Следующим утром наш герой шагал на службу второй раз после отпуска. Здесь надо отметить, что жутковатое серое пятно в паховой области к тому времени отслоилось и сошло, сменившись гладкой розовой кожицей. Что касается крайне неудобной банки на боку, то Ковалев давно уже сменил ее плоской фляжкой, которую под формой было совершенно не заметно. Так что двигался он беспрепятственно, и даже бегать мог при необходимости.
Таковая необходимость настала быстрее, чем он предполагал. Метров за тридцать до главной резиденции клопинских милиционеров Ковалев обратил внимание на машину, остановившуюся возле парадного входа. Из черного «Мерседеса» вылез некто в форме полковника — небольшого росточка, с папкой-органайзером под мышкой. Вспорхнул по ступенькам и скрылся за дубовой дверью…
Он.
ОН!!!
Как Ковалев домчал до Управления — не запомнил. Никогда в жизни он так быстро не бегал. Влетел в холл, просвистел мимо дежурной части… На вахте его тормознули:
— Ты к кому, Ковалев?
— Да вот, тут… передо мной… кто это сейчас вошел?
Дежурный оскорбительно засмеялся и крикнул своим:
— Слышь, он спрашивает: кто только что вошел!
За пластмассовым стеклом тоже засмеялись.
— Андрюха, — взмолился Ковалев. — Ну, правда!
Сержант посерьезнел.
— Это, товарищ прапорщик, наш новый Главный. Новый начальник Управления. И я не советую тебе говорить о нем в таком тоне… Эй, Ковалев, что с тобой?
— Нашел…
— Чего-чего?
— Я его нашел! — заорал Ковалев.
Он чуть не умер от счастья.
…Надо встретиться и поговорить, понял он. Надо объясниться. Пора кончать с этим недоразумением.
Увы, пробиться на прием к новому Главному оказалось не так-то просто. По личным вопросам, да еще человеку со стороны — запись на четверг. Прием — всего два часа. Попадете, если успеете. Ковалев, правда, был не совсем со стороны и имел здесь изрядное количество знакомых, но, во-первых, все знакомые при одном упоминании о Новом начинали трястись (и чем выше чин, тем сильнее был их испуг), во-вторых, посмотрим правде в глаза, кто такой Ковалев? Прапор-вохровец, никто. С какой стати товарищу полковнику принимать каких-то там прапоров? Для служебных вопросов у Главного есть замы, для личных — два присутственных часа в четверг…
Плюнув на службу, рискуя получить выговор, наш герой долго болтался в коридоре чужого Управления, не выпуская из поля зрения стеклянную приемную начальника. И был вознагражден. Новый вышел и бодренько зашагал куда-то, листая на ходу папку; а следом за ним, как две тени, следовали два здоровенных омоновца.
Хозяин… — на секунду обмер Ковалев. Ноги его вдруг стали ватными. Из головы вымело все заготовленные фразы. Позвал слабым голосом:
— Товарищ полковник!
Хозяин услышал. Остановился, взглянул вопросительно. Милицейская форма смотрелась на Нем потрясающе органично: как будто не она для Него, а Он для нее был создан. «Ишь ты, каким гоголем ходит», — мелькнула неожиданная мысль.
Хозяин был прекрасен…
— Я знаю, я виноват, — заговорил Ковалев, сбиваясь. — Но, ей-богу, поверьте… Всей душой! Лишь о вашем благополучии пекусь, день и ночь о вас думаю…
— Не понимаю, — оглянулся начальник на своих омоновцев. Те придвинулись. — Изъясняйтесь внятней, товарищ прапорщик. О чьем благополучии печетесь?
— Так о вашем же! Вот вам крест! — в порыве искренних чувств Ковалев осенил себя крестным знамением.
— Вы верующий? — строго спросил начальник.
— Да, — ответил Ковалев и тут же испугался. Да-то да, но… Какой из него верующий? Как из сумоиста балерина. А Хозяин видит его насквозь — бесполезно казаться лучше, чем ты есть…
— Вера — это хорошо. Возвышает. Помогает смириться с потерями. Что вы, собственно, хотели? Только кратко и конкретно.
— Так ведь… вернулись бы вы. Без вас — и жизнь не жизнь.
— Вернуться?! — недобро сощурился Новый. — Это ваша личная просьба или мнение коллектива?
— Моя! — Ковалев истово ударил себя в грудь. — Моя просьба! Умоляю вас… умоляю…
— Меня поставили на это место, чтобы я выполнял свою работу. И ваша провокационная реплика ничего не изменит. Впредь я попрошу вас, молодой человек, — нет, настоятельно порекомендую, — не подходите ко мне и не беспокойте подобной ахинеей.
Хозяин проследовал дальше, а Ковалев остался, чувствуя себя оплеванным.
