— Он хотел убить тебя, а ты в ответ грохнул его, — пожала плечами Лерка.
— Вот-вот.
— Рассказываешь ты очень интересно, только все это надо доказать. — заметила она.
Я к тому моменту стала бледно-зеленого цвета от внезапно открывшихся перспектив, а ей, похоже, было все равно.
— У меня, к примеру, другая версия. Димку ты сам и пристрелил, потому что был уверен: он спит… вот, пожалуйста, я еще даже не договорила, а ты уже дергаться начинаешь. Теперь скажи, что я не права, Отелло хренов. И на Гришку моего навел поклеп по той же причине. Он хоть и гад, но муж мне, упокой господь его душу. Тачку свою ты сам и взорвал, чтоб, значит, повод был обвинить Грома, который, кстати, и не думал тебя убивать. Накладно это, раз за твоей спиной серьезные ребята, от которых зависит его бизнес. Далее дело техники. И теперь из четырех мужиков, что крутились возле нее, остался ты один.
Подобные чувства вызывают уважение, только не вздумай сделать из меня козла отпущения.
— Менты установили: Димку застрелил снайпер.
Не удивлюсь, если из той же винтовки, что и Грома.
— Да? И что это доказывает?
— Ладно, — нараспев заметил Марат, глядя почему-то на меня, а не на Лерку. От этого взгляда мне сделалось так плохо, что я даже зажмурилась. — Обсудим это чуть позже. На всякий случай предупреждаю: Леня будет за тобой приглядывать.
— Кстати, о Лене, — оживилась Лерка. — Он ведь занял место Грома и Димки? Может, он умнее, чем кажется?
Марат стиснул зубы, сдерживаясь из последних сил, и направился к двери, даже не взглянув в мою сторону. Дверь хлопнула, а я заголосила:
— Боже мой, во что ты меня впутала? Это правда — то, что он сказал?
— Он тут много чего наговорил, — проворчала Лерка. — Всего и не упомнишь.
— Не увиливай. Ты в самом деле занималась чем-то противозаконным и Громов с Димкой были твоими конкурентами?
— На чем, по-твоему, я нажила миллионы? Знаешь, Аня, пойду-ка я полежу в горячей ванне, может, какая мысль в голову придет. Очень этот гад меня расстроил.
И, не обращая внимания на мои протесты, Лерка заперлась в ванной. Я пыталась докричаться до нее, стоя под дверью, но она включила воду. Я не была уверена, что она меня слышит, а необходимость высказаться присутствовала, так же как желание найти правду, оттого я сразу же накинулась на Сашуню, лишь только он переступил порог квартиры, по обыкновению придурковато гукнув в знак приветствия.
— Иди сюда, — схватила я его за руку, усадила в кресло и впилась взглядом в его глаза. — Кто убил Димку? Отвечай сейчас же. Не вздумай врать.
— Аня злая, — обиделся он и потупил глазки, опустил плечи, всем своим видом демонстрируя отчаяние.
— Ничего подобного. Отвечай, я хочу знать правду.
— Аня меня не любит, — пожаловался он.
— Любит.
— Не любит.
— Сашок, не смей скрытничать, не то я разозлюсь.
— Сашок хороший, — сообщил он.
— Лучше не бывает, — согласилась я.
— Аня хорошая. Аня меня любит?
— Еще бы. Хочешь, поцелую? — Он зажмурился и вытянул губы трубочкой. Я его поцеловала. — Димку ты убил?
— Угу, — радостно закивал он.
— И машину Марата ты взорвал?
— Угу. — развеселился Сашок.
— И Грома ты застрелил?
Он даже взвизгнул от удовольствия, все еще зажмурившись и вытянув губы.
— Лерка велела?
— Угу.
Тут и сама Лерка, неслышно подойдя сзади, шепнула на ухо:
— Ты его про Кеннеди спроси.
Заподозрив неладное, я спросила:
— Пристрелить Джона Кеннеди тоже Лерка велела?
