– Без проблем. Я уже интересовался. Здесь, в моей палате, имеется даже проводка для Интернета. И еще, пожалуйста, захвати диски Баха…
– Хорошо, милый, завтра ноутбук и Бах будут у тебя. Ну, я побежала. Крепись, до завтра!
Ей была абсолютно непонятна просьба Вадима принести диски с записями музыки Баха. В тот момент Лизе вновь показалось, что перед ней вовсе не ее муж, а совершенно незнакомый человек из другого, неведомого ей мира. Охваченная непонятным мистическим страхом, Лиза покинула палату.
Когда за ней закрылась дверь, Вадим взялся за записку. Послание было лаконичным:
«Дорогой Вадим! Мы все очень переживаем за тебя и с надеждой ждём твоего возвращения в строй. Видишь, какую безжалостную охоту затеяли на нас твои бывшие коллеги во главе с президентом! Посылаю тебе чек на двадцать тысяч на, как у нас говорят, карманные расходы. Лечение будет оплачено отдельно. Убедительно прошу тебя до конца придерживаться версии покушения, потому что это и есть истинная правда! Лично я уверен, что теракт против тебя (а может, и против меня) организован по прямому указанию президента. Ничего, коварный и неблагодарный кремлёвский царедворец рано или поздно за всё ответит, и сегодня твоя роль в этом деле, как никогда, велика. Со своей стороны, я клятвенно обещаю, что твоя семья ни в чём не будет нуждаться. Желаю скорейшего выздоровления. Искренне твой, Борис».
«Вот сволочь! Горбатого могила исправит!» – вскипел от злости Люсинов, ибо давно был научен «читать между строк». Политический интриган Эленский даже из его смерти хочет выжать максимум выгоды. Борис явно не верит ни в его излечение, ни в версию покушения, но ему надо, чтобы он, Вадим, до гробовой доски обвинял кремлёвские власти. Взамен же обещает позаботиться о семье. В этом весь Эленский! Ничего святого за душой!
Глава 4. Хитрый Змий
В то утро академик Адов по обыкновению проснулся рано. Разлёживаться в постели он никогда не любил. Ни в молодости, ни сейчас, когда жизнь катастрофически быстро катилась под горку. Поднявшись с постели, старик накинул поверх пижамы шелковый халат, сунул ноги в войлочные тапки и первым делом пошаркал к окну. Как там погода?
Выглянув во двор, академик удручённо проворчал:
– Опять сегодня прогулка отменяется! Домашний арест какой-то…
За окнами трехэтажного особняка на берегу лесного озера близ подмосковного посёлка Голицыно вот уже неделю нудно моросил дождь со снегом. По утрам окружающий пейзаж утопал в густой пелене тумана. Где ночь, где день – не разберёшь! Когда же к полудню туман рассеивался, над головой свинцовым саваном нависало низкое небо.
Промозглая ноябрьская стужа навевала на академика такую тоску-печаль, что хоть волком вой. И от беспросветности природы Олег Евгеньевич всё чаще и чаще испытывал приступы удушья. Он буквально задыхался от нехватки воздуха и пространства, хотя никогда ранее не страдал клаустрофобией.
Вот и сегодня настроение старика было прескверным. Но виновата в том была не только непогода. Неприятный осадок и тревожное предчувствие оставил приснившийся ему под утро фантасмагорический сон. В деталях он его уже не помнил, но то, что к нему во сне снова явилась жена-покойница, отчётливо отпечаталось в сознании.
Ничего хорошего это, как представлялось старику, не предвещало. На сей раз жена предстала почему-то в докторском халате. При чем она не улыбалась, как обычно, а молчала. Олег Евгеньевич уже знал, что каждое появление в его сновидениях Веры предвещало очередную беду. Ночной призрак словно предупреждал о грозящей опасности. Так последний раз и случилось полгода назад, когда наутро его ударил обширный инфаркт. И если б не расторопность врачей, сегодня он покоился бы рядом с женой на Ваганьковском кладбище.
– Милая, милая Верочка, ангел-хранитель мой, о чём ты хочешь предупредить меня на сей раз? Неужели скоро конец? – прошептал удручённо старик, бросив нежный взгляд на портрет супруги в серебряной рамке. – Не приведи господь повторится страшный приступ! Второй раз клиническую смерть мне уже не пережить!
Испытав на себе странное пограничное между жизнью и смертью состояние, убеждённый атеист и материалист академик Адов окончательно убедился, что нет никакого света в конце тоннеля и никакой жизни после смерти. А есть выдумки и мифы, хотя об этом написано немало книжонок.
Да чушь всё собачья! Небытие оно и есть небытие!
