– У меня еще и соперники есть?! – встрепенулся теперь уже Шматов.
– Все! – Терпение преподавателя лопнуло. – Такое ощущение, что пьесы Шекспира мы на втором курсе не изучали! Первое собрание актерской труппы нерадивых студентов окончено. Встречаемся в среду. Кто не успеет перечитать «Укрощение строптивой», получит «кол» по зарубежной литературе за год. Понятно?!
– У-у-у, – загудели актеры.
– Без комментариев! – бросила Вера Александровна и покинула помещение.
Репетиции начались.
Среда. Актеры все в сборе. Нет Петруччио. Отработка сцены с Гремио, Гортензио и Лученцио. Получается плохо. Художественный руководитель в ярости – эти бездельники не потрудились даже выучить текст!
Пятница. Нет Катарины и Петруччио. Прогон сцены с Бьянкой и Люченцио. Девушка старается изо всех сил, но получается отвратительно. А подлец Лученцио смотрит на нее с нескрываемым презрением. И где же у них любовь?!
Понедельник. Наконец-то! Появились Петруччио и Катарина. Нет Бьянки и Гремио – да и бог с ними. Вся труппа смеется, схватившись за животы, целую репетицию. Димка с Катькой безбожно путают текст, шлепают ошибку на ошибку, но играют божественно. Вера Александровна не могла не гордиться собой: угадала характеры! Интересно, можно ли переписать сценарий так, чтобы исключить из сюжета всех остальных героев?!
Новое постановление: репетиции студенческого театра должны проходить каждый день – до премьеры на вузовской сцене осталось всего полтора месяца.
Вторник. Нет Петруччио. Развернувшись, в ярости уходит Катарина. Художественный руководитель мучается со всей остальной труппой. Через три часа Вера чувствует себя трупом. Сценами, в которых не задействован он сам, начинает руководить Люченцио. Какое счастье, что она взяла Шматова в театр!
Среда. Репетиция. Все пришли. Нет времени – художественного руководителя вызвал ректор по вопросам диссертации Зули.
Четверг. Репетиция. Нет Баптисты, Бьянки, Катарины, Петруччио. А не пошли бы вообще все?!
Пятница. Репетиция. Труппа почти в полном составе. Удается прогнать целиком всю пьесу! Ура! Победа разума над низменными инстинктами!
Репетиции продолжаются в том же режиме. До премьеры остается всего две недели. Костюмов нет. Катарина с Петруччио выдохлись – играют из рук вон плохо. Что делать?!
Накануне открытия студенческой весны актеры студенческого театра во главе с профессором Орловой носились по всему городу как умалишенные – искали реквизит, брали в прокат костюмы, подбирали музыку.
Все! День премьеры! Нет Петруччио. Срывается с места Катарина. У Веры уже нет сил разбираться с актерами.
С опозданием явились слуги Петруччио. Что это на них?! Татарские национальные костюмы.
– Другого ничего не было? – Вера Александровна в гневе хватается за расшитую золотом зеленую жилетку.
– Нет, в прокате все разобрали. Да вы на Бьянку посмотрите! – хором советуют слуги.
Вера смотрит на Лизу и начинает тихо сходить с ума – короткое платье, высокие замшевые сапоги.
– Что это такое?!
– Мой лучший костюм, – бедняжечка чуть не плачет.
– Я же объяснила, что нужно! Господи!
Стаскивает с Лученцио плащ, прикрывает полуголую Бьянку.
– Туфли хотя бы есть?
– Да.
– Надевай! Быстро!
На прогон спектакля времени уже нет – запыхавшиеся, с красными лицами Петруччио с Катариной прибегают в последнюю минуту. Какое счастье, что сейчас не их выход!
– Музыка? – орет Вера вне себя. – Где музыка?!
– У меня, – откликается задыхающийся Петруччио, – только я ее дома забыл.
Значит, музыки не будет. Вообще ничего не будет! Неужели не могли подготовиться как следует?!
Не могли. Ничего не могли. Ни выучить роли. Ни позаботиться о костюмах. Ни приходить на репетиции.
Это полный провал! Никудышный получился из профессора художественный руководитель театра и режиссер! Вера Александровна всхлипнула, подумав о том, что и на поприще преподавания зарубежной литературы она тоже не преуспела. Если судить по знаниям ее же студентов, карьера в образовании Орловой тоже потерпела фиаско.
Душевных сил хватило только на то, чтобы махнуть рукой: «Начинайте!!!» и, обессилев, повалиться на стул за кулисами.
