Ее молодая спутница, судя по виду, была сильно пьяна. Она неумело возилась с кальяном. То вставляла себе в рот серебряный мундштук, то с гримасой буквально выплевывала его. Команданте Че на ее груди как-то морщился, кривился. Было видно, что и ему кальян не по вкусу.
– Фаина, добрый вечер, я Катя. – Катя решила не медлить. Иначе надо было бы уйти, покинуть этот кальянный зал, не рассчитанный на посторонних.
– Доброй ночи, привет. – Фаина улыбнулась. Она тоже была под градусом, и от этого, наверное, так кротка.
– Фаина, я вас искала. Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно. – Катя хотела было сесть на кожаный пуф напротив, но…
Спутница Фаины внезапно сильным ударом ноги опрокинула пуф набок.
– Ты кто такая? – прошипела она сквозь зубы. – Ты чего сюда приперлась? Чего лезете? Не видите, тут занято.
– Аличка, радость моя, – Фаина взъерошила подруге светлые волосы, – ты что на девочек кидаешься, как…
– Как собака твоя? – Аля поднялась. (Позже Катя узнала, что имела дело в тот вечер с Алевтиной Ойцевой – так значились имя и фамилия фигурантки в рапортах наружного наблюдения.) – Собака, радость моя, не просто кидаться должна, а за горло сразу… за горло… – Она стиснула кулаки. – Чего надо, я спрашиваю?
– Я хотела бы поговорить с Фаиной. Желательно наедине. – Катя, хотя ей стало ой как неуютно, решила идти до конца.
– Ах, наедине? – Аля криво улыбнулась. – Ты что, недоразвитая, офигела, что ли? Мне, значит, вон, а ты останешься с ней? Радость моя, мне что, снова вон, как и в прошлый раз? – Она обернулась к Фаине.
– Нет, совсем нет, – та покачала головой.
– Ну, тогда вы пошли вон, – Аля грудью двинулась на подруг. – Вон отсюда, сучки!
– Да мы… Мы же просто хотели… Катя, ну объясни же, покажи этой ненормальной удостоверение! – Анфиса всплеснула руками.
Катя полезла было за «корочкой», но… Видимо, Аля истолковала ее жест по-своему. Она медленно извлекла из заднего кармана джинсов что-то. Щелкнула кнопка, и потрясенные Катя и Анфиса узрели в ее руке нож с выкидным лезвием.
– Порежу обеих к… матери, – прошипела Аля. – Иероглифы на лбу начерчу. Вон пошли! – Она истерически топнула ногой. – И подходить к Фаньке не смейте. И пялиться запрещаю! Моя она и только моя. Мы с ней повенчаны, сатана нас ночью венчал.
Она взмахнула лезвием, и Анфиса с визгом выволокла Катю вон из кальянного зала.
Внизу в «Королеве снега» тем временем зазвучал блюз. Вокруг шеста извивалась, как змея, тоненькая стриптизерша в короне из фальшивых алмазов.
– Она б нас там зарезала. – Анфиса дрожащими руками вставляла в рот сигарету. – Ну дура, ну дура… Совсем тронутая, а? А ты тоже, Катька, хороша. Идешь на задание служебное… ну это надо с собой брать.
– Что это? – Катя прислушивалась к голосам, доносившимся из кальянного зала.
– Пистолет, вот что. Дур ревнивых в чувство приводить.
– По-твоему, эта Аля приревновала к нам Фаину?
– А то что же? Конечно! Пырнула бы ножом, и привет, швы накладывайте. Мне однажды уже накладывали, больше я таких прелестей не хочу.
– Ваш джин, прошу, прошу, – неслышно подкравшийся официант, приветливо улыбаясь, салютовал им подносом с бокалами. – Выбирайте себе столик поудобнее, сейчас начнется «Город греха». Вы наше новое шоу еще не видели, нет?
