На мгновение он засомневался, и его сердце сжалось от боли. Вспомнился практичный совет мисс Ли и презрение матери. Теперь Дженни предложила ему возможность отказаться от брака, и разве не лучше было бы ухватиться за нее?
Свобода маячила перед ним, и он торжествовал. Пара легких слов — и он сможет оставить позади ужасный кошмар и начать жизнь с чистого листа, теперь уже став мудрее и лучше. Но Дженни повернулась, и в ее прекрасных печальных глазах он увидел невероятное беспокойство. В тошнотворной муке ожидания она едва могла дышать. Ему не хватило сил сказать правду.
— Дженни, не мучай себя, — судорожно выдавил он. — Ты и меня мучаешь. Ты знаешь, что я тебя люблю и хочу на тебе жениться.
— Честно?
— Да.
Она глубоко вздохнула, и тяжелые слезы заструились по ее щекам. Какое-то время она молчала.
— Ты спас мне жизнь, Бэзил, — сказала она наконец. — Я решила, что если ты не захочешь на мне жениться, то я покончу с собой.
— Какую чушь ты несешь!
— Я говорю серьезно. Я не смогла бы это пережить. Уже все продумала: я дождалась бы темноты, а потом отправилась на мост.
— Я приложу все силы, чтобы стать тебе хорошим мужем, Дженни, — пообещал он.
Но когда Дженни удалилась, Бэзила, совершенно разбитого, охватил приступ неконтролируемой депрессии. Он вспомнил, как мисс Ли сравнила жизнь с игрой в шахматы, и теперь с горечью вспоминал каждый ход, который следовало сделать иначе. Снова и снова он думал, что если бы действовал по-другому, все могло завершиться хорошо. Но каждый раз в итоге партии выходило, что совершенно не важно, как поступить, все равно становилось ясно, насколько зловещие последствия его ждут. Ни один ход не поддавался исправлению, но в момент совершения почему-то представлялся незначительным. Сама игра была несправедлива, ибо ее суть постоянно скрывалась под маской тривиальности. А потом Бэзилу и вовсе показалось, как будто выбора никогда и не было, он чувствовал себя беспомощным во власти силы более великой, и судьба, обретшая раз в жизни явные и отвратительные очертания, руководила каждым его шагом, словно он был марионеткой. Теперь перед ним вырисовывалась мрачная и тоскливая жизнь, и даже ребенок, мысль о котором грела его больше всего, не мог его утешить.
— О, что же мне делать? — стонал он. — Что мне делать?
Он с содроганием вспомнил об угрозе Дженни совершить самоубийство и понял, что она смогла бы сделать это без колебаний. Его внезапно охватило желание так же покончить со всеми сомнениями и страданиями, но, стиснув зубы, он вскочил.
— Я не буду таким трусом! — дико завопил он. — Раз я расстелил постель, то должен в ней спать.
9
Через пару дней Бэзил женился, и когда Фрэнк, помогавший ему в ходе весьма неприятных процедур в муниципалитете, вернулся к себе, то увидел Реджи Бассетта, который удобно устроился в одном кресле, положив длинные ноги на другое. Рядом лежали сигареты Фрэнка и стоял стакан виски с содовой.
— Вижу, вы чувствуете себя как дома, мой друг.
— Я проходил мимо, и у меня не было никаких дел, так что я решил заглянуть. Моя мама считает, ваше общество положительно на меня влияет. Свадьба закончилась?
— Что вам об этом известно? — резко спросил Фрэнк.
— Больше, чем вы думаете, старина, — с ухмылкой ответил Реджи. — Мать сообщила мне, причем в назидательных целях. Она говорит, Кент женился на официантке, и это следствие того, что он вращался в дурной компании и ходил по пабам. Для чего он это сделал?
— На вашем месте я не совал бы нос в чужие дела, Реджи.
— Если все из-за того, что он обрюхатил ее, то он полный осел. Если бы я влип в подобную историю, то скорее устроил бы так, чтобы дамочка просто исчезла.
— Меня ждет работа, мой друг, — заявил Фрэнк. — С вашей стороны было бы лучше уйти.
— Ладно! Только я еще немного выпью, — сказал Реджи, подливая себе виски. — Собираюсь встретиться за чаем с миссис Кастиллион.
Фрэнк насторожился, но ничего не сказал. Реджи посмотрел на него, улыбнувшись с неимоверным самодовольством, и подмигнул:
— Неплохо я поработал, да? Учитывая, что мы знакомы всего две недели. Но с женщинами так и надо — быстрее брать их в оборот. Я заметил, что поразил ее еще на первой встрече, и приступил к решительным действиям. Я знал, что она нормальная женщина, и просто сообщил ей, чего хочу. И в самом деле, она оказалась дамой без предрассудков! Я пришел к выводу, что мне нравятся леди, Фрэнк. Не нужно ходить вокруг да около. Можно тут же браться за дело, не заботясь о проклятой высокой нравственности.
