– Табу? – уточнил Виштальский. Горец замялся.
– Я не знаю… – промямлил он. – Только прадед мой единственный ушел отсюда.
– А остальные?
– Они потеряли себя, – серьезно сказал Кагаги. – Так прадед говорил.
– А мы проверим! – воскликнул прыткий оруженосец по имени Тасс. – Пошли, ребята!
– Так, – повысил голос Давид, – расседлываем зверей! Десятки Рагга и Диу сторожат долгоногов до первой луны. После восхода второй – ваша очередь, Дэсс и Зуни-Ло!
– Будет исполнено!
Сняв седло с верного Мауса, Давид отнес его в Дом. Из чего он был построен, сказать было сложно. Не кирпич, не камень. Больше всего похоже на дерево, но никакие отдельности – бревна, доски, брусья – не бросались в глаза. Здание словно вырезали из огромного куска дерева или кости. Стены его не пустили внутрь промозглый холод, там было сухо и тепло. Это почему-то успокоило Виштальского.
– И где ты видел очаг? – разнесся гулкий голос Тасса. – Тут камин!
Давид вошел в просторный круглый зал с неровным полом и ребристыми стенами. Потолок поднимался крутым сводом, и никаких отверстий в нем не замечалось, зато камин наличествовал, и бойцы мигом использовали его по назначению – наносили дров и разожгли огонь. Тяга была хорошая, вскоре огонь загудел, нагоняя тепло и бросая прыгающие отсветы. Повара живо организовали ужин, подвесив на цепях большой медный котел. Потянуло запахом мяса и душистых трав.
– Ух! – крякнул пухлый Дэсс. – Как есть хочется! Да, Кагаги?
Горец не ответил. Он глядел растерянно и немного испуганно и был напряжен.
– Расслабься, Кагаги, – негромко сказал Давид. – Я тебя понимаю, но у нас впереди Одинокие горы и Перевал. Если же мы даже этого Дома боимся, стоит ли тогда следовать дальше?
– Ты прав, кхенти, – пробормотал горец. – Все равно как-то не по себе. Дед не мог соврать, тогда где очаг? Он же не мог превратиться в камин! Или мог?! Слушай, может, этот Дом специально людей в себя заманивает? И каждому свое готовит! У нас, в горских хижинах, очаги и дымогоны, у курредатов – камины и дымоходы.
– Да кто ж его знает. – ответил Давид. – Слушай, а может, твой дед в другом Доме ночевал?
– А что? – взбодрился Кагаги. – Вполне!
После сытной похлебки и отвара из ягод Давид прилег на расстеленную попону, пользуясь седлом вместо подушки. Половина рыцарей тоже приняла горизонтальное положение, остальные сидели поближе к камину и врали, пугая друг друга страшными историями:
– Привидений в горах много. Если ты с ними не поделишься едой, они тебя выведут на такую тропку, что ты с нее обязательно сковырнешься вниз, и лететь тебе долго, пока не шмякнешься.
– Ха! Ты думаешь, у нас на Побережье спокойнее? Ага. Поглядел бы ты, как бывает в ночь большого прилива, когда луны почти сливаются в одну! Вода добирается до самого леса, а осьмируки словно с ума сходят – целыми стаями выбрасываются на берег и ползут, ползут. Приползают в деревню и давай по домам шарить! Крыши щупальцами срывают, тащат людей, скотину из хлевов выволакивают. Мы, как только луны сближаться начинают, хватаем детей в охапку – и в лес подальше. Скотину гоним, вещи тащим.
– А я раз в тоннельный город спустился. Это там, на юге, за Цхинной, где Красные скалы. Там пусто, но тени остались. Вот где мне страшно было! Главное, там светло, как в первую луну, и тени, тени на стенах! Большие, шевелятся! Моей тени не видно, а эти. И ведь некому их отбрасывать! Никого вроде, пусто! А тени – вот они.
