Заговор против маршалов. Книга 2 - Парнов Еремей Иудович 14 стр.

— Значит, вы получаете десять марок?

— Десять получит музей. Мне платят по три марки за экземпляр. Но я не жалуюсь... Так какой у вас будет заказ, господин?..

— Мюллер, инспектор государственной тайной по­лиции Мюллер.

— Мюллер-гестапо? — Путциг от неожиданности выронил валик.— Я хотел сказать: сам господин Мюллер — начальник гестапо? — смущенно поправил­ся он.

— Ну что вы,— покровительственно улыбнулся На­уйокс.— Я всего лишь однофамилец генерала, скром­ный служащий... Однако дело, которое меня привело к вам, в высшей степени секретное и ответственное. Речь действительно идет о заказе, который, уверяю вас, будет щедро оплачен. Вы сами назовете цену. Однако заказ этот не совсем обычен, и, прежде чем ввести вас в курс дела, нам придется соблюсти небольшую формаль­ность,— Науйокс достал из портфеля отпечатанный на машинке договор. Самый обычный договор между за­казчиком и исполнителем, но с особым условием: от заказчика требовалась подписка о неразглашении.— Впишите свою фамилию, укажите сумму и подпиши­тесь внизу.

— Я...— Путцига раздирало сомнение. Отказывать господам из всемогущей тайной полиции страшновато. Язык не поворачивался. Но и очертя голову кидаться к ним в пасть — ничуть не лучше. Сосет.— Я обязан сделать это?

— Как вам сказать, господин Путциг? — Науйокс оценивающе оглядел его с головы до ног.— Долг каждо­го честного немца повиноваться приказу фюрера. Госу­дарственная полиция выполняет его волю, является, так сказать, проводником политики партии. Надеюсь, вы понимаете, что я обратился к вам не как частное лицо? Но мы никого не собираемся насиловать. Договор, который я бы все-таки рекомендовал вам скрепить своей подписью, предполагает добровольное сотрудничество. Поэтому мне хотелось бы услышать от вас недвусмыс­ленный ответ. Германия нуждается в вас, господин ху­дожник.

— Я... я согласен,— дрогнувшей рукой Путциг по­правил очки. Ничего не поделаешь: его взяли за глотку. Ближние и потому вполне конкретные опасения переси­лили дальние, быть может, мнимые, воображаемые. С отвращением взглянув на выпачканную ладонь, он отер ее о фартук, осторожно взял услужливо предложен­ное перо, аккуратно заполнил указанные места и вывел затейливый росчерк. Лишь строку со словом «рейхсма­рок» оставил пустой.— О вознаграждении мы сможем договориться после, когда я... узнаю, в чем должна за­ключаться моя работа.

— Что ж,— забрав бумагу, охотно согласился Науйокс.— Это и логично, и справедливо. Вы разреши­те? — не дожидаясь ответа, он присел на кушетку, нога на ногу, и указал место напротив.— Прошу.

— Позвольте мне вымыть руки? — гравер брезгливо понюхал черные от краски пальцы и направился к умы­вальнику. В ход пошли растворитель, пемза, какие-то щеточки, наконец дошла очередь и до мыла. Его он ис­пользовал весьма экономно.

Это понравилось Науйоксу. В СС тоже шла объяв­ленная рейхсфюрером борьба с расточительством: раз­меры бланков для переписки сократили ровно напо­ловину.

— Прошу прощения,— Путциг плюхнулся в крес­ло.— Я внимательно слушаю вас, господин инспектор.

Не называя имен, Науйокс принялся излагать по пунктам.

— Вы готовы выполнить такую работу, господин Путциг? — спросил он под конец.

— Работа непростая,— мастер намеренно затягивал ответ.— Надо обдумать... Пожалуй* я бы смог справить­ся с вашим заказом, но при одном непременном ус­ловии.

— Назовите.

— Я бы хотел попросить вас выдать мне официаль­ное подтверждение, что все сделано по вашему заданию и без всякого вознаграждения.

— Вот как? — Науйокс принялся озадаченно вер­теть носком сапога. Мистик оказался хорошенькой штучкой.— Вы хотите получить письменный документ? Я не ошибаюсь? _____

— Да, письменный, по всем правилам.

