— Откуда ты знаешь?
Взгляд серых глаз пригвоздил его к месту.
— Я слышала вас ночью. Надо было быть глухой и глупой, чтобы ничего не понять.
— Ой, — тихонько прошептал Квинт, не зная, куда деть глаза.
Замерев, он принялся разглядывать мозаику на полу под ногами, будто надеясь, что пол разверзнется и он провалится в преисподнюю. Ему казалось, что они вели себя очень осторожно.
— Не смущайся. Ты не первый юноша из благородной семьи, который вспахал первую борозду в жизни с хорошенькой рабыней.
— Нет, мама.
Она небрежно махнула рукой.
— Твой отец делал то же самое, когда был молодым. Все так делают.
Квинта ошеломила неожиданная откровенность матери. Видимо, это часть того, чтобы стать взрослым мужчиной.
— Понимаю.
— С Элирой у тебя не будет проблем. Она чистая, — бодрым голосом сказала Атия. — Но впредь выбирай себе девушек аккуратно. Если пойдешь в бордель, иди в дорогой. Иначе очень легко подхватить заразу.
Квинт лишь открыл и закрыл рот. Он даже не стал спрашивать, откуда мать знает, что Элира чистая. Иллирийка была у Атии орнатрисой, служанкой, каждое утро помогающей ей одеваться и краситься. Без сомнения, как только Атия узнала об их связи, она допросила ее со всей тщательностью.
— Да, мама.
— Готов к охоте?
Квинт дернулся. Ему было неуютно от дотошности матери. Интересно, догадывается ли она о его страхах?
— Думаю, да.
К счастью, мать не стала сомневаться в его словах.
— Богам молился? — спросила она.
— Да.
— Тогда давай помолимся еще раз.
Они вошли в атриум, освещаемый дневным светом через прямоугольное отверстие в крыше. Скат крыши здесь шел внутрь, и дождевая вода лилась в центр, в специально устроенный для нее бассейн. Стены были богато украшены и обрамлены колоннами, образовывавшими проходы в другие комнаты, которых на самом деле не было. За этот счет атриум казался больше, чем есть. Он являлся главным помещением дома, из него вели проходы в спальни, кабинет Фабриция и четыре кладовые. В ближайшем к выходу в сад углу было устроено святилище.
На небольшом каменном алтаре стояли статуи Юпитера, Марса — или Мамерса, как его называли осканцы, — и Дианы. В плоских низеньких каменных светильниках, стоящих перед каждой статуей, горели фитили, пропитанные маслом. На задней стене размещались портреты предков. Большинство — предки Фабриция, римляне, воинственный народ, завоевавший Кампанию всего столетие назад. И в знак истинного уважения отца к его супруге здесь были и портреты предков Атии. Представители знатных родов осканцев, многие поколения правивших в этих землях. Квинт очень гордился и теми, и другими.
Они встали на колени рядом в слабом свете светильников и принялись безмолвно молиться богам.
Квинт повторил те же молитвы, что вознес утром у себя в спальне. Страху поубавилось, но окончательно он так и не исчез. К тому времени, когда юноша закончил молитву, смущение, вызванное разговором об Элире, почти прошло. Но тем не менее он чувствовал себя неловко под взглядом матери, когда вставал с колен.
— Твои предки будут хранить тебя, — тихо сказала Атия. — Помогут на охоте. Направят твое копье. Помни об этом.
Она видит, что он боится. Квинт поспешно кивнул, пытаясь скрыть смущение и стыд.
— Вот ты где! А я искал тебя, — проговорил Фабриций, выходя из коридора. Невысокий, крепко сложенный, с коротко стриженными волосами, уже больше седыми, чем каштановыми. Чисто выбритый, яркий здоровый румянец, такой же прямой нос и крепкий подбородок, как и у сына. Отец уже оделся для охоты в старую тунику, которую он подвязал поясом, и прочные сандалии. На поясе висел кинжал с рукояткой из слоновой кости. Даже в обычной одежде он выглядел воином.