Глава 19 ПИСТОЛЕТ, ФИНКА И НЕПОДТВЕРЖДЕННОЕ АЛИБИ
А наутро было ветрено и пасмурно. С северо-запада, как передал Гидрометцентр, на Москву и область двигался холодный фронт. Жару, духоту слизнула языком небесная корова. На горизонте плавали серые тучи, насквозь пропитанные балтийским дождем.
Непогода угнетала. А настроение и так было на нуле. Никита Колосов все утро провел в экспертно-криминалистическом управлении у баллистиков. Предметом исследований являлись три пули, извлеченные при вскрытии из трупа Голикова. И заключение по ним было готово.
Колосов забрал его в распечатке и на флэшке. И сейчас на компьютере сравнивал с заключением тех же самых экспертов-баллистиков по пуле и гильзе, обнаруженным на месте убийства в Больших Глинах.
«Тождественны» – это слово было выделено в заключении особо. И Колосов оценивал, чего этот вывод несет в себе больше – ясности или путаницы. Согласно данным экспертизы, адвокат Голиков был убит из пистолета «ТТ». Пистолета, значившегося в предыдущем заключении экспертизы под номером вторым. В Больших Глинах выстрелы производились с близкого расстояния из двух разных пистолетов «ТТ». И вывод экспертов был категоричен: все три пули, извлеченные из тела потерпевшего Голикова, тождественны пуле, извлеченной из брюшной полости потерпевшего Суслова – Аркаши Козырного, и отличны от пуль, извлеченных из его же черепа и из трупа второго потерпевшего Бойко-Арнольда. Это был тот самый пистолет «ТТ» № 2. Пистолет № 1 использован не был. Об этом же свидетельствовали и баллистические исследования стреляной гильзы – единственной, обнаруженной в Больших Глинах, этой гильзе ни одна из «голиковских» пуль не соответствовала.
Итак, этот самый пистолет № 2 связывал оба преступления между собой. Связывал гораздо теснее, чем непроясненные, до конца не проанализированные пока еще «цветочные» улики. Но дальше все снова тонуло в тумане.
Перед тем как ехать зависать у баллистиков, Колосов послал сотрудников отдела убийств в Афанасьевский переулок. Балмашов, Тихомиров и Марина Петровых были, по его мнению, теми свидетелями, которых следовало допросить в первую очередь. На их глазах погибший вместе с Фаиной Пеговой уезжал из Воронцова. (Это происходило на глазах самого Колосова и сотрудников оперативно-поискового отдела, занятых наблюдением, но нельзя же было допрашивать самих себя или ограничиваться только рапортами. Прокуратуре, все активнее игравшей свою роль в расследовании, требовались «сторонние очевидцы».)
Однако в магазине никого из свидетелей в это утро не оказалось. Продавщицы знали только, что Петровых на приеме у дантиста, а Тихомиров – с детьми на даче в подмосковном поселке Яковлево и вряд ли появится на работе. Где Балмашов, они и вовсе не знали. На их мобильные телефоны Никита намеренно звонить не хотел, чтобы раньше времени не насторожить фигурантов. Колосов связался с отделениями милиции, обслуживающими Троицкую Гору и Яковлево. В «яковлевском» разговаривал с местным участковым – весьма толковым и сведущим, а в Троицкое, интересовавшее его намного больше, даже послал двух своих коллег.
По логике вещей, по обычной логике, заниматься следовало, конечно, вовсе не флористами-компаньонами, а гражданкой Пеговой. Но допрос Фаины Колосов для себя оттягивал. Внутренне он пока еще не был готов к этому допросу, у него было крайне мало информации. И он надеялся получить ее от Балмашова или Тихомирова, хорошо знавших Фаину и покойного адвоката.
Известий он ждал с нетерпением, от них зависело многое. Но с Троицкой Горы вести пришли неутешительные: дом Балмашова закрыт, никакого движения на участке, машина во дворе отсутствует. Колосов попросил, чтобы сотрудники аккуратно порасспросили соседей – может, те что-то подскажут. Но и тут не повезло. «Дом обособленно стоит, Никита Михайлович. Балмашов с соседями-дачниками не контактирует, да и они им особо не интересуются. Мы обошли несколько участков, так никто из соседей толком сказать не может, были ли он и его жена дома сегодня, вчера и позавчера, когда уезжали, когда приезжали. Это ж не нынешний коттеджный муравейник, где все на виду, это старые дачи. Большие сады, глухие заборы».