На сей раз Сашок гукнул дважды.
— Чудовище ты мое, — вздохнула Лерка и поцеловала его. Он открыл глаза, переводя сияющий взгляд с меня на Лерку.
— Он в самом деле законченный идиот, — вздохнула я, а Лерка обиделась.
— Вовсе нет. Просто своеобразный. И не смей говорить ему гадости, у него душа чуткая, он потом долго переживает.
Мне стало стыдно, я загрустила и машинально почесала Сашуню за ухом.
— Аня хорошая, — сообщил он.
— Я хочу знать правду, — глядя на Лерку, сказала я. — Не смей увиливать и отвечай.
— Пожалуйста, — кивнул Сашок, и мы уставились на него с немым изумлением, а он продолжил:
— Довожу до вашего сведения: мы в дерьме по самые уши. Сейчас убрать Марата — себе дороже, это война и конец бизнесу. А все твои дурацкие интриги, — рыкнул он на Лерку. — Говорил, без затей надо. Так нет, непременно балаган устроит. А ты все это время чем занимаешься? — обратился он ко мне. — Тебе мужика доверили, и что? Он носится по городу, без конца что-то вынюхивает, вместо того чтобы днем и ночью за твои титьки держаться. Для нормальной бабы такое поведение даже оскорбительно.
— На него иногда накатывает, — торопливо пояснила Лерка, видя, что я впала в столбняк от такой-то речи. — А ты, чудовище, помалкивай, не учи маму детей рожать. Хотя насчет оскорбительного поведения Марата я согласная. В самом деле, Аня, неужто так трудно направить его энергию в безопасное русло?
— Ах какие вы все умные, — возмутилась я. — Между прочим, это было твоей идеей: любовный четырехугольник и все такое… Теперь вот и расхлебываю.
— Ты потолковее объясни, — попросила Лерка.
— Чего тут объяснять? То он меня любит и готов достать луну с неба, то вдруг начинает придираться.
— А в чем суть его придирок?
— Не верит он мне. Подозревает, что я готова крутить любовь с кем попало, а к нему равнодушна.
Так и говорит: сплошное коварство и притворство.
А все ты. Если бы не твои дурацкие директивы, он бы считал меня порядочной девушкой, а теперь…
Я даже представлять не хочу, кем он меня считает.
— Да, — поскребла затылок Лерка. — С этим надо что-то делать.
— Что тут сделаешь? — вздохнула я и даже носом зашмыгала, готовясь разреветься.
— Чтобы избавить человека от одних мыслей, ему надо внушить другие, — глубокомысленно изрекла Лерка. — Он мог нам уже давно шею свернуть, но терпит, а почему? Потому что мне шею не свернешь без того, чтоб и тебя не подставить, следовательно, чувства у него к тебе серьезные, что хорошо.
Их надо укрепить.
— Замечательно. И как мы их укреплять будем? — проявила я интерес.
— Ничто так не сплачивает влюбленных, как дети. Это так трогательно — маленькое существо, которому мы даем жизнь. — Лерка вдруг заревела, а я растерялась.
— Хочешь кого-нибудь усыновить? — спросила я.
— Обо мне ли сейчас речь? В общем, так: ты ждешь ребенка.
— Я? Да ты спятила. Зачем мне ребенок? Я не хочу иметь детей от этого сумасшедшего и не готова стать матерью. А потом, я не беременна. —, — Но он-то об этом не знает. Главное со сроком не напутать. Мужчины такой народ, начнут на пальцах высчитывать…
— Лерка, — грозно начала я, но тут Сашок вновь нас поразил:
— Это мысль. Он клюнет.
— А ты вообще молчи! — рявкнула я.
— Аня злая, — загундосил он.
— Не надоело тебе придурка из себя строить?
— Оставь Сашуню в покое. И сосредоточься на деле. Просто так сообщить ему об этом не годится, все должно быть с легкой драматической окраской, чтобы за душу брало.
