— А что тебе в моей рыбе не так?
— Не годится рыба, — просто сказал Герти.
Обволакивающий взгляд Бойла теперь был устремлен прямо на него. Герти опять чуть не вырвало, как в подвале, потому что взгляд этот, лучистый и умиротворенный, был смертью в ее чистом, не дистиллированном, проявлении. Он обещал мучения и пытки, каждый стон которых будет вобран чужими ушами, как нота модной увертюры. Он обещал гибель, страшную, тяжелую, гадкую. «А ведь у него тоже рыбьи глаза, — вдруг сообразил Герти, — Вот отчего они кажутся такими спокойными. И верно, точно рыба пялится в душу…»
— Чем тебе не угодила моя рыба?
— Сама рыба хороша. Вполне свежа. Разделана даже верно, что не так часто бывает. Но сразу видно, что готовить ее здесь никто толком не умеет. И сервируете как вздумается. Куда это годится? Вы же убиваете весь ее дух, всю ее соль. Никчемный перевод хорошего продукта, вот что это. То же самое, что топить камин хорошим табаком или заправлять выдержанным виски лампу.
Бойл медленно провел пальцами по бороде, стряхивая чешую. Крутясь, как листья чудного подводного дерева, та полетела на грязный пол.
— Интересно говоришь, моллюск зубастый. Только вот не пойму я тебя, значит. Что еще значит, готовить не умеет? Как ее еще прикажешь готовить? Есть рыба вареная, есть жаренная, есть копченая и сушеная. Может, тебе известно, как еще рыбу приготовить можно? Откуда же такие мудрецы ко мне в гости являются?
— Мне известно, — твердо сказал Герти, чувствуя, как дрожат поджилки, — Более того, я знаю десятки, а то и сотни способов приготовить рыбу. Вы просто не понимаете, что с ней делать. Обращаетесь с ней, как дикари. Вареная, жареная… Тьфу. Слушать тошно. Расскажи я в Европе о том, как вы готовите рыбу, там решили бы, что в Новом Бангоре живут сплошь дикари!
— Так ты, значит, к нам из Европы пожаловал?
— Да. Но жил я не только там. Был на Суматре, Лабрадоре и Мальте, был в Сиаме и Эквадоре. Был даже на Камчатке.
— И везде так неуважительно относился к уважаемым людям и их заведениям?..
Бритва перестала скользить, упершись в верхнюю губу Герти.
— Я везде изучал рыбную кухню. Способы приготовления рыбы. И могу без ложной скромности сказать, что добился в этом определенных успехов. Я знаю, как сделать рыбу особенной. Не такой, как вы едите. Гораздо, гораздо лучше.
Герти почувствовал, что здесь надо замолчать. Ощутил интуитивно. Замолчать, пусть даже ледяная бритва впилась бы в кожу. Опытный рыбак знает, что умение правильно подсекать — не последнее дело, но и наживку надо уметь забрасывать.
Наживка была возле Бойла. Странная наживка, ни на что не похожая, причудливая. Бойл мог покрутить носом с видом капризной рыбы, и отвернуться. Герти знал, что в этом случае спустя секунду его губы шлепнулись бы на грязный пол вслед за чешуей. Но мог он и заинтересоваться. Рыбы, как правило, весьма любопытны. Именно это их и губит.
— Стой, Омас!
Бритва, поколебавшись, спустилась к подбородку Герти.
— Что ты там говорил про рыбу?
— Я могу сделать ее лучше, — сказал Герти, машинально облизнув губы и с удовольствием ощущая их частью своего тела, — Намного лучше. Я знаю особые рецепты. С какими продуктами подавать рыбу, с какими специями и соусами. Рыба сама по себе скучна и быстро надоедает. Но есть способы, которые позволяют раскрыть ее вкус. У каждого сорта рыбы непременно есть свои достоинства. Только круглые дураки не знают этого. Пробовать рыбу без всего этого то же самое, что грызть холодный ростбиф без горчицы. Потому-то я здесь и оказался. Я задался целью изучить рыбную кухню Полинезии, и вот… Этот господин — Муан, мой помощник и ассистент.