– Ха-ха! Успокойся, Тасс, там уже не пусто! Охранные отряды согнали в тот город тыщи три колдунов. Пусть они теперь теней пугаются!
– Да я не пугаюсь. Странно просто…
Давид задремал. Бормотавшие голоса убаюкивали, постепенно теряя связность. Галактисту приснился удивительный сон. Как будто он на гигантском космическом корабле, а экипаж – из голубокожих людей. Блакиты разговаривали на певучем языке, и Давид всё-всё понимал, поскольку сам был одним из них. И чувствовал тревогу, ибо на колоссальном обзорном экране виднелся звездолет Чужих – серебристый бублик диаметром в четыре тысячи шагов. Тор нес угрозу, его вели враги.
Голубокожие заговорили громче, забегали, занимая боевые посты, а потом весь экран залило бледно-фиолетовым пламенем.
Давид проснулся с громко колотящимся сердцем и рукою отер пот с лица. Ладонь неожиданно прошлась по жестким усам и бородке. Откуда?!
Давид встрепенулся, сел, поднес руки к лицу. Это были не его руки! Широкие грязные запястья, мосластые пальцы, два перстня, будто вросшие в кожу. И татуировки на мозолистых ладонях – изображение перечеркнутой спирали. Во рту пахло дымом травы соо-соо из курильницы.
– Что за хрень?! – сказал он сиплым голосом. Чужим голосом.
Подняв голову, Давид уставился на себя. Галактист Виштальский сидел напротив. Это он?! Он, он. Давид смотрел на себя, как в зеркало гляделся, – гладкое смуглое лицо с приятно приподнятыми уголками губ, длинный вертикальный шрам на щеке, весело прищуренные глаза и широкий лоб под коротким каштановым ежиком. В следующую секунду лицо искривила гримаса, оно побледнело. Крики и вой гвардейцев переполнили Дом.
– Уходим! – взревел Давид, напрягая не свою гортань. – Все вон! Живо!
Повторять приказ не пришлось – рыцари с оруженосцами повалили из Дома, как будто при пожаре.
– Седла хватайте!
Выбежав из Дома, Давид ссыпался по ступеням и затормозил около одной из глыб. Что-то неожиданно замерцало перед его глазами, голова закружилась, а потом видимый им мир резко отодвинулся. Давид ощутил себя стоящим на ступенях, метрах в десяти от глыбы. Резко подняв руки, он испытал глубочайшее облегчение. Его! Его руки!
Кричавшие от страха рыцари малость подуспокоились. Видимо, тоже пришли в себя – буквально.
– Это было наведенное сознание, – сказал Давид хрипло, глотая пересохшим ртом. – Дом пересадил наши сознания, перетасовал их. Слава Творцам, мы вовремя убрались оттуда!
– Слава!.. – разнеслось шумным выдохом.
– Разожжем костры здесь! Ну их, эти удобства. Дозорным заступить!
Бойцы галдели еще долго. Им, привыкшим к приключениям тела, было в новинку приключение духа.
Вторая луна взошла и заливала луг ярким голубым светом. Давид постелил себе в тени, у покатого бока одной из глыб. Он опасался, что всплеск адреналина не даст уснуть, но курредатский Морфей слетел быстро. Смежил Давиду веки, успокоил, расслабил.
Уже сквозь сон Виштальский почувствовал, как глыба шевельнулась. «Землетрясение, что ли?» – родилась ленивая мысль, но тут громкий треск стряхнул объятия бога сна.
Давид откатился в сторону и вскочил. Рядом шумно дышали его товарищи. Нерушимая каменная глыба распухала на глазах, покрываясь глубокими трещинами.
– Сейчас рассыпется. – прошептал кто-то.
Но глыба не рассыпалась. Сегменты сбоку выдвинулись тремя парами толстых выростов, блестящих, словно намасленных, и опустились, вмялись в траву. Распрямились, поднимая «глыбу», и тогда передняя часть ее подалась вперед и вверх, вытягивая складчатую шею. Блеснули плошки глаз, ощерилась широкая пасть, и непередаваемо низкий клекот огласил луг, отразился от далеких деревьев и стен Дома. Ожившая «глыба», медленно переставляя ноги-тумбы, поковыляла к лесу.
