Он вошел, закрыл за собой дверь и двинулся в темноте к столику дежурного — однажды он уже проделал этот путь. Как и в гостинице, полицейские продолжали использовать бумажные документы. Приказы на аресты хранились в большой кожаной папке с золотым обрезом. Ричер отнес ее к окну и повернул так, чтобы слабый свет, проникающий снаружи, упал на нужные страницы. Он быстро нашел запись, сделанную тремя днями раньше, причем явно до судебного разбирательства: «Ричер Д., мужчина, бродяжничество». Ричер улыбнулся. «Вот тебе и презумпция невиновности», — подумал он.
Предыдущую запись внесли на три дня раньше: «Андерсен Л., женщина, бродяжничество».
Он полистал страницы, рассчитывая узнать имя мужа Люси Андерсен, но ничего не нашел. Мужу Люси Андерсен помогли, никто не собирался ему препятствовать. Потом Ричер стал искать Рамиреса. Ничего. В книге не было никаких упоминаний о нем. Он не попал под арест. А значит, не сбежал из-под стражи. На него не заводили дело. Возможно, его вообще не приводили в участок. Если только умерший парень, на которого Ричер наткнулся в темноте, не был кем-то другим.
Он терпеливо перелистывал страницы от конца к началу, просматривая фамилии за последние три месяца. И нашел шестерых: Бридж, Черчилль, Уайт, Кинг, Уайтхаус, Эндрюс; пять мужчин, одна женщина, все обвинялись в бродяжничестве, в среднем один человек каждые две недели.
Затем Ричер вернулся к концу, чтобы отыскать Марию. Ее здесь не было. После Ричера в книге появилась только одна запись. Она была сделана другим почерком, потому что полицейский, который вел книгу, пострадал во время столкновения двух патрульных машин и сейчас лечился от травмы головы и шеи. Последнюю запись сделали семь часов назад: «Роджерс Дж., мужчина, бродяжничество».
Ричер закрыл книгу, положил обратно на стол и направился к лестнице, ведущей в подвальное помещение. Он на ощупь нашел дверь к камерам. Там было светло. Всюду горел свет. Но камеры оставались пустыми.
«Круг диаметром в милю с трудом накроет город». Следующая остановка Ричера находилась за чертой города, значит, ему предстояло еще раз пройти через периметр, только в противоположном направлении. Легко подобраться к цепочке, сравнительно не сложно проникнуть сквозь нее, но гораздо труднее уйти, когда тысячи глаз смотрят тебе в спину. Он не хотел быть единственным движущимся предметом перед статичной аудиторией. Пусть лучше линия охранения будет перемещаться и разобьется о него, как волна о скалу.
Ричер перебрал ключи на связке.
Отыскал тот, который ему был нужен.
Затем вернулся к столику дежурного и принялся открывать ящики. То, что он искал, оказалось в третьем. Ящик был набит самым разнообразным хламом: резинки, зажимы для бумаг, высохшие шариковые ручки, листы бумаги с какими-то записями, пластмассовая линейка.
А также тонкая пепельница, на четверть полная пачка сигарет «Кэмел» и три коробка спичек.
Ричер расчистил место на полу под столом, посередине поставил вертикально папку с записями арестов и раскрыл ее на девяносто градусов, так что страницы разошлись веером. Он собрал все бумаги, какие ему удалось найти, — записочки, напоминания и старые газеты, — скомкал их и выстроил пирамиду вокруг папки. Внутри он спрятал два открытых коробка спичек, причем сами спички тоже разложил веером.
Взяв спичку из третьего коробка, Ричер раскурил сигарету и с удовольствием затянулся. Когда-то он курил именно «Кэмел». Ему нравился турецкий табак. Он сделал несколько затяжек, а потом засунул сигарету в коробок так, что образовалась буква «Т», и закрепил конструкцию скрепкой для бумаг. Поместив это сооружение в основание пирамиды, Ричер ушел.
Входную дверь он оставил приоткрытой на пару дюймов, чтобы обеспечить приток воздуха.
Ричер зашагал на юг, к дому крупного парня, помощника шерифа. Он знал этот дом еще после первой ночи, когда крупный парень вернулся домой и его вырвало во дворе. Пятиминутная прогулка заняла у Ричера десять минут — он старался, чтобы его никто не заметил. Это было еще одно покосившееся старое ранчо. Облупившаяся краска на стенах, кривая черепица на крыше, высохшие растения вокруг. Неблагоустроенный участок без двора. Лишь утоптанная земля, тропинка шириной в два фута, ведущая к дому, и две глубокие колеи, оставленные припаркованным у кухни автомобилем.
Старый пикап стоял на своем законном месте.