— И что же, по-вашему, следует указать? Подроб­ный перечень операций? Гестапо, грубо говоря, поруча­ет господину Путцигу изготовить поддельные бумаги од­ного иностранного государства?.. Так вы это себе пред­ставляете? — Науйокс решил действовать убеждением. Техническая группа, которую он возглавлял, готовилась развернуть производство английских фунтов. Гравер та­кого класса — находка.

— Боже упаси,— подумав, ответил Путциг.— Та­кое мне и в голову не приходило. Напишите просто: гравер такой-то выполнил особое задание полиции в рамках своей специальности.

— Особое! — хмыкнул Науйокс.

— Можно просто задание. Только обязательно надо упомянуть, что я бескорыстно, по доброй воле послу­жил партии своим скромным талантом.

— Короче говоря, вы хотите что-то вроде охранной грамоты?

Путциг скромно потупился:

— Надеюсь, я ничем не обидел господина инспек­тора?

— Нет, нисколько,— покачал головой Науйокс. Те­перь уже ему понадобилось поразмыслить.— Вы имели дело с факсимиле? — после некоторой заминки спросил он, желая удостовериться окончательно.

— Неоднократно.

— Например?

— Да мало ли?.. Пригласительные билеты, афиши выставок, экслибрисы — клиенты порой выражают по­добное желание. Мне приходилось гравировать подпи­си и великих людей! Гёте, Шиллера, Фридриха Ницше, даже кайзера Фридриха... Не желаете взглянуть? У меня имеются образцы.

— Покажите.

Путциг пододвинул стремянку и полез куда-то на самый верх, где стояли плотно притиснутые один к дру­гому альбомы.

— Вот, извольте,— обдув пыль, он вручил Науйоксу увесистый том.— Тут собраны экслибрисы, испол­ненные для особо именитых людей за последние двад­цать лет.

Путциг не преувеличивал. В его клиентуру входили писатели Карл Мэй и Ганс Эверт, дирижер Фурхвенглер, профессор Герди Троост — любимица фюрера, из­ваявшая сотни голых фигур с истинно нордическими пропорциями, даже сам астролог Ханнусен! Парня, ко­торый пустил пулю в затылок «величайшего предска­зателя двадцатого века», Науйокс знал лично. Попада­лись и деятели неарийского происхождения, вроде ху­дожника Либермана. Хауптштурмфюрера в первую оче­редь интересовали факсимиле. В альбоме их набралось с добрую дюжину. Одни библиофилы стремились уве­ковечить лично себя, другие щекотали самолюбие сла­вой титанов. Науйокс нашел подписи Наполеона, Бисмарка, Рихарда Вагнера. Исполнено было безуп­речно.

— Я думаю, мы сумеем найти приемлемое реше­ние, господин Путциг,— Науйокс захлопнул альбом и тут же чихнул от пыли.— Завтра я сообщу вам наше решение, а это,— он погладил портфель,— останется у меня.

Секретные переговоры между Чехословакией и рей­хом открылись в Галензее, в старинном особняке на берегу озера Крумме Ланке. Германский МИД представ­лял граф Траутмансдорф, чехословацкий — посланник и полномочный министр Зденек Мастный.

Начало выглядело довольно обнадеживающе.

— Не стоит прислушиваться к пропагандистской риторике,— конфиденциально заверил Траутманс­дорф.— Политика Германии не направлена против ва­шей страны. Немецкий народ переживает величай­ший подъем. Неудивительно, что пангерманская идея получила такое гипертрофированное звучание. Она порой довлеет над разумом, и с этим нельзя не счи­таться. Но постепенно ажиотаж уляжется, пойдет на спад. Мы, трезвые политики, должны спокойнее относиться к эксцессам. Не ими определяется путь народов.

— Я разделяю вашу точку зрения, граф, но согла­ситесь, есть разница между заявлениями безответствен­ных лиц и официальной позицией. С территориаль­ными претензиями в наш адрес выступают руководите­ли Германии, сам канцлер.— Мастный дал понять, что ждет более определенного заявления.

— Все-таки, мне кажется, мы бы могли разрешить наши споры нормальным дипломатическим путем,— Траутмансдорф ограничился общей декларацией.— Я всегда выступаю за компромисс.

— К сожалению, и у компромисса есть границы. Ультимативные требования в территориальном вопросе, согласитесь, сужают возможности дипломатов. Но я могу только приветствовать вашу инициативу. Мы го­товы вести переговоры по любому вопросу и в любом месте, на любом уровне.