Сквозь полуобморочное состояние Вера Александровна слышала шипение Лученцио – он кого-то гнал на сцену, кого-то отчитывал, кому-то подсказывал слова. Через сорок минут небытия – именно столько длилась облегченная версия студенческой «Строптивой» – она наконец пришла в себя. И услышала в зале бурные аплодисменты! За кулисы выбежал Лученцио, потащил Веру Александровну за собой.
И вот она оказалась на сцене, в окружении актеров. Катарина прекрасна. Бьянка вполне пристойна. Петруччио ослепителен. Грумио тоже хорош. И все они с упоением хлопают. Ей! Вера стала кланяться, взяла своих драгоценных исполнителей за руки и подошла к краю сцены. С кресла в зале тут же поднялся ректор и преподнес профессору Орловой цветы. А он-то что делал здесь? Ведь не понимает по-английски ни слова.
Чувство опустошенности оказалось таким мощным, что Вера долго не могла заставить себя пойти домой. Сережа вызвался проводить – цветы, тяжелые сумки с реквизитом. Вера Александровна пыталась отправить его домой, но не вышло. Преподавательница и студент – странная парочка, быть частью которой Вере было неловко, – медленно брели по улице вдоль трамвайных путей и молчали.
– Спасибо тебе, Сережа, – поторопилась Вера распрощаться, когда Шматов довел ее до двери в квартиру, – всего доброго!
Сергей не ответил.
Зато вдруг стремительно приблизил свои губы к ее губам и поцеловал. Рука Веры Александровны отреагировала мгновенно – звонкая пощечина оставила красный след на его щеке.
Сергей только улыбнулся, хотя Вера видела – в его глазах стояли слезы, – опустил сумки на пол, развернулся и побежал по лестнице вниз.
Вера смотрела ему вслед и чувствовала себя так, словно обидела маленького ребенка. Откуда только Шматов взялся на ее голову со своей любовью? Было досадно: и оттого, что он решился раскрыть свои чувства, о которых Вера и без того догадывалась, прочитав про Улисса и Генриетту, и оттого, что Вера не понимала, что делать. Полностью прекратить общение? Слишком болезненный способ – ей ли не знать после Маркова. Да и как это сделать? Она ведет занятия в его группе, руководит театром. Поговорить? Вряд ли он станет слушать: только воспримет разговор как возможность сказать о своей любви. Перебрав все варианты, Вера Александровна решила не делать резких движений и соблюдать дистанцию.
Вот почему, интересно, нельзя подарить женщине одну-единственную, но взаимную любовь? К чему понадобилось награждать безответной страстью к Маркову? Кому нужны страдания Сережи, которому она ничем не в состоянии ответить? Он же в сыновья ей годится...
Из сочувствия к Шматову в конце года Вера объявила труппе о том, что в следующем сезоне студенческий театр ставит Бернарда Шоу. Она забрала домой на лето сценарий Сергея: собиралась сохранить его безумный замысел, а текст и сюжет вернуть в соответствие с пьесой Бернарда Шоу. И заодно избавить творение Шматова от грамматических и орфографических ошибок.
Горе луковое! Он бы еще Пушкина попытался на русский язык перевести – записав по памяти, скажем, «Евгения Онегина» на английском.
Вера не собиралась никого играть в новом «Пигмалионе», да и для Сергея не хотела подобного испытания, а потому с сентября назначила его своим первым помощником и администратором студенческого театра. У Веры был план – завалить студента Шматова делами и обязанностями так, чтобы он и думать забыл о своей неразделенной любви.
Начались репетиции.
И снова еще один учебный год прошел в театральном угаре. В труппе кипели страсти – добавились новые актеры, шли репетиции, появились гастроли. Со «Строптивой» труппа объездила уже полгорода. Даже Катя, окончившая институт и работавшая теперь в школе учителем английского языка, умудрялась участвовать чуть ли не в каждом спектакле. Конечно, ей отыскали дублершу, но так рисковать отношениями со своим Петруччио она не желала!
А в марте Катарина с Петруччио – кто бы мог подумать! – сыграли настоящую свадьбу. Решили не дожидаться лета, когда Димка наконец получит диплом.
Свадьба была самой необычной из всех, что Вера когда-либо видела. Актеры во главе со Шматовым выбили у ректората актовый зал, позвали друзей и устроили пир прямо на сцене. Конечно, угощение было скромным, да и спиртное ограничилось одним лишь шампанским. Но какая разница?! Глаза ребят излучали такое счастье! Вера по-хорошему завидовала им и радовалась, что студенческий театр сделал по крайней мере одно доброе дело – соединил этих двоих.
Хотя почему же одно? Теперь каждый, даже самый нерадивый студент факультета иностранных языков назубок знал содержание пьесы «Укрощение строптивой». Мало того! В коридорах, на занятиях и в Интернете – во всех этих студенческих блогах, ЖЖ и контактах – детки цитировали Шекспира. На английском языке, разумеется, и без ошибок. «Не пропадет ваш скорбный труд и дум высокое стремленье!»