Дверь со стороны водителя была приоткрыта. Ричер сел за руль. Сиденье было потертым и продавленным. Окна потемнели от грязи, обивка пахла потом, смазкой и бензином. Ричер отыскал на связке ключ от зажигания. Пластиковая головка, знакомая форма. Он решил провести проверку, вставил ключ в зажигание и повернул на два щелчка. Руль разблокировался, и засветились циферблаты на приборной доске. Ричер выключил зажигание, перелез на заднее сиденье и улегся на пол.
Только через полчаса горожане поняли, что горит их полицейский участок. К этому моменту огонь успел разбушеваться по-настоящему. Лежавший в пикапе Ричер видел сначала дым и искры, потом оранжевое пламя — задолго до того, как жители города начали реагировать на пожар. Наконец кто-то на периметре уловил запах дыма, или ему просто надоело смотреть в темноту и он обернулся назад и посмотрел в сторону участка.
С минуту слышались тревожные крики.
А затем началась ужасная суматоха.
Дисциплина рухнула в один миг. Периметр сжался, словно продырявленный воздушный шар. Ричер лежал неподвижно, а люди пробегали мимо него, сначала по одному и нерешительно, а потом группами и быстро. Они все что-то кричали и смотрели только на оранжевое сияние впереди. Ричер повернул голову и увидел, что к участку со всех сторон стекается людская толпа. На поперечных улицах появились дюжины обитателей города, вскоре счет пошел на сотни. Все спешили в одну сторону, и их поглощал городской лабиринт. Ричер сел и проследил за тем, как спины последних горожан исчезают за углом и между домами.
«Только что мобилизованы, не слишком уверены в себе, не имеют опыта».
Ричер улыбнулся.
«Как мотыльки на огонь, — подумал он. — В буквальном смысле».
Он перелез через спинку сиденья и повернул ключ зажигания до конца. Двигатель сразу же заработал. Не включая габаритных огней, Ричер медленно выехал на улицу и направился на юго-запад, через пустошь. Справа он заметил огни фар. Четыре машины. Почти наверняка «тахо» с охранниками спешили в город с завода, а с ними машина «скорой помощи» и пожарные, которых он прежде мог не заметить. Он продолжал медленно ехать на запад по бездорожью, пикап подскакивал на неровностях почвы, руль норовил вырваться из рук. Ричер вглядывался вперед сквозь грязное ветровое стекло и вертел руль, объезжая крупные препятствия. Он ехал со средней скоростью двадцать миль в час. Быстрее, чем бегом, но все же прошло семь минут, прежде чем он увидел в темноте тусклое свечение белых стен завода.
Глава 45
Ричер продвигался вдоль южного периметра завода, пока не подъехал к выросшей перед ним каменной стене, которая окружала жилые здания. В темноте было трудно что-то разглядеть, однако перебраться через такую стену не составило бы труда. В ней было много выступов для рук и ног в тех местах, где осыпалась штукатурка. Ричер проехал немного дальше и остановился там, где по его расчетам находился огромный ангар. Он заглушил мотор, бесшумно выбрался из машины и менее чем через десять секунд перелез через стену.
Перед ним вытянулась взлетно-посадочная полоса шириной в шесть футов и длиной в девятьсот ярдов, достаточно ровная и ухоженная. В начале и конце полосы имелось по небольшому бетонному возвышению для прожекторов, чтобы освещать ее по всей длине. Огромное пространство напротив заросло кустарником, посреди которого виднелись расчищенные участки. Там были посажены какие-то растения с заостренными листьями, отливавшие серебром в тусклом звездном свете. Нечто местное, привычное к пустыне. Сухоустойчивые, или ксерофильные, растения, хорошо переносящие засуху. Греческая приставка «ксеро» означает «сухой». Отсюда и ксерокс, для копирования без влажных химикатов. Зенон Китийский был бы удивлен копированием, но одобрил бы ксерокопию. Он считал, что следует двигаться вместе с потоком. И безоговорочно принимал судьбу. Он верил в то, что нужно сидеть на солнышке и есть зеленые фиги, а не тратить время и силы на изменение природы и орошение сухих земель.
Ричер пересек посадочную полосу. Впереди, сразу за последним ухоженным участком земли, находился большой ангар. Около пятидесяти футов в ширину, двадцать в высоту и тридцать в глубину. Ричер сразу же зашагал к нему. У сооружения было три стены, передняя отсутствовала. Все внутреннее пространство занимал белый самолет. «Пайпер чероки» стоял носом наружу на трех колесах шасси и дремал, покрытый росой от ночной прохлады. Близилось десять часов вечера. Если бы все шло по плану, самолет должен был находиться в середине ежедневного полета. Однако в этот вечер он остался на земле. Самолет не взлетел.