— Помолился богам?
Квинт опять кивнул.
— Тогда пошли собираться.
— Да, отец, — ответил юноша, глянув на мать.
— Давайте, — подбодрила его Атия. — До скорой встречи.
Квинт собрался с духом. Ему показалось, мать уверена в том, что у него все должно получиться.
— Пошли, выберешь копье, — приказал Фабриций, и они направились в одну из кладовых, где хранились оружие и доспехи. Квинт всего несколько раз сюда заходил, но это место успело стать его любимым в доме. Его охватило радостное возбуждение, когда отец достал небольшой ключ и вставил его в замок. Замок открылся с тихим щелчком. Сдвинув засов, Фабриций распахнул дверь, чтобы внутрь проник дневной свет.
В комнате все равно было темновато, но взгляд Квинта сразу же оказался прикован к деревянной стойке. На ней был прикреплен беотийский шлем с широким оголовьем, украшенный прекрасным алым навершием из конского волоса. Хоть цвет и поблек со временем, но все равно шлем производил впечатление. Квинт ухмыльнулся, вспоминая, как когда-то отец оставил дверь приоткрытой и он тщетно пытался надеть шлем, представляя себя взрослым мужчиной и воином, римским всадником. Как ему хотелось когда-нибудь получить такой же!
На полу рядом со стойкой лежала пара бронзовых поножей, а сбоку к ней был прислонен круглый кавалерийский щит, обитый воловьей шкурой. Рядом с ним стоял длинный меч с костяной рукоятью, в кожаных ножнах с бронзовыми застежками. Гладиус испаниенсис, оружие, которое, по словам отца, римляне взяли на вооружение после боев с иберийскими наемниками, воевавшими на стороне Карфагена. Хотя такой меч и был несколько необычным оружием для кавалериста, пешие легионеры теперь вооружались исключительно такими. Прямое обоюдоострое лезвие длиной в предплечье в умелых руках делало гладиус смертоносным оружием.
Квинт с благоговением глядел, как Фабриций с любовью провел пальцами по шлему и коснулся рукояти меча. Эти свидетельства прежней жизни отца приводили его в восторг, и он стремился овладеть всеми необходимыми умениями воина. Хотя юноша уже и был умелым охотником, но с оружием тренировался мало. Римляне обучались владению оружием, поступая на службу в легионы, а это не случится, пока ему не исполнится семнадцать. Сейчас обучение Квинта ограничивалось изучением военной истории и тактики — и охотой на кабанов. Пока что.
Наконец Фабриций подошел к стойке с оружием.
— Выбирай копье.
Квинт с восхищением поглядел на стоящие перед ним дротики и мощные копья гоплитов разных типов, но сегодня ему нужно особое оружие. Чтобы свалить нападающего медведя, нужно хорошенько подготовиться. Совсем другое оружие, не такое, как для боя с вражеским воином. Оно должно обладать гораздо большей убойной силой. Его пальцы инстинктивно сомкнулись на толстом ясеневом древке копья, которым ему уже доводилось пользоваться. Длинный листовидный обоюдоострый наконечник крепился на древке при помощи длинной полой трубки. У основания лезвия в стороны торчали толстые железные шипы. Они предназначались для того, чтобы противник не соскользнул по копью дальше и не достал того, кто его держит. Другими словами, его самого.
— Вот это, — произнес с расстановкой Квинт, стараясь выбросить из головы тревожные мысли.
— Умный выбор, — с облегчением резюмировал отец. Хлопнул Квинта по плечу. — Что еще?
«Он предоставил мне самому решать все вопросы, относящиеся к охоте», — с трепетом подумал Квинт. Вспомнились все те дни и недели, все эти последние два года, когда он учился выслеживать дичь. Квинт ненадолго задумался.
