— Обижаете, Варвара Глебовна, — зеркально вздохнул Тихий. И даже как-то смешно надул губы. — Какой спектакль? Я вас ужином от чистого сердца угостил. И подумал: вдруг, вы, тоже от чистого сердца, захотите пригласить меня на чашку… какао.
— Тихон, я тебе от чистого сердца говорю… — начала Варя запальчиво. А потом выдохнула. — Вот как есть говорю. Как на духу. После такого обалденного ужина я могу думать только об одном.
— И это не я, — проявил чудеса сообразительности Тихий. — И не какао.
— Это подушка. В данный момент я могу думать только о сне.
— Понял. Отстал.
Варя не поверила своим ушам и в такую скорую капитуляцию. И совершенно правильно сделала.
— В щечку хоть поцеловать можно, Варвара Глебовна? На прощание, так сказать?
— Можно, — неужели обойдемся малой кровью? — Только быстро.
— Прямо в первый раз меня просят это сделать быстро, — хмыкнул Тихон. — Обычно просят наоборот.
Варя хотела ответить, но не успела. Потому что ее поцеловали. В губы. Коротким, сухим и теплым поцелуем. Совершенно необоснованно ее взволновавшим.
— Тихий, это не щека!
— Да? Ну так мы Мед. Академий не кончали, анатомию не изучали.
— Тихон!
— Бывай, Варвара Глебовна. Я позвоню.
После чего обхватил ее шею своей здоровенной ладонью, наклонился и еще раз поцеловал — так же коротко и сухо, но уже в щеку. А потом развернулся и пошел. А Варя так и осталась стоять. С раскрытым, между прочим, ртом. И сонное состояние куда-то все развеялось.
У начала лестницы Тихон обернулся. Смерил ее каким-то странным взглядом — совершенно не поддающимся расшифровке.
— Передумала? Будет какао?
— Нет! — рассмеялась Варя, стряхивая оцепенение, и полезла в сумочку за ключами. Так под его взглядом и открыла дверь. И закрыла. Не оборачиваясь. Но знала, что он смотрит.
Уже перед сном Варвара сообразила две вещи.
Первое. Она не дала ему номер своего телефона. Впрочем, вряд ли для Тихона это станет сколь-нибудь существенной проблемой.
И второе. Она много чего ему рассказала. О работе, об отце, о матери, о брате. Кажется, будто говорила за сегодняшним ужином она одна — при том, что подобная болтливость была не очень-то Варе свойственна. А вот поди же ты — рассказывала. Потому что Тихон умел слушать. Смотрел внимательно, задавал по ходу правильные и к месту вопросы. Вот Варя и разговорилась — незаметно для себя. А о своем собеседнике Варя узнала только то, чем енисейский налим лучше всех прочих налимов. Даже название ресторана, принадлежащего Тину, не узнала.
Действие четвертое. На сцену выходят второстепенные персонажи со стороны Героя
Но и без этого Героиня медленно, но верно попадает под обаяния Героя. А кто бы мог подумать?..
Из авторской суфлерской будки, скептически: «А ну-ка, давайте, удивите меня!»
— Тишенька, здравствуй.
— Здравствуй, мама.
В трубке явственно вздохнули. В этом вздохе — и удовлетворение от короткого, но искреннего «мама», и сожаление, что слышится это слово чаще всего только по телефону. Но сегодня — не только по телефону.
— Тиша, мы c Лизой приедем сегодня в Москву — ей надо кое-что купить для школы, а у нас выбор, сам понимаешь, какой. Так, может быть…
— Во сколько приедете? Я встречу.
— Ой, да не надо! Мы дела свои сделаем, а потом бы встретились с тобой где…
— Во сколько. Вы. Приезжаете? — чуть ли не по слогам. — Или мне самому расписание смотреть и гадать, какой вы электричкой приедете?
В трубке еще раз вздохнули.
— Мам, а давай, я за вами сам приеду? Тут езды-то на машине меньше двух часов.
