Жестоко. Анатолий Маркович этого не заслужил, но по-другому никак. Она извинится когда-нибудь, если наберется смелости…
…У здания прокуратуры многолюдно, люди снуют туда-сюда, словно муравьи. Сейчас она тоже войдет в эти двери. Надо только собраться с духом.
Вдох-выдох…
Вперед!
– Куда ты собралась, Огневушка? – На плечо ложится тяжелая ладонь.
Монгол… Как же некстати…
– Сдаваться. – Раз решилась, нужно действовать.
– Погоди, поговорить нужно…
* * *Это у него точно что-то вроде стокгольмского синдрома. Умом понимает, что увяз по самую макушку и, оставаясь с Огневушкой, увязает еще глубже, а поделать с собой ничего не может. Тянет его к окаянной девчонке как магнитом. Даже после того, что она рассказала.
Что это? Карма, злой рок, судьба? Монгол не знал, да и знать не желал. Какая разница, как называется острое, как стилет, чувство, когда мысли вразброд и в душе сплошные метания!
И ведь не скрыться от этого никуда. Вот он сегодня утром попробовал, дал себе клятвенное обещание, что видит Огневушку в последний раз. И что? Теперь чувство, которое, как стилет, ему жизни не дает, ворочается в груди – ни вдохнуть, ни выдохнуть.
А самое мерзкое, что Огневушка поняла, что он собрался сбежать. Поняла и не осудила, потому что на своей молодой жизни она уже поставила жирный крест и не хочет тянуть его, Монгола, за собой. С ума будет сходить, а помощи не попросит. И сойдет! Еще чуть-чуть, еще пару ночей в одиночестве, и все – пропала девка. А тому, кто ее к краю подталкивает, только того и надо: если не убить, то напугать до полусмерти, свести с ума.
Вот не верит он, что Огневушка сама, без посторонней помощи, с ума сходит. Помогает кто-то – сто процентов. Узнать бы кто и с какой целью. Да еще мужик этот мутный, тот, которого они вчера вечером видели. Откуда он взялся? Если верить Огневушке, то выходит, что он ее отец. Хорош папаша, ничего не скажешь! Родную доченьку готов до нервного срыва довести. И отчим молодцом – заботливый. Жена уже в дурдоме, падчерица на подступах, а он обо всех заботится, всех лечит. Таблеточки, укольчики, гипноз… Сделал из домочадцев подопытных кроликов!
Ладно, коль уж он решил, что Огневушку не бросит, то надо рассуждать отстраненно. Примерно так, как стал бы действовать в сложившейся ситуации старший следователь Горейко.
Порассуждать, как Горейко, не получилось, Монгола отвлек телефонный звонок.
– Господин Сиротин? – Вот ведь помяни черта!
– Весь внимание, Адам Семенович.
– Вы не могли бы ко мне подъехать?
Можно подумать, у него есть выбор!
– С превеликим удовольствием.
– Ну, так я вас жду…
…В кабинете следователя Горейко со вчерашнего дня ничего не изменилось: все та же удушающая жара, графин с водой на столе. И сам Адам Семенович, как обычно, при полном параде: костюмчик, галстучек, очочки, усики.
– Я к вам, товарищ следователь, уже как на работу хожу. – Монгол опустился на стул, посмотрел на Горейко если не с симпатией, то с некоторой приязнью. В конце концов, мужик не виноват, что у него работа такая сволочная.
– Что ж я могу поделать, господин Сиротин? – Следователь развел руками. – Это же система, бюрократическая машина. Вот хотелось бы, чтобы вы на фоторобот подозреваемой взглянули, – он положил перед Монголом отпечатанный на принтере листок бумаги. – Может, вспомните какие-нибудь уточняющие детали. Вы же ее дольше других свидетелей видели.