– Это Ночные! – взвизгнул Кагаги.
– О, Творцы! – верещал Тасс.
– Тихо! – цыкнул Давид.
Колыхнулась вторая глыба. Крепко спаянная броня неизвестной твари начала лопаться по швам, и вскоре второе чудовище было готово к ночной охоте. Но уходить в лес оно не спешило. Угрюмо поведя головой, бесформенной и уродливой, чудище заклекотало – и кинулось на людей, проявив неожиданную резвость. Но Большой Жрец не зря возлагал надежды на королевских рыцарей. Пропели тетивы, и увесистые стрелы истыкали «петрозавру» морду. От неожиданности тот осел на необъятную задницу и вздернул вверх передние лапы. Пронзительный клекот ударил по ушам.
– Целься в шею! – заорал Давид.
Взвизгнули спусковые механизмы. С противным чмоканьем стрелы-болты пробили складки грубой кожи. Не удержавшись, Виштальский выхватил дезинтегратор, спустил предохранитель и нажал на спуск.
Ослепительная лиловая вспышка осветила все вокруг. Громыхнул гром, раскатываясь до леса.
«Петрозавр» тяжело упал на передние конечности, зашатался нестойко, медленно повалился на бок и развалился на две части.
– Х-ха!..
На минуту воцарилось молчание. Потом чей-то неуверенный голос пробормотал:
– Готов.
– Поехали отсюда! – распорядился Давид. – Лучше днем отоспимся!
– Правильно! – горячо поддержал его Кагаги.
– По долгоногам!
В свете двух лун рыцари отбрасывали по две тени за раз. Оседлали долгоногов мгновенно, перекрыв все нормативы, – задерживаться у странного Дома не горел желанием никто, включая и младшего приора.
И вскоре глухой топот копыт сменился множественным хрустом и визгом отслоившегося пластилита. Постепенно все стихло, заглохли вдали резкие голоса всадников и фырканье долгоногов. И только лунам открылось видение – Дом смялся, вбирая в себя башни и купола, а потом медленно пополз к лесу, срывая дерн и скрежеща по оголенному гравию.
И вскоре глухой топот копыт сменился множественным хрустом и визгом отслоившегося пластилита. Постепенно все стихло, заглохли вдали резкие голоса всадников и фырканье долгоногов. И только лунам открылось видение – Дом смялся, вбирая в себя башни и купола, а потом медленно пополз к лесу, срывая дерн и скрежеща по оголенному гравию.
2Прямая как стрела – этот избитый до полусмерти образ вполне подходил Старой Дороге. Трасса, в незапамятные времена проложенная Волхвами, уходила строго на восток и упиралась в подножие Пустынных гор. Ни одного подъема, ни единого спуска – строгая горизонталь просекала лес, разрубала камень скал, стягивала края ущелий пролетами мостов. Только вот дальше плоскогорья, плавно задиравшегося к хребту, дорога не шла, она резко обрывалась, упершись полотном в каменную осыпь. Вероятно, под тоннами камня прятался вход в тоннель.
– И куда теперь? – поинтересовался Давид, осматриваясь.
– А вон! – показал Кагаги. – Возьмем к югу и выйдем на тропу. Где-то после обеда окажемся на перевале, там я жил.
– Веди тогда!
Горец поворотил долгонога и поскакал впереди.
После дорожной глади ухабистая и ямистая тропа резко замедлила продвижение. Да оно и к лучшему – места пошли нездоровые. Обрыв справа все углублялся, склон делался все круче и круче, заросли пятнистой травы проредились голыми глинистыми проплешинами, словно колоссальную шкуру моль почикала – одни обрывки остались.
