На этот случай у Гоги всегда имелся один и тот же анекдот, который он рассказывал всем своим подругам. Джигит ведет девушку домой и постоянно приглаживает шевелюру. «Что с тобой»? – удивляется девушка. «Э, как погляжу на тебя, так волосы встают дыбом». – «Разве я такая страшная?» – «Нет. Просто мне страшно представить, что я сейчас буду с тобой вытворять. Ха-ха-ха».
Широкая улыбка, набежавшая на лицо Гоги, пришлась весьма кстати. Сунув в рот пальцы, он вытащил оттуда размякший комок жвачки и затолкал ее кончиком ножа в замочную скважину нужной квартиры. Затем вставил туда же заранее заготовленную болванку и стал ждать. Как только жвачка затвердеет, замок откроется так же легко, как если бы у Гоги имелся настоящий ключ от двери.
А русские пусть спят и видят сны. У них это всегда хорошо получается.
Как и предполагал Гоги, дверь была захлопнута лишь на верхний замок, так что распечатывать новый пакетик жевательной резинки не пришлось. Он проник в квартиру совершенно бесшумно, немного постоял в прихожей, прислушиваясь, потом скользнул тенью дальше.
Будучи во хмелю, Гоги хвастался, что видит в темноте, как кошка. Это, конечно, было преувеличением. Например, когда что-то тихонько звякнуло слева от него, он не сразу разглядел у своих ног цепочку, а когда поднял ее и повертел в руках, долго не мог понять, что за комок металла на нее подвешен. Оказалось, это была расплющенная пуля.
Какой дурацкий талисман, решил Гоги, носивший на шее золотой крест с распятой на нем ювелирной фигуркой. О том, как и почему чужая цепочка оказалась на полу, он задумываться не стал. Упала и упала, что с того? Ерундовая вещица, дешевка. Цепочка даже не серебряная, а, стыдно сказать, стальная.
Возвратив находку на тумбочку, где она, скорее всего, лежала, Гоги двинулся дальше.
Следующее подтверждение тупости Громова обнаружилось в комнате, непонятно для чего перегороженной шкафом. Додуматься поставить его посреди жилого помещения мог только очень недалекий человек. Хорошо стрелять – этого для настоящего мужчины мало, подумал Гоги. Надо еще голову на плечах иметь.
Когда шкаф внезапно обрушился на него, он очень удивился, но тем не менее успел запустить руку за пазуху и нащупать короткий приклад обреза. Дальше этого дело не пошло. Потому что после того, как шкаф несколько раз приподнялся, чтобы упасть на Гоги снова и снова, он перестал не только шевелиться, но и реагировать на происходящее…
Хотел сначала немножко повоевать, потом – расслабиться, а получилось совсем наоборот.
3
Разбуженная шумом Светлана сидела на разложенном диване и таращила глаза, пытаясь понять, что происходит в темноте.
Совершенно обнаженный Громов раз за разом приподнимал шкаф и вновь ронял его на пол, но ожидаемого грохота почему-то не было – лишь смягченные чем-то звуки ударов и приглушенные гортанные возгласы. Потом все стихло.
Когда зажегся свет, выяснилось, что шкаф лежит на полу не плашмя, как ему полагается, а сикось-накось, и из-под него торчат мужские ноги в туфлях из мягкой кожи. Ноги не двигались. Шкаф тоже.
Пока Светлана растерянно хлопала глазами, Громов успел сходить в прихожую и вернуться оттуда с кованой цепочкой, которую обычно носил на шее.
– Держи. – Сунув цепочку в вялую руку Светланы, он сказал: – Видишь обрывок нитки, привязанный к последнему звену? Отвяжи его, пожалуйста. У меня слишком короткие ногти.
– А для чего тут нитка?
– Маленькая военная хитрость, – улыбнулся Громов. – Я протянул ее поперек прихожей на тот случай, если вдруг явятся непрошеные гости. Как видишь, я не ошибся.
