Надо будет как-нибудь взять почитать. Надеюсь, это не советы типа «убейте свою хозяйку и оденьтесь в ее платье».
Издательство «Феликс». Интересно, они вообще в курсе, кто их целевая аудитория?
Я нашла Славу в детской. Она купала в огромном тазу артемовские машинки. Я с интересом посмотрела на нее. И с подозрением. «Деловая стерва».
Слава бросила машинки и отправилась жарить мне шницели из молодой капусты.
Я попросила ее сервировать на улице. Хотя солнца уже не было.
К шницелям она приготовила изысканный соус. Что-то чесночное на сметанной основе. И с базиликом. Сто процентов — «Кулинарная книга стервы».
10
…делай что хочешь, но пять минут выбирай себе белье
Я сидела в кабинете психолога в отвратительном настроении. Депрессия, которая однажды пустила корни в моем сознании, теперь разрослась буйными цветами. Черными. И колючими.
Я не смогла найти Машку после Анжелиного дня рождения, и мне пришлось приехать сюда самой.
Психолог была крашеной блондинкой с шанелевской сумкой на подоконнике.
«Аферистка, наверное», — подумала я.
Она принимала в обшарпанном кабинете полуподвального помещения.
Когда я зашла, она беседовала с Горой. Я кивнула ей, как кивали завучи в нашей школе, когда заходили в класс посреди урока.
— Возможно, это потому, что у тебя давно не было мужчины, — сказала психолог запросто, словно они с Горой ходили в один детский сад.
— Почему давно? Пять дней назад был, — возразила Гора без всякого хвастовства. Надо отдать ей должное.
— Значит, ты не можешь себя почувствовать женщиной даже во время близости?
— Не в этом дело…
Я почувствовала себя лишней. Хотелось извиниться и выйти. Самое интересное, что они обе не обращали на меня никакого внимания. Как будто я была пустым местом. По-моему, я даже ущипнула себя, чтобы убедиться в том, что существую.
— А в чем?
— Меня никто никогда не носил на руках. Один мужчина однажды попробовал перенести меня через лужу, как в кино, но мы рухнули с ним вместе в эту же лужу.
Глаза психолога были серьезны, без напускного сострадания. Вот молодец.
Я представила себе Гору, лежащую поперек лужи. И под ней — отчаянный храбрец, каких много ходит по нашей земле.
— Почему ты ушла из спорта?
— У меня вывих плеча. При любом ударе оно выпадает из суставов. И приходится вправлять.
— Это было для тебя проблемой?
— Нет. Проблемы начались после. Когда я оказалась самой высокой из всех, кто меня окружал.
Бедная Гора. Мне даже стало ее жалко, уж лучше быть маленькой. Лилипуткой. Наверное. По крайней мере, они могут встать на цыпочки.
— Тебе надо побольше сконцентрироваться на себе и поменьше — на окружающей действительности. Вот, например. На тебе какого цвета трусы сейчас?
Гора задумалась.
Я тоже. Вспомнила. Черные с красным кружевом. Я держала их секунду в руке и прикидывала, будут ли они просвечивать сквозь юбку?
— Белые, — уверенно сказала Гора.
— Почему?
Гора растерялась. Даже в первый раз взглянула на меня. Словно я могла рассказать ей, почему она в белых трусах пришла к психологу. Словно к психологу надо обязательно ходить в зеленых — цвета травки и релаксации. Не в смысле травки, а в смысле травы. Газона.
— Потому что все они у тебя белые? — бесстрастно спросила психолог, и было непонятно: хорошо это или плохо.
— Да нет. Просто они одни сохли на батарее, я и взяла их. Чтобы в шкаф не лезть.
Я представила себе батарею, на которой сохли белые трусы Горы. Огромные, с домиком.
Я такие в «Рамсторе» видела. Представила себе эту батарею в моей гостиной. Ужас.
— Вот тебе задание. Каждое утро ты должна три минуты уделять выбору белья. Через пару дней увеличить время до пяти минут. Примеряй, снимай, смотри на себя в зеркало, делай что хочешь, но пять минут выбирай себе белье.
Гора послушно кивнула.
— Когда ты научишься тратить на выбор белья минут по десять, все остальные проблемы покажутся тебе незначительными.
Я не могла понять, издевается она или говорит серьезно.
Гора взяла ручку и на маленьком листочке записала: «5 минут. Лучше — 10».
— Кстати, ты никогда не пробовала перенести своего мужчину через лужу?
Гора недоуменно посмотрела на психолога.
— Попробуй, — кивнула та, — думаю, тебе это понравится.
— А какое вы напишете для меня заключение?
— А как ты сама считаешь?
Гора на минуту задумалась. Потом уверенно произнесла:
— Закомплексованная. Но исполнительная.
— Еще?