— Не надо, Тишенька, что ты, не надо! Мы сами доберемся!
— Ну да, — желчь все же разлилась. — Там же на трассе в начале города знак висит, поди. Тихону Тихому въезд в Коломну запрещен.
— Ну что ты такое говоришь, Тиша!
— Во сколько вы приезжаете? — насильно давя раздражение. Нарочито спокойно.
— Ну, все купили?
— Все! — радостно кивнула Лиза, прижимая коробку с планшетом к груди. Еще несколько пакетов заброшены в багажник «Эскалады». Шоппинг определенно состоялся.
— Спасибо, сынок, — Серафима Андреевна погладила сына по руке. Она едва достает ему до плеча. — Не стоило столько денег тратить, правда…
Тихон лишь моргнул пару раз — только это выдало раздражение.
— Надеюсь, он не выкинет покупки в этот раз. Все-таки нужные вещи. Для школы.
— Не выкинет, — спокойно и твердо произнесла невысокая пухленькая женщина. — И ты не прав, если так думаешь.
— Я всегда неправ, — скривил губы Тихон. Стоящая рядом пятнадцатилетняя Лиза совсем по-детски засопела. Она любила старшего брата. Но не любила, когда он такой. — Ну что, поехали обедать? Или полдничать уже? Я сейчас позвоню в ресторан…
— Тиша, не надо к тебе! — всполошилась Серафима Андреевна. — Да зачем? У тебя там все солидно, дорого, а тут — мы. И вообще, у нас с Лизой яблочки с собой есть. И морс. И…
— Тишаааа… — Лиза повисла на руке старшего брата, сразу заметив, как он изменился в лице на словах матери. — А своди меня в «Макдоналдс», а? Ну пожалуйстааа…
Он помолчал. Выдохнул. Машинально погладил Лизу по голове.
— Ладно. «Макдоналдс» — так «Макдоналдс», — взял младшую за руку. — Пошли, Лизун. Главное, чтобы меня там никто из знакомых не видел. А то потом смеха не оберешься.
— Как дела у Нины и Антона? — Тихон рассеянно болтает пакетиком чая в чашке — больше чтобы занять руки.
— Хорошо. Работают оба.
— Новостей… нет?
— Нет. Но мы верим и надеемся.
— Мое предложение в силе, — ровно произносит сын.
— Не надо, — твердо отвечает мать. — И потом, это твои деньги. Ты их сам заработал. Трать на себя.
— Угу, — тихо и словно себе. — Мои деньги. Мои грязные деньги.
Только вернувшаяся из туалета Лиза спасает Тихона Тихого от материнской отповеди.
— У Софии как дела? — именно так. Софии. Не Софьи, не Сони — Софии. София Тихая — барышня серьезная и строгая.
— София портрет твой рисует, — отвечает за мать Лиза. — То есть, — спешит исправиться. — Пишет. Пишет твой портрет. По фотографии.
— А… — Тихон не на шутку изумлен. — Это же не ее… То есть… Она же в этом… Так у меня день рождения только через полгода… А фотография откуда? — совсем растеряно.
— А что, ты думаешь, у нас в доме нет твоих фотографий? — голос Серафимы Андреевны сердит. Устала она. Сильно устала от своих упрямых мужчин и их многолетнего раздора. — А ты, Лизавета Аристарховна, взяла — и все выложила! А София сюрприз готовит на день рождения Тише, между прочим!
Лиза смущено наклоняет голову.
— Лизун, ты знаешь, кто такой Добби? — приходит Тихон на помощь младшей сестре.
— Добби? Это эльф! Эльф-домовик из книжки про Гарри Поттера.
— Хорошая книжка?
— Очень!
— Ладно, — усмехается. — Почитаю на досуге. А расскажи мне вкратце, зачем ему подарили носок?
Электричка отходит через пять минут. Последние минуты на перроне.