— Да вы философ, Реджи.
— Думаете, я издеваюсь, но это не так. Я прочту вам письмо, которое она мне написала. Кстати, я собираюсь дать ей ваш адрес на тот случай, если мать обо всем узнает.
— Если письма на ваше имя придут сюда, мой друг, они тут же вернутся к почтальону.
— Вы гнусный подлец, вам это никак не повредит, — сердито ответил Реджи. — Но если думаете, что это помешает ей писать мне, то ошибаетесь. Она не постыдилась бы отправлять письма и на адрес моего репетитора. Говорю же, я должен прочесть вам ее послание, оно довольно забавное.
Реджи вытащил из кармана письмо, и Фрэнк узнал крупный почерк миссис Кастиллион.
— А вам не кажется, что это непорядочно — показывать личные письма, которые вам написала женщина?
— Чушь! — воскликнул Реджи и рассмеялся. — Если она не хотела, чтобы кто-то их видел, нечего было писать.
С явной гордостью он зачитал отрывки из послания, которое не оставило бы никаких сомнений у председателя суда по бракоразводным делам по поводу того, какие отношения связывают счастливую пару. Любовь наивной женщины льстила самолюбию Реджи, и он находил удовольствие главным образом в том, чтобы хвастаться этим. Некоторые нежные выражения он произносил с особой экспрессией.
— «Ваша до конца дней», — закончил он. — Боже правый, какую чушь пишут женщины! И самое смешное, что это всегда одна и та же чушь. Но в ее искренности не возникает сомнений, правда? Она зашла так далеко, как только могла.
— Любезный юноша! — сказал Фрэнк. — А ваша мать знает, что вы водите дружбу с миссис Кастиллион?
— Еще бы! Сначала мать полагала, что она немного вульгарна, но потом заглянула в «Список поместного дворянства» и, обнаружив, что ее дедушка был лордом, решила: все в порядке. Моя мать в некотором роде страдает снобизмом, знаете ли. Ее домоправитель был в Сити, и она взяла себе в голову, что Кастиллионы пригласят нас к себе в Дорсетшир. Ей-богу, если это случится, я изрядно повеселюсь. — Реджи взглянул на часы. — Мне пора бежать, иначе я опоздаю на чай.
— Разве вам не надо заниматься?
— Надо, но занятия подождут. Видите ли, я не собираюсь на следующий экзамен. Мать дала мне денег на репетитора, а я их спустил, так что я скажу ей, что сдал. Все равно в конце концов все сложится как нельзя лучше.
— Разве это не жульничество?
— О чем вы? — удивленно спросил Реджи. — Она держит меня на чертовски коротком поводке, а мне нужно откуда-то брать деньги. Все так или иначе достанется мне, когда она отправится на тот свет, так что это не имеет никакого значения, как вы понимаете.
— А как насчет милой леди, с которой вы ужинали в субботу?
— О, я бросил ее. Я думаю, миссис Кастиллион обойдется мне намного дешевле. У нее полно денег, и будь я проклят, если пойму, почему мужчина всегда должен раскошеливаться на женщину.
— Мой мальчик, вы пытаетесь объединить два противоречащих понятия — любовь и бережливость.
Реджи отправился на Бонд-стрит и принялся бродить туда-сюда в ожидании миссис Кастиллион. Прождав полчаса, он разозлился и отнюдь не с радостным видом встретил свою даму, когда та наконец приехала.
— И долго вам пришлось ждать? — беспечно поинтересовалась она.
— Да, долго, — ответил он.
— Это вам только на пользу.
Она выпорхнула в кафе, и они заказали чай.
— Не могу есть эти пирожные, — заявила она. — Скажите, чтобы принесли другие.
Вторая тарелка также не пришлась ей по вкусу, и она потребовала третью.
— Думаю, первая партия была лучше всего, — заключила она в итоге.
— Могли бы и сразу съесть то, что дают, и не поднимать шум! — воскликнул Реджи, который был очень капризен, но не выносил привередливости в других.
— Этой женщине больше нечего делать, так почему мне не побеспокоить ее? И вела она себя в высшей степени нахально, я хотела бы пожаловаться на нее.
— Если вы это сделаете, я пойду и скажу, что она ни в чем не виновата.
— Это отвратительное место. Не понимаю, почему вы предложили встретиться здесь, придется съесть пару конфет, чтобы хоть как-то прийти в себя.
Осмотревшись, она заметила коробку с шоколадными конфетами, изысканно украшенную лентами и искусственными фиалками.