Свои только огорчили, зато участковый, обслуживавший поселок Яковлево, слегка обнадежил. Он сам знал, кого из дачников и как расспрашивать, и выдал Колосову по телефону полный отчет: «Гражданин Тихомиров Сергей Геннадьевич действительно проживает с середины мая с семьей в поселке, снимает дачу у гражданки Мурашовой, пенсионерки, вдовы. В настоящее время находится на даче. По показаниям соседей Люницких, а также сторожа Бугрова, прошлую ночь на даче не ночевал, приехал на своей машине только около семи часов утра, что сторож Бугров может лично категорически подтвердить, так как видел его машину на дачной дороге».
Колосов отметил это у себя в блокноте особо: Тихомиров отсутствовал дома в ночь, когда произошло убийство Голикова. Возвращение на рассвете требовало объяснений. Этот факт, возможно, был самым обычным совпадением и ничего не решал, однако сбрасывать его со счетов – сейчас, при таком раскладе – Колосов не имел права.
Колосов все время возвращался мыслями к своей поездке в Воронцово. Вспоминал их – этих людей. Вспоминал Голикова – брюнета, щеголя на крутой тачке и… Пули совпали, пусть только «наполовину», а это означало, что отделить Голикова от Аркаши Козырного и Арнольда было уже нельзя. Невозможно было отделить. А к тому же еще эта эпатажная демонстрация, этот цветок в ножевой ране… Вот с ним все было пока глухо. Колосов не знал даже названия этого пластикового изделия. Искусственный крокус был отправлен на экспертизу. Туда же отправили и цветочный «вещдок» с трупа Голикова. Однако другими выводами, кроме того, что «оба изделия явно импортного производства», эксперты пока не разродились.
Тихомиров мог дать консультацию по вещдоку, мог рассказать и о самом потерпевшем, и о Фаине, и вообще обо всем остальном, что пока было для Колосова тайной за семью печатями. Если бы, конечно, захотел. Захотел помочь следствию. Как и его компаньон и друг – Андрей Балмашов.
О нем, именно о нем, думал Колосов по пути в Яковлево. Это было словно нарочно, непрошенно. Едва он вспоминал Воронцово и всех их, на первый план выходил именно Балмашов. Как он приехал, как вышел из «Мерседеса», как шел по аллее вместе с этой рыжей флористкой Мариной, как встретился взглядом с ним, с Колосовым. Его ловкие руки, собиравшие цветы в букет, так похожий на свадебный. «На свадебный? Вы заметили?», «Он очень любит свою мать…» Колосов словно вновь слышал его негромкий голос. Слышал и свой вопрос: «Вы были знакомы с гражданами Бойко и Сусловым?» – «Которых убили и по поводу которых вы сегодня приехали? Мне их фамилии ничего не говорят».
Ничего не говорят фамилии… Они были с Балмашовым одни в этой конторе, заставленной, заваленной цветами. Его руки справлялись с работой так умело, что ими хотелось любоваться. Подбирали цветок к цветку, безжалостно с хрустом обламывали стебли, удаляя лишнее, обрывали листья.
Он, Балмашов, тогда явно уходил от серьезного разговора. Нес какую-то чепуху. Даже стихи читал. Вроде свои про ту картину-гобелен… Поэт, флорист, надо же с кем довелось общаться. Да к тому же, кажется, и лжец, судя по той выдумке о нападении.
Не было никакого нападения. Он солгал. Точно солгал. Я не могу ошибиться. Я это видел, чувствовал. Этого не было, потому что я был там и не нашел никаких следов.
