– Ну, – Монгол улыбнулся самой недоброй, самой жуткой своей улыбкой, какой он неоднократно вводил в ступор нерадивых подчиненных и неизменно добивался от них полного и безоговорочного послушания, – я с тобой не только поговорить хочу.
– А что еще? – Кулачки разжались, тонкие пальцы тут же судорожно вцепились в сумочку. А сумочку-то не мешало бы отобрать, мало ли что у нее там припрятано.
Монгол протянул руку, выдернул у девчонки сумку, зашвырнул на заднее сиденье, от греха подальше, и только потом, понизив голос до зловещего шепота, сказал:
– На месте разберемся, что еще. Ты пока сиди спокойно и не вздумай дурить. Ствол я хоть и убрал, но врезать тебе всегда успею, можешь не сомневаться. А ты, как я помню, и так уже битая-перебитая, зачем тебе дополнительные шишки?
И тут, еще раз внимательно посмотрев на девчонку, Монгол удивленно присвистнул. Куда же подевались ее синяки и ссадины? Рана на голове была немаленькой, это он точно помнил, а сейчас нет ничего: волосенки расчесаны, уложены, а раны нет. И ноги были все в синяках, на левой, он очень хорошо запомнил, кровоподтек красовался на полбедра, а сейчас…
Монгол ловко обошел громыхающий и готовый развалиться на запчасти «Икарус», выровнял джип, наклонился и резко дернул вверх край девчонкиной юбки. Юбка треснула по шву, девчонка взвизгнула, а Монгол почувствовал неприятный холодок в животе – кровоподтека не было.
Первый шок длился недолго. Это ж баба! Станет она с синяком на полноги ходить. Замазала чем-нибудь: пудрой или тональным кремом.
Второй раз застать Огневушку врасплох не получилось. Как только Монгол положил ладонь ей на бедро – к слову, преследовал он при этом чисто академический интерес, хотел проверить свою теорию, – девчонка заорала и что есть силы врезала ему по морде. Получилось не то чтобы больно, но как-то очень уж унизительно. А унижение – не то чувство, которое может пробудить в душе мужчины понимание. Во всяком случае, в Монголовой душе оно вызвало противоположное чувство, инстинкты сработали раньше, чем успел включиться мозг. Правая ладонь легла на девчонкин загривок, пальцы сомкнулись на тонкой шее. Нажать чуть посильнее – и конец, не придется никого везти на дачу, можно сразу сдавать хладный труп Франкенштейну, а самому идти с повинной к старшему следователю Горейко. То ли Монгола отрезвили подобные перспективы, то ли жалобное девчонкино поскуливание, но хватку он все-таки чуть-чуть ослабил и процедил сквозь стиснутые зубы:
– Еще раз ударишь, сверну шею. Ясно тебе?
Все ей было ясно. Глазюки, и без того немаленькие, стали огромными, на пол-лица, и где-то на дне зрачков Монголу привиделись красные всполохи. Всполохи потухли быстро, погасли под потоком злых слез. Злится – это хорошо. А еще лучше, что не просто злится, а боится. Поняла наконец, что с ним шутки плохи, что без ствола он, возможно, еще опаснее, чем со стволом.
– Ясно?! – Достигнутый эффект нужно было закрепить, поэтому Монгол рявкнул так, что у самого заложило уши.
Огневушка съежилась, втянула голову в плечи, молча кивнула, попыталась ладошкой прикрыть оголившееся бедро.
– Руку убери!
Повторять дважды не пришлось. Не зря говорят, что против лома нет приема. Девчонка, пусть не сразу, пусть с неохотой, но руку убрала, только дернулась, когда Монгол снова положил ладонь ей на бедро и легонько поскреб кожу ногтем. Кожа отозвалась на прикосновение «мурашками» и, кажется, немного нагрелась, но ожидаемого результата он так и не добился – кровоподтека не было.