— Начинается, — закатил глаза Сашок.
— Молчи, чудовище. Если она просто скажет:
«Марат, я беременна», — что он, по-твоему, ей ответит?
— Не знаю. Лично я бы на ней женился.
— Я тебе женюсь. Распоясался совершенно. Марат еще больше углубится в ненужные мысли. Все мужики придурки, — возвысила она голос, обращаясь к Сашуне. — Короче, надо его разжалобить.
В тот же вечер мы начали осуществлять очередной гениальный замысел. Лерка предложила отправиться в ресторан. «Поужинаем по-семейному, раз уж теперь прятаться мне глупо», — сказала она, на что Марат насмешливо улыбнулся, но в ресторан пошел. Мы выпили, я поспешно вскочила и бросилась в туалет, где и просидела минут пятнадцать. Намазала лицо кремом зеленоватого цвета, после чего приобрела нездоровую бледность и вернулась за стол.
— Ты что, плохо себя чувствуешь? — заботливо спросила Лерка.
— Нет, все нормально.
* * *— Расспрашивал? — интересовалась она на следующий день, позвонив мне на работу.
— По-моему, все наши ужимки совершенно напрасны, он даже ничего не заметил.
— До чего невнимательный народ. Ладно, вода камень точит. Ты уж постарайся. В глазах грусть, на лице печаль, слезы беспричинные, не забывай лицо кремом мазать и почаще бегай в туалет из-за стола.
— Как ты мне надоела, — вздохнула я, но исправно все выполняла.
Был от этого какой толк или нет, так сразу и не скажешь. Иногда мне казалось, что Марат приглядывается ко мне и даже впадает в задумчивость, хотя думать он может не обо мне, а о вопросах глобальных, например, выиграем мы хоть один чемпионат мира по футболу или нет. По случаю хронической мужской несообразительности Лерка решила добавить драматизма.
— Значит, так, сваливаешь сегодня с работы и дуешь в центр «Семья и здоровье» на Бакунина. Да, не забудь записать на календаре адрес, номер кабинета и фамилию врача. Вот прямо сейчас и пиши.
— Значит, так, сваливаешь сегодня с работы и дуешь в центр «Семья и здоровье» на Бакунина. Да, не забудь записать на календаре адрес, номер кабинета и фамилию врача. Вот прямо сейчас и пиши.
Записала? Так. Оттуда двигаешь в аэропорт. Сегодня один рейс в Москву, в двадцать два ноль-ноль. До этого момента он должен хватиться тебя и пойти по следу.
— Слушай, может, не надо всего этого? Может, я просто скажу…
— Не волнуй меня, деньги заплачены, врач готов, все дело за тобой. И помни: от того, как ты все это обтяпаешь, напрямую зависит наша дальнейшая счастливая жизнь. Отключи сейчас же мобильник, чтоб Марат забеспокоился. Удачи.
Конечно, я уже жалела, что дала свое согласие на эту авантюру, слегка пожаловалась на судьбу, разглядывая угол напротив, но заспешила к врачу, как и было условлено. Коридор был пуст, я устроилась возле окна, ожидая вызова. Ждать пришлось минуты две. Врач оказалась милой дамой лет сорока, мы прошли за ширму, после чего меня поздравили с тем, что я скоро стану мамой. Поздравили так убедительно, что я растерялась, пробормотала в ответ что-то невразумительное и спешно покинула центр, а потом сразу отправилась в аэропорт. Сидеть там несколько часов было скучно, и я позвонила Лерке.
— Твой рыщет по городу, — сообщила она весьма довольная. — Начал проявлять беспокойство часов с двенадцати. Позвонил мне, я, конечно, сказала, что ты на работе. Он поехал туда. Твоя Софья ответила, что знать не знает, где ты. На твоем столе он успел пошарить, потому что сразу поехал к врачу. Сашок за ним приглядывает. Врач говорить с ним отказалась по причине профессиональной этики. Отвалил ей триста баксов, этика перестала играть какое-либо значение, и Марат узнал, что станет папой. Сашок докладывает, парень разом поглупел и вроде как в прострации. Опять звонил сюда, очень ты ему нужна. Я сказала, что тоже не в состоянии найти тебя, вспомнила, что ты с утра искала свой загранпаспорт.