— Если вы это сделаете, я пойду и скажу, что она ни в чем не виновата.
— Это отвратительное место. Не понимаю, почему вы предложили встретиться здесь, придется съесть пару конфет, чтобы хоть как-то прийти в себя.
Осмотревшись, она заметила коробку с шоколадными конфетами, изысканно украшенную лентами и искусственными фиалками.
— Можете купить их мне. Я люблю конфеты, а вы?
— Я тоже, когда за них платит кто-то другой.
Она откинула голову и расхохоталась так громко, что все стали оборачиваться и смотреть на них. Реджи занервничал:
— На вашем месте я не устраивал бы спектакль. Посетители таращатся на вас.
— Ну и пусть! Дайте мне сигарету.
— Здесь нельзя курить.
— Почему нельзя? Вон та женщина курит.
— Да, но она могла бы вести себя более пристойно.
— Чепуха! Это леди Визард. Только ваши подруги с Пиккадилли вечно думают о соблюдении правил приличия. Они так боятся показаться не похожими на настоящих леди, что их всегда можно отличить по особой чопорности.
Миссис Кастиллион, напудренная и надушенная, была одета вычурно, но никто не мог обойти ее по части модных тенденций. И она выказала удивительную прозорливость, когда заявила, что свободные манеры отличают ее от лиц чрезмерно добродетельных. Она бросила взгляд через столик на леди Визард, одетую не менее интересно, но с величайшей тщательностью, присущей женщинам с сильным характером. Она сидела с молодым лордом де Капитом, и миссис Кастиллион рассказала Реджи о последнем скандале, разгоревшемся вокруг этой пары.
— Вы ведь знаете, что она мать мистера Кента? Кстати, это правда, что он женился на женщине с улицы?
— Да, — сказал Реджи. — Глупый осел!
Он живо поведал ей об интрижке все, что было известно ему. Непостижимо, каким образом подробнейшие новости о приключениях Бэзила распространились среди всех его друзей, когда только Фрэнк и мисс Ли, в высшей степени благонадежные люди, знали все обстоятельства.
— Послушайте, Реджи, вы пойдете со мной завтра в театр? Леди Паперли раздобыла ложу на «Красавицу из Петербурга» и попросила меня привести с собой кавалера.
— Я ваш кавалер? — спросил Реджи.
— А почему нет?
— Это звучит неимоверно вульгарно. Можно подумать, вы говорите о своем лакее.
В ответ миссис Кастиллион рассмеялась, причем невероятно громко, так что посетители кафе, к смущению Реджи, снова обернулись.
— Какой вы зануда! Это сказывается воспитание вашей мамочки? Знаете, она та еще старая развалина.
— Спасибо!
— Но я собираюсь пригласить ее в Джейстон на Рождество. Мы планируем устроить прием в загородном доме, и я хочу позвать мисс Ли и доктора Харрелла. Мне он не особенно нравится, но мисс Ли без него не поедет. Жаль, что она не моложе, правда? Тогда они могли бы говорить на философские темы с большей пользой. Ходят слухи, она обожает молодых мужчин. Интересно, что она с ними делает… Думаете, она была очень распутна в юности?
— Она сущая развратница, это я знаю наверняка, — ответил Реджи, вспомнив, как часто в школьные годы щедрая дама вкладывала ему в руку чаевые.
— Уверена, что-то здесь было нечисто, — рассудила миссис Кастиллион. — Не зря она так долго жила в Италии.
— Моя мать считает ее честнейшей женщиной из всех, кого она когда-либо знала.
— На вашем месте я не стала бы постоянно ссылаться на мнение матери, Реджи. Мне вполне хватает Пола, чтобы еще слушать ваши россказни. Полагаю, придется пригласить эту старую курицу на Рождество: она ужасна, но богата, как никто, к тому же прекрасно общается с вашей матерью. Пойдемте. Меня тошнит от этой дыры.
Когда Реджи попросил счет, он обнаружил, что коробка конфет стоила пятнадцать шиллингов, и, поскольку предпочитал тратить деньги исключительно на себя, остался не слишком доволен. Миссис Кастиллион ждал извозчик, и она предложила подвезти кавалера до Гросвенор-Гарденс, где ее ждали на чай.
— Я хорошо провела время, — сказала она, когда они приехали. — Дали бы вы извозчику пять шиллингов. До свидания, Реджи. Не опаздывайте завтра. Где мы поужинаем?
— Мне все равно, если это будет дешево, — сказал он, уныло протягивая извозчику пять шиллингов.
— О, я заплачу за ужин, — заявила миссис Кастиллион.
— Ладно, — ответил он, просветлев. — Тогда пойдемте в «Карлтон».
