Иудушка больше ни о чем не расспрашивал, в смертных грехах ее не обвинял, думал, наверное, какие-то свои маньячные думы. Лие тоже было над чем поразмышлять. Шанс на спасение, хоть крошечный, но все же есть. Только бы получилось, только бы он не догадался.
Наконец дорога вывела к небольшой деревеньке. Несмотря на вечер, редко в каком оконце горел свет. Жители то ли уже спали, то ли повымерли. Иудушка сбавил скорость, и Лия напряглась – похоже, скоро.
Дом вынырнул из темноты неожиданно: черная громадина, окруженная кирпичным забором. Фары осветили выкрашенные в коричневый цвет железные ворота. Ворота – это хорошо, еще одна маленькая надежда на спасение. Чтобы их открыть, Иудушке придется выйти из машины. Господи, пусть он оставит ключи в замке зажигания!
Не выключая мотор, Иудушка распахнул дверцу, уже почти выбрался из джипа, но в самый последний момент передумал, окинул Лию подозрительным взглядом и сказал:
– Попробуешь что-нибудь выкинуть – придушу.
Придушит, с этого маньяка станется. Тем более что попытки уже были. Но если повезет, то она сама его в лепешку раскатает, джип – машина серьезная, весит, наверное, как танк.
– Даже не надейся. – Иудушка ухмыльнулся и выдернул ключ из замка зажигания. Сволочь… – И бежать не пытайся. Все равно далеко не убе…
Дверца хлопнула, отсекая последнее слово, щелкнул центральный замок. Лия застонала. Надежда выбраться из этого проклятого места целой и невредимой становилась все призрачнее.
Иудушка возился с воротами недолго, всего каких-то пару секунд. А потом железные створки бесшумно разъехались в стороны, и в ту же секунду под крышей дома зажегся фонарь, освещая двор и кирпичный забор. Лия прильнула к окну, стараясь по-лучше рассмотреть и по возможности запомнить расположение надворных построек. Их было немного: гараж, деревянный сарайчик и просторный навес.
– Выходи! – Иудушка открыл дверцу, дернул Лию за руку так, что девушка едва не выпала из машины.
– Пусти! – Она попыталась вырваться, но стало только хуже. Иудушка, мерзавец, применил свой испытанный прием: твердые пальцы обхватили Лиину шею, сжали с такой силой, что как-то сразу стало не до сопротивления.
– Не надо меня злить. – Горячее дыхание опалило щеку. – Ну что же ты за человек такой, а? Я же тебя по-хорошему просил…
По-хорошему, это, наверное, когда ствол на нее наставлял – извращенец чертов.
– Герой. – Из-за Иудушкиной мертвой хватки говорить было больно, а в глазах уже закипали слезы. – Настоящий мужчина, сильный, обходительный…
На мгновение ее обидчик напрягся – теперь, наверное, точно ударит, – а потом хватка ослабла. Дышать сразу стало легче, но ненадолго: в горле запершило, и от мучительного кашля Лия сложилась пополам.
– Не провоцируй меня, Огневушка! Не доводи до греха. – Ей показалось, или в Иудушкином голосе и правда послышалось замешательство? Активизировались остатки совести, напомнили хозяину, что женщин бить нехорошо. Может, попробовать прямо сейчас?..
– О, Господи!
Теперь, главное, не переиграть, чтобы все выглядело правдоподобно и жалостливо. Привалиться спиной к капоту джипа, руки прижать к животу, согнуться в три погибели и про дыхание не забывать, чтобы со свистом…
– Ну, что такое? – Иудушкин голос совсем близко, в нем раздражение и растерянность.
– Больно…
– Чего тебе больно, окаянная? Я же еще даже не начинал.
Не начинал он, скотина!
– Дышать тяжело и болит. – Заставить бы его подойти поближе, максимально близко.
– В самом деле, больно? – На плечо ложится горячая лапища, вторая рука сжимает подбородок, не сильно, но настойчиво тянет вверх.