Монгол с некотором душевным трепетом взял листок в руки и едва удержался от гомерического хохота. Рожа, которую следователь Горейко называл грозным словом «фоторобот», мало того что не имела ничего общего с Огневушкиной мордашкой, она даже на женское лицо не особо была похожа. Какой-то робот-андроид, честное слово.
– А можно спросить, какие свидетели так расстарались? – Монгол взмахнул бумажкой.
– Да ваш товарищ и расстарался, тот, что в морге служит, – усмехнулся Горейко. – А что, не очень похоже?
– Наоборот! Сходство просто поразительное! Я даже представить себе не мог, что современная техника творит такие чудеса.
– Ну уж скажете тоже – чудеса! У нас программа стоит допотопная, штампует не человеческие лица, а каких-то гоблинов. Если подозреваемая похожа на наш фоторобот, тогда я никак не могу понять, чем же она смогла увлечь подростков. Ну, тех, что в парке, помните?
– А я вам еще тогда говорил, товарищ следователь, что парни под кайфом были, а под кайфом и кикимора за красавицу сойдет.
– Это уж точно, – вздохнул Горейко. – С вашими доводами не поспоришь, – и тут же совсем другим тоном спросил: – Вы нового ничего мне рассказать не хотите? Вдруг вспомнили что-нибудь интересное.
– Вспомнил. – А чем черт не шутит, вдруг да и попадет с завязанными глазами в яблочко! – Я на досуге, знаете ли, рассуждал над случившимся и кое-что надумал.
– Очень любопытно. – Горейко в нетерпении поерзал на стуле. – Слушаю вас, Александр Владимирович.
– Я, конечно, не следователь, вашими знаниями не обладаю, – Монгол решил начать с лести, – но вот вызывают у меня большие сомнения кое-какие моменты.
Горейко если на лесть и клюнул, то виду не подал, ждал продолжения.
– Дело в том, что девушка, то есть подозреваемая, настаивала на том, что санитарку убила не она, а некий мужчина, переодетый доктором.
– Старая история, – отмахнулся Горейко, – и не слишком правдоподобная.
– Погодите, Адам Семенович, позвольте мысль развить. Значит, подозреваемая утверждала, что санитарку убил какой-то мужик, но пришел-то он изначально не для того, чтобы персонал больницы изничтожать, он пришел, чтобы убить подозреваемую. Она мне даже шприц показывала.
– А что ж вы шприц нам не отдали, Александр Владимирович? Мы бы провели экспертизу лекарственного препарата.
– Так не оказалось никакого препарата, вот в чем дело! В шприц был набран воздух.
– Ну, это просто смешно! Детский сад какой-то!
– Я сначала тоже так подумал, а потом свидетель Алейников Валентин Иванович меня просветил, что воздухом убить человека можно гораздо надежнее, чем ядом. А Валентин Иванович, он ведь к медицине имеет непосредственное отношение, если вы помните.
– Ну конечно, – хмыкнул Горейко, – санитар – как раз тот специалист, который разбирается в подобных вещах.
– Он в медицинском успел поучиться, пару лет.
– Думаете, этой пары хватило, чтобы делать такие далеко идущие выводы?
– Я думаю, – сказал Монгол с нажимом, – что девушка, простите, подозреваемая, могла и в самом деле оказаться жертвой нападения. Ведь вы же сами не отрицаете, что бомжи, как их там…
– Огурцов и Супончик, – подсказал Горейко.
– Огурцов и Супончик напали на нее с преступными намерениями. И знаете, что я вспомнил?
– Было бы любопытно узнать.
– В то утро, когда подозреваемая принесла мне пиджак и документы, она рассказала, что перед тем, как потерять сознание, слышала, как Огурцов и Супончик говорили о каком-то заказчике. А что, если это правда? Я имею в виду заказчика? Вы бы, товарищ следователь, порасспросили с пристрастием Огурцова. Коль уж он сознался в попытке убийства, так что ему стоит и о заказчике поведать до кучи?
– Уже, – сказал Горейко.
– Что уже? – удивился Монгол.