— Тишенька… — неуверенно, почти робко. — Ты бы… может… приехал бы, а? У отца ведь день рождения через неделю.
— Чтобы он меня за порог выкинул?
— Да что ты такое говоришь!
— Так ведь было уже.
— Было — и было. Теперь… Теперь так не будет. Он изменился, Тиша, сильно изменился.
— Проверять не хочется, — произносит он устало. — Ладно, раз не хотите, чтобы я вас до Коломны довез — давайте, садитесь в вагон. Скоро отправление.
Серафима Андреевна поднимает руку. Тихон едва заметно качает головой. Отрицательно. Но она, подумав, руку не опускает. Крестит ему лоб — мелко, но решительно. И оборачивается к дочери.
— Идем, Лиза. И, правда — пора садиться.
Лиза Тихая успевает на прощание повиснуть на шее у брата. А потом она с матерью проходит в вагон.
Отхода электрички Тихон не дожидается — разворачивается и уходит. Из окна вагона две женщины — одна в возрасте, другая совсем юная — наблюдают его широкую спину, теряющуюся в толпе.
__________
Тихон Аристархович не заставил себя ждать. И Варя не знала — рада она ему или нет. Снова накрапывает мелкий дождь. Зонта снова нет. Машину завтра обещали отдать. И что бы Тихому не приехать завтра? Завтра причины для отказа были бы. Сегодня — где их найти. Как?
— Собачьей упряжке привет, — улыбается так, словно рад встрече. Словно закадычные друзья и не виделись сто лет.
— Только вы, Тихон Аристархович, так изысканно даму приветствуете.
— Ну так я же уникум.
— Доктор, я феномен? — начала Варя фразу из расхожего анекдота. И осеклась. Но Тихий фразу уже опознал и даже не рассмеялся — заржал. Громко. Искренне. Запрокинув назад голову.
— Жестокая вы женщина, Варвара Глебовна. А все почему?
— Почему? — спросила Варя немного смущенно. Анекдот все же на грани фола. Мало ли что Тихий к таким привык. А она сама-то? Сама зачем задает такой уровень и тон разговору?
— Почему? — спросила Варя немного смущенно. Анекдот все же на грани фола. Мало ли что Тихий к таким привык. А она сама-то? Сама зачем задает такой уровень и тон разговору?
— Потому что десерт не откушали! Исправим?
Варя посмотрела на протянутую руку. У него просто огромные ладони. Наверное, даже больше, чем у ее отца. Чем у Кольки. Варя привыкла с детства к большим мужчинам вокруг. Но Тихон был каким-то особенно большим. Не размерами. А тем, как она его воспринимала. Остро и нервно. С чего бы?
— Вот что у тебя за манера, Тихон… Приглашаешь девушку в ресторан, когда она только что с работы.
— А чего не так?
— Ты на меня посмотри! — Варя развела в стороны руки.
— Посмотрел, — он только что не облапал ее взглядом — от растрепанной рыжей макушки через оранжево-коричневый шелковый шарф, бежевый плащ, синие джинсы к удобным темно-серым кроссовкам. — Меня все устраивает.
— А меня — нет! Люди в ресторан ходят в приличном виде! В красивых платьях! А не в кроссовках на босу ногу.
— Как скажешь, — он как-то ненавязчиво и ловко подхватил ее под локоть. — В пятницу пойдем при полном параде — вечернее платье, декольте. Декольте обязательно, слышишь?
Варю так ошарашили его слова и натиск, что она позволила усадить себя в машину. И только там уже…
— А не обнаглел ли ты, Тихий? Декольте ему подавай…
— А я галстук одену!
— Надену, — машинально поправила Варвара.
— Надену, — согласился он. — Два. Галстука. Для симметрии к декольте.
И тут она не выдержала. И рассмеялась. И почему с ним так легко? Бывает. Иногда.
И снова в машине пахнет приятно и кожей. И опять «какая-то муть» наполняет салон осенней изысканностью джаза. И опять Варе уютно. И опять Тихон молчит. Но как-то уютно молчит.