Тропа вилась по карнизу, петляла между скал, пробиралась по сыпучему склону, грунт на котором удерживался единственно мощными корнями стелившегося кустарника. Вилась, петляла, пробиралась. До полудня, после полудня. А земли меж горами и морем все отдалялись и отдалялись, в то же время расширяя поле зрения, расстилаясь живой картой Полуострова, кое-где смазанной испарениями.
– Кагаги! – окликнул Давид. – Долго еще переть?
– Да мы почти что рядом! – отозвался горец. – Сейчас вот за гору свернем и на плато выедем.
Так оно и случилось. Объехав необъятное подножие горы – сплошной серый камень, – рыцари выбрались на холмистое плато, раскатывавшее квадратные километры до самых гор – сурового хребта, где черные склоны контрастировали с шапками вечных снегов.
Два пика отливали сизым, они расходились, едва размыкая каменные бока. Перевал!
– Ого! – озадачился Кагаги. – Да они все перегородили! И когда только успели.
Виштальский пригляделся – ущелье было закрыто высокой стеной, из-за которой выглядывало множество домов-башен. Откосы гор, зажимающих перевал, спускались полого, и на них лепились низкие или крутые купола, сложенные из глыб камня.
– Это специально, – объяснил Кагаги. – Пещер на всех не хватает, вот и кладут самодельные. Тут все гротами живут – пещерные грибы разводят, рыбу слепую ловят. От грибов тех меня потом долго тошнило. На вкус они ничего, но не каждый же день, не всю же жизнь! Грибы соленые и маринованные, жареные и вареные. Каждый день суп из сушеных грибов, а по десятым дням – жаркое из рыбы-веревки с пещерными грибами, потушенными в соусе. Ну, соус – это отдельная тема. Его делают из корешков лапса, получается кислая зеленая размазня. Как вспомню, так и тянет сблевать!
– Сочувствую, – улыбнулся Виштальский. – А что ты имел в виду, когда говорил, что они всё перегородили?
– Да тут раньше две стены стояли, друг против друга – слева жили роды Кагаги и Пини, а справа – Омани и Комани. Путь через перевал лежал свободным, а теперь. Что же это получается? Замирились, что ли? Да никогда я в это не поверю! Чтобы старый Ун Пини договорился с Ду Кагаги? Хотя. Если Ун помер, его место должен был занять этот толстяк, Гали Пини. Или кто из моих? Кто, интересно? Гар? Или Вер?
– Скоро узнаем!
Рыцари подъехали к высокой, но кривой стене. С виду она не казалась прочной, ее подпирали мощные контрфорсы, стоящие вразнобой, а самый верх тянулся волнистой линией – кладка проседала и выпячивалась, грозя рухнуть.
Ни вала, ни рва перед стеною не было, но порог городских ворот начинался метрах в двух над землей. Видать, в мирное время из ворот спускали сходни. Слева от ворот выпячивался бок кургузой толстой башни, на площадке которой торчала коробчатая рама катапульты. Зубцов на башне не было, а то, что Давид принял издалека за эти самые зубцы, оказалось головами горцев в кожаных шлемах.
– Хо пэт ээпе те тао дациа? – проревел стражник, упершись могучими лапами о парапет над воротами.
– Таа-ха, Вер! – провопил Кагаги. – Хо Яр, муони манана! Дэи? Кэр потти.
– Оэ! Газзо оката со таа! – перебили его со стены. – Ворра те хао, оцео хасхе те саа но те тоор!
В то же мгновение сработала пара арбалетов. Их густо оперенные стрелы взбили пыль у копыт Мауса.
Грохнула катапульта. Здоровенный валун, медленно вращаясь, описал крутую дугу и грянул о землю, чудом не задев Когга.
Давид сумрачно смерил расстояние до стены – и вытащил дезинтегратор.
– Действие, – сказал он назидательно, – следует уравновесить противодействием!
В принципе, особой потребности в стрельбе не было – Виштальскому просто захотелось стрельнуть. Он перевел регулятор на непрерывный режим, прицелился и нажал спуск. Ярчайший фиолетовый пламень озарил стены крепости, короткий гром прянул в небо, отразившись от сизых пиков, а высоковольтный разряд не только спалил катапульту, но и разрушил верх башни.