После этого он просто обязан закрыть вокзалы и аэропорт. Сейчас мечется в районе железки. Так что готовься, скоро твоя очередь.
От этих слов мне стало худо, и я бросилась в дамскую комнату. Кремом пользоваться не пришлось, я и так напоминала привидение. Выйдя из туалета, я нос к носу столкнулась с Маратом. Он, кстати, выглядел не лучше. С идиотским видом мы стояли и пялились друг на друга, после чего он взял меня за руку и сказал:
— Поехали домой. Я все знаю.
По дороге я разрыдалась и объяснила свой побег отчаянием. Разумеется, я хотела сохранить ребенка и очень боялась, что у Марата на этот счет свое мнение.
* * *Не знаю, чего ожидала Лерка от моего дурацкого признания, но, по мне, так стало только хуже. Прежде всего пришлось переехать к Марату. Он вдруг впал в задумчивость, говорил мало, а смотрел настороженно. Возлагал руку на мой живот и замирал.
Иногда в животе урчало, в основном от голода, потому что на нервной почве у меня пропал аппетит и я таяла на глазах.
— Боже, какая я дура, — жаловалась я Лерке. — Как мне в голову пришло согласиться на это. Он меня убьет. Конечно, убьет. Он же псих. И правильно, между прочим, сделает. Я бы себя тоже убила.
— Жениться не предлагал?
— Что? Нет, это уж слишком. Послушай, надо срочно что-то делать. В конце концов, живот просто обязан расти. Ты не находишь? И когда он наконец уедет?
— Это вопрос не ко мне, — вздохнула Лерка. — Я бы его хоть сегодня проводила. Но что-то его здесь держит, причем крепко. Не догадываешься, что?
— Я буду каждый день ему письма писать, только бы он уехал.
— Не вздумай сказать ему такое.
— Я не успокоюсь, пока не услышу от тебя, как мы все это прекратим.
— Драматически, разумеется. Как же еще? Слушай, почему он такой грустный? Может, ты редко говоришь о своей любви?
— Помолчи, пожалуйста, без тебя тошно.
— Он переживает, — подал голос Сашок, хоть его и не спрашивали.
— Вот придурок, — покачала головой Лерка. Я-то думала, это относится к Сашуне, оказалось, к Марату. — Ну конечно, небось считает и так и эдак. И все равно в сомнениях. От ребеночка надо срочно избавляться, он нам теперь не в масть. Значит, так — завтра идешь обедать в «Сударушку», и по дороге тебя собьет машина.
— Ты спятила? — ахнула я.
— За рулем будет Сашок и сделает все в лучшем виде. Угонит тачку, комар носа не подточит.
— Ни за что, — заявила я.
— Не боись, машина «Скорой помощи» будет дежурить в переулке. Доставят в «Красный Крест», вечером тебе станет хуже, и тебя переведут в гинекологию. Последствие травмы и все такое.
— Это не годится. Он ведь не идиот. А если что-то заподозрит?
— — Он завтра в Москву уедет, на два дня. Вернется, когда дело уже будет сделано.
— Откуда ты знаешь?
— Аня, не волнуй меня и готовься лишиться ребенка.
* * *Марат в самом деле отправился в Москву, о чем и сообщил, заехав ко мне на работу, а я отправилась обедать в «Сударушку». Я стояла на тротуаре и обливалась слезами, картина одна страшнее другой вставали перед моим мысленным взором. Зазвонил мобильный.
— Ты долго будешь так стоять? — возмутилась Лерка. — На тебя уже внимание обращают.