Колосов закурил. Все, баста. Хватит об этом типе. Лучше подумай, как раскрутить его дружка Тихомирова на разговор. На откровенный разговор, который на этом этапе расследования только и способен пролить свет на происходящее.
Поселок Яковлево был Колосову хорошо известен. Жили в нем люди среднего достатка, небогатые и некрутые. Сдавали дачи на лето тем, кто был способен платить. Два года назад здесь в реке нашли утопленника. Колосов выезжал – сначала думали, что криминалка. Потом, после экспертизы, оказалось, что обыкновенный несчастный случай: мужик перепил и полез купаться. Яковлево славилось рекой не меньше, чем Троицкая Гора своим озером.
У поселкового магазина Колосова ждал участковый. Указал дачу: вон по тому проулку пятый участок. Отчитался, козырнул. Колосов не стал его задерживать – и так помог, сделал все возможное.
Дачка оказалась так себе – деревянной, двухэтажной, самой рядовой подмосковной, каких тысячи. Колосов увидел на участке знакомый «Ниссан». Машина была намного дороже этой съемной «хижины» с застекленной крестиком верандой. «Балмашов виллу себе отгрохал, а что же этот-то отстал?» – подумал он о Тихомирове, открыл калитку и увидел его под яблоней за садовым столом. Тихомиров сидел к нему спиной. Он был в спортивном костюме и кроссовках, на плечи его была накинута старая замшевая куртка. Он что-то чинил – в руках у него был какой-то агрегат с длинным проводом, который он обрезал и зачищал ножом. Нож этот бросился Колосову в глаза: десантная финка с рукояткой, вырезанной из оленьего рога.
Подобные вещи изымались в качестве холодного оружия. И если бы Колосов сейчас только захотел, он бы смог…
Тихомиров, поглощенный работой, погруженный в свои мысли, его не замечал. Лицо у него было помятое, хмурое. Под глазами набрякли мешки. По сравнению с Балмашовым он выглядел просто, если не сказать плебейски. «Он говорил, что они с Балмашовым – друзья детства, – подумал Колосов, – да, так и бывает. Такое только в детстве возможно. Познакомься они в зрелом возрасте, вряд ли стали бы общаться, дружить. Уж слишком разные. Разные птицы, разного полета…»
– Сергей Геннадьевич, – окликнул он Тихомирова.
Но тут как раз налетел порыв ветра. С яблони сорвалась сухая ветка и упала под ноги.
Тихомиров действительно не сразу заметил нежданного гостя. И дело было не в починке поврежденного шнура стабилизатора напряжения, дело было в расстроенных нервах и неотвязной тревоге, терзавшей сердце. Причиной расстройств был утренний скандал с женой – в результате которого жена, хлопнув дверью, уехала с дачи к сестре, а он остался на пепелище с детьми и нянькой. Тревожил его и неожиданный – опять же утренний – звонок Флоранс. Прежде она никогда ему не звонила. Да и как она могла позвонить, когда не говорила по-русски, а он, кроме «тре бьен» и «комси-комса», во французском был практически ни бум-бум? И все же она позвонила ему на мобильный, задыхаясь, что-то быстро-быстро говорила. А когда он взмолился: «Флоранс, же не компран па!!» (Флоранс, я не понимаю!) – бросила трубку.
Как все это было не похоже на Флоранс. На бедняжку Флоранс – робкий призрак замка Шенонсо.
Когда Колосов окликнул Тихомирова, тот как раз вспоминал замок, парк, сады Медичи, мост-галерею. Вспоминал, как они шли с Балмашовым по сырой аллее, засыпанной осенней листвой. И будущее было так смутно, и даже не вырисовывались еще те перспективы, которые открылись впоследствии. Тихомиров вздохнул – ему было жаль того времени. Жаль, что оно прошло – и уже навсегда.
– Сергей Геннадьевич! – повторил Колосов громче.
Тихомиров вздрогнул, обернулся.
– Вы? Здесь? Вот черт… то есть я хотел сказать, доброе утро. Как же вы нашли? Что-то случилось?