Лёжа в «Кремлёвке» под многочисленными капельницами и приборами, он невольно стал размышлять о смысле жизни, о бренности всего сущего. Неожиданно для себя Олег Евгеньевич со зримой очевидностью понял, что смерть, оказывается, такая же реальная штука, как и жизнь. Она даже более реальна. И причем не где-то там, в параллельных мирах, а рядом. Человек просто не ощущает её дыхания, пока недуг окончательно не прижмёт к ногтю. И по какому-то неписаному небесному «закону симметрии и равновесия», как назвал его для себя Адов, беда приходит именно тогда, когда человек находится на гребне успеха и благополучия. Вот и его судьба не стала исключением. Казалось бы, добился всего в жизни, имёл всё, о чём только может мечтать человек. А главное, огромные деньги, за которые то самое «всё» и можно купить. Но какой толк от этого, если он даже не увидит, какой, например, счастливой и благополучной жизнью живёт его единственная наследница – любимая доченька Надежда! Неужели всю жизнь он трудился и мучался только затем, чтобы просто уйти в небытие?
В один из таких моментов больничных размышлений Олег Евгеньевич решил, что пришла пора исповедаться. Нет, не перед батюшкой из соседнего прихода, а перед самим собой.
Кто он на самом деле, Олег Адов? Зачем пришёл в сей мир, чего посеял больше – добра или зла? За какие грехи надо каяться? Ведь исповедь по сути своей – покаяние. Но надо ли каяться вообще, если считается, что судьба человеческая предопределена свыше? Что же было главным смыслом его бытия – карьера, деньги или любовь?
Академик в полной мере осознавал: чтобы честно ответить на такие вот непростые вопросы, неумолимо встающие перед ним, надо увидеть себя как бы со стороны. Но как это сделать? Быть объективным к себе – задачка из театра абсурда. Всё равно что играть в шахматы с самим собой.
Тем не менее, выйдя из больницы, Адов решил попытаться честно изложить на бумаге осмысленную историю собственной жизни, свои думы и переживания. Нет, не в назидание потомкам, а так, для себя… и, может быть, ещё для доченьки, которая поймёт его. Но вскоре оказалось, что писать о себе и для себя куда более сложная задача, чем решать конкретные научные проблемы, осуществлять грандиозные производственные проекты, защищать диссертации или даже возглавлять такую многоплановую систему, как атомная энергетика. Потому что нет и не может быть процесса сложнее, чем самопознание.
Эти философские вопросы всерьёз мучили старика, а посему не проходило и дня, чтобы он не возвращался к своей рукописи. Дрожащей рукой Олег Евгеньевич записывал мысли в специальную синенькую тетрадку, а потом запирал её в сейфе. Записи получались сбивчивыми и зачастую стилистически корявыми. Как он ни старался, а все никак не мог определиться, в каком же жанре ему лучше излагать «житие свое»: то ли это должны были быть мемуары, то ли исповедь, то ли завещание? Хотя крик души вряд ли нуждается в каком-либо жанре.
Сейчас бы найти силы, чтобы привести себя в порядок. Умыться, побриться…
Старик с откровенной неохотой побрёл в ванную комнату и со страхом взглянул в зеркало. Увы, ничего хорошего. Старость и болезнь мелкими морщинками испещрили некогда по-мужски привлекательное лицо, ставшее сейчас похожим на высохший персик. Холёная кожа приобрела желтоватый оттенок. Волосы поредели и торчали клочьями. А некогда живые зелёновато-серые глаза поблекли и слезоточили, словно святые лики со старинных икон.
Словом, следы времени и грехов…
Закончив экзекуцию, Олег Евгеньевич облачился в свой ностальгически любимый синий шерстяной спортивный костюм с надписью «Динамо» и взглянул на будильник. Часы показывали около девяти. Наступало время завтрака, который ждал его в столовой внизу. Домработница Фрося ещё ни разу за тридцать с лишним лет не опоздала с его приготовлением. Но завтракать пока не хотелось, и хозяин дома, больше по привычке, чем по желанию, врубил громадных размеров плазменный телевизор. Давняя привычка – всегда быть в курсе событий срочно потребовала новостей. Терпеливо просмотрев и выслушав самые важные политические новости и телерепортажи, Олег Евгеньевич собрался было выключить телевизор, как вдруг телеведущая стала зачитывать очередную сенсационную новость:
«По сообщению нашего корреспондента в Лондоне, вчера ночью в лондонский госпиталь Святого Николая был помещён бывший подполковник ФСБ, скандально известный перебежчик Вадим Люсинов. По предварительным данным следствия, которое ведёт Скотланд-Ярд, Люсинов был отравлен в баре отеля «Миллениум» радиоактивным изотопом полония-210. Западные СМИ в один голос утверждают, что покушение – дело рук российских спецслужб, расправившихся таким образом с предателем…»
– Что за бред они несут?! Только этого не доставало! Люсинов отравлен полонием? Вот тебе и сон в руку!