— Что у нас сегодня в меню?
— Марго, — усмехнулся Тихон. — В смысле — расстегаи.
— Ого…
— Угу.
Варя улыбнулась незамысловатости их диалога. Собственное хорошее настроение изумляло.
Машина совершила резкое перестроение, и Варю прижало к стенке автомобиля. Сзади раздался громкий сигнал клаксона.
— В ж*пу себе побибикай! — и спохватился тут же. — Извини.
— Ничего. По-моему, в Москве за рулем не ругается только тот, кто не следит за дорогой.
— Это точно! — Тихон потер левой рукой шею, повел плечом.
На этот жест Варя обратила внимание еще в прошлый раз. Как раз как врач обратила внимание. Характерный жест. Неслучайный. И сегодня решила спросить.
— Хондроз?
— Чего?
— Ты шею постоянно трогаешь. И плечо. Шейный хондроз? Болит?
Он помолчал, пристально глядя на дорогу. Потом, словно опомнившись.
— Не. Нет никакого хондроза. Так. Просто привычка дурацкая. У меня ничего не болит.
Не болит. Ноет.
____________
— Варвара, я тебя оставлю ненадолго. Надо кое-что лично проконтролировать.
Варя пожала плечами. Его ресторан, в конце концов. Мало ли. А она хоть в зеркальце на себя посмотрит. Может быть, что-то даже исправит — не оставляет ощущение, что выглядит она так себе. На троечку.
Успела припудрить нос, проинспектировать глаза на предмет осыпавшейся туши, нахмуриться по поводу особо непослушных сегодня волос — ввиду кончившегося бальзама. Попробовала на скорую руку убрать пряди в косу. И в этот момент на плечи ей легли большие теплые ладони. Варя вздрогнула. Как она умудрилась не услышать, что Тихон вернулся?
А потом замерла. Даже дыхание затаила. Его пальцы разобрали наспех сплетенную косу. И принялись…
— Кто так косы плетет, Варвара Глебовна?
Она не смогла ответить, даже если бы в голову пришли подходящие слова. Вообще, больше всего сейчас хотелось застонать от удовольствия. От того, его пальцы неспешно трогают голову, перебирают волосы. Он… он что, в самом деле, заплетает ей волосы?
Стон разочарования удалось подавить чудом — когда Тихон убрал руки.
— Ну вот, — раздалось из-за спины удовлетворенное. — Теперь у нас вид приятный и аккуратный, как сказал папаша, отрубив сынишке голову, чтобы излечить его от косоглазия.
Спасибо тебе сердечное, Тихон Аристархович. За волшебные прикосновения рук. За то, что заплел косу. А больше всего — за эти слова, которые рассеяли неуместное волшебство.
— Да вы просто король метафор, Тихон Аристархович!
— Это не я король. А Диккенс. Фраза принадлежит Сэмюэлю Уэллеру из «Записок Пиквикского клуба», — Тихон устроился напротив нее.
— А синей книжкой было, видимо, полное собрание сочинений английского классика?
— Не, — помотал головой Тихон. — Это Махал Саныч у нас за работой любит в паузах на кухне почитывать классика. И фразы этого Уэллера у него на каждый случай жизни припасены. Так что весь ресторан уже в курсе. Вот так-то… Варежка.
— Что?! — магия того интимного момента, когда он перебирал ей волосы, рассеялась окончательно — сначала радикальным лечением косоглазия, а потом — Варежкой.
— У сестры подружка есть. Варвара. Лиза зовет ее Варежкой.
Варя подумала — и улыбнулась. Варежка. Мило. И вдруг осознала — Тихон сказал ей что-то, не касающееся ресторана. Что-то личное.
— А меня дома папа зовет Вареником, — поделилась в ответ семейным секретом.
Тин улыбнулся. Подпер щеку ладонью.
