую фрезу. Люди любят, когда им прислуживают собратья. Впрочем, извините… Это не относится напрямую ни к моей специальности, ни к вашему вопросу. Могу просто сказать, что парадокс провала довольно прост. В тот момент, когда очеловечивание приближается к своему логическому завершению, люди начинают его бояться. Автоматон должен быть похож на человека. Но он не должен быть слишком похож на человека. Понимаете? Есть грань, которую не может переступить человеческая психика. Поэтому ни мы, ни «Вестингхаус» не выпускаем автоматонов с человеческими лицами. Они будут пугать заказчиков.
— Но это возможно?
— Технически, — Коллуотер подчеркнул первое слово, — Это возможно.
— Тогда, видимо, все упирается в их движения, верно?
— Вы имеете в виду, что автоматоны двигаются не так, как человек? Слишком резко, слишком стремительно? Это тоже можно решить, если кто-то поставит перед собой подобную цель. Хорошие немецкие гироскопы, миниатюрные валы, тяги… Мы никогда такого не делали, потому что не задавались целью. Вопрос стоимости. Подобная работа требует ювелирного качества. Каждый автоматон, скроенный подобным образом, станет произведением искусства. Это вам не конвейерная технология, как любят янки! Фабрика может сделать автоматона, который будет двигаться, как человек. Но этот автоматон будет стоить как хороший эсминец, а вся работа встанет на месяц. Кто согласится заплатить подобную цену?
— Значит, возможно создать автоматон, который будет выглядеть, как человек? — нетерпеливо спросил Герти, — Обладающую полным сходством механическую куклу? Вопрос лишь в ее поведении?
Инженер неохотно кивнул.
— Пожалуй, что так. Сделать хорошую марионетку не так и сложно. Вся штука в том, какая начинка будет в ее голове. Нынешние автоматоны, как вы, наверно, знаете, не очень-то умны. Программы, которым они подчинены, просты и однозадачны. Я попытаюсь объяснить, хоть вы и не инженер… Автоматон — это механизированная функция, единственная способность которой заключается в реакции на определенные стимулы. Ткните себя булавкой в палец, и рука непроизвольно дернется. Простейшая реакция, не требующая вмешательства высшей нервной системы. Автоматоны действуют именно так же. У них нет разума, нет внутреннего «я», нет даже развитой системы взаимодействия с внешним миром.
— Валики и свитки с программой, — вставил Герти, — Я знаю.
— Именно так. Двоичная система. Программы, которые разрабатывает наш отдел алгоритмов, заставляют автоматон определенным образом реагировать на события, и это совершенно нормально для промышленного агрегата или даже домашнего слуги. Если вы не ожидаете от него слишком многого, конечно. Но для того, чтоб выглядеть как человек, этого бесконечно мало. Автоматон не сможет находиться в человеческом обществе и действовать так, как в нем полагается действовать. Он попросту не способен на это.
— Но что сдерживает его возможности?
— Очень и очень многое. Во-первых, вы даже не представляете себе сложность программной части. Как объяснить автоматону, какие действия требуются в той или иной ситуации? Возможность выбора, вот что по-настоящему делает человека человеком. Сами мы об этом привыкли не задумываться, а ведь ежесекундно перед нами возникает огромное количество вариантов действия, которые мы подсознательно сортируем и отбрасываем.
— Не очень-то лестного вы мнения о человеке, — заметил Герти. Слова инженера почему-то задели его.
Коллуотер улыбнулся, на этот раз вполне искренне. Так, что на мгновение даже стал почти симпатичен, несмотря на нервное лицо и облысевшую голову.
— Неужели в Канцелярии тоже держатся антропоцентризма? Впрочем, неважно. Увы, мистер Уизерс, но, столкнувшись с автоматизацией и поняв ее принципы, мы кое-что поняли и о человеческом разуме. Человек есть не более, чем машина для осуществления выбора. Очень сложная, даже переусложненная, я бы сказал, но все же. Все наши чаяния, которые мы привыкли считать исконно-человеческими, духовные позывы, моральные стремления, все прочее, это не более чем реализация нашей возможности выбора. Знаете, как устроена рулетка? Такое колесо с цифрами, а по нему бегает крохотный шарик… Так вот, это модель человеческого разума в миниатюре. Конечно, у нас в голове все устроено на порядок сложнее, но принцип тот же.
— Но мы способны мыслить, — неуверенно сказал Герти, — Разве не это делает человека человеком? Мы можем размышлять, делать выводы, анализировать, чувствовать, наконец…
— Ну, чувства-то тут не играют никакой роли, это всего лишь контуры восприятия. Что же до мышления, это тоже перманентный процесс выбора из неисчислимого множества вариантов, направляемый нашими биологическими особенностями. Каждую миллисекунду времени мы делаем множество выборов, сами того не замечая.
— Для того, чтоб сделать выбор, достаточно подкинуть монетку. Не хотите же вы сравнить…
Мистер Коллуотер молча достал монетку, потертый медный пенс. Он подкинул ее один раз, и монетка прыгнула к окну. Мистер Коллуотер поднял ее и подбросил еще раз. Звенящий медный кружок шлепнулся ему на ладонь.
— Решка, — сказал он, поглядев на нее.