— Дикая. Но надежная.
— Вот так я и напишу.
Мне она понравилась. Гора. Вернее, они обе. До этого я имела очень слабые представления о работе психологов и психотерапевтов. И то со слов моей подруги Насти. В десятом классе она в очередной раз поссорилась с мамой. И попыталась отравиться. Наглоталась, по-моему, седуксена.
Мама вызвала «скорую». «Скорая» сказала, что в таких случаях они обязаны везти девочку в психиатрическую больницу. Был конец перестройки. Но уже тогда давали взятки. Настина мама не дала. Настю увезли. Лечили в основном сульфой. Я увидела ее через месяц, из окна такси, ковыляющую по нашей улице. Я выбежала ей навстречу. Она говорила медленно и ни о чем.
Только пару раз ухмыльнулась озорно и лукаво — так, как только она умела. Как будто дважды в непроницаемой маске образовались трещинки.
Я привела Настю домой. На диване лежал журнал. То ли «Пионер», то ли какой там был? Не помню уже. Настя села, машинально открыла журнал. В нем была напечатана повесть. Про войну. Неплохая повесть. Я помню, мне нравилась.
По ней еще фильм сняли. Настя начала плакать.
Горько и безудержно. Я никогда не забуду ее мокрое от слез лицо.
Оказывается, им в психиатрической с 16.00 до 17.00 обязательно читали отрывок оттуда.
И они все должны были коллективно плакать.
Сработал рефлекс — прочитав несколько знакомых строк, Настя расплакалась.
Вот такое лечение. Маме, кстати, пришлось выкупать в психдиспансере ее личное дело, чтобы Настя могла поступить в институт. Туда психов раньше не брали. Не знаю, как сейчас.
Гора диктовала психологу какие-то свои анкетные данные, и я подумала, может, спросить ее про мои страхи? И подавленное состояние?
Не посоветует ли она и мне трусы мерить?
Я мысленно представила этот разговор.
«Вы знаете, меня по утрам мучают страхи. Я боюсь непонятно чего. Это, наверное, депрессия. Может, мне таблетки какие-то попить?»
«Давно это у вас началось?»
«Да нет, может, пару месяцев…»
«Что этому предшествовало?»
«Да ничего».
«Страхи проходят?»
«Да».
«Когда? После чего?»
«После того, как я понюхаю кокаин».
Ведь действительно. Может, вообще эта депрессия из-за кокаина?
Я вдруг очень ясно осознала, что так оно и есть.
Замкнутый круг.
Я сама себе психолог. Надо поменьше нюхать.
***Тамара не вышла на работу. Я позвонила ей домой.
— Я не смогла… — промямлила она в трубку.
— А завтра сможете? — спросила я так, как спрашивают душевнобольных: мягко и заранее подготовившись к тому, что ответ может быть неадекватен.
Тамара была моей домработницей два года.
У меня к ней, в общем-то, претензий не было.
— Да, смогу, — ответила она неуверенно.
— Я вас жду.
Не перевозить же мне Славу с дачи?
Надеюсь, она завтра выйдет.
Громко хлопнула входная дверь. Она у нас по-другому не может закрываться.
Рома, наверное. Явился. Я схватила первую попавшуюся губку и принялась самозабвенно тереть кухонный шкаф.
Рома застыл в дверном проеме.
Я сдула с лица прядь волос. Так Тамара всегда делала.
Терла шкафчик, не обращая внимания на Рому. «Знай наших!»
Его молчание я отнесла к восторгу по поводу моей домовитости.
— Нам надо поговорить, — произнес Рома.
Я натирала полки, не поворачивая к мужу голову. «Обиженная и оскорбленная жена за домашней работой».
— Оля!
Он редко называл меня по имени. Наверное, совсем стыдно стало, что он там гулял, а я тут дом драю. И сейчас еще еду ему буду готовить. И — что еще? Точно: стирать его вещи. И гладить. И?…
С собакой гулять! Стоп. У нас нет собаки.
Я обиженно молчала.
— Да брось ты эту тряпку! — взорвался Рома. — Ты все равно не умеешь ничего мыть! Сейчас разобьешь еще что-нибудь…
Я опешила.
Оценив ситуацию, бросила губку в раковину.
Достала сигареты.
— Что?
— В Монако есть клиника, она специализируется на наркоманах. Я думаю, тебе…
— Что-о? — протянула я возмущенно.
— Не перебивай, пожалуйста. Дослушай. Я думаю, тебе надо туда поехать. Ты сама не замечаешь, что уже давно перегнула с этим палку. Я не говорю про наши отношения, подумай о себе.
— Это бред. Ты затеял этот разговор, чтобы не объяснять, где ты шлялся три дня.
— Это бред. Ты затеял этот разговор, чтобы не объяснять, где ты шлялся три дня.