– Уже порасспросил и даже получил информацию.
– Ну и что?
– Вообще-то, информация эта является конфиденциальной, но коль уж вы, господин Сиротин, решили сотрудничать со следствием, то я служебными инструкциями готов поступиться. Меньше часа назад я вернулся с допроса Огурцова. Ночку он ребятам устроил еще ту. Я их еле уговорил, чтобы до моего приезда его не трогали, ничем успокаивающим не кололи.
– А что такое? Очередное видение? – спросил Монгол.
– Вы не ошиблись, Александр Владимирович, именно видение. – Горейко подмигнул ему, как старому приятелю, видно, решил, что Монгол действительно встал на путь исправления, коль уж сам, добровольно, о видениях заговорил. – Минувшей ночью явился нашему Огурцову некий черный человек.
– В каком смысле черный?
– Да, похоже, во всех: одетый во все черное, с глазами черными, душой черной, – Горейко понизил голос до зловещего шепота, – явился и стал бедного Огурцова пытать-выпытывать о заказчике.
– А Огурцов? – Монгол поморщился. Черный человек – это ему знакомо. Он такого сам вчера видел.
– А Огурцов во всем сознался, рассказал, кто и когда им с подельником повелел девочку убить.
– Кому рассказал?
– Сначала видению, а потом и мне. Захотел, понимаете ли, душу облегчить, покаяться в своих грехах. Кстати, он утверждает, что черный человек – не плод его больного воображения и не привидение, а реальный персонаж. Что пришел он к нему под утро, присел на кровать и стал в мозгах копаться.
– В мозгах копаться?
– Ну это, наверное, что-то вроде телепатии.
– Так я не понял, черный мужик в самом деле к Огурцову приходил?
– Даже не знаю, что вам и сказать. – Горейко пожал плечами. – Вы же понимаете, тюремная больничка – это режимное заведение. Естественно, никто бы к подследственному гостя без соответствующих санкций не пропустил, но утром, когда Огурцов начал орать и бесноваться, персонал обнаружил у его койки любопытные следы.
– Так я не понял, черный мужик в самом деле к Огурцову приходил?
– Даже не знаю, что вам и сказать. – Горейко пожал плечами. – Вы же понимаете, тюремная больничка – это режимное заведение. Естественно, никто бы к подследственному гостя без соответствующих санкций не пропустил, но утром, когда Огурцов начал орать и бесноваться, персонал обнаружил у его койки любопытные следы.
– Какие?
– Пепел! Я уже отдал его на экспертизу, но сдается мне, что это пепел с одного из тех самых пожарищ. Разумеется, будет проведено служебное расследование – охранников и дежурных медиков допросят с пристрастием.
– А что с камерами видеонаблюдения? – поинтересовался Монгол. – В режимном заведении ведь должны быть видеокамеры.
– Камеры есть, – Горейко покивал головой, – только они этой ночью вышли из строя.
– Все как одна?
– Представьте себе. Вот и думайте после того: призрак приходил к Огурцову или живой человек.
– А вы как считаете, товарищ следователь? – Да уж, правильно он себя ведет, фактически спрашивает следователя прокуратуры, верит ли тот в привидения.
– А я, господин Сиротин, сейчас обмозговываю, как бы мне выйти на заказчика, – усмехнулся Горейко. – Видите ли, тут такая ситуация: ни Огурцов, ни его подельник лица заказчика не видели. Огурцов утверждает, что к ним обратился какой-то ничем не примечательный мужик, показал фото вашей знакомой, рассказал, когда и в какое время ее надо ждать, пообещал хорошие бабки в случае, если с барышней произойдет трагическая неприятность, дал аванс. Вот и все.
– И Огурцов совсем не запомнил его лица?
– Нет, потому что заказчик маскировался, на встречу пришел в очках с затемненными стеклами и в надвинутой на глаза кепке.