«Какой он у нас демократ… — полз из открытых дверей восхищенный шепоток. — Надо же, с простыми прапорами в коридоре разговаривает…»
…Подумаешь — Новый! Подумаешь — Главный!.. Ковалев злился, прокручивая в голове незадавшийся разговор. Будем считать, собеседники друг друга не услышали. Или Хозяин дал понять, что в услугах носителя более не нуждается? От этого предположения тисками сдавливало грудь, и злость отступала…
А ведь Хозяин не случайно заговорил про веру и про смирение! Это был намек. Дескать, иди в монастырь, Ковалев, одна тебе туда дорога, другой не дано, — только там, смирившись со своей бесполостью, обретешь ты покой… Не хочу в монастырь! — он даже вскочил со стула, удивив сослуживцев, сидевших в той же комнате.
Нужна еще попытка. Еще разговор. Но не в Управлении, а где-нибудь в неформальной обстановке. Где именно? Скажем, в церкви, коли уж речь зашла о вере… нет, чепуха. Ковалев никогда в церковь не ходил, так с какой стати Хозяину это делать? Всю жизнь они посещали одни и те же места. Кафе, стадион, бассейн, тренажерный зал, боулинг… Вот оно! — понял Ковалев. Боулинг-клуб. Сколько вечеров они там провели, восхищая публику страйками и заодно цепляя девочек, — не сосчитать. Хозяин не пропустит это место, непременно появится…
Тем же вечером наш герой приоделся и засел в боулинг-клубе. Не играл, просто тянул пиво за столиком. Компаньоны из бывшей его лиги подходили, зазывали к дорожкам, — он не соглашался, не то настроение было.
Он очень волновался.
Хозяин явился как раз к турниру. Причем, не один — в сопровождении все той же пары омоновцев, переодетых в штатское. Оформился у центральной стойки, сменил обувь. Вынул из локера, то есть личного шкафчика, собственный шар (!), и сразу — в игровую зону.
Спортивный костюмчик, как и прежде погоны, дьявольски шел Хозяину.
Ковалев сдержал первый порыв (бежать, лететь к Нему!), не повторил прошлой ошибки. Наблюдал, выжидая. Фрэйм за фрэймом Хозяин отрывался от остальных игроков, точно посылая шар фирменным полуроллером. Это был любимый бросок Ковалева — полуроллер. Ковалев смотрел, переполняясь гордостью, узнавая в Хозяине себя, и непроизвольно дергал конечностями, вовлеченный в Его движения. Пятью страйками подряд Хозяин закончил гейм. Вокруг визжали и восторженно хлопали в ладоши. Разгоряченный победитель поклонился с небрежностью, принял в награду от клуба бутылку коньяка (которую тотчас же отдал своим телохранителям) и направился к бару. На губах Его блуждала улыбка.
Ждать далее было ни к чему. Ковалев подошел и пугливо встал чуть поодаль.
— Товарищ полковник, я хотел попросить у вас прощения…
Телохранители грозно сомкнулись. Хозяин обернулся и успокаивающе похлопал их по спинам.
— Ах, опять вы, — молвил он устало. — Сударь мой, я начинаю думать, что вы меня преследуете.
— Видите ли, случилось недоразумение… — начал было Ковалев, приблизившись. Хозяин нетерпеливо перебил его:
— Да, явное недоразумение. И мне казалось, что мы справились с ним еще в прошлую нашу встречу.
Ковалев растерялся.
— Подождите… Ситуация, право, странная. Такой конфуз… вы — сами по себе, я — сам по себе… как это, зачем это?.. — он не нашелся, чем продолжить.
— Послушайте, прапорщик, мое терпение не безгранично. Не сочтите за оскорбление, но вы меня утомляете.
Ковалев вдруг упал на колени.
— Товарищ полковник! Ваше превосходительство! Ведь мы с вами — плоть от плоти! Одно целое, неделимое… Вспомните, как вам было хорошо, как мы вместе…
— Никогда мы не были вместе, — сказал Хозяин надменно. — Что за «делимое — неделимое»? Дроби мне тут выдумываете… И встаньте живо!
— Позвольте мне остаться с вами…
— Встаньте, я кому сказал! Хорошо… Вы что, хотите на меня работать?
— Я хочу служить вам!
— У меня уже есть, кому служить, — Он показал на омоновцев. Те были непроницаемы. — Так что прощайте, милостивый государь. Прощайте.
Подплыла высоченная тощая девица, вплотную приблизилась к миниатюрному начальнику Управления и томно произнесла:
— Твой баггер был великолепен.
— У меня найдется, чем тебя удивить и кроме баггеров, ма шери, — откликнулся тот, обнял девицу за талию и развернулся вместе с нею к бару.