— Оля, подумай об Артеме. То, что у него был перитонит, и эти спайки потом…
— Об Артеме? — закричала я. — А ты часто думаешь об Артеме? Ты забыл его поздравить с именинами! Хотя моя мама позвонила тебе, напомнила! А родительское собрание? Ты приехал? А он ждал! Тебя это волновало? Ты когда с ним последний раз в кино ходил?
Рома вышел. Я бежала за ним по квартире, продолжая свою обличительную речь.
Через несколько минут я иссякла.
— Что? Молчишь? Тебе нечего сказать?
— Просто с тобой стало невозможно разговаривать. Ты сразу начинаешь кричать.
— А где ты был эти три дня? — снова закричала я.
— А ты где ночевала вчера?
— Я была на дне рождения. У Анжелы!
— Ты не заметила, что уже давно ходишь на дни рождения одна?
— Рома, чего ты хочешь?
— Уже ничего. Я ухожу.
— Куда? — В моем голосе не было испуга. Скорее издевка.
— Сначала в гостиницу. А там посмотрим.
— У тебя появились лишние деньги? На гостиницу?
— Попроси Тамару собрать мои вещи. Я пришлю за ними водителя.
— Убирайся! Пожалуйста! И сам проси Тамару о чем хочешь! Я не собираюсь опускаться до такого позора!
— Ты понятия не имеешь, что такое позор.
— У тебя девка!
— Если тебе от этого легче.
Я замерла на секунду. А потом кожа на голове как будто бы отделилась от черепа. Наверное, это то, что называется «волосы зашевелились».
Я подскочила к Роме в два прыжка.
Я давно этого не делала. Руку надо слегка расслабить.
Рома получил отличную пощечину.
Я замахнулась для второй, но он схватил меня за запястье.
— Успокойся. У меня никого нет.
— Пошел вон отсюда!
Он думает, что это он уходит? Это я его выгоняю!
— Ты не представляешь, как ты меня достала.
Рома вышел.
Эта была первая грубость, которую он мне когда-либо сказал.
Я села на диван. Щелкнула пультом телевизора. «Достала».
Может, я и вправду его достала?
Я подумала о том, что от меня ушел муж. Хм.
По идее, я должна плакать, рыдать и царапать лицо.
У меня было ощущение проигранной партии.
Реванш — впереди.
Куда он уйдет? И зачем? Чтобы меня повоспитывать? Он же хотел, чтобы я поехала в Монако.
Если только у него нет девицы.
Без девицы никто из мужчин никуда сам не уходит. По крайней мере, никто из моих знакомых не смог довести мужа настолько, чтобы он просто так все бросил и ушел в гостиницу.
Мысль о девице показалась мне абсурдной. Говорят, жены всегда все чувствуют. Я ничего не чувствовала.
Если только проститутка какая-нибудь.
Но Рома слишком хорошо воспитан, чтобы бросить семью ради проститутки.
Надо что-то делать. Что?
Я позвонила Кате.
— Меня муж бросил, — сообщила я, с интересом ожидая реакции.
Хотя, конечно, такой я не ожидала.
— Да? — Без всякого удивления.
— Такое впечатление, что я сообщила тебе, что ела яичницу на завтрак. Из двух яиц.
— Ну, вообще-то этого можно было ожидать.
— Можно было ожидать, что меня бросит Рома? — возмутилась я.
— Ну, вообще-то да. Все-таки у вас были такие свободные отношения в последнее время. Мужики этого не любят.
— Кать, я не понимаю: ты собираешься меня жалеть?
— Хочешь, я к тебе приеду? — опомнилась моя подруга.
С чего я взяла, что она — моя подруга?
— Нет. Не хочу.
— А что ты делаешь?
— Кухню мою. У меня домработница не вышла.
— А.
И опять она не удивилась. Как будто я каждый день что-нибудь мою.
Я обошла всю квартиру по кругу. В голове была какая-то каша.
Достала из книжного шкафа пудреницу. На самом деле это была не пудреница. Это была стилизованная под пудреницу коробочка из-под клеточного крема Yves Rocher. Очень хороший крем. У них и у Cell Cosmet.
На самом деле это была даже не коробочка из-под крема. Это было мое ИЗ.
С кокаином каши в голове не бывает.
Я залезла в кровать и тихонечко всплакнула.
Пожалуй, лучше поехать к Анжеле.
***В «Елисеевском» я взяла две бутылки Chardonnay и подошла к кассе.
— Две тысячи двести восемьдесят, — объявила приветливая кассирша в форменной косынке.
Я положила карту, любуясь лепниной на потолке.
— Не проходит.
— Попробуйте еще раз, — равнодушно посоветовала я ей, не отрывая взгляда от замысловатого узора.
— Нет.
Я посмотрела на кассиршу. Ее улыбка показалась мне насмешливой.