– Знаете, Адам Семенович, а ведь девчонка именно так и описывала того человека, который проник к ней в палату.
Если бы Монгол добрался до этого ублюдочного Огурцова, то от него бы и мокрого места не осталось, но сейчас его показания давали Огневушке реальный шанс.
– Знаю, Александр Владимирович, – Горейко кивнул.
– Так, может, девчонка санитарку не убивала? Может, ее пора перевести из разряда подозреваемых в разряд свидетелей по делу?
– Знаете, господин Сиротин, – Горейко вперил в него пристальный взгляд, – я уже начинаю думать, что в данном деле у вас имеется личный интерес.
– Нет у меня никакого интереса, я просто люблю, когда все по справедливости, – огрызнулся Монгол. – Оно, конечно, намного проще обвинить во всех смертных грехах ни в чем не повинную девушку, чем искать настоящего убийцу. – А вот это он зря, вон как товарищ следователь напрягся.
– Вы меня, господин Сиротин, в некомпетентности не упрекайте, я свое дело знаю. И уж поверьте моему слову, очень скоро виновный окажется за решеткой.
– Хорошо, если виновный…
– А мы тут не в бирюльки играем. – Горейко хлопнул ладонью по папкам с документами. – Мы, между прочим, работаем в поте лица. Таких, как вы, защищаем от таких, как Огурцов.
– Плохо защищаете, Адам Семенович.
– А знаете, почему? Потому что есть свидетели, которые преднамеренно чинят препятствия следствию и не рассказывают обо всех известных им фактах.
– Вы на меня намекаете?
– Не намекаю, а говорю открытым текстом. Вы что-то знаете, но не хотите рассказывать.
– Глупости.
– А вот я вас сейчас закрою на пятнадцать суток за противление следствию…
– Закрывайте, только я сначала позвоню своему адвокату. – Монгол вынул из кармана мобильный.
– Все, свободны! – Следователь Горейко резко встал из-за стола. – Когда вы понадобитесь, вас вызовут.
– Всего доброго, Адам Семенович, – Монгол спрятал мобильник и неспешно поднялся со стула. – Было приятно с вами пообщаться.
– Рад бы ответить взаимностью, да не могу. – Горейко отвернулся к окну. Самонадеянный мальчишка, возомнивший себя Шерлоком Холмсом.
Вот какой у них получился разговор: напряженный, но в некотором смысле продуктивный. Пусть следователь Горейко и не настроен ловить настоящего преступника, но, по крайней мере, не отрицает, что в деле появились новые фигуранты.
Ну что ж, зато у него самого появились кое-какие идеи, которые было бы неплохо проверить в ближайшее время. Черный человек и всякие там феномены «выжженной земли» – факты, конечно, занимательные, но чует его сердце, подоплека у этого дела отнюдь не мистическая. Ведь не призрак Огневушку заказал, а реальный человек. Для начала хорошо бы его отыскать, а уже потом можно и с прочей научной фантастикой разбираться.
Определенно, в тот день Монголу способствовала удача, потому что Огневушку он заметил раньше, чем эта дуреха успела наломать дров. Девчонка ошивалась у стен прокуратуры, и на ее мордашке отчетливо читалась решимость зайти внутрь.
– Куда ты собралась, Огневушка? – Монгол перехватил ее в самый последний момент, уже почти у двери.
– Сдаваться.
С ума сойти! Сдаваться она надумала.
Монгол подхватил Огневушку под руку и увлек прочь от прокуратуры.
– Погоди, поговорить нужно…
* * *То ли ее собственная решимость была недостаточно сильна, то ли Монгол слишком напорист, только Лия дала увести себя от прокуратуры и даже безропотно уселась в джип. Верить в то, что Монгол здесь специально ради нее, не получалось, хоть и очень хотелось.
– С ума сошла, да?! – рявкнул он, включая зажигание.
– Сошла, – не стала она отпираться, – у меня даже доказательства есть.
– Какие еще доказательства?