Почему?
Ричер вошел в ангар и обогнул правое крыло. Приблизился к фюзеляжу, нашел ступеньку, взобрался на крыло и заглянул в иллюминатор. Он провел много времени в маленьких самолетах, когда армия хотела, чтобы он оказался в каком-то месте быстрее, чем его могли доставить туда джип или поезд, и не особенно любил данный способ перемещения в пространстве. Ричер считал такие средства передвижения слишком маленькими, тривиальными и несерьезными. Они напоминали ему летающие автомобили. Он говорил себе, что самолеты построены лучше, чем машины, но не мог найти конкретных фактов, которые бы его убедили. Тонкий металл, согнутый, сложенный, склепанный, зажимы и провода, кашляющие двигатели. «Чероки» Тармана выглядел ничуть не лучше остальных. Обычная четырехместная кабина с далеко не новой обшивкой, на которой местами виднелись грязные пятна. Крошечная дверь, разделенное надвое ветровое стекло, приборная панель, куда менее сложная, чем у многих современных седанов. На одном из иллюминаторов виднелась небольшая трещина. Сиденья казались жестко закрепленными, ремни безопасности перепутались.
Ричер не заметил в кабине никаких бумаг. Ни авиационной карты, ни записей с широтой и долготой. Кроме того, в самолете попросту не было места для груза. Пара ниш в разных частях кабины и три пассажирских сиденья.
«Люди не летают по ночам ради развлечения, — сказала Люси Андерсен. — Ничего не видно».
Значит, Тарман что-то куда-то вывозит или привозит. Или навещает друга. А может быть, любовницу. Мирянин, проводящий богослужения, может рассчитывать, что ему будут поклоняться женщины. Ты служишь в церкви, а потом тебе служат в постели.
Ричер соскочил с крыла и вышел из ангара. Он решил осмотреть в темноте другие постройки. В конце подъездной дороги длиной в четверть мили он обнаружил гараж на три машины с железными воротами, украшенными кованым орнаментом. Рядом находился навес поменьше, вероятно, для хранения садовых инструментов. Сам дом производил потрясающее впечатление. Он был построен из пропитанных маслом досок, сияющих теплым светом, и украшен многочисленными остроконечными фронтонами, наподобие горного шале. Некоторые окна были высотой в два этажа. Внутри дом был отделан темными панелями. Потолки были сводчатыми, как в соборе. Тут и там виднелись вкрапления плитняка, роскошные ковры и удобные кожаные диваны и кресла. Убежище джентльмена, где всегда пахнет сигарным дымом. Ричер остро ощутил вкус недокуренной сигареты. Он обошел вокруг дома, думая о сигаретах «Кэмел», верблюдах и игольном ушке. Потом вернулся в большой ангар и в последний раз посмотрел на самолет. Затем он пересек пустошь и посадочную полосу, а еще через десять секунд уже сидел в украденном пикапе.
Ричер развернулся на песке, подъехал к металлической стене завода и двинулся вдоль нее против часовой стрелки. Забраться по каменной стене было нетрудно, но преодолеть таким же образом металлическую он бы не сумел. Гладкая вертикальная поверхность уходила в высоту на четырнадцать футов, поверху шел горизонтальный цилиндр диаметром в шесть футов. Словно рулон туалетной бумаги, положенный на стоящую вертикально книгу в твердой обложке. Эффективная конструкция, придуманная в результате изучения тюрем. Ричер знал теорию. В свое время он профессионально интересовался тюрьмами. На каменные, кирпичные или проволочные ограды можно забраться, какими бы высокими они ни были. Битое стекло наверху можно чем-нибудь накрыть. Клубки колючей проволоки — раздавить или разрезать. Но шестифутовые цилиндры остаются непреодолимым препятствием. Для человеческой руки, учитывая ее длину и ширину ладони, поверхность цилиндра слишком гладкая и плоская — совершенно не за что ухватиться. С тем же успехом можно попытаться ползти по потолку.
Поэтому Ричер поехал дальше мимо пустой парковки, рассчитывая вопреки здравому смыслу, что ворота для персонала окажутся открытыми или к ним подойдет один из ключей со связки помощника шерифа. Однако ворота были закрыты, и ни один из ключей не подошел. Более того, там не оказалось замочной скважины. Справа в стене, в том месте, куда не доходила отъезжающая в сторону створка, имелась серая стальная коробка — в похожих коробках с пружинным затвором прячут электрическое оборудование. Внутри находилась панель с четырьмя цифрами. Наборный замок. Десять цифр, расположенные как в телефоне. Всего 3628800 вариантов. Чтобы перебрать все, уйдет семь месяцев; впрочем, хорошая машинистка могла бы управиться за шесть.