– Неужели тебя может разбудить звук упавшей цепочки? – изумилась Светлана.
– Там, где прошла моя молодость, нас учили просыпаться даже от шороха сколопендры, – просто ответил Громов. – Пожалуй, теперь я не столь чувствителен к постороннему шуму, но когда даешь мозгу команду отреагировать на что-то конкретное, он срабатывает.
– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачала головой Светлана. – Лично меня только шум упавшего шкафа разбудил, да и то не сразу. Так это тоже была ловушка?
– Ну да, – подтвердил Громов. – Опрокидываешь его в нужный момент ногами, и порядок. Простенько и сердито.
– Сердито? А мне говорил, что от лунного света загораживаешься.
– От лунного света тоже.
Громов до сих пор не потрудился одеться, но зато навесил на плечи кобуру, и, поколебавшись, Светлана попросила:
– Послушай, дай мне примерить эту сбрую. Мне кажется, в ней я буду просто неотразима.
– А это? – напомнил Громов, указав пальцем на виднеющиеся из-под шкафа подошвы. Он говорил о незнакомце как о неодушевленном предмете мебели, но кобуру расстегнул и сдвинул таким образом, чтобы в случае опасности моментально выхватить пистолет.
– Кто бы это мог быть? – опомнилась Светлана и принялась срочно разыскивать свои трусишки, которые, как нередко случается в самые неподходящие моменты, куда-то запропастились.
– Полагаю, это кто-нибудь из кунаков Сосо Медашвили, – предположил Громов. – Немногочисленный, но очень сплоченный и настырный народ. Лучше бы я с тараканами связался, честное слово… Впрочем, я могу ошибаться. – Он наклонился, взявшись за угол шкафа. – Сейчас поглядим.
– Подожди! – запаниковала Светлана. – Я не готова.
– Ты прямо как принимать посла иностранного государства собираешься, – проворчал Громов.
– Очень смешно. Послушай, где мои вещи?
– Твоя майка, надо полагать, валяется там, куда ты ее зашвырнула, – в соседней комнате. – Громов неожиданно прыгнул обеими ногами на зашевелившийся шкаф и продолжал как ни в чем не бывало: – Остальное, скорее всего, под этим предметом мебельного гарнитура. Честно говоря, у тебя странная манера раздеваться, дорогая. И потом эта привычка голосить, как будто тебя насилуют. – Он осуждающе покачал головой, а потом вдруг заулыбался до ушей: – Впрочем, это даже здорово.
– Тебе правда нравится? – Светлана недоверчиво вскинула на него глаза.
– Посуди сама, – предложил Громов. – Когда ты стенала в последний раз, соседи снизу тарабанили по батарее. Теперь я несколько раз уронил на пол шкаф, а им хоть бы хны. Как говорится, почувствуйте разницу.
Светлана почувствовала. Отправившись на поиски своей майки, она стучала своими ухоженными пятками так громко, словно вознамерилась пробить ими пол.
4
Гоги услышал мучительный стон. Ага, его очередной пленник пришел в чувство. Нужно плеснуть ему на голову холодной воды и продолжить допрос.
Но ведра нигде видно не было, как и самого пленника. И себя самого Гоги тоже никак не мог обнаружить. Где он? И почему стон вырывается из его собственной груди? Что за непроглядный мрак стоит вокруг?
Он открыл глаза и задергался, убеждаясь, что связан по рукам и ногам. Судя по шуршанию, которое издавали путы, это был скотч. Желая проверить обескураживающую догадку, Гоги приподнял голову и увидел над собой темную мужскую фигуру, почти неразличимую на фоне ночного неба.
В руке мужчины тлел огонек сигареты. Он спросил:
– Оклемался, абрек? А я уж думал, что зашиб тебя насмерть. Радовался.
Гоги вспомнил, как крался по квартире с сумкой, в которой лежали тротиловые шашки. Все было хорошо до тех пор, пока шкаф, который он намеревался обогнуть, стоял на месте. Потом все пошло кувырком.