* * *Убить бы этого гада! Сначала приложить чем-нибудь тяжелым по бритой башке, а потом придушить! Да как он смеет с ней так… по-скотски. Юбку порвал, шею чуть не свернул, облапил, как последнюю шлюху. А еще везет неизвестно куда и неизвестно что намеревается делать.
Как же она так сплоховала?! Ведь уже должна жизнь научить, что никому доверять нельзя. А она, дуреха, повелась на знакомое имя, забыла об осторожности.
– Где он? – Иудушка хмурился, смотрел на дорогу и совсем не глядел в ее, Лиину, сторону. Хорошо хоть руку с бедра убрал, извращенец лысый.
– Кто? – Лия отодвинулась от Иудушки на максимально возможное расстояние.
– Где кровоподтек? Когда я видел тебя последний раз, на твоем бедре был здоровенный синячище. Где он?
– Прошел.
– Только не надо мне сказки рассказывать, такой синяк за пару дней не сойдет. Где он?
– Говорю же, прошел.
– И голова тоже? Так прошла, что никаких следов не осталось? – Иудушка припечатал Лию злым взглядом.
– Да, – она вжалась в спинку сиденья.
– Так не бывает. – В железобетонных глазах мелькнуло удивление.
– Выходит, что бывает, – сейчас главное – этого гада не злить. Вдруг получится его уболтать, уговорить оставить ее в покое.
– И давно это с тобой? – Иудушка опять уставился на дорогу.
– Что именно?
– Давно на тебе все заживает, как по волшебству?
– С детства.
– Элексирчик какой-нибудь чудесный пьешь?
– Нет, само собой заживает.
Надо уводить разговор от этой опасной темы, да вот только куда?
– Интересное кино. – Иудушка поскреб бритую башку, крутанул руль влево, обгоняя впереди идущий автомобиль. – А с глазами у тебя давно?
Господи, про глаза-то он откуда знает? И с ними у нее давно, почти с самого рождения. Черные, точно уголья, глаза для натуральной блондинки крайне нетипичны. Цвет радужки генетически связан с цветом волос и кожи. У брюнетов могут быть светлые глаза, а вот блондины практически никогда не рождаются кареглазыми. Помнится, Анатолий Маркович очень сильно удивился, когда узнал, что волосы у нее не крашеные, а натурального цвета. Это он рассказал о генетической закономерности, которую Лия одним своим существованием поставила под сомнение. А мама – у нее тогда наступил один из редких светлых промежутков – вдруг как-то странно улыбнулась и сказала, что при рождении у Лии глаза были небесно-голубого цвета, и в подтверждение своих слов достала старый полароидный снимок. На снимке мама, молодая и непривычно счастливая, держала на руках полугодовалого младенца с белыми кудряшками и васильковыми глазами. Мама смотрела на старый снимок с нежностью и легкой грустью. Тогда на какое-то мгновение Лие почудилось, что нет никакого сумасшествия и все еще можно исправить, но мама отложила фото, и взгляд ее, до этого такой ясный и безмятежный, снова стал пугающе-бездумным…
– Так что с глазами, я спрашиваю?! – В голосе Иудушки послышалось раздражение.
– Не знаю. Наверное, какая-то генетическая аномалия.
– Ни хрена себе аномалия! – Иудушка присвистнул. – Тебя что, у стен чернобыльского реактора зачали?
– Почему у реактора? – Все, теперь ей конец. Похоже, попала она в лапы к еще одному маньяку. Вот тебе и повышенная виктимность, будь она неладна – притягивает всяких ненормальных, больных на голову…
– А где ж, если у тебя следы радиоактивные, а глаза по ночам красным светом горят?!
– У меня глаза красным светом горят?! – Точно, маньяк, с бредом и галлюцинациями.
– Ну не у меня же?! Сама ведь сказала – генетическая аномалия.
– Я имела в виду цвет глаз. Я блондинка, а глаза у меня карие. При чем тут какое-то свечение?!
– Да так, – Иудушка пожал плечами, – просто свидетели утверждают, что в темноте твои глаза горят демоническим красным огнем. А еще после тебя остается выжженная земля.