— Мне кажется, мы их уже начали, ваше превос­ходительство?

— Мне кажется, мы их уже начали, ваше превос­ходительство?

— И я счастлив, что встретил с вашей стороны ис­креннее желание добрососедства и мира.

— Признаюсь со всей откровенностью, господин Мастный,— Траутмансдорф помедлил, будто собираясь перед прыжком, и, отчетливо выделяя каждое слово, сказал: — Многое, если не все, будет зависеть от отве­та на один-единственный вопрос: как поведет себя Че­хословакия в случае вооруженного столкновения между Германией и Францией? Советско-чехословацкие обя­зательства волнуют нас значительно меньше. Мы не имеем ни общей границы с Советами, ни территориаль­ных споров.

— Наши отношения с Парижем целиком и пол­ностью определены двусторонним договором,— послан­ник мог дать только такое разъяснение. Нацисты оп­ределенно прощупывали почву. Едва ли Гитлер соби­рался в скором времени развязать войну на Западном фронте. Просматривалась иная цель: подорвать со­юзные договоры Чехословакии, оставив ее в полном одиночестве. Президент Бенеш и министр Крофта ожи­дали, что перед прыжком вермахта обострятся бои на дипломатическом фронте. Помощь русских увязана с выступлением Франции. Немцам достаточно пара­лизовать этот узел, и оба договора утратят действен­ность.

Зловещий признак.

— Несмотря на немалые трудности, мне все же пред­ставляется, что шансы нормализовать обстановку дале­ко не исчерпаны,— Траутмансдорф всем видом давал понять, что ему есть что предложить чехам.— Возмож­но, нам удастся выработать обоюдовыгодные условия для соглашения. Если понадобится, я готов посетить Прагу.

— Ваша позиция, граф, подкрепляет присущий мне оптимизм. Смею заверить, что мое правительство ока­жет вам или любому другому германскому представи­телю теплый прием.

43

Получив приглашение министра иностранных дел, Уильям Додд решил взять с собой советника Майера. Пусть видит и слышит, как посол Соединенных Штатов пособничает большевикам. От инсинуаций и низкопроб­ных интриг все равно не уберечься.

Войдя в приемную, он обратил внимание на портрет Гитлера в тяжелой раме черного дерева, водруженный в центре большого ампирного стола, за которым обычно собирались иностранные дипломаты. Примечательная новинка. Особенно на фоне картин в золоченых рамах эпохи Бисмарка. Ровно в час пополудни Дикгоф пригла­сил в кабинет к министру.

— Я рад, что вы нашли время принять меня,— улыбнулся Додд. Он не забыл, как в конце сентября его чуть ли не час продержали перед закрытой дверью.

Нейрат сделал вид, что не понял намека, и без лиш­них слов вручил копию договора между Германией и Японией.

Додд пробежал глазами преамбулу и первую статью:

— Надеюсь, что это будет способствовать предот­вращению войны?

— В этом суть пакта, хотя он и направлен против русского Коминтерна.

— Вот как? Вы, кажется, собирались положить ко­нец пропаганде?

— Здесь нет ни грана пропагандистской риторики, господин посол,— глядя куда-то в сторону, отчеканил министр.

Додд живо припомнил последний разговор в этих сте­нах.

«Мы не можем иметь дела с русскими коммуниста­ми»,— напыщенно изрек тогда Дикгоф.— «Трудно не согласиться с тем, что русские совершают глупость, рас­пространяя по всему свету свою пропаганду, но ведь ваше правительство делает то же самое. Так на что же вы жалуетесь?» — «Наша пропаганда касается только немцев, живущих за границей. Мы имеем полное право рассматривать их как часть нашего народа».— «В Ка­наде проживает несколько миллионов американцев. По­чему бы и нам не потребовать аннексии?..»

Ни тогда, ни тем более сейчас не имело смысла пре­рекаться. И Нейрат, и Шахт, и Дикгоф — все они в один голос твердят, что пора покончить с пропагандой. С большевистской, с еврейской, с масонской — словом, со всякой, кроме, конечно, своей собственной.