Вера парила на крыльях радости. И не забывала мысленно благодарить Маркова за то, что он стал ее стимулом, заставил перейти на новый виток жизни. Может быть, ради этого она в него и влюбилась?! Чтобы снова почувствовать вдохновение и открыть в себе новые силы.
Сложно сказать. Но теперь, несмотря на депрессию, в которую погрузился весь преподавательский состав педагогического института, Вера оставалась в хорошем настроении.
Нововведения, сплетни, интриги пролетали мимо, не задевая ее.
Глава 5
Прошло всего два года с момента переезда в новое здание, а Вера Александровна, как и большинство преподавателей кафедры английской филологии, уже забыла о прежней кафедре, о старых аудиториях и обшарпанных коридорах. Напротив, теперь она была даже рада тому, что стены не напоминают об истории с Марковым. И о крушении надежд, которое ей суждено было пережить. «Привычка свыше нам дана. Замена счастию она»: удачно Александр Сергеевич перефразировал гениальную мысль Шатобриана.
Новое здание принесло и новую жизнь. Кроме настойчивости бедного Шматова, Веру Александровну ничто не огорчало. Она по-прежнему занималась любимым делом – теперь уже двумя – и была счастлива. Видимо, в компенсацию несчастной любви к Илье, ей теперь сопутствовал профессиональный успех.
За прошедшее время выпустила четырех аспирантов. Скоро у Зули защита – предзащита на кафедре успешно прошла.
Вера бросила взгляд на часы – двадцать один тридцать. Хотелось уже покинуть кафедру и отправиться домой, но она подозревала, что Сережа вместо того, чтобы готовиться к государственным экзаменам, сидит на крыльце и, как обычно, ждет ее. Бедный ребенок!
Тяжело вздохнув, Вера, чтобы еще как-то потянуть время, заглянула в почтовый ящик. Дольше, чем до десяти, Шматов все равно не просидит.
Что-то опять написала Зуля, студенты прислали благодарность театру, еще вот из Ярославля пришло письмо. Вера открыла сообщение с пометкой «ЯГПУ» и прочла: «Уважаемая Вера Александровна, с огромным удовольствием напоминаем Вам о конференции, которая пройдет в нашем Университете в июне. Благодарим за превосходную статью и с нетерпением ждем Вашего приезда! Уверены, что и наш город, и подготовленные оргкомитетом мероприятия Вас не разочаруют. С глубоким почтением, председатель Оргкомитета, профессор Светлана Арнольдовна Стеклова».
Ни в какой Ярославль Вера, конечно же, ехать не собиралась – трата денег на билеты и гостиницу не была предусмотрена ее личным, весьма скудным бюджетом. А командировку этот жмот, Камиль Шабанович, не подпишет: чтобы рассчитывать на дотации, нужно было изначально вести другую политику. В народе она называется просто: «лизать начальству зад». Но подобное мероприятие, которое следовало повторять многократно, противоречило внутренним убеждениям Веры.
Поэтому и лишних денег у нее давным-давно уже не было. В прошлом году не смогла никуда поехать, пробыла все лето с племянницами на даче. В этом – тем более не осилит другого маршрута. От Европы остались одни лишь воспоминания. Доходов с квартиры нет, из почасовиков пришлось уйти ради театра, за который по-прежнему ничего не доплачивают. Если срываются воскресные занятия с кем-то из учеников, возникает вопрос, как прожить до конца недели.
Нет, Ярославль как-нибудь обойдется без визита Орловой.
Нельзя сказать, что отсутствие денег сильно испортило Вере жизнь, но нередко возникающие ситуации, когда заработанных средств переставало хватать даже на еду, ее удручали.
Невозможность обеспечить жизнь собственным трудом унижает. Тем более если человек работает не покладая рук или, правильнее сказать, головы, а не лежит целый день на диване. Почему же плата за преподавательский труд так оскорбительна? Когда Вера Александровна, приходя в магазин, начинала в уме высчитывать, может ли позволить себе пачку нормального кофе или придется и дальше обходиться цикорием, ей становится стыдно. Бывали дни, когда она не решалась купить лишний пакет молока, чтобы назавтра не остаться без денег на транспорт. Смешно? Безусловно. Особенно если вспомнить, что Вера Александровна получала профессорскую зарплату. И занималась подготовкой студентов – будущих учителей. По сути, от нее зависело, что именно передаст общество своему новому поколению.
В денежном смысле Вера была бы куда более счастливым человеком, если бы работала преподавателем лет сорок назад. Вот тогда профессора и доценты чувствовали себя людьми, а не отбросами общества, которые вынуждены ломать голову только над тем, как заработать на жизнь. И которым при этом доверили, видимо, по недоразумению, будущее страны.