В животе вдруг сделалось холодно и пусто.
– Ты шутишь, да? – Лия осторожно тронула Иудушку за локоть. – Хочешь меня напугать? Я испугалась, честное слово. Я даже готова попросить у тебя прощения. Только скажи, что ты пошутил.
– Это не я, это свидетели пошутили. – Иудушка брезгливо дернул рукой, сбрасывая ее ладонь. – И следователь.
– Какой следователь?..
– Следователь, который разбирает твое дело и будет несказанно счастлив, когда я тебя к нему привезу.
Следователь, свидетели, выжженная земля… Рот наполнился полынной горечью.
– Это они рассказали? – спросила Лия шепотом. – Они остались живы и сами пришли к следователю?
– Удивительно, правда? После встречи с тобой кто-то умудрился остаться в живых. Что ж ты их пожалела?! Что ж не добила, как ту несчастную тетку из больницы?! – заорал Иудушка и нажал на педаль газа.
Джип рванул вперед, Лию швырнуло на лобовое стекло.
– Пристегнись. – Иудушка чуть сбавил скорость.
– Я ее не трогала. – Из-за горечи говорить было тяжело. – Я даже тех… уродов трогать не хотела. Не знаю… Я плохо помню. Они меня однажды уже убили…
– Охренеть… – Иудушка со свистом выдохнул воздух. – Да что ты за человек такой?! Что ж выдумываешь всякую ерунду?!
– Я не выдумываю!
– Выдумываешь! Всем-то ты нужна, все-то тебя убить хотят! – Он остановил джип у перекрестка, дождался, пока загорится зеленый свет, и только потом заговорил: – Ладно, допустим, в морге ты не просто так очутилась. Предположим, кто-то на тебя действительно напал…
– Так они же и напали!
– Заткнись! – рявкнул Иудушка. – Кто-то на тебя напал, едва не убил, но все обошлось, и ты, словно ящерица, отрастила себе новый хвост. Я ведь помню, как ты тогда выглядела – живой труп. А теперь на тебе ни единой царапинки. Ну да ладно, не о том сейчас речь. Значит, первый раз тебя недобили, так?
Недобили… точно она не человек, а собака.
– Недобили. – Иудушка кивнул каким-то своим мыслям. – А дальше что? К тебе в палату пришел плохой доктор, посмотрел-посмотрел и решил: «А дай-ка я убью эту девицу. Что-то она мне не нравится». Но от плохого доктора ты сбежала, между делом свернув шею несчастной санитарке.
– Я ее не убивала!
– Если ты еще хоть раз меня перебьешь, я тебя ударю. – В железобетонных глазах засветилась такая же железобетонная решимость. – А потом ты ломанулась в парк и повстречала там троих семнадцатилетних пацанов. И, что самое удивительное, пацаны тоже захотели тебя убить!
О чем он? Какие пацаны?..
– А теперь ответь мне, что это, если не сумасшествие? Лия, ты больна, тебе нужно лечиться.
– Мне не нужно лечиться! – Черт с ним, пусть он ее хоть до смерти изобьет. – Это ты сумасшедший, а не я! Я понятия не имею, о каких пацанах ты говоришь. Я не видела никаких пацанов!
– Всего минуту назад ты утверждала, что подростки намеревались тебя убить, а сейчас пытаешься меня убедить, что в глаза их не видела.
– Не подростки, а бомжи! – Нельзя кричать, но как не кричать, если по-другому этот твердолобый ее просто не слышит?!
– Сначала подростки, теперь бомжи. Ты бы определилась. – Иудушка говорил спокойно, смотрел только на дорогу, но черные брови сошлись на переносице, а под сизой щетиной перекатывались желваки.
Все, с нее хватит! Не станет она больше ничего говорить. Бесполезно что-то пытаться доказать человеку, который уверен в ее виновности, уже вынес приговор и собирается привести его в исполнение.