– Доказательства моего сумасшествия. Он меня загипнотизировал.
– Кто?
– Анатолий Маркович, мой отчим.
– И что? – Монгол перестал возиться с машиной, посмотрел на Лию пристально и, как ей показалось, с жалостью.
– И все, – она всхлипнула. – У меня раздвоение личности. В трансе я разговаривала чужим голосом, на незнакомом языке. И на тамтаме играла.
– Откуда ты знаешь? Отчим тебе сказал?
– Нет, он просто все записал на диктофон, а я уже потом… послушала. Понимаешь, что это значит?
– Что?
– Это значит, все, что про меня рассказывали, – правда! Я их всех убила!
– Кого – всех? – Он разозлился, глянув на Лию так, словно она сказала несусветную глупость. – Кого всех, Огневушка?! Санитарку ты не убивала, и у следствия теперь есть веские основания подозревать в этом преступлении другого человека. Кого еще?
– Бомжей.
– Один до сих пор жив, второй умер от вполне естественной причины. При чем тут убийства?
– Все случилось из-за меня. – Как бы ей хотелось верить ему, но нельзя. Тот монстр, который живет внутри нее, не остановится и в следующий раз точно кого-нибудь убьет.
– А не слишком ли много ты на себя берешь, Огневушка? Это уже какая-то мания величия получается. Так ты скоро начнешь приписывать себе весь творящийся в городе криминал. Видишь ли, я ведь тоже сталкивался с той твоей второй половиной. И ничего, мне даже понравилось. Что ж она меня-то не пришила?
Ему понравилось… Значит, с той, другой, ему было лучше, чем с ней.
– Эй, Огневушка, ты чего приуныла?
И вовсе она не приуныла. Она радуется, что следователь больше не считает ее единственной подозреваемой, а все остальное – так, ерунда.
– Все нормально. – Ей даже удалось улыбнуться. – Куда ты меня везешь?
– К тебе домой. У меня тут кое-какие мысли возникли, надо бы проверить. А ты сиди дома, никуда не высовывайся, двери никому не открывай, на телефонные звонки не отвечай. Нет, погоди! На мои звонки отвечай обязательно. Поняла?
Лия молча кивнула.
– И вот еще что, – Монгол задумчиво посмотрел на ее медальон, – ты не могла бы мне его на время одолжить?
– Зачем?
Если бы он не ответил, она все равно отдала бы ему медальон, даже с риском для собственной непутевой жизни.
– Уж больно он любопытный. Свожу-ка я его в одно место, покажу специалистам, вдруг они что-нибудь интересное расскажут. Нам же никакая информация не повредит, верно?
– Не повредит. – Расставаться с медальоном страшно, но ведь Монголу он нужнее.
– Не знаю, сколько мне понадобится времени, но постараюсь управиться в максимально короткие сроки. – Монгол спрятал украшение в нагрудный карман. – А ты не волнуйся, Огневушка, все будет хорошо.
– Что хорошо? – Не нужно было спрашивать. Получается, что она вроде как навязывается.
Монгол посмотрел на нее долгим и очень внимательным взглядом. На какое-то мгновение Лие показалось, что в его глазах она снова видит те самые золотистые змейки.
– Все у нас будет хорошо. Все, от начала и до конца. Понимаешь?
Это было так похоже на заветное «Жили они счастливо и умерли в один день», что Лия чуть не разревелась. Наверное, он что-то другое хотел сказать, а она просто себе нафантазировала всякого…
Не другое. Потому что, прощаясь, Монгол ее поцеловал. Не страстно и не нежно, а торопливо и как-то неловко, словно это был самый первый их поцелуй.
Надо бы сказать, чтоб он поберег себя, чтоб не рисковал, а она не смогла. Понимала, стоит ей только заговорить, и все – слез не миновать. А кому нужны ее слезы? Монголу точно не нужны. И та, другая, наверняка бы не заплакала…