— Думаю, шести собак хватит. По одному рабу на каждую пару собак. Думаю, Агесандр тоже может с нами отправиться. Он хороший охотник, а еще он будет приглядывать за рабами.
— Что еще?
Квинт рассмеялся.
— Думаю, хорошо бы взять воды и еды.
— Очень хорошо, — согласился отец. — Пойду на кухню и распоряжусь на этот счет. А ты выберешь собак и рабов, хорошо?
Все еще не придя в себя от неожиданной смены ролей, Квинт вышел из кладовой. Он впервые почувствовал на своих плечах весь груз ответственности. От правильности его решений зависит все. Охота на медведя чрезвычайно опасна, и от него, новичка, будут зависеть человеческие жизни.
Вскоре они отправились в путь. Первыми шли Квинт и его отец. У них не было никакого груза, кроме копий и мехов с водой. Следом шел Агесандр, раб, грек, родившийся на Сицилии, который принадлежал Фабрицию уже многие годы. Хозяин доверял ему, поэтому у него тоже было охотничье копье. В его заплечном мешке лежали хлеб, сыр, лук и кусок сушеного мяса.
Долгим и упорным трудом Агесандр заслужил пост вилика, главного раба на ферме. Кроме того, он не был рожден в рабстве. Как и многие его соплеменники, Агесандр воевал на стороне Рима против Карфагена, но попал в плен в бою и был продан в рабство карфагенянами. Какая злая ирония, подумал Квинт, что сицилиец стал рабом римлянина. Но у Фабриция и Агесандра сложились отличные отношения. На самом деле у надзирателя были отличные отношения со всей их семьей. Его добродушная манера поведения и готовность ответить на любой вопрос завоевали симпатию Квинта и Аврелии с тех времен, когда они были еще совсем малы. Хотя сейчас ему было лет сорок, если не больше, кривоногий вилик был в прекрасной форме и управлял остальными рабами, держа их железной хваткой.
Следом шли трое громадных галлов, выбранные Квинтом за их умение обращаться с охотничьими собаками. В особенности этим отличался один из них, коренастый татуированный мужчина со сломанным носом. Все свободное время он проводил с этими животными, обучая их новым командам. Как и другие рабы, они уже успели с утра поработать в поле под началом Агесандра. Сейчас было время посева, поэтому обычно приходилось находиться в поле от рассвета и до заката, под палящим солнцем, и рабы очень обрадовались тому, что их привлекли для охоты на медведя. Они оживленно болтали на своем языке, бурно жестикулируя. Каждый вел на кожаных поводках по паре больших пятнистых собак, которые отчаянно рвались вперед. Мускулистые, с широкими головами, они совсем не были похожи на менее крупных собак Фабриция, с лохматыми ушами и боками. Эти же искали дичь по запаху, в то время как животные Фабриция могли принести подстреленную дичь хозяину.
Висящее в безоблачном небе солнце начало нещадно палить. Охотники вышли с территории виллы, миновав засаженные пшеницей поля. Поглядев на солнечные часы во дворе, Квинт знал, что сейчас еще только хора секунда, второй час. Цикады только начинали стрекотать, и над землей еще не повисла дымка от жары. Он шел вперед по узкой тропе, извивающейся между оливами, высаженными на склонах, возвышающихся над фермой.
Обойдя участок обработанной земли, они вошли в лес, где росли дубы и буки. Таким лесом была покрыта большая часть земель вокруг их владений. Хотя здешние холмы и были куда ниже Апеннин, идущих по центру Италии, здесь тоже иногда появлялись медведи. Скрытные по своей природе, огромные звери всеми силами избегали встреч с человеком. Квинт все время смотрел под ноги, но пока ничего не заметил и решил прибавить шагу.