— Ой, как я люблю вареникиии…
— И с чем больше всего? — Варя весьма успешно сделала вид, что подтекста не заметила. Но угол рта неудержимо полз вверх.
— С вишней! Вишня вообще самая вкусная ягода. Вареники, пирожки — с вишней все вкусное!
— Ты прямо как мой брат Коля — тот за вареники с вишней Родину продаст! И за сырники.
— Сечет фишку! — рассмеялся Тихон. — Этот тот брат Коля, который хирург?
— Он у меня один брат, слава Богу. Двоих таких я бы не выдержала. А у тебя есть еще сестры, кроме Лизы? Или братья?
— Угу, — нейтрально улыбаясь, ответил Тихон. — А расстегаи сегодня с грибами. Ты же грибы ешь, я ничего не путаю?
— Ем. Не путаешь.
Расстегаи превзошли всю выданную им рекламу и авансы. Варя гордилась своими пирогами с капустой. Теперь поняла, что совершенно зря. Зато ясно, к чему стремиться.
А еще они пили какой-то невозможно ароматный чай. И ели мед с брусникой и кедровыми орешками. Тоже невозможно вкусные. Варя собиралась допросить с пристрастием Тихого, а вместо этого развлекала его историями своей студенческой юности. И он так заливисто хохотал, что о своих планах она забыла.
Уже ближе к концу чаепития Варвара вдруг спохватилась. Ведь она снова не обратила внимания…
— Тихон, а как называется твой ресторан?
Он молча подтолкнул ей меню в кожаной папке, лежащее на углу стола. Темно-зеленая кожа, тисненая надпись. «Ресторанъ Тинъ»
— Да уж, от скромности вы не умрете, Тихон Аристархович!
— Три раза не умру, — он почему-то не улыбнулся в ответ на шутливую реплику. — Вообще не умру.
— Бессмертный?
— Не доживу до кончины — не тот типаж.
Фраза показалась странной, чужеродной. Словно снова цитата. Из Диккенса или откуда-то еще. И Варя решила не уточнять. Многия знания — многия печали, как любит говорить отец. Вместо этого спросила другое.
— А почему целых три раза?
— Три ресторана потому что.
— Ого. И все Тины?
— Нет, — Тихон задумчиво покрутил меню по столу, словно размышляя над ответом. — Этот, самый первый — «ТинЪ», — подчеркнул пальцем название на папке. — Второй, в Филях — «ТинТин». Третий…
— Можно, я угадаю?
— Попробуй, — все-таки улыбнулся он.
— ТинТинТин.
— Не угадала, Варвара Глебовна. Штраф тебе.
— Не может быть!
Тихон полез в карман и вытащил оттуда визитку. Варя расхохоталась, только взглянув на нее. Улыбнулся еще раз Тихон.
— Вообще, ты была почти права. Изначально ресторан на Щелчке назывался «ТриТин». Но посетители почти сразу его перекрестила в «Тритона». И мы быстро провели ребрендинг.
— Тритон… — Варя покачала головой. — Ты натуральный уникум, Тихий.
— А я тебе что говорил!
— Слушай… — ей не хотелось уходить из ресторана. Хотелось отсрочить очередное напрашивание Тина на чашечку кофе-чаю-какао. — А можно мне еще?
— Конечно, — он послушно наполнил ее чашку из стоящего тут же пузатого чайника под разноцветной тряпичной грелкой. — Чабрец, липовый цвет, медуница. Фирменный сбор! Нравится?
— Очень, — Варя отхлебнула душистого напитка. — А ты на самом деле считаешь свой ресторан… свои рестораны одними из лучших в Москве?
— Я бы считал их самыми лучшими. Но есть один, который мне не переплюнуть.
— Ух ты! И кто же это смог обскакать Тихона Тихого, самого главного московского трактирщика? Кто этот смелый?
— «Седьмое небо».
— Ооо…
— Вот именно — «Ооо». Вот это заведение я бы с удовольствием прикупил. Но… — Тихон развел руки. — Увы, не по карману.