Не обращать внимания на лапищи, закрыть глаза, изобразить на лице адскую муку…
– Эй, Огневушка! Ты это… в обморок не падай. Лады?
Корпус вперед, прямо в Иудушкины объятия. Хоть бы поймал…
Поймал: подхватил под руки, прижал к себе.
Кожаная куртка хрусткая, поскрипывает под пальцами. Только бы не услышал, только бы не почувствовал… Надо отвлечь, переключить внимание – закричать.
– Да что за черт! Прекрати орать! Я кому говорю? – Растерялся и злится. Значит, есть надежда, что у нее получится. До кармана она почти уже дотянулась.
Наконец-то! Рукоять пистолета, теплая, шершавая на ощупь, удобно ложится в ладонь.
Все! Выхватить пистолет, оттолкнуть Иудушку, направить на него ствол.
– Стой! Не двигайся! – А руки-то как сильно дрожат, хорошо хоть в темноте не видно.
– Что, Огневушка, все прошло? Больше ничего не болит? – Иудушка смотрит ей в лицо, не обращая внимания на ствол. Не боится?
– Сейчас у тебя заболит, если только рыпнешся.
– Ай, как некрасиво! – Качает головой, ухмыляется. Да что ж он ухмыляется-то? – С виду такая интеллигентная дамочка, а словечки жаргонные. Боевиков дешевых насмотрелась, Огневушка?
– Я выстрелю! – Руки уже не дрожат, но рукоять пистолета скользит во влажной ладони. Не уронить бы.
– Да неужели? – Иудушка делает шаг.
– Стоять!
Замирает, смотрит с любопытством. Ну что же он не боится-то? Думает, что она не выстрелит?
– Опусти пушку. – Голос тихий, вкрадчивый. – Опусти пушку, и давай спокойно поговорим.
Спокойно поговорим… Раньше надо было о дипломатии думать, до того как невинного человека похищать.
– Ключи от машины.
– Что?!
– Дай мне ключи от машины.
– Огневушка, не дури, – Иудушка делает еще один шаг.
– Не двигайся! – Пистолет с каждой секундой все тяжелее. – Не провоцируй меня… пожалуйста. – Пока есть надежда, что можно решить дело миром, но если не получится, она выстрелит. Собственная шкура дороже… – Просто отдай мне ключи от машины.
– И что? Ты водить-то хоть умеешь? – Издевается.
– И водить, и стрелять.
– Ну, так стреляй. – Еще один шаг.
Теперь Иудушка близко-близко, только руку протяни. Издевается и совсем не боится. Почему? Пистолет не заряжен или… Большой палец скользит по рукояти, вот он – предохранитель! Ясно, почему не боится, уверен, что она не додумается. А она сообра-зительная…
Тихий щелчок – Иудушка вздрагивает, в железобетонных глазах изумление и неверие. Пока не боится, но уже понял, что с ней шутки плохи.
– Я выстрелю. – В горле пересохло, а лоб в испарине, и блузка липнет к спине. Еще один шаг – и придется стрелять, у нее нет другого выхода.
– Полегче, Огневушка… – Осторожных полшажка, в голосе напряжение.
Сам напросился! Отдача больно бьет в руку, у ног Иудушки взвивается фонтанчик земли.
– Ты что творишь, сука?! – Возмущенный рев заглушает эхо от выстрела.
– Я тебя предупреждала. – Рука ноет, в ушах звон, в ноздри забивается запах пороха, глаза тоже щиплет. Зажмуриться, только на секундочку, прогнать непрошеную слезу…
…Боль приходит внезапно, яркой вспышкой взрывается сначала в челюсти, потом в голове. Открыть глаза, выскользнуть из затягивающей темноты не получается. С внешним миром ее теперь связывает только голос:
– Огневушка! Вот черт…
Голос тает, растворяется в темноте…
* * *До места добрались лишь в одиннадцатом часу. Могли бы и раньше, но Монгол не спешил, сознательно притормаживал рвущийся вперед по бездорожью джип. Идея с похищением и примерным наказанием, еще днем казавшаяся логичной и даже весьма удачной, к ночи поблекла, утратив изначальную привлекательность.