— Выглядит он так, будто всю жизнь помогал отрывать людям головы, — проворчал кто-то из свиты, но одного взгляда Бойла оказалось достаточно для того, чтоб голос прервался.
— Изучая рыбную кухню, я бываю в самых загадочных и опасных уголках мира, — вдохновенно врал Герти, — Разумеется, мне нужен подходящий помощник. Смею заверить, что сюда мы зашли исключительно для того, чтоб узнать побольше о здешних рецептах. И были очень, очень обескуражены, мистер Бойл. Сама природа Полинезии благоволит рыбной кухни, ведь здесь водится неисчислимое количество сортов рыбы! Однако, как мы обнаружили, здесь есть рыба, но здесь нет того, кто умеет ее готовить. Очень прискорбно, очень жалко. Поэтому господин Щука по милости своей согласился показать нам сорта рыбы, которыми располагает его кухня. Возможно, это было чересчур дерзко с его стороны, поэтому прошу простить его. Заверяю, нами двигало лишь любопытство.
Бойл слушал молча, время от времени рассеянно кивая. Он выглядел, как человек, слушающий малоинтересную ему новость, что-то о Канале кайзера Вильгельма. Но Герти чувствовал, как напряглась и завибрировала невидимая леска. Рыба приняла наживку. Пока еще осторожно, не спеша глотать. Это было хорошо. Но этого было мало. Рыбе недостаточно принять наживку, надо сделать так, чтоб рыбе эта наживка понравилась. Чтоб она заглотила ее целиком, а не отщипнула от нее кроху.
— Много булькает, — рявкнул один из головорезов, одноглазый, с длинными седыми волосами, сальными, как половая тряпка в пабе, — Что-то не похоже, чтоб он в рыбе толком понимал. На нем даже чешуи нет. И он нас учить будет? Рыба ему наша не по нраву? Я смотрю, он совсем снасти попутал, мормышкосос! Замочить его! На дно!..
Бойлу достаточно было поднять руку, чтоб тот сделался нем, как рыба.
— Оставь, Имоти. Значит, ты у нас большой специалист по рыбе?
Герти с достоинством склонил голову.
— Смею полагать, лучший на этом острове. А может, и во всей Полинезии.
— Ну а заложил-то тебя кто? Писулина чья?
— Этого не знаю. Но мало ли ядовитых языков в Скрэпси?
— Тогда у тебя есть выбор, зубастый, — медленно произнес Бойл, — Ты покажешь мне, что умеешь. А мы посмотрим, малёк ты краснопёрый или и в самом деле чего-то стоишь. Пузыри пускать каждый умеет, сам понимаешь. Что тебе нужно?
«Билет, — подумал Герти, — Билет с этого проклятого острова. И еще хотел бы наблюдать за тем, как он уходит под воду, стоя на верхней палубе».
— Печь. Хорошая печь с хорошим углем. Фунт свежего лосося. Имбирный корень. Оливковое масло лучшего сорта. Один лайм. Унцию соевого соуса. Немного чесноку. И час времени.
— Щука, принеси ему все это. Время пошло. И знаешь, что, зубастый, — Бойл приблизил к нему свое рыхлое лицо с мягко светящимися самоцветами глаз, — Лучше бы ты меня не разочаровал.
???Он уложился в пятьдесят четыре минуты.
Под конец каждая минута казалась ему куском раскаленного угля, скатывающимся по мокрой от пота спине. Герти никогда прежде не готовил глазированного лосося с имбирем, лишь читал походя рецепт в какой-то поваренной книге, да и тот толком не помнил. Отчего именно лосось с имбирем первым возник в памяти? Герти постарался убрать этот вопрос в дальний угол полки с накопившимися вопросами. Когда-нибудь эта полка переполнится, но сейчас было не до того…
Щука, все еще трясущийся, обеспечил ему кухню, закуток за стойкой, где можно было кое-как расположиться, и предоставил все заказанные ингредиенты. Оливковое масло оказалось мутным, будто его сцедили из работающего двигателя, а лосось, несомненно, был свежим, но где-то дня два назад. Несмотря на это, Герти надеялся на то, что у него удастся состряпать что-то съедобное. Разумеется, на кулинарный шедевр он не рассчитывал. Однако люди, склонные поедать рыбу исключительно в вареном, жареном или копченом виде, могут найти вкус даже незатейливого рыбного блюда достаточно интересным. Собственно говоря, только на это Герти и полагался.