Я сделала шаг и зажмурилась, оттого все последующее не запечатлелось в памяти, кроме скрипа тормозов и воя сирены «Скорой помощи». Лерка перестаралась, и «Скорая» появилась даже раньше, чем Сашок сбил меня. Но ведь всегда можно сказать, что спешили на другой вызов. Далее все происходило, как и обещала Лерка. Меня увезли в больницу.
Первыми об аварии узнали мои сотрудники, Софья Сергеевна проявила инициативу: среди многочисленных номеров телефонов в моем ежедневнике нашла мобильный Марата и позвонила ему, едва все не испортив. Он бросился ко мне. На счастье, дорога была не близкая, оттого в больнице он появился ближе к десяти вечера. Я уже лежала в гинекологии, где врач, пряча доллары в карман, покачала головой и заявила, что за такие игры нас накажет бог. Это навело меня на мысли о покаянии, тут еще Лерка покинула палату, чтобы перехватить в коридоре Марата и подготовить, а я перепугалась и заревела так горько, точно на самом деле только что лишилась ребенка. И поклялась, что больше никогда, никогда…
Я лежала съежившись, в казенной ночной рубашке, испуганная и совершенно несчастная, так что, когда скрипнула дверь и я, обернувшись, увидела Марата, потянулась к нему навстречу и даже реветь уже не могла. Он обнял меня и сказал:
— Все будет хорошо. — И голос его дрогнул, а я с перепугу так в него вцепилась, что руки заломило. — Я тебя люблю, — сказал он. — Вот увидишь, все будет хорошо.
* * *Все и было хорошо. Дней пять. Потом я не видела уже ничего хорошего в сложившейся ситуации, потому что он надумал на мне жениться. — — Зачем мне этот ненормальный? — выговаривала я Лерке. — Не о таком муже я мечтала.
— Мечтать тебе никто не мешает. Он любит тебя, ты его, так где повод для отказа? Это вызовет подозрения. А если он начнет подозревать, то есть копать… Слушай, мы уже столько всего натворили, нас утопить мало.
— Тебе легко говорить, а что мне прикажешь делать?
— Жить с любимым долго и счастливо. Знаешь, Аня, хорошая женщина и хорошая машина меняют мужчину и делают из любого придурка вполне приличного человека. Тачку он недавно купил, а из тебя жена — чистое золото. А потом, выбора-то все равно нет.
И я пошла под венец с Маратом, что послужило лишним поводом для моего недовольства.
— Нет бы просто расписались, — жаловалась я Лерке. — И добро бы в бога верил, а то ведь так, один выпендреж.
— Ему хочется, чтобы этот день остался в вашей памяти. И вообще с богом-то надежнее.
Лерка пребывала в отличном расположении духа.
Между делом выяснилось, что белобрысый куда-то исчез. Интересоваться его судьбой мне и в голову не пришло, но подозреваю, что он стал тем самым козлом отпущения.
По случаю нашей свадьбы Лерка поспешила воскреснуть. Оказалось, что она, упав в воду, каким-то чудесным образом смогла удержаться на поверхности, не приходя в сознание, и ее унесло далеко вниз по течению. При этом в результате травмы и долгого нахождения в воде она начисто лишилась памяти. Ее подобрали сердобольные рыбаки и определили в психиатрическую лечебницу, где она и проводила время вплоть до прошлой субботы, когда ее состояние улучшилось, а память неожиданно вернулась.
Надо будет узнать у Лерки, кто все это время отлеживался в психушке и в какую сумму ей это влетело.
В общем, у алтаря брачный венец надо мной держала Лерка. Сашок с огромным букетом под мышкой лыбился в дверях. Священник проникновенно говорил что-то о горе и радости, а Лерка зашептала мне на ухо:
— Аня, если уговоришь Марата работать со мной, десять процентов твои.
— Двадцать, — буркнула я.
— Это грабеж, — ахнула она. — Пятнадцать. Согласна?
— Да, — ответила я громко. Немного невпопад, зато с чувством.