– Ты Громов, да? – прохрипел Гоги.
– Да, – ответил мужчина. – Но ты поинтересовался бы лучше, что у тебя под головой.
– Сумка? – догадался Гоги, скашивая глаза то влево, то вправо.
– Твоя сумка, – пояснил Громов. – Внутри нее все в целости и сохранности. Шнур по-прежнему выведен наружу. Весь фокус заключается в том, что теперь тебе не удастся избавиться от своей ноши. Ты привязан к своей сумке. Буквально. – Громов тихонько засмеялся и посоветовал: – Не трепыхайся, кацо, ты упакован по всем правилам техники безопасности. Лучше слушай меня внимательно.
– Я слушаю. – Гоги постарался расслабиться, насколько это было возможно в его незавидном положении. На душе было по-прежнему муторно, но ноющее тело испытало некоторое облегчение.
– Вот главная новость для тебя. Я мертвый.
Гоги, который никогда прежде не интересовался загробной жизнью, ощутил себя так, словно ему на голову вновь обрушилось что-то тяжелое. В небе ни единой звездочки, вместо луны – мутное белесое пятно, вокруг чернеют то ли кусты, то ли клочья туч – не разберешь со страху.
– Ты живой, – возразил Гоги без особой уверенности в дрогнувшем голосе.
– Нет, – покачал головой Громов. – Ты пока не в аду, но я умер. Именно об этом ты сейчас расскажешь своему хозяину, Сосо Медашвили… Светлана, – повысил он голос, – принеси-ка из машины телефон, пожалуйста.
В девушке, которая протянула Громову трубку, без труда угадывалась молодая вдова Зинчука, которую Сосо превратил в свою подстилку. Прежде чем она удалилась, Гоги хотел обозвать ее сукой, но промолчал. Сейчас ему было все равно, кто кого трахает. В первую очередь следовало позаботиться о себе самом. Телефонный звонок – это шанс, которым нужно воспользоваться. Все остальное потом.
В девушке, которая протянула Громову трубку, без труда угадывалась молодая вдова Зинчука, которую Сосо превратил в свою подстилку. Прежде чем она удалилась, Гоги хотел обозвать ее сукой, но промолчал. Сейчас ему было все равно, кто кого трахает. В первую очередь следовало позаботиться о себе самом. Телефонный звонок – это шанс, которым нужно воспользоваться. Все остальное потом.
Громов, присевший на корточки рядом, легонько постучал трубкой по голове Гоги и попросил:
– Не отвлекайся на посторонние мысли, кацо. Слушай и запоминай. Все, что ты должен будешь сделать, это слегка приукрасить свои подвиги. Не такая уж непосильная задача для темпераментного кавказца?
– Ты говори, я слушаю, – хрипло сказал Гоги.
– Так вот, – невозмутимо продолжал Громов, – ты расскажешь, что проник в квартиру и геройски напал на меня, спящего. Но прежде чем тебе удалось меня убить, я успел тебя здорово покалечить. Между прочим, пара ребер у тебя действительно сломана. Не веришь? Набери полную грудь воздуха и убедишься.
Гоги хорошенько втянул в легкие ночной воздух и чуть не потерял сознание. Убедился.
– Кроме того, – Громов опять привел его в чувство постукиванием по голове, – у тебя вывихнуто несколько пальцев на руках и сильно ушиблена коленная чашечка… Это тоже чистая правда, поверь. В общем, состояние у тебя хреновое. Как будто ты всю ночь искал в горах овцу, отбившуюся от стада, а под конец вообще свалился в пропасть.
– Я никогда не пас овец! – запальчиво возразил Гоги.