– Случилось еще одно убийство. – Колосов сел рядом с ним на скамью.
В саду было неуютно, дуло со всех сторон. Внезапно дверь террасы со скрипом открылась, и на пороге показались женщина лет пятидесяти в брюках и теплой вязаной кофте и два мальчугана в курточках, одинаковые, как горошины.
– Ой, кто это к нам? – спросила женщина. – А я думала, Дарья Денисовна вернулась.
– Светлана, вы занимайтесь своими делами, это ко мне, – ответил Тихомиров.
– Если это насчет работы, пошабашить, то траву надо скосить. Дарья Денисовна ругалась: комаров полно, скосить надо обязательно. Косилка вон в сарае, пусть там возьмет.
– Света, и-ди-те, на ха-уз, – повторил Тихомиров, покосился на Колосова, усмехнулся, видимо, представив его в роли «косильщика лужаек». – Наша прекрасная нянька. Всюду нос сует, всеми командует.
– Я звонил в магазин, мне ваши сотрудницы сказали, что вы здесь, в поселке, на даче с семьей.
– Сегодня пришлось остаться. По семейным обстоятельствам. Так что же случилось? Вы сказали – убийство?
– Убит Голиков.
– Марат?! – Тихомиров привстал.
Тут дверь террасы снова распахнулась, и по ступенькам белочкой запрыгала девочка – тоже в курточке, но постарше близнецов-горошин. Побежала по дорожке прямо к ним.
– Папа!
– Саша, иди в дом, трава мокрая, ноги промочишь.
– Папа, что такое «инновация»? – тоненьким голоском совершенно серьезно спросила девочка.
– Сашка, потом, я занят. Где это ты услышала?
– По телевизору лысый дядя-министр сказал. Вот сейчас.
– После разберемся, я приду скоро.
Девчушка развернулась и юркнула в дом. Колосов, несмотря на то что начал про убийство, удержаться не мог.
– Дочка ваша? Ничего себе, вот это да.
– Любит всякие новые слова. Запоминает с лета. И чтобы все немедленно объяснили. В прошлый раз спросила меня, что такое «извращенец». Тоже по телику услышала в сериале. – Тихомиров посмотрел на Колосова. – Так что же… я не ослышался… Марат убит? Кем? Когда? За что?
– Пытаемся выяснить. Убийство произошло вчера ночью, труп обнаружили утром и довольно далеко.
– Его убили из-за машины? Ограбили?
– Машина цела. А что – только машина, по-вашему, могла быть причиной?
– Я не знаю, – Тихомиров покачал головой. – Настоящий у него был этот, как его… «бумер»… Новый, кажется, и года не ездил. За такие «бумера» сейчас как раз и…
– Его убили не из-за машины. И на ограбление это не похоже.
– Но как же это быть-то могло? Ведь только позавчера он… Да вы его видели у нас позавчера.
– Видел, оттого и приехал к вам первому.
– Ко мне? Поэтому меня и разыскали здесь, на даче? Вы что – меня в чем-то подозреваете?
– Мы выясняем обстоятельства, разбираемся. Но вообще-то это наводит на определенные мысли.
– Что это? – резко спросил Тихомиров.
– Ну как же? Третий уже по счету клиент вашей фирмы – покойник.
– Но мы-то тут при чем? Вы что, и тех двух… тех, про которых вы расспрашивали… Но… Но мы сами, точнее, Андрей сам обратился к вам, вы забыли? Мы же приезжали к вам по поводу нападения на него!
– Сергей Геннадьевич, погодите. Не волнуйтесь так. Успокойтесь. Это дело криком не решишь и не поправишь, только увязнешь глубже.
– Вы уже увязли в этом деле? – спросил Тихомиров.
– Третье убийство по счету, а вы как думали? И все трое ваши постоянные клиенты. Если не сказать больше – знакомые.
– Но те двое… они… они ж просто покупали у нас цветы. А Марат… он тоже покупал.
– Он был вашим адвокатом, защищал интересы вашей фирмы в суде.