Насмерть перепуганные горцы попрятались за стенами, но скоро распахнулись ворота, и множество палок с цветными ленточками замелькали оттуда, приветствуя рыцарей, выражая покорность и обещая содействие.
– Давно бы так… – проворчал Давид. – За мной! Арбалетчикам быть наготове!
Сунув разрядник в седельную кобуру, Виштальский пришпорил Мауса.
Из проема ворот выскочили горцы и быстренько уложили толстые доски от порога до мерзлой земли. Рыцари неторопливо двинулись ко входу в город.
– А что там, за горами? – спросил Виштальский у Кагаги, обшаривая глазами стены горской крепости.
– Никто не знает, – был ему ответ.
– То есть как? Ты хочешь сказать, что никто ни разу не спускался с гор?!
– Почему не спускались? Спускались. Но только в одну сторону, в эту. В курредатскую. А восточный склон – табу.
– Но почему? Должна же быть хоть какая-то причина?
– Ну, наверное. Старики говорят, раньше с востока лучи такие доходили, невидимые, но убийственные. Смерть-лучи. Постоит человек на склоне, а потом у него по всему телу язвы. Одно междолуние кое-как протянет и загибается. Но это было давно, очень-очень давно. Раньше у нас даже обычай такой сущестовал – преступников на склон отводить. Стражники большими медными щитами прикрывались, а злодеи так шли. Их там привязывали к каменным столбам и оставляли погибать.
– И как?
– Раньше они просто сгнивали, не сходя с места. За неделю все мясо опадало с костей. А потом. Не знаю. Лик Пини говорил, что смерть-лучи ослабли и больше не убивают. Может, и так… В общем, те, кого мы привязывали, дохли не сразу, а денька через два. Голод их доканывал, голод и жажда. И солнце. Но вниз, на ту сторону все равно никто не спускается. Страх – он крепко сидит. Был один, правда, Гали Пун из соседнего клана. Он спустился с гор. Его долго не было, все лето, а потом вернулся. Старики его оборотнем объявили, а Гали только плечами пожал и ушел.
– На ту сторону?
– Не, на эту.
– Понятненько.
Давид первым въехал за стены крепости и двинулся узкой улочкой, зажатой стенами домов. Народу скоплений видно не было, лишь двое-трое сморщенных старцев выглядывали с крошечного балкончика, кланялись и бормотали: «Тао-хэ куруа… Тао-хэ куруа…»
– Они приветствуют всех, – перевел Кагаги.
– Ишь, какие приветливые стали! – пробурчал Зесс. Миновав негостеприимные стены, рыцари выбрались на восточный склон Пустынных гор, спустились на километр и попали в узенькую долинку без видимого входа-выхода.
– Тут через пещеру надо пробираться, – объявил Кагаги, – я покажу! Гали Пун все подробно рассказывал.
Там, где кончалась неприметная тропа, поток застывшей лавы образовал неровную стену – этакий лавопад, где вязкий андезит ложился тяжелыми складками. Стена походила на слоновью кожу под увеличительным стеклом – такая же серая и морщинистая.
Кагаги проехал вдоль обрыва и свернул в незаметный проем. Давид только головой покачал – он бы вряд ли заметил вход. Здесь каменный «занавес» смещался, открывая неширокую щель, – края заходили друг за друга. Смотришь в упор, а видишь монолит – зияние не выдавало себя даже тенью.
Вход в пещеру был широк, но в высоту поднимался всего метра на полтора.
– А долгоноги пролезут? – засомневался Виштальский.
– Пролезут! – веско сказал Когг. – Надо будет, они и на дерево заберутся!
Давид спрыгнул с седла и потянул за уздечку вниз.
Маус без особой охоты опустился на колени, зафыркал и пополз враскорячку, рывками пробираясь в пещеру. Младший приор полез следом.