– Это безразлично, кого ты там пас у себя на родине, – поморщился Громов. – Главное, что сейчас ты здесь и состояние у тебя тяжелое. Как тебе быть? Ведь на той квартире, где ты убил меня, находилась также небезызвестная вам Светлана Кораблева. Ты захватил ее в плен, отъехал подальше и понял, что сил у тебя совсем не осталось. Тут больно, там больно… – В подтверждение своим словам Громов дернул пленника за один из распухших пальцев и, услышав ответный вопль, удовлетворенно кивнул головой. – Вот видишь, все именно так, как я тебе рассказываю. Машину в таком состоянии ты вести не можешь. Так что пусть хозяин мчится тебе на выручку. Он небось сейчас в ресторане или в казино развлекается? Ну, ничего. Жизнь – не сплошной праздник, ты-то теперь это точно знаешь, верно, абрек?
– Сосо сам не приедет, – буркнул нахмурившийся Гоги. – Людей пошлет.
– А ты ему скажи, что вместе со Светланой прихватил целую кипу каких-то акций. Еще скажи: при ней много драгоценностей и денег. Что со всем этим добром делать? Вряд ли Сосо доверит забрать ценности своим соплеменникам. Это все равно что оставить сыр на сохранение крысиному выводку.
Такое сравнение показалось Гоги крайне обидным, хотя в чем-то русский был прав.
– А если я не стану звонить? – ощерился он.
– И не надо, – легко согласился Громов. – Я сейчас прикурю сигарету, а заодно подожгу запальный шнур. – Он достал зажигалку. – Только не кричи потом, что передумал. Ты гордый, и я тоже гордый.
– Ладно, давай свою трубку, – проворчал Гоги.
– Вот видишь, как просто решаются такие вопросы. Тогда запомни: ты находишься в районе стадиона «Локомотив», – принялся пояснять Громов. – Свою «Вольво» ты загнал в прилегающий парк, чтобы случайно не привлечь внимание милицейского патруля. Центральный вход, пешеходная аллея. Когда Сосо подъедет, ты трижды помигаешь ему фарами из кустов. Ну, все уяснил или повторить?
– Не надо повторять, – мрачно усмехнулся Гоги. – У меня хорошая память.
– Тогда диктуй номер своего хозяина, – предложил Громов. – Поскольку трубку тебе держать нечем, придется тебя обслужить.
– Учти, я по-грузински говорить стану.
– Да хоть по-китайски лопочи. Я, между прочим, много языков знаю.
– И наш? – встревожился Гоги, которому такой оборот очень даже не понравился.
Громов улыбнулся:
– А вот это тебе предстоит угадать, джигит. Смотри, я курю, зажигалка у меня в руке. На твоем месте я бы рискнул предупредить хозяина об опасности. У тебя неплохие шансы. Пятьдесят на пятьдесят.
Обдумав предложение, Гоги решил, что ему предлагаются не такие уж хорошие шансы. Вот если бы проценты распределились 51 на 49, как у Сосо с Зинчуком, тогда еще можно было бы попытать счастья. Но не при существующем раскладе. Не в пустынном парке с шашками тротила под головой.
– А жизнь подаришь? – угрюмо спросил Гоги.
– Ладно, – кивнул Громов. – Живи.
Вид у него при этом был абсолютно непроницаемый.
5
Прежде чем отпробовать принесенное вино, Сосо поинтересовался, сколько стоит бутылка. Услышав в ответ астрономическую цену, он усмехнулся и сделал глоток. Хорошее вино, просто отличное. Тем более что платить за него не надо. Оно досталось Сосо даром, точно так же, как ночной клуб, в котором он сидел, как фирма, принадлежавшая Зинчуку, как его молодая жена.
Сосо отставил бокал и нахмурился. Светлана Кораблева исчезла, и это мешало ощущать себя полноправным хозяином. А вдруг она продаст свою долю кому-нибудь из столичных авторитетов? Тогда Сосо ожидает судьба прежнего совладельца «Домино». Никто не посмотрит на то, что у него на один процент акций больше. В том мире, где жил Сосо, распределение долей и прибылей происходило по особым законам.
– Как ты называешься, повтори, – сказал он, пристально глядя на почтительно застывшего напротив стола пижона в красном смокинге.
