В сильной досаде вышла она на улицу, где чуть поуспокоилась на приятном вечернем воздухе и сумела проникнуться, что кража ожерелья – дело, в конце концов, второстепенное. Ей предстоит работенка похлеще, чем поймать воровку. Главная цель, на которую следует бросить все силы, – это низвержение Джорджа Финча.
Тут ей пришло на ум, что ей требуется союзник, сочувствующий пособник, который будет с ней рядом, выполнит все ее распоряжения и вообще окажет всяческую помощь и поддержку в довольно-таки рискованных действиях. Зайдя в телефонную будку она опустила пятицентовик в прорезь «местные звонки».
– Лорд Ханстэнтон?
– Алло?
– Это миссис Уоддингтон.
– О? А? Очень рад.
– Чем вы сейчас заняты?
– Подумывал, надо бы выскочить и перекусить.
– Давайте встретимся в «Ритц-Карлтон» через десять минут.
– Ладно. Благодарю. Лечу! Да. Спасибо. Хорошо. Прекрасно.
И вот мы видим миссис Уоддингтон в вестибюле отеля «Ритц-Карлтон». Она сидит и следит за дверью, точно кошка за мышиной норкой, нетерпеливо постукивая по ковру широченной туфлей. Как и любому другому, кому доводилось ждать знакомого в ресторане, ей казалось, что сидит она здесь уже часов десять, не меньше. Наконец терпение ее было вознаграждено. У входной двери замаячила элегантная фигура и поспешила к ней, сияя от счастливого предвкушения. Лорда Ханстэнтона отличал волчий аппетит, но он совсем не любил платить за угощение, а потому перспектива обеда за чужой счет весьма его прельщала. Впрямую он не облизывался, но весьма живо поглядывал на лестницу, по которой сновали услужливые официанты с едой для расслабленных посетителей, и на лице у него играла радужная улыбка.
– Надеюсь, не опоздал, – проговорил лорд Ханстэнтон.
– Сядьте! – велела миссис Уоддингтон. – Я хочу поговорить с вами.
Повествовала она долго и пространно. Лорд Ханстэнтон жалобно мигал.
– Э-э… Простите, пожалуйста, – вклинился он в паузу, потребовавшуюся собеседнице для вдоха, – все это крайне занимательно, но я как-то не улавливаю сути. Что, если мы обсудим все неспешно, в обеденном зале? За бифштексом или еще за каким блюдом?
Миссис Уоддингтон окинула его взглядом, полным отвращения, граничащего с презрением.
– Надеюсь, вы не воображаете, будто я стану тратить время на еду?
– Как? – Челюсть у его светлости отпала. – Разве мы обедать не будем?
– Разумеется, нет! Я повторю все. А вы, пожалуйста, слушайте теперь повнимательнее.
– Но как же!.. Обеда не будет?
– Нет.
– И супа?
– Нет!
– Ни рыбы? Ни закусок?
– Конечно же, нет! У нас нет времени! Мы должны действовать. Быстро и незамедлительно!
– Но хоть сандвичи…
– При той кошмарной сцене вы присутствовали, – перебила миссис Уоддингтон, – так что описывать ее нужды нет. Вы помните, как вбежала та особа, как обличала Джорджа Финча…
– Да, помню. Очень занятно.
– К сожалению, все было неправдой.
– Э?
– Оказалось, это трюк. Особа разыграла спектакль, а цель – стащить жемчужное ожерелье, принадлежащее моей падчерице. Оно лежало среди других свадебных подарков.
– Неужто? Подумать только!
– Сомнений, к сожалению, нет. И теперь, вместо того чтобы прийти в ужас от нравственной распущенности Финча, моя падчерица относится к нему как к человеку пострадавшему и желает, чтобы брак все-таки состоялся. Вы слушаете?
Лорд Ханстэнтон вздрогнул. Его дразнили ароматы из обеденного зала, дивные запахи мяса и соуса, и внимание его рассеялось.
– Извините! Отвлекся на минутку. Вы говорили, мисс Уоддингтон ужаснулась нравственной распущенности Финча.
– Нет, наоборот. Совсем не ужаснулась.
– Вот как? Какие же, однако, у современных девушек широкие взгляды! – заметил лорд Ханстэнтон, отворачиваясь и стараясь не вдыхать слишком глубоко.
– Но пусть в этом, отдельном случае Финч и невиновен, – продолжала миссис Уоддингтон, – однако его нравственность, если покопаться, наверняка такая же, как у всех художников. Я прямо чувствую, что Джордж тот еще гусь!
– Гусь! – простонал лорд Ханстэнтон.
– И я приняла решение. Чтобы разоблачить истинную его сущность, необходимо наведаться к нему домой. Квартиру он снимает на Вашингтон-сквер. Порасспросим его слугу насчет его личной жизни. И отправимся мы туда немедля.
– Послушайте, я-то вам зачем?
– Как – зачем? Без вас не обойтись. Вы что, воображаете, я в одиночку сунусь в логово такого мужчины?
Через верхнюю площадку лестницы прошмыгнул официант, от еды на его подносе поднимался парок. Лорд Ханстэнтон проводил его измученным взглядом и тут же пожалел об этом: в зале, у столика, другой официант нарезал жареного цыпленка. Да какого! Про таких в старости рассказывают внукам. Его светлость испустил слабый стон.
– Ладно, – поднялась миссис Уоддингтон, – пойдемте!
Возразить этой властной даме лорд Ханстэнтон не посмел, никто никогда не противоречил ей. Уже через несколько минут такси подкатило к дому «Шеридан». Две фигуры начали подниматься по лестнице. Одной из приятнейших особенностей «Шеридана» было то, что лифт в доме практически никогда не работал.
Добравшись до верхнего этажа, лорд Ханстэнтон позвонил. Перезвон слабым эхом раскатился по квартире.
– Вероятно, никого нет, – с надеждой заметил английский пэр, снова нажимая на звонок.
– Значит, подождем.
– Что, здесь?
– На крыше.
– А как долго?
– Пока не вернется слуга Финча.
– Он может не вернуться еще несколько часов.
– Значит, и ждать будем несколько часов.
Томящийся желудок лорда Ханстэнтона подталкивал его к протесту. «А ну похрабрее!» – бурчал он. И хотя на категорический отказ храбрости лорд не набрался, с предложением выступить все-таки осмелился.
– Может, тогда я сбегаю за угол, перекушу немножко? Я хочу сказать, а вдруг слуга разъярится? Горой встанет за своего молодого хозяина. А еда прибавит мне храбрости. Подкреплюсь тарелочкой бобов или еще чем, греющим желудок, и сумею постоять за нас.
– Ладно, ступайте, – окинула его презрительным взглядом миссис Уоддингтон, – только возвращайтесь побыстрее.
– О, разумеется, разумеется! Перекушу наскоро – и мигом назад. Вы даже и заметить не успеете, что я уходил.
– Найдете меня на крыше.
– На крыше. Договорились! До свидания, – бросил лорд и сбежал по лестнице.
Миссис Уоддингтон, взобравшись еще на один пролет, вышла под просторный свод небес, где могла любоваться либо видом сверкающего огнями города, либо темными окнами Финча. Выбрала она окна и принялась неотрывно следить за ними.
Следила она довольно долго, когда вдруг стеклянная дверь осветилась. Миссис Уоддингтон шагнула вперед: сбылись заветнейшие ее мечтания. На желтой шторе промелькнула тень, принадлежащая, несомненно, молодой девушке и, несомненно, низкой нравственности. При виде такой блюститель морали неодобрительно вздернул бы брови и резко, осуждающе вздохнул. Подойдя к двери, миссис Уоддингтон властно постучалась.
В ответ донесся испуганный вскрик. Штора отодвинулась, явив плотного человека в черном костюме. В следующий момент дверь открылась, и плотный человек высунул голову.
– Кто тут? – осведомился он.
– Я, – ответила миссис Уоддингтон.
– О Господи! – воскликнул толстячок.
2
Весь день Фредерик Муллет находился в нервном расположении духа, еще более нервном, чем положено обычному жениху в день бракосочетания. Он гадал: куда уехала невеста?
Любой жених расстроится, если невеста бросит его сразу после венчания и сбежит, обронив только: «Я по важному делу», – и пообещав, что они увидятся позднее. А Фредерик расстроился тем более. Тревожило его не столько то, что он планировал блаженный день развлечений, включая посещение Кони-Айленда, а все сорвалось. Конечно же, и это было разочарованием, но по-настоящему терзался он душой, гадая, что, с точки зрения Фанни, называется важным делом. Ее скрытность испортила ему весь день.
Короче, пребывал он именно в том настроении, когда человек, женившийся на карманной воровке, исчезнувшей по важному делу, совершенно не желает слышать никаких резких стуков в дверь. Пробеги в тот момент по полу мышка, Фредерик Муллет и ее заподозрил бы, что это замаскированный детектив. С холодным ужасом взирал он на миссис Уоддингтон.
– Что вам угодно?
– Я хочу поговорить с молодой женщиной, которая находится в квартире.
Во рту у Муллета пересохло, по позвоночнику пробежал озноб.
– Какая такая женщина?
– Да хватит вам, хватит!
– Но тут нет никакой женщины!
– Ах, ах!
– Правда нет, уверяю вас.
Прямолинейный ум миссис Уоддингтон возмутился.
– Я заплачу. Вам выгодно сказать правду.
Муллет отшатнулся. При мысли, что его просят торгануть женой в день свадьбы, его пронзило отвращение. Не то чтобы он продал ее в какой другой день, но подобное предложение именно сегодня превратило его, как выразился бы Гарроуэй, в человека едкого и колкого.
С отвращением захлопнув дверь, Муллет выключил свет и неровными прыжками достиг кухни, где у плиты стояла, переворачивая гренки с сыром, вернувшаяся после отлучки миссис Фредерик Муллет.
– Привет, милый! – проворковала новобрачная, вскидывая на него глаза. – Я только что приготовила кролика. И супчик готов.
– Вот и мы попали, как курица в суп! – глухо отозвался Муллет.
– Чего это?
– Фанни, где ты пропадала?
– Да так, в деревню ездила, дорогой. Я же тебе говорила.
– Но не сказала – зачем.
– А вот это пока что секрет, миленький. Хочу, чтоб получился сюрприз. У нас скоро будут деньги.
Муллет несмело смотрел на нее.
– Фанни, ты провернула в деревне работенку?
– Ну Фредди! Что за мысль!
– Тогда чего сюда завалились копы?
– Копы?!
– Там на крыше стоит здоровенная сыщица. Спрашивает тебя.
– Меня? – вытаращила глаза Фанни. – Да ты спятил!
– Она сказала: «Хочу поговорить с молодой женщиной, которая находится в квартире».
– Пойду гляну, кто такая.
– Только чтоб она тебя не заметила! – встревожился Муллет.
– Не бойся!
И Фанни вполне хладнокровно прошла в гостиную, не угрызаясь ни малейшей тревогой. Спокойная совесть – лучший утешитель. Хорошо вдобавок быть уверенным, что не оставил за собой следов. Фанни была убеждена, что, удрав из дома Уоддингтонов, она чисто обрубила все «хвосты». Никакая, даже самая коварная, сыщица проследить за ней до квартиры не сумела бы. Муллет, не сомневалась Фанни, просто ошибся.
Чуть отодвинув штору, она осторожно выглянула. Незваная гостья стояла совсем близко, и ее можно было прекрасно разглядеть даже и при неверном свете. То, что Фанни увидела, убедило ее. С хорошими вестями она вернулась к своему встревоженному мужу.
– Никакая она не сыщица! Сыщиков я за милю чую!
– Тогда кто же?
– Вот сам ее и спроси. Пойди отвлеки ее, а я улизну из дома. Как закончишь с ней, сразу и встретимся где-нибудь. Стыд и позор, конечно, что пропадет такой вкусный ужин, но зато сходим в ресторан. Знаешь, буду ждать тебя у «Астора».
– Если это не сыщица, так чего бы нам не остаться дома?
– Ты же не хочешь, чтоб люди знали, что я тут? Предположим, прослышит твой хозяин…
– И то правда. Тогда ладно, жди меня у «Астора». Хотя чересчур уж шикарное местечко…
– Сегодня наш свадебный вечер. Да или нет? Разве тебе не хочется отпраздновать в шикарном местечке?
– Ты права.
– Я всегда права. – Фанни ласково ущипнула мужа за щеку. – Это первое, что ты должен накрепко запомнить.
Вернувшись в гостиную, Муллет снова включил свет. Дух его укрепился. Несколько нагловато он открыл стеклянную дверь.
– Итак, насчет чего вы спрашивали, мадам?
– Что вы себе позволяете? – накинулась на него миссис Уоддингтон. – Захлопываете дверь у меня перед носом!
– Дела на кухне были, мадам. Могу я вам чем помочь?
– Да! Я желаю знать, что за молодая женщина находится в квартире!
– В квартире, мадам, нет никаких женщин.
Миссис Уоддингтон почувствовала, что за дело она взялась не с того конца. Рука ее нырнула в сумку.
– Вот вам десять долларов.
– Премного благодарен, мадам.
– Хочу задать вам несколько вопросов.
– Пожалуйста, мадам.
– И отблагодарю еще, если ответите правдиво. Сколько вы уже на службе у мистера Финча?
– Около двух месяцев, мадам.
– И что вы думаете о его нравственности?
– Его нравственность – выше всяких похвал, мадам.
– Чушь! Не старайтесь меня обмануть. За время вашей службы вы частенько впускали в квартиру девушек? Так?
– Только натурщиц, мадам.
– Натурщиц!
– Мистер Финч – художник, мадам.
– Это я знаю. – Миссис Уоддингтон содрогнулась. – Итак, вы утверждаете, что образ жизни мистера Финча вполне достойный?
– Да, мадам.
– Тогда, – заявила миссис Уоддингтон, аккуратно вытягивая десятку из его пальцев, – может, вам интересно узнать, но я вам не верю!
– Эй, послушайте! – глубоко задетый, вскричал Муллет. – Вы же сами мне дали десятку!
– А теперь – забрала обратно! – Миссис Уоддингтон спрятала купюру в сумку. – Вы не заслужили денег.
Оскорбленный в лучших чувствах, Муллет захлопнул дверь. Несколько минут он стоял, бурля негодованием, потом, совладав с ним, выключил свет и вышел из квартиры.
Он уже дошел до лестницы, когда услышал, как его окликнули, и, обернувшись, увидел долговязого полисмена, рассматривавшего его с мягким дружелюбием.
– Мистер Муллет? – проговорил полисмен. – Правильно?
– Да! – в замешательстве откликнулся Муллет. Привычки искореняются не вдруг, а ведь времена, когда от одного лишь вида полисмена он дрожал точно осенний лист, миновали совсем недавно.
– Помните меня? Я Гарроуэй. Мы познакомились недели две назад.
– А, конечно! – с облегчением отозвался Муллет. – Вы пишете стихи. Как говорится, стихотворец.
– Очень любезно с вашей стороны, – самодовольно произнес Гарроуэй. – Иду сейчас к мистеру Бимишу с последним моим произведением. Как мир обходится с вами, мистер Муллет?
– Ничего, неплохо. А у вас? Все путем?
– Вполне. Ладно, не буду задерживать вас. Вы, несомненно, спешите по важному поручению.
– Да, верно. Послушайте! – Муллета внезапно осенило. – Вы сейчас на службе?
– В данный момент – нет.
– Но помочь можете?