Как и в любом большом городе, в Капуе проводились луди, игры, на которых Квинту как-то раз довелось видеть бой с медведем. Но это было не слишком приятное зрелище. Перепуганный непривычной обстановкой и завываниями толпы, зверь не имел никаких шансов против двоих опытных охотников, вооруженных копьями. Однако Квинт навсегда запомнил силу его мощных челюстей и когтистых лап. Теперь же встреча с медведем на его территории должна была выглядеть совсем по-другому, не то что спектакль, разыгранный в Капуе. Живот Квинта снова сжало, но он не замедлил шаг. Фабриций, как и любой другой римлянин, имел полную власть над сыном, и он выбрал ему это дело. И мать Квинту тоже подвести не хотелось. Он обязан успешно провести охоту. К закату я стану настоящим мужчиной, подумал он с гордостью. Однако так и не мог отделаться от мысли, что может и остаться на земле посреди леса, истекая кровью из смертельных ран.
Они постепенно взбирались выше, оставляя позади лиственный лес. Теперь их окружали сосны, кипарисы и можжевельник. Стало прохладнее, и Квинт забеспокоился. Раньше он уже видел в этих местах характерные кучи навоза и отметины от когтей на стволах деревьев, но сегодня ему не попадалось ничего, что не было бы недельной, если не месячной давности. Он продолжал идти, молясь про себя Диане, богине охоты. Пусть подаст хоть какой-нибудь знак. Но его молитвы оставались тщетны. Молчали птицы, не было слышно шума оленей, убегающих с лежки. Наконец, уже просто не зная, что делать, он остановился и приказал остальным сделать то же самое. Чувствуя спиной внимательные взгляды отца, Агесандра и галлов, Квинт задумался. Он знал эти места как свои пять пальцев. Где же лучше всего искать медведя в такой жаркий день?
Юноша глянул на отца, но тот лишь внимательно за ним следил, не говоря ни слова. Он не станет помогать.
Пытаясь скрыть смех, один из галлов громко закашлялся. Квинт зарделся от гнева, но Фабриций продолжал хранить молчание. И Агесандр тоже. Он снова поглядел на отца, но римлянин глядел прямо перед собой. Он не станет сочувствовать и не станет наказывать галла. Сегодня тот день, когда он, Квинт, сам должен заслужить уважение вилика и остальных рабов. Юноша снова задумался. И тут ему на ум пришла новая идея.
— Ежевика! — выпалил он. — Они любят ежевику.
Выше, на прогалинах на южных склонах холмов, раскинулись заросли ежевики, которая поспевала раньше, чем в других местах. Медведи большую часть жизни проводят в поисках еды, так что стоит поискать их именно там.
И тут же, как по волшебству, раздался отрывистый стук дятла. Потом еще, уже с другой стороны. У Квинта учащенно забилось сердце, и он начал внимательно рассматривать стволы деревьев. И наконец увидел черных дятлов, сразу двух. Эти скрытные птицы были священными птицами Марса, бога войны. Хорошее знамение. Круто развернувшись, Квинт двинулся в другую сторону.
Отец, улыбаясь, пошел следом вместе с Агесандром и галлами. Никто уже не смеялся.
Вскоре молитвы Квинта были щедро вознаграждены. Проверив несколько полян, он не нашел ничего — и тут в тени большой сосны нашел свежую кучу навоза. Ее форму, размер и запах ни с чем нельзя было спутать. Квинт радостно воскликнул и, присев, ткнул пальцем в середину темно-коричневой массы. В центре навоз еще был теплым, значит, медведь прошел здесь совсем недавно. Рядом росло много ежевики. Подняв голову к татуированному галлу, Квинт показал на землю. Тот подбежал к нему, и две собаки тут же уткнулись носом в навоз. Начали повизгивать, нюхая то кучу, то воздух. Сердце Квинта заколотилось, и галл бросил вопросительный взгляд на сына хозяина.
— Отпускай их! — приказал Квинт и, поглядев на других рабов, коротко бросил: — И их тоже.
