С раннего детства Михаил чувствовал призвание к воинской службе и не мыслил себе никакой иной карьеры. Он занимался верховой ездой, упражнялся с гантелями и очень любил бороться потому что солдат должен быть сильным и выносливым. Он запоем читал книги по русской военной истории и отлично знал обо всех сражениях, обожал Петра Великого, Суворова, Скобелева. Когда в имение приезжал дядя, бывший сначала юнкером, а потом ставший офицером, Михаил тотчас же завладевал его вниманием и уговаривал рассказывать героические истории про войну.
Но настоящим кумиром маленького Миши был двоюродный дед, бывший генерал.
«Я всегда смотрел на него с восторгом и с уважением, слушая его рассказы о сражениях, – рассказывал Михаил Николаевич. – Дед это заметил и раз, посадив меня к себе на колени – мне было тогда лет семь-восемь, спросил: „Ну, Мишук, а кем ты хочешь быть?” – „Генералом”, – не задумываясь, ответил я. „Ишь ты! – рассмеялся он. – Да ты у нас прямо Бонапарт – сразу в генералы метишь”. И с тех пор дед, когда приезжал к нам, спрашивал: „Ну, Бонапарт, как дела?” С его легкой руки меня дома и прозвали Бонапартом… В Бонапарты я, конечно, не метил, а генералом, сознаюсь, мне очень хотелось стать».
В 1904 году Михаил поступил в 1-ю Пензенскую гимназию. Несмотря на хорошие способности, учился он довольно скверно. Он хорошо успевал по иностранным языкам, очень любил астрономию, но оценки по другим предметам оставляли желать лучшего. А совсем плохо обстояло дело с изучением Закона Божьего. Николай Николаевич не верил в Бога и не заботился о том, чтобы воспитать религиозность в детях. Но если все они были к религии просто равнодушны, то Михаил проявлял какой-то воинственный атеизм, придумывая достаточно злые антирелигиозные истории и шутки, за что ему даже порой доставалось от матери. А уж в гимназии такое поведение могло стать по-настоящему серьезной проблемой. На уроках Закона Божьего Михаил вел себя слишком вольно, за что бывал удален из класса, преподаватель часто жаловался на него педсовету. А однажды выяснилось, что за все пять лет учебы Тухачевский ни разу не исповедовался и не причащался, что было вопиющим безобразием. Дело грозило вылиться в скандал и отчисление. Николая Николаевича вызвали в гимназию и потребовали должным образом воздействовать на сына. Проблема была улажена. Но репутация Михаила в гимназии продолжала оставаться скверной. Учился он все хуже и четвертый класс закончил из рук вон плохо.
На вопросы родителей, в чем причина такого отношения к учебе, Михаил отвечал неизменно одно: учиться в гимназии ему скучно, он хочет стать военным и просит перевести его в кадетский корпус. Отец долго не соглашался на эти уговоры, но в конце концов отчаялся спорить с сыном. Правда, поставил условие: Михаил поступит в кадетское училище, только если следующие два года будет учиться в гимназии на «отлично». Репутация двоечника и хулигана не могла стать препятствием для этого – семья переезжала в Москву, и учиться теперь Михаилу предстояло в 10-й Московской гимназии, у него появилась возможность начать все с чистого листа.
Михаил обещал исправить учебу. И обещание сдержал, доказав серьезность своих намерений. В Московской гимназии он учился если и не отлично, то вполне хорошо, переходя из класса в класс с похвальными листами.
Он добился поставленной цели. Отец разрешил ему перевестись в военное училище. И последний седьмой класс Тухачевский отучился в 1-м Московском императрицы Екатерины II кадетском корпусе, сдав все экзамены на «отлично».
В этом же году умер его дед-генерал. Незадолго до смерти он попросил Михаила приехать к нему.