Грустные мысли, возникшие из-за невинного приглашения в Ярославль, испортили настроение Веры. Она выключила кафедральный компьютер, переобула туфли и, закрыв дверь на ключ, отправилась вон с работы. Оставалось надеяться, что Сергей благоразумно ушел домой.
Вера, как воришка, оглядела крыльцо института – в зоне видимости Шматова не было – и, вздохнув с облегчением, вышла на улицу.
– Вера Александровна, добрый вечер! – услышала она трагический голос Люченцио, едва успела спуститься с крыльца по широкой мраморной лестнице.
– Здравствуй, Сергей! – бросила она на ходу и поторопилась пройти мимо.
– Вера Александровна, – он тут же нагнал даму сердца, – я должен вас проводить!
– Не стоит.
– Уже темно, – не отставал он.
Вера думала заскочить в свой трамвай и добраться до дома за пару минут, но появление юного неугомонного рыцаря опять нарушало все планы. Не могла же она стоять рядом с ним на остановке, потом сидеть на соседних креслах, покупать у кондуктора билет себе и ему! Или, того хуже, отговаривать его – бедного студента – от того, чтобы платил он. В любом случае сцена получится идиотическая. Что подумают люди?
Пришлось идти пешком, а это целых полтора километра в горку, да еще после трудового дня. Минут пятнадцать, не меньше.
– Как твоя подготовка? – спросила Вера Александровна строго.
– К чему? – не понял Лученцио, как всегда в последнее время, пропадая в своих мыслях.
– К экзаменам.
– А-а-а, – он рассеянно махнул рукой, – как-нибудь.
– О чем ты только думаешь?! – не выдержала она.
– О вас, – честно признался он, – все остальное не имеет значения!
Несмотря на свое филологически бережное отношение к русскому языку, Вера Александровна выругалась про себя. Целый год объяснений впустую! Этот парень ничего не желает слышать. Хотя. Что толку его ругать? Сама-то она на кого была похожа, когда продолжала любить Маркова уже безо всякой надежды на взаимность? И до сих пор, несмотря на все, что узнала о нем, питала к этому давно умершему человеку трагическое и нежное чувство.
– Глупо, – терпеливо ответила Вера, – я ничем не смогу помочь тебе с экзаменами или работой: нужно заботиться о себе самому!
– Хорошо, – Сергей поднял на нее печальные глаза, – я позабочусь. Было бы ради чего! Вы выйдете за меня замуж?
– Господи, – Вера взвыла, словно от боли, – Сереж, я тебе миллион раз говорила! Я старше тебя на жизнь. Хватит преследовать меня, найди себе подходящую невесту. Какого черта ты влюбился в старуху?!
– Ничуть. Я нахожу вас очень милой!
Вера Александровна не выдержала и рассмеялась:
– Это не твоя роль, а Петруччио! И вообще, спектакли уже закончились.
До самого дома они шли молча. Сергей был обижен, Вера чувствовала себя виноватой. Какой бы резкой она ни была, стараясь отвадить мальчишку, а в глубине души ей было очень его жаль. Ей ли не знать, как мучает человека безответное чувство?
– Завтра жду вас, – предупредил Сергей, – как всегда.
– Не надо, – попросила Вера и вдруг добавила: – Меня завтра не будет.
– Тогда послезавтра.
– И послезавтра тоже, я в Ярославль уезжаю, – неожиданно для себя выдала она.
– Зачем?! – губы его побледнели.
– На научную конференцию, – объяснила Вера Александровна, – меня не будет почти две недели.
Сроки своего возможного отсутствия она сильно преувеличила, но выхода другого не видела – Сергею пора было прекратить караулить ее и взяться за подготовку к экзаменам. У этой несостоявшейся истории должен был случиться финал.
– Так долго...
– Да, – Вера Александровна убежденно кивнула, – приеду и обо всем серьезно поговорим. А пока займись делом, Сергей. Мужчины без собственного места в жизни женщин не интересуют.
Он посмотрел на нее с сомнением, потом с надеждой, потом улыбнулся, нахмурился, потом губы его снова растянулись в улыбке.
– Я вас понял, Вера Александровна, – загадочно произнес Шматов.
– Тогда до встречи, – она сухо подытожила разговор.
– До встречи! – страстно прошептал Лученцио и, схватив руку своей преподавательницы, поцеловал. Вера не успела ни выдернуть ладонь, ни разозлиться – через мгновение Сергей уже скрылся за поворотом. С некоторых пор у него появилась молниеносная реакция, заодно с умением испаряться за доли секунды.