Разговор был кончен. Одинокая слеза ползла по щеке Ковалева.
— Вы все равно вернетесь! — простонал он.
Разговор был кончен. Одинокая слеза ползла по щеке Ковалева.
— Вы все равно вернетесь! — простонал он.
— Убрать идиота, — махнул Хозяин пальчиками.
Телохранители оторвали Ковалева от пола, пронесли его через весь клуб к выходу, открыли дверь при помощи его же головы и бросили безвольное тело на газон.
Лежа лицом в собачьих экскрементах, наш герой понял: надежды нет.
…На этом, пожалуй, — точка в рассказе. Конец.
Оставим офицера Ковалева за решением проблемы — каким способом свести счеты с жизнью (табельное оружие, бритва с теплой ванной или балкон).
Оставим нового начальника Управления отдыхать после трудового дня.
Подведем краткий итог.
Женщина может вернуться к мужчине, если вновь захочет любви. Друг вернется, потому что простит и забудет. Даже непосредственный начальник, ушедший на повышение, имеет шанс провиниться, и его выпнут на прежнее место.
Но если от тебя уходит Хозяин — это навсегда.
— Как вам история? — поинтересовался господин Вяземский.
— Не люблю, когда плохо кончается, — честно ответил я.
— Ну, простите. Рассказываю, как умею…
Уже стемнело, если можно так выразиться. Солнце зашло, но это мало что изменило: видимость осталась прежней, лишь все вокруг стало серым, монохромным. Все, кроме горящего костра — единственного цветного пятна на берегу.
— С вашего позволения, — пробормотал господин Вяземский. Он достал упаковку с лекарством, вытряхнул на ладонь сразу две капсулы. Я успел рассмотреть название. Дорогостоящее гормональное средство.
— Пока вы заняты, не возражаете, если я схожу отолью? — спросил я его. — Слегка попачкаю ваш пляж.
— Бога ради, — отмахнулся он. — Пачкайте на здоровье.
Я встал и отошел от костра к одному из валунов. К тому самому, под которым мой агент спрятал оружие. Малую надобность справлять не стал — это был только предлог. Нашел закладку, разорвал полиэтилен, развернул тряпку. «Берета — M92F» с глушителем. Надежная машина для наемников всех специализаций. Пакет был обработан специальным составом, отпугивающим собак — чтобы Плес со Псковом не испортили игру раньше времени. У борзых, конечно, нюх совсем не тот, что у ищеек, но, как говорится, береженого Бог бережет.
Я возвратился к костру, пряча пистолет под ветровкой. Вяземский сладко потягивался.
— Хорошо посидели… — сказал он, вставая мне навстречу.
Решил, как видно, заканчивать пикник.
— Какой завод охранял этот ваш бедолага? — опередил я его. — Смешное такое название.
— Почему смешное? «Виктория, Шмид цигель». Кирпичное производство. Цигель — это кирпичи по-немецки.
— Цигель, цигель, ай-лю-лю. Конец цитаты, — сказал я и показал ему «Беретту».
Он на миг застыл.
— Звать охранников не советую, — весело продолжил я. — Первый выстрел — вам. Я успею, как вы понимаете. Что будет со мной дальше, вы уже не увидите.
— Значит, это вы, — он скривился. — Я ждал, что кто-то придет. Собственно, именно вас, наверное, и ждал… мой добрый «сосед».
— Сядьте.
Он остался стоять. Ладно, пусть потрепыхается, рыбка на берегу.
— Вы вот спросили меня, что я думаю по поводу вашей истории. Я отвечу. Думаю, она не закончена. Даже уверен. И с нетерпением жду продолжения.
— Неужели вы всерьез восприняли эту фантастическую притчу, которой я вас развлекал? — изобразил Вяземский удивление. — Еще скажите — поверили в нее! — он хихикнул.
— Неважно, во что я верю. Я внимательно вас слушаю. Рассказывайте.
— Может, вы и Гоголя в школе не читали? Повесть «Нос» — помните?
— Не помню. При чем здесь нос? «Гоголем», по вашим же словам, Ковалев своего «хозяина» именовал.
Я улыбнулся ему, разгоняя тоскливую серость. Пистолет я держал в кармане ветровки, но из руки не выпускал, — чтоб человек не расслаблялся. Я был совершенно спокоен.
— Вы правы, нос тут ни при чем. Говорят же вам — фантастика.
— Присаживайтесь, не стесняйтесь, — предложил я. — Или вам помочь, прострелить нижнюю конечность? Не беспокойтесь, у меня очень хороший глушитель. Оружие практически бесшумно.
— Стреляйте, мне все равно, — сказал он истерично. — А лучше совсем застрелите, избавьте страдальца от мучений!
— Вы настаиваете? Но ведь я вам не в голову выстрелю.