Миссис Кастиллион зашла в дом, а Реджи, ненавидевший ходить пешком, желая сэкономить деньги, с угрюмым видом побрел домой в Слоан-Гарденс. Фрэнк проявил величайшую мудрость, когда сказал, что любовь и бережливость редко идут рука об руку.
— Все это стоило мне больше фунта, — бормотал Реджи. — Я мог бы сводить Мэдж на ужин три раза за эти деньги, и будь я проклят, если бы она вела себя так вульгарно, как эта «женщина без предрассудков».
Но на следующий день они встретились в вестибюле «Карлтона» и отправились на ужин. Официант принес винную карту.
— Что будете пить? — спросил он.
— Что-нибудь шипучее.
Это полностью соответствовало желаниям Реджи, а поскольку он не собирался оплачивать ужин, то постарался заказать шампанское, которое нравилось ему больше всего и отнюдь не отличалось дешевизной. Он льстил себе, считая, что обладает изысканным вкусом, но пил спиртное с особенным удовольствием, поскольку цена была высока. Миссис Кастиллион, слишком сильно напудренная, как увядающая роза, которую в выгодном свете разместили в витрине, дабы ввести в заблуждение покупателя и убедить его в ее первой свежести, была в прекрасном расположении духа. Довольная своим видом, как и видом привлекательного юнца напротив, томная и чувственная, как пробуждающийся Адам кисти Микеланджело, она говорила очень быстро и чрезмерно громко. Настроение Реджи улучшалось по мере усиления действия алкоголя, и его сомнения относительно того, стоит ли заводить роман с женщиной высокого положения, вскоре развеялись. Глядя на ее великолепное дорогое платье, он ощущал дрожь и с удовлетворением ласкал взглядом бриллианты у нее на шее и в светлых волосах. Его переполняли новые ощущения, когда он ужинал с хорошо одетой богатой женщиной в ресторане, и он буквально раздувался от гордости, считая себя крайне удачливым ловеласом.
Передав что-то, он коснулся ее пальцев.
— Не надо, — сказала она. — Я от этого вся дрожу.
Видя, какое это производит впечатление, миссис Кастиллион использовала все свои приемы и уловки.
— Будь проклят театр! Жаль, что нам придется туда идти.
— Обязательно. Леди Паперли явится со своим спутником, а мы должны ее сопровождать.
Реджи доставляло удовольствие сидеть в одной ложе с титулованной особой, и он знал, что это порадует мать.
— Почему вашего мужа никак не сделают баронетом? — простодушно спросил он.
— Моя свекровь не желает раскошеливаться. Видишь ли, Пола вряд ли можно назвать гением, ему польстила бы приставка к имени, но в последнее время цены выросли, и за титул баронета нужно платить наличными.
У Реджи был зверский аппетит, и он с великой радостью сидел за столом весь этот долгий ужин. Когда принесли десерт, он закурил сигарету и вздохнул с глубочайшим удовлетворением.
— И все же говорят, что удовольствия интеллектуальные превыше удовольствий гастрономических, — вздохнул он.
Он остановил на миссис Кастиллион тяжелый взгляд, и, как у большинства мужчин, его сердце наполнилось любовью, сопровождающей приятный процесс усвоения пищи, и он одарил ее особенно сладострастной улыбкой:
— Послушайте, Грейс, думаете, вы могли бы улизнуть на выходные куда-нибудь?
— О, я не могу так рисковать. Это было бы слишком опасно.
— Только если мы не отправимся в какое-нибудь тихое местечко. Это было бы потрясающе!
Ее сердце забилось быстрее, и под этим прекрасным ленивым взглядом она ощутила приятную слабость. Его ладонь лежала на столе, большая, мягкая и гладкая, и при мысли о том, что он прикоснется к ней, ее охватило возбуждение.
— В следующем месяце Пол собирается поехать с выступлениями на север, — призналась она. — Это наш шанс, правда?
Риск завораживал ее, и симпатия к Реджи резко сменилась неистовой страстью, ради которой она была готова поставить на карту все, что угодно.
— Послушайте, у меня появилась мысль, — прошептала она, и ее глаза сверкнули. — Поедем в Рочестер. Помните, на днях Бэзил Кент рассказывал об этом месте? Я могла бы сказать, что хочу полюбоваться видом, или придумать что-то еще. Полагаю, это жуткая дыра и никто, кроме американцев, туда не ездит.
— Хорошо, — согласился он. — Это будет превосходно.
— А теперь нам пора. Попросите счет.
Миссис Кастиллион ощупала карманы, затем, откинув голову, визгливо рассмеялась.
— В чем дело?
— Я забыла кошелек. И все-таки придется платить вам. Вы не против?