Далеко Витька не убежал бы. В калитке его уже ждали. Он совсем обезумел, вместо того чтобы сдаться на милость победителей, сменил направление, рванул к колодцу, спрятался за него и таращился оттуда, отвесив челюсть. Талибы хватались за животики, манили Витьку. Кто-то бросился его ловить, подбежал к колодцу, дернулся влево, вправо, помчался в обход.
Витька кинулся в ту же сторону. Талиб понесся обратно, Витька – туда же. Спортсмены встали, тупо пялясь друг на друга. Детский сад какой-то. Афганец вскинул автомат, плюнул очередью у Витьки над головой. Пули застучали по гребню забора. Витька сник, опустил плечи. Афганец забросил автомат за спину, обогнул колодец, схватил Витьку за шкирку и, как щенка, поволок в дом.
Летчиков согнали в кучу, а талибы, цокая языками и оживленно толкуя, сгрудились над ямой. Кто-то слазил внутрь, сообщил из-под земли смешную новость. Афганцы дружно засмеялись. Летчиков вывели во двор, построили в шеренгу. Они потрясенно молчали. Шесть месяцев работы – и все коту под хвост.
Прибежал переводчик, начал угодливо выслушивать Махмуда. А того сразил словесный понос.
– Ну, все! – оседлал любимого конька Вакуленко. – Сейчас нас чпокнут.
– Давно пора, – расклеил разбитые губы Глотов.
Миша стал путано переводить. Из его монолога явствовало, что великодушие воинов Аллаха не ведает границ, презренных шурави бить не будут. А все потому, что воины Аллаха от души повеселились.
Подкоп, конечно, идеальный, но глупые шурави дали промашку. Как можно копать, не имея информации об устройстве фундамента? Вертикальная шахта должна быть глубже! Уже завтра они напоролись бы на бетонный цоколь и пробиться за пределы казармы не смогли бы никоим образом. Им пришлось бы снова рыть вниз, а это еще месяц работы.
В этом здании не всегда была казарма. Его построили еще во времена Амина при участии советских специалистов. Делали на совесть, с применением всех строительных ГОСТов, за отклонение от которых в СССР преследовали по закону.
По задумке тогдашних властей, в здании должна была разместиться городская больница, однако по ряду причин этого не произошло. Потом пришли советские войска, отобрали постройку и приспособили для армейских нужд.
Великодушие и благородство правоверных не знают границ, и репрессии временно откладываются. Но русским летчикам до отхода ко сну предстоит проделать важную и ответственную работу: зарыть подкоп. В противном случае вопрос о репрессиях вернется во главу угла.
– Не буду зарывать, – заявил Серега, гордо задирая голову. – Хотите, бейте, хотите, стреляйте, а зарывать не буду.
Серегой впору было любоваться. Сильное, непокорное животное с необузданным нравом, полное страстей и противоречий. Взлетел приклад, и Витька упал на колени с разбитыми в кровь губами. Серега изумленно уставился на него. Охранник ехидно лыбился.
– Эй, а его за что?! – завопил Серега. – Он же не отказывается! Это Я отказываюсь!
Махмуд засмеялся, подал знак. Взлетел приклад, и Вакуленко рухнул навзничь.
– Нельзя, нельзя отказываться, – торопливо залопотал Миша. – Господин начальник говорит, что, если вы быть отказываться, вас быть бить.
– Уймись, Серега, не выделывайся, – прошептал Глотов. – Если по твоей милости сейчас и мне прилетит, я тебя точно отхреначу. Если выживу.
Взлетел приклад и завис в задумчивости.
– Ладно. – Серега поморщился. – Инструменты хоть дадут? Или опять мисочкой таскать будем?
Инструменты выдали. Двое талибов принесли совковые и штыковые лопаты, третий, немного знакомый с электричеством, соорудил переноску, чтобы не жечь фонари. Работать пришлось быстро. Каждый раз, когда замедлялся ритм процесса, в воздух в воспитательных целях взлетал приклад.
Витька в приямке долбил штыковой лопатой землю, успевшую спрессоваться, затем вонзал в нее совок, выгребал на поверхность. Глотов и Серега таскали грунт, а внизу Вакуленко забрасывал его в незавершенный лаз. Передохнуть охранники не разрешали, орали, если кто-то вставал, распускали руки. Летчиков качало, жирный пот разъедал глаза.
В разгар работ вернулся с аэродрома Карпатов, понял, в чем дело, вырвал у шатающегося Сереги лопату, принялся таскать землю. Махмуд заворчал, охранники оттащили Карпатова. Он вырывался, не хотел отдавать лопату. Но талибы отобрали ее, нашлепали ему по щекам, отбросили к дверям.
– Почему? – спросил первый пилот. – Я всего лишь хочу помочь.
– Без тебя, иуда, справимся, – гордо заявил Серега, ухитрился поймать лопату, летящую в него, и вонзил ее в землю.
– Пустите! – буйствовал Карпатов, но ему надежно перегородили дорогу бородатые дядьки.
– Нельзя! – кричал Миша. – Вам нельзя! Отдыхать! Быстро отдыхать! Вы устали! У вас быть трудный день! Они сделают, они сами сделают!
Талибы вытолкнули Карпатова из казармы, пинками отправили в каморку. Щеки его пылали. Принудительное побуждение к отдыху – это что-то новенькое!..
Арестанты работали до одиннадцати вечера. Потом Махмуд и часть охранников удалились. Перед уходом начальник тюрьмы сказал, что можно заканчивать, хватит на сегодня. Все равно никуда не убегут. Летчики вытащили из ямы грязного, смертельно бледного Вакуленко. Он не мог стоять, ноги разъезжались.
– А теперь забить, – сказал Миша, ткнул пальцем в щит из сколоченных половиц и тоже удалился.
Один из оставшихся талибов высыпал из кулька гвозди, бросил летчикам пару молотков.
До кроватей они ползли в буквальном смысле слова. Измученные люди забрались на свои лежанки и не могли уснуть. Они лежали и таращились в морщинистый потолок.
– Почему нас Россия не смогла освободить? – прошептал Вакуленко. – Большая страна!.. Не понимаю.
– Страна занята важными делами, – отозвался Глотов. – Стране не до нас. Там сложное экономическое и политическое положение, строительство капитализма, интегрень в мировую экономику, едри ее в плетень.
– Жить больше не хочу, – прошептал Витька. – Зачем мне жить? Не вижу смысла.
– Все равно чпокнут когда-нибудь, – поддакнул Вакуленко. Задумался и выдал: – Нет, хлопцы, рановато нам пока.
– А не Карпатов ли нас сдал? – спросил Серега, прислушался, покосился на проем в подсобку, откуда проистекала выразительная тишина. – Слушайте, мужики, а ведь исключительно от нас зависит, каким сном будет спать Карпатов – здоровым, кошмарным или вечным.
– Да на хрена ему нас сдавать? – проворчал Глотов. – Неуклюжесть моя нас сдала. Оступился, ногу подвернул, сука. Мы просто потеряли бдительность. И ты еще, Серега, виноват. Чего полез со мной в яму? Там и одному-то не развернуться.
– Теперь уж там точно не развернуться, – заключил Серега и замолк.
В первых числах мая к заключенным пробился Марк. Он ворвался в тюрьму с таким видом, словно две недели шел по вражеским тылам, отбивая атаки неприятеля, сбросил с плеч тяжелые сумки, отдышался.
– