Выпадают моменты, когда даже самые целеустремленные женщины позволяют себе чуть отклониться от главной цели. Миссис Уоддингтон достигла стадии, когда суп показался ей самым важным – а может, и единственно важным – в жизни. Она сняла крышку, и мясной дух защекотал ей ноздри словно поцелуй.
Глубоко вдохнув, она налила супа в тарелку. Отыскала ложку. Хлеб. Соль. Перец.
И когда она любовно окропляла суп перцем, голос позади произнес:
– Вот я тебя и застукал!
4
Мало что могло оторвать внимание миссис Уоддингтон от тарелки. Землетрясение? Возможно. Или взрыв бомбы. Но этот голос оторвал мгновенно. С резким вскриком она обернулась; сердце у нее скакало, будто бы исполняя танец южных морей, популярность которого она всегда находила достойной сожаления.
В дверях стоял полисмен.
– То есть я вас арестовал, – поправился он, сильно расстроенный тем, что в возбуждении от встречи опять оплошал, загрязнив чистоту слога.
В карман за словом миссис Уоддингтон никогда не лезла, но теперь все слова куда-то порастерялись. Она стояла молча, прерывисто дыша.
– Простите, – любезно продолжал полисмен, – но будьте любезны последовать за мной. Мы избежим множества неприятностей, если вы пойдете спокойно.
Оцепенение от шока у миссис Уоддингтон потихоньку рассасывалось.
– Я могу все объяснить!
– У вас будут все возможности сделать это в полицейском участке, – отвечал полисмен. – В ваших же собственных интересах я бы советовал вам до тех пор говорить как можно меньше. Должен предупредить вас, что я, исполняя свой долг, запишу все вами сказанное. Видите, блокнот и карандаш у меня наготове.
– Но я не сделала ничего дурного…
– Это решать судье. Едва ли стоит указывать, что одно ваше присутствие в чужой квартире – и то по меньшей мере двусмысленно. Вы проникли через стеклянную дверь – действие это квалифицируется как взлом и вторжение. Более того, вы присваиваете собственность владельца квартиры, а именно – суп. Боюсь, вам придется пройти со мной.
Миссис Уоддингтон начала было в отчаянной мольбе ломать руки, но внезапно почувствовала, что жесту этому мешает какое-то препятствие.
И вдруг увидела, что по-прежнему сжимает в руках перечницу. Пышной розой расцвела неожиданно пришедшая мысль, и чело ее просветлело.
– Ха! – воскликнула она.
– Простите? – переспросил полисмен.
Все в мире, даже самое незначительное происшествие, про которое мы всего лишь прочитали, предназначено, как убеждают нас философы, вооружить нас для битв жизни. Согласно этой теории совсем не случайно, что несколькими днями раньше миссис Уоддингтон прочитала и подсознательно запомнила статейку о краже со взломом у некоего выдающегося гражданина Вест-Оранджа, штат Нью-Джерси. Получалось, что статья была специально послана ей в помощь.
Мелкие детали того события в памяти у нее не удержались, но одна характерная черта выскочила сейчас с силой озарения, посланного свыше. Загнанный в угол негодующим владельцем дома, взломщик умудрился удрать, применив нехитрое средство: швырнул две унции перца в лицо хозяину.
Раз уж бегство удалось заурядному и скорее всего необразованному взломщику, то такая женщина, как она – почетный президент двадцати трех благотворительных обществ и хорошо известный лектор (тема – воспитание детей), – уж как-нибудь справится. Жеманно потупившись, она принялась украдкой лихорадочно отвинчивать крышечку перечницы.
– Поймите, – умоляюще продолжал полисмен, – мне крайне неприятно…
И оказался прав. «Неприятно», как он понял минуту спустя, – эпитет самый точный, его выбрал бы и педантичный стилист. Вселенная вдруг взорвалась огромным облаком перца. Он щипал ему рот, забивал ноздри, разъедал глаза и даже припорошил адамово яблоко. Секунду Гарроуэй слепо дергался, а потом, схватившись за стол, принялся чихать как заводной.
Под звуки титанического чихания миссис Уоддингтон с грохотом неслась в потемках к стеклянной двери и, галопом промчавшись по крыше, метнулась к пожарной лестнице.
5
Единственной стратегией ее поведения, или планом действий, было желание удрать куда подальше, и поскорее, от представителя закона, пока тот не прочихался и, разлепив глаза, не начал оглядываться. Но когда нога ступила на первые перекладины лестницы, у нее начали складываться замыслы постройнее. Пожарная лестница, если спускаться по ней достаточно долго, приведет на землю, и она решила добраться туда по ней. Однако, спустившись до девятого этажа и глянув вниз, обнаружила, что данная лестница спускается не в какой-то проулок, а на ярко освещенную веранду ресторана.
Зрелище это вынудило ее остановиться и даже, если уж быть точным, окоченеть на месте. Разволновалась она не напрасно. Тем из читателей этой хроники, которым доводилось швырять перцем в лицо полицейскому, а потом удирать по пожарной лестнице, прекрасно известно, что у пожарных лестниц, хотя они и считаются недурным средством спасения, есть один дефект – уж очень они на виду В любой момент, опасалась миссис Уоддингтон, полисмен может подойти к краю крыши и заглянуть вниз, а обдурить его, прикинувшись мусорным баком или молочной бутылкой, актерских способностей у нее, как она прекрасно понимала, явно не хватит.
Инстинкт самосохранения не только обостряет находчивость, но и притупляет нравственную разборчивость. Что и случилось с миссис Уоддингтон. Ее обострившийся интеллект в один миг подсказал: если она влезет в окно, рядом с которым сейчас стоит, то скроется от любопытных глаз. Притупленная же нравственность отказывалась вспоминать, что такой поступок равносилен, как объяснил деликатный полисмен, взлому и вторжению, а значит, достоин порицания. Один взлом и одно вторжение она уже сегодня совершила, но аппетит, как известно, приходит во время еды. Словом, через несколько секунд миссис Уоддингтон опять пробиралась ощупью в потемках по чьей-то чужой квартире.
Ощутимый запах жира, капусты и влажных полотенец подсказал ей: крадется она по кухне. Темнота была такой непроглядной, что она ничего не различала. Единственное, что она могла сообщить определенно про эту кухню, – метла в ней имеется. Уверенность основывалась на том факте, что миссис Уоддингтон только что наступила на нее и ручка больно стукнула ее по лбу.
– У-ух! – не удержавшись, вскрикнула несчастная женщина.
Никаких комментариев высказывать она не намеревалась – тому, кто крадется по чужой кухне, следует сохранять молчание и не терять бдительности, – но внезапная боль пронзила столь остро, что вскрик вырвался невольно. К своему ужасу, миссис Уоддингтон обнаружила, что он услышан! В потемках раздался странный звук, будто кто-то вынимает пробку, и неприятный гортанный голос осведомился:
– Кто там?
Миссис Уоддингтон застыла. При данных обстоятельствах ей не доставила бы удовольствия даже и самая мелодичная речь, хотя нежный, сочувственный голос, несомненно, вызвал бы меньше мук и тревог. Этот же, скрипучий и злобный, явно принадлежал человеку, лишенному всякой жалости. В мыслях миссис Уоддингтон тут же пронеслись крупные заголовки:
«ВИДНАЯ ДЕЯТЕЛЬНИЦА НАЙДЕНА УБИТОЙ НА КУХНЕ!»
– Кто там?
«РАСЧЛЕНЕННЫЙ ТРУП ПОД РАКОВИНОЙ!»
– Кто та-ам?
«ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА ПРИВЕЛА СЫЩИКОВ НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ!»
– Кто та-а-ам?
Миссис Уоддингтон сглотнула.
– Я миссис Сигсби X. Уоддингтон, – пролепетала она; как бы изумился Сигсби, услышь он сейчас жену. Оказывается, она способна говорить с такой приятной кротостью!
– Кто там?!
– Миссис Сигсби X. Уоддингтон с Семьдесят девятой улицы и из Хэмстеда, Лонг-Айленд. Простите, что я так странно…
– Кто там?!
От досады ужас миссис Уоддингтон чуть ослабел. Глухие всегда раздражали ее; как и большинство дам властных и нетерпеливых, она твердо придерживалась мнения, что все они распрекрасно услышат, если дадут себе труд слегка поднапрячься. Повысив голос, она повторила уже с некоторой холодностью:
– Я уже сообщила вам: я миссис Сигсби X. Уоддингтон…
– Возьми орех, – предложил, меняя тему, собеседник.
Зубы миссис Уоддингтон звонко клацнули. Всякие эмоции, владевшие ею, вмиг исчезли, сменившись холодной яростью. Какое же унизительное открытие для гордой женщины! Потратить столько времени на уважительную беседу с попугаем! Скандалу помешало лишь то, что в темноте невозможно обнаружить, где он. Иначе, несомненно, птичке пришлось бы туго.
– Брысь! – вынуждена была ограничиться словесным излиянием миссис Уоддингтон. Игнорируя совершенно неуместную и бестактную просьбу – подойти и почесать птичке голову, – она рванула дальше, на поиски дверей.
После пережитых страхов она почти успокоилась. Тревога, снедавшая ее несколько минут назад, исчезла; теперь миссис Уоддингтон двигалась энергично и деловито. Отыскав дверь, она ее открыла. За ней тоже лежали потемки, но света, проникавшего через незанавешенное окно, вполне хватило, чтобы она разглядела гостиную. В одном углу стоял диван с высокой спинкой. В другом – письменный стол с двумя тумбами. А на мягком ковре расположилось кресло, в такое миссис Уоддингтон, при других обстоятельствах, с удовольствием бы погрузилась.
После пережитых страхов она почти успокоилась. Тревога, снедавшая ее несколько минут назад, исчезла; теперь миссис Уоддингтон двигалась энергично и деловито. Отыскав дверь, она ее открыла. За ней тоже лежали потемки, но света, проникавшего через незанавешенное окно, вполне хватило, чтобы она разглядела гостиную. В одном углу стоял диван с высокой спинкой. В другом – письменный стол с двумя тумбами. А на мягком ковре расположилось кресло, в такое миссис Уоддингтон, при других обстоятельствах, с удовольствием бы погрузилась.
На ногах она была уже давненько, но осмотрительность остерегала: «Нельзя поддаваться соблазну. Ни в коем случае! Сейчас время действовать, а не отдыхать». Она повернула к двери, ведущей, предположительно, в холл, а оттуда – на лестницу, к безопасности. Но не успела открыть ее, как раздалось щелканье ключа.
Миссис Уоддингтон прореагировала стремительно. Странное спокойствие, владевшее ею, сменилось паническим ужасом. Она метнулась обратно в гостиную и, одним вдохновенным скачком подлетев к дивану, прилегла за ним, стараясь не пыхтеть.
– Долго ждали? – осведомился невидимый пришелец, включая свет и обращаясь к невидимому собеседнику.
Этот голос ей был незнаком, зато другой, ответивший, она знала, и очень даже хорошо, а потому – застыла, едва обуздывая свои чувства. Ответил голос Ферриса, ее дворецкого. Ему, если б он выдвинул правдивый предлог для поездки, полагалось бы сейчас сидеть у постели родственницы!
– Некоторое время, сэр. Совсем недолго.
– Зачем вы хотели встретиться со мной?
– Я говорю с мистером Ланселотом Биффеном, главным редактором «Городских сплетен»?
– Именно. Выкладывайте, что у вас, да поживее. Через минуту мне опять нужно мчаться.
– Как я понял, мистер Биффен, «Городские сплетни» охотно берут любопытные новости, касающиеся известных членов нью-йоркского светского общества. И выплачивают солидное вознаграждение. У меня есть такие новости.
– Про кого?
– Про мою хозяйку, миссис Сигсби X. Уоддингтон.
– А что с ней такое?
– История долгая…
– Тогда у меня нет времени.
– О скандале, помешавшем венчанию падчерицы миссис Уоддингтон…
– Так что, венчание не состоялось?
– Нет, сэр. И обстоятельства, воспрепятствовавшие ему…
Биффен нетерпеливо вскрикнул, очевидно, взглянув на часы и поразившись, до чего ж стремительно летит время.
– Мне пора! У меня через четверть часа встреча в «Алгонкине». Приходите завтра в редакцию…
– Боюсь, это невозможно, сэр…
– Тогда вот что. Вам случалось когда писать?
– Да, сэр. Дома, в Англии, я часто писал коротенькие статейки в приходской журнал. Викарий очень их хвалил.
– Тогда садитесь и опишите все своими словами. А я потом отшлифую. Вернусь через час. Если желаете, подождите.
– Договорились, сэр. А как насчет вознаграждения?
– Это обсудим позже.
– Хорошо, сэр.
Биффен вышел. Из его спальни донесся приглушенный грохот – по всей вероятности, редактор что-то разыскивал. Очень скоро хлопнула парадная дверь, и на квартиру снова опустилась тишина.
Миссис Уоддингтон по-прежнему лежала, припав к полу. Сразу вслед за уходом Биффена она уже было приподнялась, чтобы предстать перед вероломным дворецким и сообщить ему, что он больше у нее не служит, но ее удержало новое соображение. Да, заманчиво было бы внезапно появиться над спинкой дивана и посмотреть, как съежится под ее взглядом дворецкий, но ситуация слишком сложная и нельзя позволить себе такой поступок. Оставшись где была, она коротала время, пытаясь избавиться от онемения нижних конечностей.
До нее доносилось мягкое поскрипывание пера. Феррис явно усердствовал изо всех сил. Видимо, он, подобно Флоберу, не щадил трудов в стремлении к абсолютной ясности и исправлял текст до бесконечности. Миссис Уоддингтон уже казалось, что бдению ее и конца не предвидится.
Но в суетливом городе вроде Нью-Йорка редко когда творцу позволят сосредоточиться. В тишину вторглась резкая дребезжащая трель телефонного звонка, и миссис Уоддингтон в первый раз за долгое время порадовалась: телефон был в коридоре, а не в комнате. Необузданная радость, сродни чувству заключенного, которому отсрочили смертный приговор, охватила ее, когда она услышала, как дворецкий поднимается из-за стола. Вскоре его размеренный голос доносился уже издалека, сообщая невидимому собеседнику, что Биффена нет дома.
Бедняга наконец поднялась из-за дивана. В ее распоряжении было секунд двадцать, и она не стала терять понапрасну ни единой. К тому времени как Феррис вернулся и вновь окунулся в литературные труды, она уже добралась до кухни.
Стоя у окна, миссис Уоддингтон обозревала пожарную лестницу Теперь-то уж, прикинула она, вполне безопасно снова выбраться на крышу И решила: «Сосчитаю очень медленно до трехсот и рискну».
Глава XV
Молли и Сигсби (который по пути беспрерывно приборматывал «Галлахер, Галлахер, Галлахер», в страхе, как бы магическое имя опять не вылетело из памяти) выехали в двухместном автомобиле через четверть часа после отъезда миссис Уоддингтон. На полпути к Нью-Йорку, однако, спущенная шина притормозила их продвижение, а неумелость Сигсби задержала еще на дольше. Добравшись наконец до Нью-Йорка, Молли высадила отца у полицейского управления и к дому «Шеридан» подъехала, когда миссис Уоддингтон уже совершила опрометчивый поступок, ошеломивший офицера Гарроуэя.
Поспешно поднявшись по лестнице, Молли позвонила в квартиру Джорджа. Некоторое время ей казалось, что звонок останется без отклика, но через несколько минут в коридоре раздались шаги. Дверь открылась, и на Молли уставились воспламененные глаза полисмена.
Она с удивлением смотрела на него. Никогда прежде она не видела этого человека, и у нее мелькнуло чувство, что, пожалуй, она предпочла бы не видеть его и сейчас. Нос, глаза и уши у него ярко пламенели, со спутанных волос капала вода. Чтобы ослабить жжение, Гарроуэй какое-то время держал голову под краном и теперь выглядел точь-в-точь как труп, который извлекли из реки после нескольких дней пребывания в воде. Мелкое отличие состояло в том, что он чихал.
– Как вы тут очутились? – воскликнула Молли.
– А-апчхи!
– Что? – переспросила Молли.
С благородством, заслуживавшим продвижения по службе, полисмен подавил новый чих.
– Грубое насилие, – сообщил он.
– Мистер Финч не пострадал? – всполошилась Молли.
– Он – нет. Я – да.
– А вы кто?
– Гар-оо-чхи… чхи…
– Как?
– Гар-иш-чхи-и-и… Гарроуэй! – чуть успокаиваясь, сумел выговорить полисмен.
– А мистер Финч где?
– Не могу сказать, мисс.
– У вас что, простуда?
– Нет, мисс, не про… чх-упчх-апчхи! Женщина швырнула мне в лицо перец.
– Не следует водить знакомства с такими особами, – строго указала Молли.
Несправедливость укора ужалила Гарроуэя.
– Она мне не знакомая! Я ее арестовывал.
– А, понятно.
– Она вторглась в чужую квартиру.
– О Господи!
– А когда я довел до ее сведения, что вынужден арестовать ее, она взяла да и швырнула мне перец в лицо! И сбежала!
– Ах вы, бедняга!
– Спасибо, мисс, – признательно отозвался Гарроуэй. Человеку всегда приятно сочувствие, а уж тем более от молодой прелестной девушки, глядящей на вас огромными голубыми глазами. Именно в эту минуту офицер почувствовал явное улучшение.
– Принести вам что-нибудь выпить? – осведомилась Молли.
– Нет, мисс, – печально покачал он головой. – Это противозаконно. Вообще-то я должен участвовать в облаве сегодня вечером. Внизу, в ресторане, продают спиртные напитки.
– Нет, я имела в виду – из аптеки, лекарство. Или мазь.
– Спасибо, мисс, не смею доставлять вам такие хлопоты. Я сам загляну в аптеку по пути в участок. А сейчас вынужден оставить вас, мне надо… а-апчхи!
– Что-что?
– Одеться, мисс.
– Но вы же одеты!
– Для рейда, о котором я только что упомянул, требуется полный вечерний костюм… пчхи… апчхи! Чтобы обмануть служащих ресто… пчхи!.. Усыпить их бдительность. Ничего не получится, если мы нагрянем туда в полицейской форме. Сразу насторожатся.
– Ой как интересно! А в каком ресторане устроите облаву?
– Видите ли, мисс, – заколебался офицер Гарроуэй, – это служебный секрет, но если вы никому не скажете, обла… пчхи… а-пчхи! – организуем в «Лиловом цыпленке». Это здесь, за углом. Так что пожелаю вам, мисс, доброй ночи, а мне пора бежать.
– Минуточку! Я ведь пришла к мистеру Финчу! Вы его не видели?
– Нет, мисс. Никто не заходил в квартиру, пока я был тут.
– Тогда я подожду. Доброй ночи. Надеюсь, вам станет получше.
– Мне уже лучше, мисс, – галантно сообщил Гарроуэй, – благодаря вашему сочувствию. Доброй вам… апчхи-и! – ночи, мисс.
Молли, выйдя на крышу, встала там, любуясь миллионами переливающихся огней. На такую высоту голос Нью-Йорка доносился едва слышным шепотом. Воздух был прохладен и душист. Легкий ветерок шелестел кустами в горшках, за которыми с таким рвением ухаживал Муллет. Виновато светил полумесяц, словно понимая, что предстает он не в самом выигрышном виде. Как и Сигсби X. Уоддингтону (гонявшемуся сейчас за третьим Галлахером), луне, чтобы выразить себя, нужны широкие просторы.