С бывшим подполковником академика связывало не просто давнее знакомство. Первое, о чем он подумал, лежало, как говорится, на поверхности: «Альбега» под угрозой!
От одной этой мысли Адов схватился за сердце. Ну вот, теперь закрутится история с географией. Кремль наверняка задёргается, и тогда… Трудно даже представить, что произойдет «тогда».
Люсинов являлся не кем иным, как одним из ключевых эмиссаров созданного Адовым десять лет назад подпольного синдиката «Альбега инк». Синдикат успешно занимался нелегальной торговлей радиоактивными материалами чуть ли не по всему миру. И как могло случиться, что такой опытный и профессиональный агент, как Люсинов, вдруг отравился? Ведь до сих пор всё шло как по маслу: отлично налаженная сеть сбыта без шума и пыли успешно приносила Адову баснословные деньги. Да и тому же Люсинову перепадало. Покупателей на столь ценный товар, как ядерные материалы, было хоть отбавляй, особенно в странах, как выражался сам Адов, «третьего недоразвитого мира». Схемы хищения, хранения и транспортировки за рубеж товара были отработаны и обкатаны, как детали в швейцарских часах. А столица туманного Альбиона, благодаря стараниям Адова и Люсинова, играла очень важную роль некого посреднического механизма. Именно там осуществлялись основные переговоры с покупателями, производились денежные расчёты, утверждались маршруты и время поставок по адресам.
«Ну почему всё это случилось именно сейчас, в канун приезда Наденьки?» – размышлял Адов, которому теперь, вместо того, чтобы готовиться к долгожданной встрече с дочерью, придется заняться нежданно свалившимися на голову проблемами.
Отмахнуться от них Олег Евгеньевич никак не мог. Хладнокровный Змий – как некогда метко окрестили академика друзья-соратники, имея в виду его незаурядную способность искушать новыми заманчивыми идеями, мыслить неординарно и перспективно, – всерьез встревожился лондонским ЧП. Ведь на самом деле его драгоценное в буквальном смысле слова детище «Альбега» (название своего синдиката академик составил из первых слогов слов «альфа», «бета» и «гамма», обозначающих основные виды радиационного излучения) никогда не промышляло столь редким, недолговечным, а посему не востребованным на рынке изотопом, как полоний-210.
Каким же образом зараза поразила Люсинова? Теряясь в догадках, академик ломал голову.
В какой-то момент он поймал себя на мысли, что начисто забыл и о состоянии собственного здоровья, и об охватившей его в последнее время хандре. А ведь было, как говорится, от чего. Что, если Люсинов до того, как откинет коньки, проговорится? Именно он помогал Адову выстраивать структуру «Альбеги инк» в соответствии со всеми канонами шпионской конспирации, главный из которых гласил: «Правая рука не должна знать, что делает левая. Но голова должна знать всё!» Уж в чём-чём, а в таких делах Вадим действительно разбирался.
Вдруг за полониевым следом сыщики нащупают нити, ведущие к синдикату? И уж совсем будет худо, если в дело ввяжутся отечественные сыщики с Лубянки или из Ясенева…
Задавая себе вопрос за вопросом, Олег Евгеньевич волновался не за себя, не за обречённого на смерть лондонского эмиссара. Мозг возбуждала только одна мысль: если синдикат лопнет, что ж тогда он оставит в наследство Наденьке?
Обиднее всего было то, что лондонский сбой произошёл в самый неподходящий момент – «Альбега инк» завершала, возможно, самую грандиозную сделку по поставке в Иран крупной партии высокообогащенного урана на сумму в десять миллиардов долларов. Адов готовил «операцию века» целых три года. Не так просто было скопить на ядерных объектах постсоветского пространства целых сорок пять килограммов чистого урана – считай, почти критическая масса! Операция получила кодовое название «Дарий» – в честь великого правителя Древней Персии. И тут на тебе, отравление Люсинова…
Прошло уже двое суток после лондонского ЧП. Змий, постоянно нервничая и дёргаясь, всё время пристально отслеживал каждое новое сообщение по теме. Анализируя информацию, он понял, что, слава богу, лондонская история – пока лишь предмет политических спекуляций и шумихи в СМИ и что британские спецслужбы не располагают никакими реальными фактами – ни подтверждающими официальную версию о злонамеренной расправе с Люсиновым со стороны бывших коллег, ни какую-либо другую.