Ну, похитил, ну, привез он эту Огневушку-поскакушку в свой загородный дом, а дальше-то что? За то время, что они в пути, все говорено-переговорено, обмен любезностями произошел, взаимные претензии высказаны, извинения, пусть и не шибко искренние, прозвучали, документики обещано вернуть в целости и сохранности. Спрашивается – на кой черт было тащить эту вредную бабу на край земли?! Захотелось возмездия, так и отвез бы ее к следователю Горейко. Сразу убил бы двух зайцев: отомстил негодяйке и исполнил свой гражданский долг. Так нет же! Ему мести экзотической захотелось, ремешком пожелал барышню отходить, да не где придется, а в местах глухих и уединенных, у черта на рогах. И о чем только думал?..
А сейчас вот что прикажешь с ней делать? Идея с поучительной поркой армейским ремнем за время пути мало того что поблекла, так еще и приняла характер откровенно идиотский. Сама по себе порка – не проблема, перекинул через колено да отходил по мягкому месту, как батяня делал в далеком босоногом детстве. А дальше? После порки ж наказуемую придется как-то развлекать. Она небось разобидится, оскорбится, расплачется, чего доброго. А он же хоть и злой, но отходчивый, еще, не приведи Господь, утешать примется. А кому от этого будет хорошо? Никому! С кровным врагом сближаться никак нельзя. Ремешком по заднице можно, а по головке гладить – ни-ни. Тогда уже не наказание получится, а черт знает что. Самого ж потом совесть замучает, жалко будет эту полоумную на растерзание следователю Горейко сдавать. Он ведь только с виду следователь прокуратуры, а в душе уфолог-любитель, начнет над девчонкой измываться, опыты всякие ставить. Да и с похищением как-то глупо все вышло. Сейчас этот «друг семьи», поди, полгорода на уши поставил, землю, наверное, роет, чтобы бедную девочку вызволить из лап маньяка. И получается история совсем некрасивая, в которой преступник он, а не девчонка.
Вот такие Монгола одолевали думы: депрессивные, к позитивному восприятию действительности никак не располагающие. Мало того что пришлось вступить в противоречие с собственными жизненными принципами, так тут еще эта… Огневушка сидит, сопит обиженно, строит из себя невинного агнца. А у самой, может, руки по локоть в крови…
Последняя мысль Монголу очень не понравилась. Что-то в его закаленной жизненными трудностями и войнами с конкурентами душе энергично протестовало против версии, выдвинутой следователем Горейко. Ну, какая из этой пигалицы, к чертовой матери, маньячка?! Мелкая, тщедушная, сама затравленная, пугливая, что лесная лань. Представить, что такая может легким движением руки свернуть человеку шею, получалось еще сложнее, чем вообразить, что ее глазищи загораются красным светом. В том, что девица не так проста, как кажется, никаких сомнений нет. Какие-то грешки за ней непременно должны водиться, коль уж она умудрилась загреметь на прием к патологоанатому. Что-то она такое сотворила, кому-то дорогу перебежала, но чтобы человека убить, даже в состоянии аффекта…
Ладно, раз уж пошла такая пьянка, раз уж он умудрился вляпаться в эту мутную историю, то придется самому во всем разбираться, докапываться до сути. А для начала стоит подробненько расспросить девчонку. Не пугать, ремешком армейским не размахивать, а сесть и поговорить по-человечески. Если удастся по-человечески. Потому что, пока она молчит, относиться к ней лояльно еще худо-бедно получается, но стоит ей только открыть рот, как что-то в нем происходит неправильное, контролировать себя становится сложно, и идеи в голову приходят сплошь деструктивные.
А вот и дача!