«Когда я приехал и вошел к нему, – рассказывал позже Тухачевский, – дед указал, чтобы я сел на край кровати, и, подняв уже с трудом свою длинную и костлявую руку, положил ее мне на плечо: „Ты мне пообещай три вещи, Мишук, – сказал он. – Первое – что ты окончишь училище фельдфебелем. Второе – что будешь умеренно пить. И третье – что окончишь Академию Генерального штаба. Постарайся выйти в Семеновский полк. В Семеновском служил с начала его основания, при Петре, наш предок Михаил Артамонович Тухачевский. Вон там, в бюро, в верхнем ящике его портрет-миниатюра, я его дарю тебе, ты на него и лицом похож…”»
Михаил почти исполнил завещание деда. Он действительно всегда очень умеренно пил и только хороший коньяк. Он поступил в Александровское военное училище, где учился на «отлично», с полной самоотдачей, и на последнем курсе был произведен в фельдфебели, а по окончании – в подпоручики. Как первый ученик он имел право выбрать любой полк для дальнейшего прохождения службы и выбрал – Семеновский. Только в Академию Генерального штаба Михаил поступить не успел – сначала помешала Первая мировая война, а потом революция. Но его последующая военная карьера была настолько блистательна, как дед и предположить бы не смог. Да и сам Михаил вряд ли предполагал, что достигнет таких высот…
3
12 июля 1914 года Тухачевский закончил училище и поступил в лейб-гвардии Семеновский полк. Перед началом службы он уехал в отпуск, домой в родовое имение, а 1 августа началась Первая мировая война.
Михаил тут же отправился на фронт. Воевал он храбро, был награжден всеми возможными орденами «от Анны IV степени до Владимира IV степени включительно». Мало кто из офицеров был удостоен такого количества наград за столь короткое время. Не успел он получить только последнюю уже практически обещанную ему награду – орден Георгия IV степени. Был ранен… А когда после выздоровления вернулся на фронт, попал в плен к немцам.
Со своим положением пленного Тухачевский не смирился, он четырежды пытался бежать – безуспешно. В конце концов как особо неисправимого беглеца его отправили в крепость Ингольштадт, где были более суровые условия, но и там он не оставил своих попыток. Тухачевский позже рассказывал Лидии Норд: «Сидевший со мной в плену в Ингольштадте французский офицер, когда я снова начал строить планы побега, сказал: „Вы, наверное, маньяк, неужели вам не довольно неудачных попыток…” Но неудачи первых побегов меня не обескуражили, и я готовился к новому. Немцев я ненавидел, как ненавидит дрессировщиков пойманный в клетку зверь…»
Упорство его было вознаграждено, последняя – пятая – попытка побега удалась. И после долгого, тяжелого пути через всю Европу Тухачевский наконец вернулся на родину. 16 октября 1917 года он приехал в Петроград, где явился для продолжения службы в запасной батальон Семеновского полка. Он получил отпуск для поправки здоровья, и уже дома во Вражском узнал о свершившейся Октябрьской революции…
Тухачевский симпатизировал большевикам, еще будучи в Ингольштадте. До пленников периодически, пусть и с опозданием, доходили газеты, и они знали обо всем, что происходит на родине: о Февральской революции, об отречении царя, об избрании для управления государством Временного правительства. Тухачевский переживал за судьбу России и, конечно, за судьбу русской армии. Он никогда не относился с особым почтением к царю и уж тем более не уважал Керенского, считая, что при его правлении Российская армия, которая и без того пребывала в плачевном состоянии, развалится окончательно. Большевики же, по его мнению, придерживались твердых позиций, которые ему импонировали. Их лозунги казались ему правильными: землю – крестьянам, заводы – рабочим, власть – народу. И теперь, когда большевики пришли к власти, Тухачевский с энтузиазмом, не задумываясь, перешел на их сторону. Он верил, что большевики смогут вернуть России былое величие и восстановить силу и мощь русской армии.
Большевики в свою очередь с удовольствием приняли в свои ряды Тухачевского. Хоть он и был из дворян, но придерживался прогрессивных взглядов, а еще у него были военный опыт и знания, так необходимые новому правительству и только начавшей формироваться Красной Армии. Все еще шла война, молодая Советская республика была в опасности, ее требовалось защитить любой ценой.
Для Тухачевского настал звездный час.
Бывший подпоручик в один миг стал во главе армии. В июне 1918 года Михаил Николаевич был направлен на самый опасный в тот момент для Советской власти Восточный фронт. Ему было в то время всего лишь двадцать пять лет.
4
По дороге на фронт Тухачевский приехал в Пензу, город, где прошло его детство. Он решил жениться на девушке, с которой когда-то дружил, в которую был влюблен и чувство к которой, видимо, бережно хранил все эти годы. Ее звали Маруся Игнатьева, она была дочерью машиниста пензенского депо. Когда-то они познакомились на гимназическом балу, а потом гуляли вместе, взявшись за руки, по узеньким старым улочкам Пензы и клялись друг другу в вечной любви и верности. Расставаясь, Маруся обещала ждать Михаила столько, сколько понадобится, а он – обещал приехать за ней как только сможет. Свои обещания оба сдержали.