В сумочке заиграл мобильный. «Полет шмеля» – любимая мелодия Анатолия Марковича. Значит, он уже вернулся из-за границы.
– Кто это? – насторожился Иудушка.
– Пошел к черту!
– Я спрашиваю, кто звонит. – Твердые пальцы больно сжали шею.
– Друг семьи. – А вот не будет она ему всю правду рассказывать.
Иудушка оставил шею в покое, перегнулся через сиденье, подцепил сумочку, достал мобильник, глянул на определитель номера.
– Кто такой Анатолий Маркович?
– Я же сказала, друг семьи!
– А поконкретнее?
– Лечащий врач моей мамы.
– Еще один лечащий врач, – Иудушка криво усмехнулся и сунул мобильник в карман куртки.
«Полет шмеля» играл около минуты, а потом телефон замолчал. Правда, ненадолго, через пару секунд звонок повторился.
– Мне нужно ответить, – Лия сжала кулаки.
– В другой раз.
– Если я не отвечу, мама и Анатолий Маркович поймут, что со мной что-то случилось.
– А если ответишь, они поймут это намного раньше. Все, вопрос закрыт.
После недолгой тишины мобильник в кармане Иудушки снова ожил. Иудушка чертыхнулся и сунул телефон Лие.
– Скажи, что занята, что перезвонишь позже. И попробуй только выкинуть какой-нибудь финт – голову откручу.
Лия взяла протянутый мобильник, поднесла к уху.
– Анатолий Маркович, здравствуйте. – Иудушке должен понравиться ее голос, он совершенно спокойный.
– Лия, что с тобой? – не здороваясь, спросил Анатолий Маркович. – Почему ты не берешь трубку? Я звоню уже третий раз.
– Все в порядке, просто не слышала звонка. А вы прилетели?
Иудушка бросил на нее предупреждающий взгляд и раздраженно побарабанил пальцами по рулю.
– Да, сегодня днем. Лия, у тебя какой-то странный голос, с тобой, правда, ничего не произошло?
Значит, странный… Вот и Иудушка смотрит подозрительно, даже машину остановил у обочины – ждет. Надо же, а она и не заметила, как они выехали за город.
– У меня все хорошо, – Лия с ненавистью глянула на своего похитителя. – Просто очень мало времени. Обещала маме, что сегодня переночую у нее, а вы же знаете, как она не любит, когда я опаздываю.
Анатолий Маркович умный, он догадается, что у нее проблемы. Она никогда не ночует у мамы, потому что мама живет в психиатрической больнице.
– Девочка, ты не можешь говорить? – Анатолий Маркович все правильно понял.
– Да, обязательно передам.
– Хватит. – Иудушка вырвал у нее мобильник, нажал на кнопку отбоя и процедил сквозь стиснутые зубы: – Что-то мне подсказывает, что ты пыталась меня надуть, Огневушка.
Лия ничего не ответила, отвернулась к окну. Анатолий Маркович понял, что она попала в беду, и обязательно что-нибудь придумает..
– Я с тобой разговариваю! – Иудушка тряхнул ее за плечо.
– Конечно, пыталась! Ты разве не слышал?! Я же только что продиктовала ему номер твоей машины и твои паспортные данные! – Лия спихнула с плеча тяжелую лапу.
– Смотри мне. – На мгновение лапа угрожающе зависла перед ее лицом, а потом улеглась на рулевое колесо. – Я не тот человек, с которым можно шутить безнаказанно.
– Я это поняла. Ты мелочный и мстительный ублюдок. – Сейчас он ее точно ударит.
Не ударил. Выругался вполголоса и вырубил мобильник. Дурак, неужели не соображает, что делает только хуже?! Теперь то, что с нею невозможно связаться, выглядит еще подозрительнее. Теперь ее точно будут искать. А впрочем, ее уже и так ищут, как преступницу, как убийцу… За чужие грехи… Вопрос лишь один – кто найдет ее раньше: Анатолий Маркович, маньяк или милиция.