— В сердце? — догадался Вяземский. — Вы что, гуманист? Предпочитаете не портить жертве лицо?
— Нет, и не в сердце.
Он понял, куда я выстрелю. Это его, наконец, проняло.
Он сел.
Я — тоже.
Идиллия, второй акт.
— Рассказывайте, — приказал я.
…Иногда так случается, что персонажи вроде бы законченной истории оказываются сильнее авторского замысла. Их воля к жизни пробивает могильные плиты, под которыми погребены незадавшиеся судьбы. И тогда последняя точка в рассказе превращается в многоточие…
Наш герой заставил себя дожить до утра. И даже пошел утром на службу. Все-таки натура его была здоровой, несмотря на кажущийся душевный вывих (да и суицидальных проявлений в роду не отмечалось).
В голове его рождался план. Нет, с большой буквы — План. Если не удалось вернуть Хозяина прямым путем, вернем кривым, — думал Ковалев, переполняясь злой решимостью. Узнай кто-нибудь, что он замыслил — сказал бы: «Чистое безумие!» или просто покрутил бы пальцем у виска. Мы выразимся осторожнее: да, средства достижения цели несколько необычны. А насчет возможного успеха или неуспеха — посмотрим, посмотрим…
План обрастал подробностями, становясь рельефным, объемным, вполне реальным. План подарил Ковалеву новую надежду. И это главное.
Теперь Ковалев был готов на всё.
Для начала требовалось разбогатеть. Крупно. Причем, в максимально сжатые сроки — за полгода, за год, — и не шлепнуться при этом на нары. Легко сказать, правда? Хороша задачка для нищего прапора! Как богатеть, если у тебя нет ни стартового капитала, ни вообще сколько-нибудь пристойной суммы в кошельке? Ответ плавал на поверхности, как дерьмо в засорившемся унитазе. Первым шагом, вернее, шажком, могла быть только кража. Тупая, грубая, убогая кража.
Что охраняю — то имею, сказал гениальный писатель. Ковалев охранял кирпичный завод — крупнейший, кстати, в регионе. Как хороший командир, он знал все уловки контролеров, все дыры в защитном механизме. Защита была на редкость слабой. Заводу бы частников нанять, да кто ж им позволит? Управление вневедомственной охраны — такой зверь, который не потерпит конкурентов…
Цех № 15, где выпускали шамотный кирпич, стоял на отшибе, практически отдельно от завода. На двух концах цеха — две проходные. Через первую выезжали груженые товаром машины и входили сотрудники; вторая была только для машин — порожных, идущих под загрузку. Именно вторую проходную, точнее, «Пост 154», Ковалев и наметил для своей атаки. Важная отличительная особенность данного объекта состояла в том, что если все входы-выходы на ночь закрывались (б?льшая часть завода по ночам дремала), то этот въезд продолжал действовать. «Камазы» здесь ввозили глину и песок — круглосуточно.
А что такое пост 154? Это шлагбаум, который нужно бесконечно открывать и закрывать — для каждой долбаной машины. Плюс домик из кирпича и стекла, в котором сутки напролет мается горемыка-контролер. Прожектора, горящие в темное время суток. Две телекамеры, фиксирующие и сам шлагбаум, и подъезд к нему. Казалось бы, все продумано и учтено. Кроме того мелкого обстоятельства, что охранник на посту по ночам спит, плюнув на постылую и малооплачиваемую службу.
Спрашивается, как же можно спать, если «камаз», возящий глину, туда-сюда шныряет? Кто ему шлагбаум откроет? Очень просто: когда начинаются ночные ездки — оставляешь шлагбаум открытым, и пусть самосвал носится мимо поста, сколько хочет. С водителем есть договоренность: последний рейс он отмечает длинным гудком. Контролер на минуту просыпается, опускает шлагбаум и досыпает оставшееся время.
Что касается телекамер, то за экранами по ночам никто не сидел (да и не было их, экранов). Картинка всего-навсего писалась в компьютер, чтобы потом, в случае надобности, зам директора по режиму мог ее просмотреть.
Такая система. Просто чудо, что до сих пор не случилось ни одного серьезного ЧП.
Ковалев выбрал крайне удачную ночь. По вине заводского автопредприятия в цеху скопилось очень много кирпича. Буквально весь «задний дворик» (огороженная территория, примыкавшая к задней стене корпуса) был уставлен полными поддонами. Заезжай и грузи… Транспорт Ковалев организовал так: взял в долю своего же подчиненного, охранявшего заводской гараж. Мужик был интеллигентный, порядочный, — такому можно доверять. Далее, чтобы не попасться на сбыте, Ковалев заранее договорился с бизнесменом-одноклассником, строившим элитные коттеджи в зоне Павловск-Пушкин. Короче, все было продумано.