Потому что больше полагаться было не на что.
Он приготовил маринад, смешав соевый соус с натертым имбирем, чесноком и сахаром. Смесь вышла не очень аппетитная, но вполне пикантная, а большего сейчас и не требовалось. Герти тщательно пропитал мясо лосося, поймав себя на том, что касается рыбы с величайшей осторожностью, как если бы ставил химические опыты с цианистым калием. Залитую маринадом рыбу стоило бы поставить в ледник на час или два, но Герти знал, что столько времени у него нет. Ограничился получасом.
Бойл со своими подручными-рыбоедами неотлучно находился здесь же. За манипуляциями Герти они наблюдали молча, и от этого молчания пальцы Герти делались неловкими, деревянными, как у юного пианиста на первом концерте. Впрочем, за все время не прозвучало ни единого замечания, раздавалось лишь сосредоточенное сопение. Герти заметил, что наблюдают за ним с явным неодобрением. Судя по всему, собравшиеся здесь люди не понимали, зачем нужно портить хорошую рыбу, да еще и столь затейливым способом. В их глазах приготовления Герти выглядели едва ли не святотатством.
Щука разжег печку и стал поддерживать постоянный жар, а Герти, вооружившись плошкой, время от времени поливал скворчащее на противне мясо маринадом. Как ни странно, все шло поразительно удачно, как для первого опыта. Мясо не разваливалось, не пригорало, не распространяло неприятного запаха. Совсем напротив, оно покрывалось аппетитной и упругой розовой корочкой, а пахло так, что даже мрачные головорезы Бойла стали беспокойно шевелить своими не единожды переломанными носами. Что же до Герти, его передергивало при одной мысли о том, что этого лосося можно употребить в пищу. Слишком свежи были воспоминания о том, как его сущность плескалась в бездонном море, лавируя между водорослей и пуская пузыри.
И о том, как ворочался в своем новом ложе Стиверс.
— Готово, — сказал Герти через силу, водружая глазированного лосося с имбирем на единственное относительно чистое фарфоровое блюдо, найденное Щукой, — Приятного аппетита, джентльмены. Не глотайте сразу, еще горячая.
Рыбу он разрезал сам, ровно на семь частей — по числу находящихся в притоне людей за вычетом их с Муаном. Но Бойл не спешил подцепить вилкой кусок.
— А ты сам? — спросил он, пристально разглядывая лосося, — Разве ты не хочешь отведать собственной стряпни?
— Н-нет, — спасибо, — улыбнулся Герти, чувствуя, как у каждого волоска на его голове отрастает ледяной корешок.
Глаза Бойла медленно поднялись на него.
— Брезгуешь, значит? Или боишься?
— Вовсе нет, — поспешил сказать Герти, — Я никогда не пробую то, что готовлю. Такой у нас, специалистов по рыбной кухне, принцип.
— Ну да?
— Если я буду пробовать все, что приготовил, у меня через два дня прорежутся жабры.
Шутка была сочтена уместной, рыбоеды захохотали. Даже Бойл улыбнулся.
— Ладно, рискнем отведать твоей кухни, зубастый. Стоять! — слишком много вилок и рук потянулось одновременно к исходящему аппетитным паром куску лососины, — Без спешки, а то на наживку пущу. Вы двое есть не будете. Просто стойте и смотрите. И пушки держите под плавником, значит. Если с нами чего случится не то… В общем, позаботьтесь о наших гостях. Ты ведь не против, специалист по рыбной кухне?
— Я? Нет. Отнюдь нет, — Герти едва не застонал. План его, похоже, не удался лишь в самом малой своей части, но и этого хватило, чтобы непоправимо нарушить его ход, — Угощайтесь.
Через полминуты блюдо было пустым. Рыбу сперва ели осторожно, пробуя на зуб, как причудливый и даже подозрительный плод. Но настороженность почти мгновенно сменилась алчностью. Герти слышал, как хрустели тонкие лососевые кости, перемалываемые желтыми зубами головорезов.