Вскоре после ухода Квинта и отца настроение у Аврелии резко испортилось. И причина тому была очень проста. Брат отправился охотиться на медведя, а ей предстояло помогать матери, присматривавшей за рабами в саду. Сейчас было самое хлопотное время года, зелень так и лезла из земли. В огороде посадили горчицу, любисток, кориандр, щавель, руту и петрушку. Овощей было еще больше, ими семья питалась большую часть года. Огурцы, лук-порей, капуста, корнеплоды, а еще фенхель и рапс. Лук, основа практически любого блюда, посадили в огромных количествах. Чеснок, ценимый не только за сильный аромат, но и лечебные качества, тоже выращивали в большом количестве.
Аврелия понимала, что ведет себя по-детски. Всего пару недель назад она с удовольствием натягивала веревочки по грядкам, где должны были вырасти травы и овощи, показывала рабам, где рыть ямки, следила, чтобы они не забыли полить каждую, не слишком мало, но и не слишком много. Приятное занятие бросать в ямки семена Аврелия, как обычно, оставила себе. Она занималась этим с самого детства. Сейчас, когда все растения взошли и росли нормально, надо было лишь поливать их и полоть сорняки. Но это Аврелию уже не заботило. Пусть весь сад с огородом хоть по колено зарастет. Она стояла рядом с грядками, надувшись, глядя, как мать руководит работой. Даже Элира — а с ней они были чуть ли не подругами, хотя она и была рабыня, — сейчас не могла увлечь ее делом.
Атия некоторое время не обращала на нее внимания, но потом ее терпение кончилось.
— Аврелия! — окликнула она дочь. — Иди сюда.
Волоча ноги, та подошла к матери.
— Мне казалось, тебе нравится возиться в саду, — настороженно сказала Атия.
— Нравится… — еле слышно ответила Аврелия.
— Тогда почему не помогаешь?
— Что-то не хочется, — ответила Аврелия, с неудовольствием понимая, что сейчас ее слышат все рабы, работающие вокруг.
Но Атии было все равно, кто их слышит.
— Ты заболела? — требовательно спросила она.
— Нет.
— Тогда что же?
— Ты вряд ли поймешь.
Атия приподняла брови.
— Правда? А ты попробуй.
— Просто…
Аврелия увидела, что раб поблизости смотрит на нее. Яростного взгляда оказалось достаточно, чтобы он отвернулся, но радости с этого было мало. Мать терпеливо дожидалась ответа.
— Это из-за Квинта, — созналась она.
— Вы поругались?
— Нет, — мотнув головой, ответила Аврелия. — Вовсе нет.
Постукивая ногой по земле, Атия ждала более четкого ответа. Но очень быстро поняла, что его не будет. Ее ноздри раздулись.
— Ну? — спросила она.
Аврелия видела, что терпению матери пришел конец. И в этот момент она увидела канюка, парящего в небе в потоках теплого воздуха. Он охотился. Как и Квинт. Досада охватила Аврелию с новой силой, и она забыла об окружающих.
— Так нечестно! — вскричала она. — Я торчу здесь, в огороде, а он пошел выслеживать медведя!
Атия, похоже, ничуть не удивилась.
— Я подозревала, что дело в этом. Значит, тоже хочешь охотиться?
Просияв, Аврелия кивнула.
— Да. Как Диана-охотница.
— Ты не богиня, — нахмурившись, ответила мать.
— Знаю, но…
Аврелия отвернулась, чтобы рабы не видели выступивших у нее на глазах слез.
Атия смягчилась.
— Ладно тебе. Ты уже почти что молодая женщина. И очень красивая. И ты прекрасно знаешь, что твой путь в жизни совершенно иной, нежели у брата. — Она подняла палец, предваряя возражения Аврелии. — И это не значит, что твоя судьба в чем-то хуже, чем у него. Неужели ты думаешь, что я прожила жизнь зря?