Договор с Японией Додд предвидел еще два года на­зад. Он не сомневался в том, что Гитлер намеревается зажать Россию в клещи. Получив Австрию, Судеты, и Данциг, наци не замедлят выдвинуть притязания на прибалтийские государства. Это курс. Дипломатически­ми уговорами тут ничего не изменить. После многолет­него поношения всех рас, кроме арийской, они призна­ли японцев равноправным партнером. «Желтой опаснос­ти» больше не существует,— мысленно усмехнулся по­сол.— Что бы сказал старый кайзер Вильгельм, дожива­ющий век в Дорне? Впрочем, он ведь и сам не гну­шался союзом с азиатами. С турками, например. Слова, слова, слова. Прав Шекспир. Мир определенно смахи­вает на балаган. Жаль лишь, что гала-представление закончится повальным избиением публики».

— Благодарю вас, господин министр, за своевремен­ное оповещение о столь важном международном собы­тии,— Додд предпочел за благо откланяться. Визит продолжался около пяти минут.

В приемной уже сидели, дожидаясь своей очереди, другие послы.

— Антикоминтерновский пакт? — тихо спросил Эрик Фиппс.

Додд утвердительно опустил веки.

— Сегодня они оповестят об этом весь мир,— пони­мающе кивнул англичанин.— Наших газетчиков уже вызвали в министерство пропаганды.

Устроившись на заднем сиденье, как положено по протоколу, справа от посла, советник Майер впервые нарушил молчание:

— Истинная направленность договора легко прос­матривается, сэр. Гитлер желает положить предел ком­мунистической деятельности за пределами СССР.

— По крайней мере, таково первое впечатление. Но, несомненно, есть и более глубинный аспект. В своих секретных статьях соглашение почти наверняка касает­ся чисто военных вопросов.

— Вы имеете в виду действия, направленные про­тив России? — оживился Майер.— Если на Дальнем Востоке начнется война, Гитлер способен оказать Япо­нии серьезную помощь.

— Против любой страны, которая не признает при­тязания агрессора на чужие территории. Мне кажется, что помимо всего они пытаются лишний раз припугнуть западные державы.— Посол глянул в окно.

На Унтер-ден-Линден уже вывешивали флаги: бе­лый с красным солнцем, красный со свастикой в белом круге и зелено-бело-красный с крестом на подкоронном щите Итальянского королевства. Отель «Адлон» укра­сился гирляндой дубовых листьев.

В министерстве пропаганды, куда для «важного со­общения» были вызваны журналисты, ждали появле­ния Риббентропа. Все уже знали, что именно он подпи­сал договор с германской стороны.

— Почему не фон Нейрат? — спросил Уолтер Ширер коллегу из лондонской «Тайме».— Ведь Риббентроп всего лишь посол.

— Всего лишь! А «бюро Риббентропа»? Фюрер вся­чески продвигает виноторговца. У нас, надо признать, он зарекомендовал себя не с самой лучшей стороны. Явившись в Букингемский дворец, начал с того, что отдал нацистский салют... Можете себе такое пред­ставить?.. На королевской аудиенции!.. Фигляр. Фрак сидит на нем, как на корове седло. А вот и он сам.

Риббентроп вышел из боковой двери и развинчен­ной походкой направился к столу, сплошь заставлен­ному микрофонами.

Первые пятнадцать минут он посвятил восхвалению пакта, всячески подчеркивая его значение для «судеб мира». Затем перешел непосредственно к содержанию. Стороны взаимно обязывались информировать друг друга о деятельности Коминтерна, вести с ним борьбу совместными усилиями и принимать все необходимые меры «против тех, кто внутри или вне страны, прямо или косвенно действует в пользу Коммунистического Интернационала ».

— Кроме всего прочего, господа,— под занавес Риб­бентроп внушительно погрозил пальцем,— этот шаг оз­начает объединение Германии и Японии в целях защи­ты западной цивилизации.

Решив, что ослышался, Ширер недоуменно перемиг­нулся с соседом. Нет, кажется, все правильно: «запад­ной».

— Неслыханная идея,— склонившись, шепнул он.— Особенно для японцев.

— О да! — с веселым изумлением откликнулся лон­донец.— «Азия — для азиатов!»

Сидевший рядом корреспондент «Правды» Климов недовольно поморщился, не отрывая глаз от исписан­ного стенографическими знаками блокнота.

— Простите, ваше превосходительство,— журна­лист из «Таймса» первым задал вопрос.— Вы, кажется, сказали: «западной»? Я верно понял.