Сам Бойл подавал им пример, только ел аккуратнее, с видом прирожденного гурмэ[102] промакивая лоснящиеся жиром губы салфеткой. Кажется, он и в самом деле понимал толк в рыбе. Не прошло и минуты, как его прихватило. Герти, наблюдавший за едоками, заметил это сразу же. Взгляд Бойла сделался еще более затуманенным, чем обычно, челюсти стали двигаться медленно и неритмично. Под конец он и вовсе замер в полной неподвижности прямо над блюдом, уставившись невидящим взглядом в стену. В схожих позах застыли и его головорезы.
Паралич. Наркотический сон. Безумный транс, в котором человек воображает себя рыбой.
Удивительно быстро их проняло. Герти вспомнил свою собственную рыбную трапезу. Его швырнуло в мысленный океан через добрых полчаса после того, как он отведал злосчастной корюшки. Может, мясо корюшки обладает менее выраженным эффектом, чем лососина? Или все дело в температурной обработке? Он не был уверен в том, что хочет разбираться в подобных нюансах. Откровенно говоря, единственное, в чем он был полностью уверен, так это в том, что хочет оказаться снаружи, выскользнуть из притона незаметной серой рыбкой.
Но он сразу понял, что сбыться этому не суждено. Те двое, которых Бойл оставил на страже, отнеслись к своему поручению со всей серьезностью. По крайней мере, стволы их револьверов уверенно глядели на Герти и Муана, ни на миг не отворачивая в сторону. Замышлять побег при таких обстоятельствах было бы чистым безумием. Герти вовсе не был уверен в том, что сумеет выхватить револьвер так быстро, как делают это, судя по слухам, шерифы в Новом Свете. Что же до Муана, его вообще не приходилось брать в расчет. Чертовы табу! И почему он не сообразил допросить своего помощника-референта в первый же день? Понадеялся на внешность, будто не зная, что нет ничего обманчивее внешности. Поделом тебе, горе-полковник…
Оставалось ждать. И Герти ждал.
Это походило на затянутую пытку. Бойл и его люди оставались без движения несколько часов. Глаза их, потерявшие всякое подобие человеческого выражения, сделались окнами в душу, с которых кто-то снял ставни и занавески. Только вот и души их в этот момент были пусты, как свежеокрашенные комнаты, в которых нет пока даже мебели. Не люди — пустые аквариумы, заполненные непонятной прозрачной жижей. Жуткая это была картина, и Герти вынужден был созерцать ее бесконечно долго, пока Бойл плескался в видимом только ему одному океане.
Когда он вынырнул, время приближалось к рассвету. Над покосившимися крышами Скрэпси вставало солнце, тоже выглядящее захватанным, потертым, будто бы на ночь кто-то спрятал его в грязный чулан. Бойл захрипел, судорожно дергая губами, заново привыкая дышать ртом, а не жабрами.
— Хопу пару, … — выдохнул он по-маорийски, вращая слезящимися глазами, — Селедочные потроха! Что за дьявольскую смесь ты изготовил, приятель?
— Вам понравилось? — осторожно спросил Герти.
— Понравилось?.. Клянусь сушеным хеком, я плавал так, как никогда в жизни! Ох ты ж черт… И это с обычного лосося? Ну, значит… Ох. Как называется эта штука?
— Лосось мудрости[103], — ответил Герти первое, что пришло в голову.
Что ж, не самое дурное название для рыбного блюда, даже остроумное. Надо будет взять на заметку, на тот случай, если после полковника он станет метрдотелем или держателем ресторанчика рыбной кухни…
Бойл оторвал свое грузное тело от стойки, расправил захрустевшие члены, почесал бороду. От бороды вновь отделилось несколько грязно-перламутровых чешуек и Герти только сейчас сообразил, что чешуйки эти попали в бороду Бойла не случайно. Собственно, они туда вовсе не попадали. Они там возникали.
— Как тебя зовут? — спросил Бойл.
Интересно, подумалось Герти, какой ответ больше пришелся бы ему по душе — «Гилберт Уинтерблоссом, деловод» или «полковник Уизерс, служащий Канцелярии»?..