Вряд ли молодые люди состояли в переписке – по крайней мере в последние годы это было бы весьма затруднительно, так что скорее всего Тухачевский появился на пороге возлюбленной весьма неожиданно. Решительный, мужественный, красивый молодой командарм, он выглядел просто неотразимым… Встреча была по-книжному романтичной. И даже если сердце Маруси успело остыть за прошедшие годы, то теперь любовь в нем вспыхнула с прежней силой, а может быть, даже еще сильнее.
На фронт они отправились вместе. Маруся повсюду сопровождала мужа. Впрочем, никаких лишений, обычно сопутствующих походной жизни, она не испытывала, и даже напротив. Командующему армией был выделен целый вагон в поезде, обустроенный без роскоши, но вполне комфортно, здесь он жил, здесь же был и его штаб. К тому же снабжение командиров Красной Армии продуктами было налажено в самом лучшем виде, тогда как в стране уже вовсю свирепствовал голод.
Но счастье супругов, увы, продолжалось недолго. Они были вместе неполных два года. Что именно послужило причиной разрыва и последовавшей за тем трагедии – неизвестно. Возможно, сложились разом несколько обстоятельств.
Маруся переживала за оставшихся в голодной Пензе родителей, и было естественным с ее стороны желание позаботиться о них. Отправляясь якобы просто навестить родных, втайне от мужа Маруся возила им продукты – мешки с мукой и консервы. Жену командарма никто не стал бы обыскивать как мешочницу, более того, для безопасности пути к ней всегда были приставлены двое красноармейцев. Конечно, долго продолжаться это не могло… О проступке жены командарма кто-то донес в Реввоенсовет фронта, и Тухачевскому было поставлено на вид неподобающее поведение его супруги.
Михаил Николаевич очень серьезно относился к своей карьере и не мог допустить таких промахов. У него уже было достаточно врагов, которые могли использовать любую оплошность для того, чтобы его уничтожить. Перед Советской властью он должен был оставаться безупречен.
Тухачевский поговорил с женой очень жестко и заявил ей, что больше не хочет ее видеть. Этого оказалось достаточно для развода, с которым в России теперь было просто.
Спустя некоторое время, вероятно, уверившись, что муж был вполне серьезен и между ними действительно все кончено, прямо в штабном вагоне Маруся застрелилась.
А Тухачевский даже не присутствовал на ее похоронах, поручив позаботиться обо всем своему адъютанту.
Исследователи жизни Михаила Николаевича высказывают разные предположения о том, что именно произошло между супругами. Борис Соколов пишет: «Недруги Тухачевского действительно писали в вышестоящие инстанции о мешках продовольствия, которые использовали для своих нужд командарм с супругой и его штаб, но это было задолго до прибытия четы Тухачевских в Смоленск и вряд ли могло послужить поводом для самоубийства Марии». Возможно, причиной разрыва и самоубийства могла быть самая банальная ревность. Ведь уже тогда Михаила Тухачевского окружало множество женщин, и все искали его внимания. И он совсем не скупился отзываться на это внимание…
Так или иначе, о кончине жены Тухачевский действительно не особенно переживал. Да и некогда было переживать – жизнь летела со скоростью несущегося на всех парах бронепоезда. Впереди были победоносные бои с чехословаками, с Колчаком и Деникиным, тяжелое поражение в войне с Польшей, противоборство интригам недругов и новая романтическая встреча, еще один бурный и скоротечный роман, красивый и трагический.
5
…Кем была эта девушка – никто из исследователей в точности выяснить не смог, подробности о ней мы знаем только из мемуаров Лидии Норд, которая прячет вторую жену Михаила Николаевича под вымышленным именем Лика. Возможно, под этим псевдонимом скрывается Нина Гриневич, но обстоятельства знакомства Тухачевского с ней были совсем другими, да и весь последующий жизненный путь совершенно не совпадает.