— Позвоните в банк, — бросила я высокомерно.
В банк мне пришлось позвонить самой. Я заметно нервничала. Я решила, что Рома перекрыл мне карту. Конечно, он вряд ли на такое способен, но мне рассказывали, что мужчина, когда уходит, становится совершенно другим.
Оказывается, я превысила в этом месяце лимит.
Это из-за «Колеса Фортуны», конечно. И кокоджанго.
Его всегда не хватает.
Было только двадцатое число.
Я чувствовала злость и растерянность одновременно. В сумке лежало 500 рублей.
Я гордо купила несколько бутылок пива.
Роме звонить не буду. Не дождется. Одолжу деньги у Анжелы.
Анжела сидела на барном стуле у себя в кухне и разговаривала с папой по телефону.
— Нет, мама была здесь с дизайнером час назад, они выбирали для меня занавески… Не знаю…
Анжела скорчила для меня смешную рожицу, которая должна была означать: «Извини, я через минуту освобожусь — папа».
— Нет, нам иногда выписывают счета на одно имя… нет, просто это удобно… нас в этом SPA все знают… что значит «часто»?
Анжела театрально закатила глаза. Я сочувственно улыбнулась.
— Ну конечно, я могу сказать по процедурам, кто что брал. У нас все-таки возраст разный и разные процедуры… Нет, не обязательно, что у мамы они дороже…
Я села напротив, машинально взяла из вазы конфету.
— Ну, в общем-то, какие-то дороже… но какие-то, может… у меня…
Анжела сделала из указательного и среднего пальцев вилку и поднесла ее к горлу.
— Да нет, все SPA одинаковые по ценам, а это открыли наши знакомые, мы знаем, что там мастера хорошие… Пока. Целую.
— Ужас. — Она вздохнула. — Мы чего-то с мамой в этом месяце в SPA разошлись, там ему счет какой-то баснословный пришел. Чуть ли не двадцатка.
— Да ты что? Двадцать тысяч долларов?
— Да там дорого, реально! У Ленчиков! А что делать? И мама уехала, мне самой пришлось расхлебывать.
— Ужас, — согласилась я.
— А я думаю: что это они нам дисконтную карту сами принесли, на блюдечке с голубой каемочкой.
— Я тоже лимит превысила.
— И что? На стопе?
— Да. — Я вздохнула.
— Ну, скажешь Роме, он же не оставит тебя без денег?
— Он ушел от меня.
Анжела внимательно посмотрела мне в глаза.
— Да ладно?
— Да. Сказал, за вещами завтра пришлет.
— Ничего себе. У него что, кто-нибудь есть?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Вряд ли.
— Переживаешь?
— Ага.
— Сегодня день какой-то ужасный. — Анжела достала из холодильника открытую бутылку вина, проигнорировав мой Heineken. — И у Машки что-то там…
— Что?
Анжела на секунду задумалась, внимательно посмотрела на меня.
— У нее тоже, кстати, финансовые проблемы.
— Да?
— И она, по-моему, на герыч перешла. — Анжела многозначительно вздохнула.
— Да ладно?
Мне много раз предлагали попробовать героин. Я отказывалась. Мне казалось, героин — это уже наркомания.
— Она у меня уже неделю деньги стреляет. Как будто я их печатаю. Знаешь, у меня папа тоже вон какие скандалы устраивает… А мне еще на отдых у него просить.
— Ты куда хочешь?
— На июль — в Монако. А там посмотрим.
— Я, может, с тобой в Монако поеду.
— Давай!
Я не знаю, зачем я сказала про Монако. Ни в какое Монако я не собираюсь.
***Мы везли Артема в аэропорт. Я даже волновалась. Все-таки в первый раз один — за границу.
Он летел «Британскими авиалиниями». На регистрации билетов ему на шею повесили сумочку с документами. Стюардесса профессионально улыбнулась.
— Не волнуйтесь. Я взяла его за руку и отпущу только тогда, когда он окажется пристегнутым в кресле. — Так я перевела ее превосходный английский.
Рома пожал сыну руку:
— Звони. И не грусти там, учи английский.
Я обняла его:
— Познакомишься с кем-нибудь. Заведешь друзей. А как только захочешь по-русски поболтать — сразу звони мне. Или папе.
У Артема был такой вид, словно ему не терпится поскорее попрощаться с нами. Он поглядывал на стюардессу как на свою собственность и с великодушной улыбкой извинялся перед ней за своих сентиментальных родителей.
Мы провожали их взглядом, пока они не скрылись за линией таможенного контроля.
— Она могла бы и помочь ему нести рюкзак, — недовольно проговорила я.
— Это не входит в систему британского воспитания, — ответил Рома.
Он приехал домой вчера вечером, когда бабушка привезла Артема с дачи.