– Сомелье, – отрапортовал тот.
– Поганое у тебя вино, сомелье. Кислятина. Ни сладости, не терпкости. – Выплеснув жидкость в жалко улыбающееся лицо пижона, Сосо протянул ему пустой бокал и сказал: – Пошел вон, сомелье. Не хочу тебя больше видеть.
Настроение слегка улучшилось. Бросая орлиные взгляды на притихшую публику, Сосо впился зубами в горячую лопатку барашка и принялся чавкать, как делал его отец, когда желал показать окружающим, кто в доме хозяин.
Прежде чем ответить на телефонный звонок, он вытер жирные руки о скатерть, хотя прекрасно знал, для чего стоит на столе серебряная чаша, наполненная подогретой водой с плавающими в ней розовыми лепестками. Авторитет вправе вести себя так, как ему вздумается. Остальные тоже должны поступать так, как заблагорассудится авторитету. При этом Сосо абсолютно не волновало, как это отразится на посещаемости его заведения. Денег ему пока хватало. Власти всегда было мало.
Закончив телефонный разговор с Гоги, он обвел зал таким торжествующим взглядом, что многим захотелось продолжить ужин в каком-нибудь другом месте, пусть и не таком шикарном, как ночной клуб.
Пошуровав во рту зубочисткой, Сосо воткнул ее в недоеденного барашка и пошел к выходу. Ночь заканчивалась, жизнь продолжалась. Такая же веселая и привольная, как мечталось за колючкой. Все эти шакалы, бросившие Сосо в трудную минуту, уже завтра приползут к нему на коленях. С таким состоянием, обладателем которого он станет, можно вертеть людьми как угодно. Вчера у него было лишь имя и недисциплинированное воинство соплеменников, а завтра он купит мэрию, прокуратуру, милицию, прессу. Но в первую очередь – местную телекомпанию и футбольный клуб. Все авторитеты обзавелись такими, и теперь они уважаемые люди. Неплохая перспектива для вчерашнего урки и зэка Сосо Медашвили.
Захваченный приятными размышлениями, он не заметил, как домчался до центрального входа в парк возле стадиона. Белый джип медленно покатил по пешеходной аллее, притормозив в двадцати метрах от автомобиля Гоги. Фары затемненной «Вольво» трижды мигнули, но Сосо не спешил выходить. Береженого бог бережет.
Тогда из «Вольво», работающей на холостых оборотах, неуклюже выбралась девушка, в которой можно было без труда опознать Светлану. Руки сведены за спиной, рот заклеен скотчем.
– Подойди, – велел Сосо, высунувшись наружу. Он поманил девушку не пальцем, а пистолетом.
Она помотала головой и протестующе замычала.
– Я сказал: иди сюда! – повысил голос Сосо.
Светлана несколько раз подпрыгнула на месте. Ноги у нее оказались спеленутыми. Ничего. Через несколько минут она разведет их так широко, что любая гимнастка позавидует. Зловеще усмехаясь, Сосо выбрался из джипа и спросил:
– Где Гоги? Пусть покажется.
Светлана заглянула в машину. Распрямилась. И… неожиданно поскакала прочь, как испуганная лягушка.
– Стой, сука! – завопил Сосо, двигаясь за ней.
По-видимому, Гоги действительно был очень плох после схватки с Громовым. Скорее всего потерял сознание, и пленница решила воспользоваться этим. Ну ничего, далеко не упрыгает, сказал себе Сосо и сделал несколько решительных шагов вперед.
Фары «Вольво» вспыхнули в ночи, ослепив его на середине пути между машинами. Он инстинктивно вскинул руку, заслоняя глаза, и успел негодующе крикнуть, когда понял, что иномарка несется прямо на него. Этого оказалось недостаточно, чтобы избегнуть столкновения. Ноги Сосо подкосило врезавшимся в них бампером, и он увидел стремительно летящий в лицо капот, после чего рот его наполнился кровью и выбитыми зубами…