Другой претенденткой на роль Лики называют Амалию Протас, одно время тоже числившуюся в женах Тухачевского. В книге «Советская военная элита в политической борьбе 1920-х-1930-х годов» С. Минаков пишет: «В штабных документах Западного фронта 1922–1923 гг. числится Амалия Яковлевна Протас. Согласно „Списку сотрудниц женщин управлений и отделов Штазапа, Пузапа и Упвосозапа по состоянию на 1 августа 1923 года” „Протас Амалия Яковлевна – адъютант командующего Западным фронтом [т. е. М. Тухачевского], девица, образование среднее, беспартийная, место службы – вагон командующего. Убыла со службы 25 августа 1923 года”. Учитывая, что режим службы М. Тухачевского в должности командующего Западным фронтом в 1922–1924 гг. был в основном „на колесах” (постоянные разъезды по фронту, в командировки в Москву, Минск и др. города), он жил в своем служебном вагоне. Там же располагался и его штаб. А. Протас с 1922 г. в силу своего служебного положения сопровождала М. Тухачевского в его постоянных разъездах. В Смоленске М. Тухачевский, судя по графику его служебной деятельности, бывал сравнительно мало. Учитывая все вышесказанное о режиме службы М. Тухачевского, А. Протас являлась его „действительной женой”. Для „другой жены” в „хронотопе” жизнедеятельности М. Тухачевского просто не находилось места».
Казалось бы, все верно, но, учитывая свободные нравы, царящие среди высшего комсостава Красной Армии в то время, это последнее утверждение можно подвергнуть сомнению. Амалия Протас вполне могла быть «действительной» женой Тухачевского при наличии еще одной «действительной» жены. Одна ждала его дома, другая ездила с ним по фронту и в командировки, исполняя помимо прочих обязанности адъютанта. На то, что все было именно так, указывает рассказ Лидии Норд, который совершенно исключает возможность службы Лики в качестве адъютанта Тухачевского. К тому же роман Тухачевского с Ликой и начался и закончился до 1922 года. Так что, возможно, отношения с Амалией Протас были уже после их разрыва. И скорее всего, девушек действительно было две, или же Лидия Норд просто полностью сочинила эту романтическую историю. Но, казалось бы, зачем?…
«Неподалеку от Смоленска, где тогда находился штаб Тухачевского, в лесной чаще стоял большой деревянный двухэтажный дом. В нем жил лесничий „со своим выводком”, как говорили лесники. Выводок состоял из пяти молодых девушек. По существу, сам лесничий в этом изобилии девиц был неповинен. Их подбросили ему на попечение родители, дабы уберечь девушек от всех принесенных революцией бед, и они приходились ему родными и двоюродными племянницами. Лесничий и его жена действительно опекали весь „выводок”, как наседки. Время было тяжелое… Они сами случайно нашли приют в этом глухом уголке вздыбленной революцией страны. Правда, у лесничего был охранный мандат совслужащего и даже разрешение на ношение оружия, но все же жена зарыла все уцелевшие драгоценности, да и наиболее ценные вещи, под кормушкой в конюшне, где стояли принадлежавшие лесничеству лошади, и каждое утро протыкала тоненькой железной палкой землю, чтобы удостовериться – не выкопал ли их кто-нибудь».
Далее история действительно разворачивается как в женском романе. Однажды в лесничество случайно заехал командарм Тухачевский. Он разговорился с лесничим, тот пригласил его к обеду, за обедом Тухачевский и познакомился со спрятанными в глуши красавицами. С тех пор он навещал их достаточно часто. Супруга лесничего подозревала, что Михаилу Николаевичу пришлась по нраву одна из их воспитанниц, но некоторое время не догадывалась, какая именно. Как и полагается в романтической истории, больше всего командарму понравилась младшенькая из сестер – самая веселая и непосредственная.
«Если старшие племянницы все отличались красотой и… добрым нравом, – пишет Лидия Норд, – то у младшей и того, и другого сильно недоставало. И эстетические чувства Анны Михайловны (так звали жену лесничего) часто страдали от вида вечно растрепанных кос, синяков, ссадин и царапин на лице и руках младшей – следов ее бешеной скачки на лошади и лазания по деревьям».
Анна Михайловна с удивлением говорила мужу: «Ты можешь себе представить – он ведь увлекся Ликой! Я думала, он ездит ради Ани или Веры… Не понимаю… Ну что ему в ней понравилось?» Лесничий забеспокоился: «Она ведь совсем ребенок, он может вскружить ей голову. Надо придерживать ее теперь дома».
В самом деле, Лике в то время было всего шестнадцать…
Лике запретили появляться, когда Тухачевский приезжал в лесничество. Разумеется, тот не собирался оставлять дело на произвол судьбы и в один из приездов официально попросил руки Лики. Лесничий намеревался ответить отказом, по его мнению, Лика была еще слишком молода для замужества, но неожиданно на сторону влюбленного командарма встала Анна Михайловна, заявив, что ей самой было шестнадцать, когда она вышла замуж, и что решать свою судьбу может только сама Лика. Она предложила поговорить с ней, и Тухачевский сказал, что сделает это сам.