Пока повезло Иудушке: оказался самым прытким, самым находчивым – номер ее телефона отыскал, каким-то образом узнал о предложении Влада Ворона. Странно, Ворон не говорил об этом никому, кроме посвященных, потому что опасался конкуренции. Она, Лия, конечно, не бог весть какая звезда, а точнее, вовсе не звезда, но кое-какой талант у нее, несомненно, имеется. И кто-нибудь такой же дальновидный, как Ворон, мог легко найти ее таланту применение. Пусть не на сцене, многие мужчины считают, что женщина за ударной установкой – это моветон, но в звукозаписывающей студии так уж запросто. Наверное, этот бритоголовый монголоид из ближнего круга Ворона, из посвященных. Значит, стоит еще раз попробовать договориться.
– Это Влад Ворон дал тебе номер моего телефона? – Она смотрела прямо перед собой, в сгущающихся сумерках пытаясь разобраться, по какой дороге они едут.
– Не твое дело. – Иудушка разозлился, но не удивился. Значит, Ворона он действительно знает.
– Мы дружим с Вороном. – Вообще-то, их отношения с Владом скорее деловые, чем дружеские, но Иудушке о том знать необязательно. – Понимаешь? Ворону очень не понравится, если со мной что-нибудь случится.
– Не обольщайся. Думаешь, ему больше заняться нечем, кроме как твоими проблемами? На хрена ему в группе баба, находящаяся в уголовном розыске? Ты теперь никто. Ясно? Ты убийца и воровка.
Ох, не из-за убийства печалится Иудушка. Похоже, весь этот маскарад с похищением из-за паспорта и трюка с кофейными чашками. Сатисфакции ему хочется, мести за униженное самолюбие.
– Послушай, ты злишься из-за паспорта? – Главное, выглядеть независимой, не показывать этому уроду, что ей страшно.
– Догадливая. – Иудушка свернул с шоссе на узкую, лет сто не ремонтировавшуюся дорогу.
– Я тебе его отдам, честное слово. – И лести поменьше, нечего унижаться.
– Кто бы сомневался! Разумеется, отдашь, – Иудушка недобро усмехнулся.
– Но предупреждаю сразу, у меня его с собой нет. Он в надежном месте. Если со мной что-нибудь случится…
– Если с тобой что-нибудь случится, – Иудушка улыбнулся так жутко, что в жилах застыла кровь, а в голову снова полезли мысли о повышенной виктимности и маньяках, – то самое страшное, что меня ждет, – всего лишь замена паспорта. А теперь подумай, что ждет тебя.
– И что меня ждет? – Только не бояться. Он блефует, просто хочет напугать ее до полусмерти.
– Потерпи, уже недолго осталось.
– Куда ты меня везешь?
– Да так, есть тут одно местечко безлюдное.
– Безлюдное?..
– Можешь не сомневаться.
– Ты меня убьешь, да?
Иудушка помолчал, посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом, а потом сказал:
– Не сразу. Сначала дождусь темноты, выясню – правда ли, что твои глаза светятся красным. Знаешь, очень уж хочется увидеть этот оптический феномен.
Все, добегалась… От бомжей ушла, от больничного маньяка ушла, а вот от Иудушки, пожалуй, не уйти. Хреновый из нее получился колобок. Того съели только с пятого захода, а ее слопают уже на третьем. Если только… если только она не попробует Иудушку переиграть.
Темнота наступила внезапно, запрыгнула черной кошкой на капот джипа, превратив деревья за окном в смутные тени. Даже свет фар, яркий и наглый в городе, здесь, вдали от цивилизации, казался тусклым. А фронтовой дороге не было видно ни конца ни края.
Иудушка больше ни о чем не расспрашивал, в смертных грехах ее не обвинял, думал, наверное, какие-то свои маньячные думы. Лие тоже было над чем поразмышлять. Шанс на спасение, хоть крошечный, но все же есть. Только бы получилось, только бы он не догадался.