– Конечно. Я всегда готов – и даже стремлюсь исполнять свои обязанности.
– Понимаете, на нашей крыше как раз сейчас находится одна подозрительная личность. Мне не понравился ее вид.
– Правда? Так-так, интересно…
– Вынюхивает что-то, заглядывает в наши окна. Видимо, на уме у дамочки что-то недоброе. Не могли бы вы пойти туда и выяснить, что ей тут понадобилось?
– Немедленно займусь этим делом.
– Будь я на вашем месте, я бы арестовал ее по подозрению. До свидания.
– Доброй ночи, мистер Муллет.
И Муллет в приподнятом настроении, которое всегда наступает после благого дела, бодро двинулся вниз. А офицер Гарроуэй, помахивая дубинкой, задумчиво стал подниматься вверх, на крышу.
3
Мнимую сыщицу между тем перестала удовлетворять политика бдительного наблюдения. Она не сомневалась, что тень, мелькнувшая на шторе, принадлежит молодой женщине, и инстинкт подсказывал ей – очень скоро в квартире на Вашингтон-сквер начнут бурлить события. Уж конечно, человек, которого она расспрашивала, предупредил эту особу о ее посещении, и теперь та скорее всего уже улизнула. Но девушка вернется. Тут вопрос терпения, только и всего.
Однако с крыши лучше уйти. Крыша – первое место, которое кинется осматривать виновная пара. А найдут крышу пустой, и страхи их улягутся. Самый верный стратегический ход – спуститься вниз и караулить на улице.
Миссис Уоддингтон уже даже сделала шаг к лестничной двери, когда внимание ее привлек легкий скрип и с удивлением она увидела: дверь открывается.
Приотворившись дюймов на шесть, она от порыва ветра захлопнулась снова. Чуть спустя опять раздался скрип, и опять дверь приоткрылась. Очевидно, в страданиях от утраты десяти долларов слуга забыл ее запереть.
Миссис Уоддингтон застыла, подошла на шаг ближе, приоткрыла стеклянную дверь и заглянула в темноту. В комнате было пусто, но миссис Уоддингтон была особой осторожной.
– Эй, уважаемый! – Никто не отозвался. – Я хотела бы с ва-а-ами поговорить… – По-прежнему тихо. Миссис Уоддингтон прибегла к самому жесткому испытанию: – Хочу вернуть вам десятку.
И снова – тихо. Теперь она убедилась, что в комнате действительно никого нет. Переступив порог, она ощупью, по стенке, двинулась в поисках выключателя. И тут до нее сквозь вибрирующую темноту донеслось… нет, донесся…
Запах супа!
Миссис Уоддингтон замерла, будто собака, сделавшая стойку. Хотя, сидя в вестибюле «Ритц-Карлтона» с лордом Ханстэнтоном, она оставалась невосприимчива к благоухающим ароматам, так сильно действовавшим на его светлость, она тоже была живой человек. Давно миновал обычный час ее обеда, а когда речь шла о еде, она была женщиной устоявшихся привычек. Еще на крыше она ощущала слабое томление, а теперь поняла, уже вне всяких сомнений, что голодна, и задрожала с головы до пят. Запах супа взывал к самым глубинам ее существа, будто голос старой любви.
Продвигаясь на запах как в трансе, она, все так же ощупью, по стенке, добралась до открытого проема двери, ведущей, по всей видимости, в коридор. Здесь, вдали от окна, темнота совсем уж сгустилась, но если видеть она не могла, то запах очень даже ощущала, так что другой поводырь, кроме собственного носа, ей и не понадобился. Миновав коридор, миссис Уоддингтон принюхалась у открытой двери, и в нос ей шибанул столь густой аромат, что у нее едва голова не закружилась. Теперь запах стал многослойным, и преобладал в нем мотив гренок с сыром. Миссис Уоддингтон нащупала выключатель, надавила кнопку и увидела, что она на кухне. И тут, над кастрюлькой на плите, маревом зыбится пар.