Ричер поехал дальше, свернул налево и двинулся вдоль северной стены по колее, проложенной «тахо», надеясь вопреки всему, что следующие ворота остались открытыми. Он был настроен оптимистично. «Тахо» умчались в спешке, за ними машины «скорой помощи» и, возможно, пожарные. А люди не всегда прибирают за собой, когда очень торопятся.
Он еще больше сбросил скорость и снова свернул налево.
Ворота для транспорта остались открытыми.
Они были построены как двойные двери. Каждая створка крепилась с одной стороны и на ролике поворачивалась наружу на сто градусов. Вместе они образовывали рот, желоб, воронку, V-образное приглашение в пустой сорокафутовый проем и раскинувшийся за ним мрак.
Ричер припарковал пикап помощника шерифа прямо на колее, по которой перемещался ролик ворот, а ключи прихватил с собой. Ворота могли открываться и закрываться автоматически, при помощи реле времени. И он совсем не хотел остаться не с той стороны. Выбраться изнутри будет так же невозможно, как попасть на завод снаружи.
Он прошел сто футов по территории завода и почувствовал под ногами знакомую вязкую землю, пропитанную машинным маслом и хрустящую разбросанными повсюду обрезками металла. Ричер остановился, ощущая впереди присутствие гигантских сооружений — дробилок, прессов, печей и кранов. Он посмотрел направо и почти разглядел линию офисов и баков. За ними, примерно в миле впереди, невидимый в ночи, находился засекреченный участок. Ричер повернулся и сделал шаг в ту сторону.
И тут вспыхнул свет.
Послышался вполне отчетливый звук — это электрический ток устремился по кабелям толщиной с запястье, и через долю секунды все вокруг было залито ослепительным синим сиянием. Казалось, наступил день. Ошеломляющее ощущение. Почти как физический удар. Ричер зажмурил глаза, закрыл руками голову и изо всех сил постарался не упасть на колени.
Глава 46
Он слегка приоткрыл глаза, отчаянно прищурившись, и сумел разглядеть идущего к нему Тармана. Ричер повернул голову — с другой стороны к нему приближался мастер завода. Оглянувшись, он увидел великана с трехфутовым разводным ключом, который преграждал ему путь к воротам.
Ричер застыл в ожидании, моргая и щурясь так сильно, что у него заболели мышцы вокруг глаз. Тарман остановился в десяти футах от него, а затем сделал еще несколько шагов и встал рядом, почти плечом к плечу, словно они были старыми друзьями и вместе наблюдали за каким-то радостным событием.
— Я думал, наши дороги больше не пересекутся, — заговорил Тарман.
— Я не несу ответственности за ваши мысли.
— Это вы подожгли полицейский участок?
— Вы выстроили человеческую стену вокруг города. Как еще я мог сюда добраться?
— Зачем вы опять здесь?
Ричер немного помолчал.
— Я подумываю о том, чтобы покинуть этот штат. — И это было чистейшей правдой. — Но прежде мне хотелось зайти в ваш медицинский изолятор и выразить свое почтение моим прежним противникам. И заверить их, что я не испытываю к ним никакой неприязни.
— Думаю, неприязнь испытывают как раз они, — заметил Тарман.
— В таком случае они могли бы сообщить мне, что изменили свое отношение. Для психического здоровья всегда полезно очистить дух.
— Я не могу позволить визит в изолятор в такой поздний час.
— Вы не можете помешать.
— Я прошу вас покинуть пределы завода.
— А я отказываюсь выполнить ваше требование.
— Сейчас в изоляторе только один пациент. Все другие уже дома, на постельном режиме.
— И кто же остался здесь?
— Андервуд.
— А кто из них Андервуд?
— Старший помощник шерифа. Вы оставили его в тяжелом состоянии.
— Он и прежде был серьезно болен.
— Вы должны немедленно уйти.
Ричер улыбнулся.
— Это нужно сделать городским девизом. Ничего другого я здесь не слышал. Как в Нью-Гэмпшире: «Живи свободным или умри». А в Диспейре будет: «Вы должны немедленно уйти».
— Я не шучу, — сказал Тарман.
— Нет, шутите, — возразил Ричер. — Вы, толстый старик, предлагаете мне уйти. Это очень забавно.
— Я здесь не один.
Ричер повернулся и посмотрел на мастера — тот стоял в десяти футах от них, опустив пустые руки по бокам, но в его плечах чувствовалось напряжение. Ричер взглянул на великана — тот находился в двадцати футах, сжимая разводной ключ в правой руке и придерживая его левой.