Дом Монгол сознательно построил в глуши, подальше от любопытных соседей, поближе к матушке-природе. Человеческого общения ему и в городе хватало, а в редкие часы отдыха хотелось уединения и тишины. Конечно, охраняемый дачный поселок понадежнее был бы, да и добираться до него не пришлось бы по такой раздолбанной дороге, но, опять же, соседи, куда от них денешься. А здесь – никого, красота. Правда, имелся определенный риск того, что дачу вскроют и обчистят до нитки, но пока бог миловал: за два года никаких происшествий. Может, повезло, а может, знакомство с районным смотрящим сделало свое дело. Смотрящий тут строгий, шпану свою держит в ежовых рукавицах, озоровать не позволяет.
Монгол остановил джип в нескольких метрах от ворот и вздохнул с облегчением. Как-то подустал он за этот заполошный день. А завтра снова в город ехать, на работу. Пусть не к девяти утра, как его подчиненным, – все же, когда сам себе хозяин, иногда можно сделать и послабление, – но к обеду точно нужно быть в офисе, потому что на пять часов назначены переговоры с немцами, а немцы, как известно, народ пунктуальный. Да еще Огневушку нужно куда-то пристроить: то ли в КПЗ, то ли в психушку – за ночь предстоит решить, преступница она или сумасшедшая. А пока стоит позаботиться, чтобы она не сбежала, потому что, по всему видать, девица резвая и предприимчивая. Вон как с кофе его уделала. Небось уже обдумывает очередную пакость, глазюками так и зыркает. Кстати, глазюки самые обыкновенные, никакого намека на красное свечение. Все-таки подростки обдолбанные были.
Монгол выбрался уже из машины, но вовремя вспомнил про ключ зажигания. С этой станется джип угнать. По раздосадованному девчонкиному взгляду было ясно, что решение он принял верное: точно угнала бы машину, да еще и его бы между делом придавила.
– Попробуешь что-нибудь выкинуть – придушу! – пригрозил он для острастки. – И бежать не пытайся. Все равно далеко не убежишь. – А ключ из замка зажигания лучше вытащить и дверцы заблокировать. Пусть эта шмакодявка посидит, подумает над своим поведением.
Посидела – подумала, но что-то не то надумала, потому что, когда Монгол закончил возиться с воротами и призывно распахнул дверцу, Огневушка выходить не спешила. Пришлось помочь, придать ускорения. Грубым быть не хотелось, просто так получилось. Не стала бы эта дуреха выделываться, ничего плохого бы не произошло, а так, похоже, с ускорением он переборщил. Девчонка вдруг осела на капот джипа, согнулась в три погибели, за живот схватилась. При чем тут живот? Ладно бы шея, с шеей он, пожалуй, действительно перестарался, не рассчитал силу.
– Ну, что такое? – Если притворяется, точно получит, потому как кончается у него терпение.
– Больно. – Голосок тихий, страдальческий, и стоит она как-то не очень уверенно, привалилась к капоту, дышит тяжело. Вдруг и в самом деле болит что-то. Сейчас, чего доброго, в обморок грохнется…
Только Монгол подумал про обморок, как девчонка начала медленно заваливаться вперед, поймать ее он успел в самый последний момент. Не потому что с реакцией проблемы, а потому что неясно было, прикидывается она или нет. По всему выходило, что не прикидывается, что ждут его этой ночью новые проблемы.
Насчет проблем Монгол не ошибся. Только они оказались несколько иного плана. Тело, которое буквально секунду назад висело у него в руках тряпичной куклой, встрепенулось, дернулось, отскочило в сторону. Вот ведьма! Эх, не надо было ее ловить, пусть бы брякнулась башкой о землю. Ей же не привыкать. Теперь придется за жалость свою расплачиваться. Ловкая, стерва, пистолет вытащила так, что он даже не почувствовал ничего.
– Стой! Не двигайся!
Да стоит он, стоит. Хорошо, что ствол на предохранителе, а то было бы веселье. Конечно, в том, что пистолет очутился у этой ненормальной, хорошего мало, но бросаться в панику еще рано.