— Накер[104], — Герти кашлянул в кулак, — Иктор Накер.
— Интересная ты рыба, Накер, — сказал, прищурившись, Бойл, — Значит, поплаваешь пока с моим косяком, а там видно будет. Говоришь, знаешь много таких штук?
— О да, более чем достаточно.
— Дюжину?
— Больше.
— Две?
— Еще больше.
— Это хорошо, — Бойл удовлетворенно кивнул, глаза светились мягким подводным свечением, — Мне нужны такие штуки. И моему заведению. С этого момента, значит, назначаю тебя главным здешним куховаром. Заместо Щуки. Тот пусть в полотеры идет. Всем ясно?
Приходящие в себя головорезы заворчали, выражая то ли одобрение, то ли поддержку.
— Наружу ни ногой, понял, Накер? Нечего тебе на улице делать. Здесь Скрэпси, место худое, одни острые рифы, живо пузо себе порежешь… Сиди здесь и стряпай, а все условия я тебе обеспечу, как в лучшем ресторане Айронглоу! Только, значит, помощнику твоему пока доверия нету, и рожа у него подозрительная. Нет, мочить его не стану, цени, Накер. Пусть пока в подвале поживет, со Стиверсом. Теперь он не твоя забота. И вообще все на свете не твоя забота. Только стряпай каждый день, да рецепты записывай. На бумажку, значит. И жизнь твоя будет вкуснее соленой икры.
Герти через его плечо покосился на дверь. Она располагалась в паре десятков футов, но в то же время была недосягаема, как мифический Яскон[105].
«Отлично, — подумал Герти, тщетно пытаясь улыбнуться, — Я был клерком, я был полковником, я был бродягой. Теперь, значит, я стал поваром в наркотическом притоне. Мог бы я рассчитывать на подобную карьеру в Лондоне?..»
— Буду счастлив вам помочь, мистер Бойл, — заверил он, — Вам и вашему заведению.
Улыбка Бойла, узкая и длинная, походила на лезвие филейного ножа, которым потрошат рыбу.
— Будешь, — сказал Бойл, глядя ему в глаза, — Непременно будешь.
???Для Герти потянулась новая жизнь, и жизнь эта показалась ему слизкой и бесконечной, как хвост какой-то водной змеи.
Может, Бойл и не очень хорошо разбирался в рыбе, но за заведением своим он следил, а за персоналом и того больше. С того самого дня Герти ни разу не удавалось оказаться ближе чем на два фута к двери, но даже если бы он преодолел этот роковой интервал, то уперся бы лицом в зияющее дуло уже знакомой ему лупары. Достаточно широкое для того, чтоб породить эхо его последнего крика.
Бойл очень рачительно распоряжался своим имуществом, будь то столы, керосиновые лампы или новый повар рыбной кухни. Теперь к этому имуществу относился и сам Герти.
Помимо громилы с ружьем, проводящего по двадцать часов в сутки возле двери, точно гвардеец у королевских покоев, было еще трое, сменявшие друг друга. Глаз с Герти они не спускали, даже в тех случаях, когда ему требовалось отлучиться в нужник. От этого постоянного внимания, причем не замаскированного, а самого откровенного и пристального, жизнь стала делаться невыносимой. А ведь у нее теперь было множество других граней, не менее отвратительных.
Каждый вечер, едва лишь над Новым Бангором начинали сгущаться сумерки, принося с собой духоту и краткое освобождение от палящего солнца, в притон начинали стягиваться люди. Герти хотелось верить в то, что это люди, хотя глаза то и дело подсказывали ему обратное. В прорехах грязных плащей посетителей он то и дело замечал посиневшую кожу, расслаивающуюся на симметричные продолговатые пятна, первооснову будущей чешуи. У многих выпадали зубы и, если сперва это не казалось Герти странным (изучив немного жизнь Скрэпси, он удивлялся тому, что кто-то сумел сохранить свои зубы хотя бы до совершеннолетия), то потом он стал замечать, что в деснах у активных едоков начинают резаться новые, совсем уже не человеческие, тонкие и мелкие.