И тем не менее раздуваемый в Лондоне скандал был Адову никак не на руку. Мало ли куда приведет расследование! Его намеренно уводящий в сторону комментарий на форуме официального сайта МАГАТЭ, где он начисто отмёл версию о российском происхождении радиоактивного полония, судя по реакции, никого из представителей британских спецслужб не вдохновил и не охладил. Никакой реакции из Москвы тоже не последовало.
«Проклятие! Ни одна журналистская сволочь не перепечатала и не озвучила мой комментарий!» – в крайнем раздражении размышлял Олег Евгеньевич, уставившись в экран телевизора. По «ящику» гнали очередную сопливую утреннюю чушь, лишь бы народ оставался подальше от серьезных проблем. Ни на одном из новостных каналов не было сюжета по «делу Люсинова».
Старик возмущался. Если смотреть телевизор несколько часов подряд, невольно можно сделать определенный вывод о том, что мир сошёл с ума. Или что всему населению разом сделали лоботомию. Хотя насмотревшись дурацких передач, и правда умом тронешься! А о самом серьезном – ни слова.
Адов со злостью выключил телевизор и отправился беседовать с «Сократом». Этим эллинским именем Олег Евгеньевич величал свой суперкомпьютер. В последнее время у академика появилась странная причуда: страдая от одиночества и дефицита общения, он стал одушевлять любимые домашние предметы, нарекая их человеческими именами. Любимую авторучку с золотым пером фирмы «Монблан» он, например, прозвал «Моней», любимое кресло-качалку – «Качаловым», а массивный книжный шкаф орехового дерева «Софоклом». Топонимические экзерсисы в какой-то мере забавляли его. Порой из-за долгого отсутствия собеседника старик даже беседовал с любимыми предметами. Однако опомнившись, сам же начинал смеяться над своими маразматическими чудачествами.
И тем не менее «Сократ» явно выделялся среди «любимчиков». Мощный, быстродействующий, собранный специально по его заказу в США компьютер виделся Адову реально живым и мыслящим существом. Через установленную на крыше мощную тарелку компьютер был связан с глобальной спутниковой системой навигации. Но особая его ценность заключалась ещё и в том, что электронное чудо являло собой мозговой центр «Альбеги инк». Именно с его помощью Змий без труда управлял всеми операциями подпольного синдиката, заменяя приличную логистическую компанию. Электронный мозг контролировал все финансовые потоки и передвижки на многочисленных счетах в банках Швейцарии и офшорных зон. Адов мог проследить по электронной карте местонахождение и передвижение чуть ли не каждого агента «Альбеги», так как у каждого на шее висел маячок – серебряный медальон. Кстати, того, кто попытался бы сорваться с электронного поводка, ждала незавидная участь.
Адов как никто другой ясно представлял себе, сколько может стоить бесценная информация, которая хранится в памяти «Сократа». Не случайно же академик столь тщательно позаботился о безопасности своей голицынской резиденции, превратив её в неприступную крепость. Для охраны и прислуги был отведён специальный коттедж. Помимо того, в просторном вольере содержались четыре великолепных кавказца. Злобным волкодавам хозяин доверял особо и любил лично заниматься кормежкой животных. В знак благодарности четвероногие друзья были готовы по команде кормильца вмиг растерзать всё, что движется в пределах видимости.
Плюс к тому в доме была установлена суперсовременная электронносенсорная охранная система, связанная с местной милицией. Но зоной особой безопасности в особняке были расположенные на третьем этаже личные апартаменты хозяина дома. Практически это была бронированная крепость, где имелось всё необходимое для автономного жизнеобеспечения главы «Альбеги» в течение как минимум полугода.
«Никакая ядерная зима здесь не страшна!» – не раз с гордостью думал Олег Евгеньевич о своём обиталище, проект которого разрабатывал лично. Изобретательности и творческой фантазии ему было не занимать…
Неожиданно академик услышал писк, издаваемый «Сократом». Звуковой сигнал означал, что поступило новое сообщение. Адов быстренько нацепил на переносицу специальные компьютерные очки с рефлектирующими линзами. На широченном экране монитора появилось краткое послание:
«Дорогой друг! Комментарий хорош, но его недостаточно. Прошу немедленно дать конкретные разъяснения по поводу лондонской истории. Как такое могло случиться? «Дарий» под угрозой срыва! Этого нельзя допустить! «Сам» очень нервничает. В ближайший четверг созывается экстренное заседание СБ. Будьте готовы. Вас могут вызвать в качестве эксперта. Куратор».