– Опусти пушку и давай спокойно поговорим.
– Ключи от машины!
Спокойно поговорить не получится, у барышни далеко идущие планы, она собирается угнать его джип. И хорохорится-то как: и машину она водить умеет, и стрелять. А сама ствол двумя руками держит, и ручонки-то, между прочим, трясутся.
– Ну, так стреляй. – Все, надо пистолет отнимать, пока чего дурного не вышло.
Не успел, проявил непозволительную самонадеянность, недооценил противника. А противник попался не промах, с предохранителем разобрался.
– Я выстрелю!
А ведь и в самом деле выстрелит, психопатка чертова.
– Полегче, Огневушка! – Если действовать быстро, с наскока, то может получиться…
Не получилось. Пуля вошла в землю буквально в сантиметре от правой кроссовки. Еще бы чуть-чуть – и кирдык.
Больше Монгол ошибок не совершал. Хотя, кажется, поступил несколько жестоко… Инстинкты сработали раньше мозгов.
Удар пришелся Огневушке в челюсть. Девчонка отлетела к джипу, брякнулась затылком о капот и затихла.
Допрыгалась, Огневушка…
Монгол подобрал с земли ствол, присел перед неподвижным телом. Сейчас точно не притворяется – в отключке. Не дай бог, сломал ей что-нибудь. Челюсть, кажется, цела. Голова… Монгол подсунул ладонь под девчонкин затылок – голова вроде тоже цела. Врезал-то он ей вполсилы. Чего ж тогда отключилась?
Нехорошо вышло. Монгол еще с детского сада усвоил, что девочек обижать нельзя. А как тут не обидеть, если девочка палит по тебе из пистолета?! Тут уж не до реверансов, тут бы в живых остаться, а уже потом разбираться с муками совести.
А совесть мучила. За неполную минуту, которую Монгол потратил на осмотр поверженного противника, совесть, можно сказать, довела его до ручки. Подумаешь, девчонка на него ствол наставила? Ствол можно было и как-нибудь поаккуратнее отнять, без членовредительства. А то, что потребовалось бы несколько лишних секунд на размышление, – это ж ерунда. Ну, продырявила бы Огневушка ему шкуру, беда какая… С собственной шкурой он хотя бы знает, что делать, а вот как теперь быть с этой ненормальной? Как выводить ее из обморока? И нужно ли? Может, все само собой устроится?
Пять минут ожидания показали, что само собой ничего не устроится и нужно принимать меры. Девчонка лежала неподвижно, признаков жизни почти не подавала. Даже дышала совсем тихо, Монголу пару раз пришлось наклоняться к ней близко-близко, прислушиваться. А земля, между прочим, холодная, успела остыть за вечер. И ладошки у Огневушки ледяные, как тогда в морге…
Все, нельзя так просто сидеть и гадать: очухается девчонка или богу душу отдаст. Он, Монгол, ее до такого состояния довел, ему ее из него и выводить. Знать бы еще, как… Вот ведь дурачина! Мести ему захотелось. Сидел бы сейчас дома перед теликом, горя не ведал, а теперь что? Опыт по спасению Огневушек у него, прямо скажем, небогатый. Тот случай в морге в расчет не принимается: тогда девчонка реанимировалась без посторонней помощи. Вдруг и сейчас получится без посторонней? Надо ее для начала в дом отнести, отогреть.
В доме было прохладно, едва ли не холоднее, чем на дворе. А девчонка и так уже как ледышка. Куда б ее сгрузить? Монгол осмотрелся. Лучше всего Огневушке будет, наверное, в гостиной на диване. Во-первых, потому что диван просторный, застеленный пушистым пледом, а во-вторых, в гостиной имеется камин с уже уложенными для растопки березовыми поленьями. Монгол к камину относился с большим пиететом, холил его и лелеял, держал всегда в боевой готовности.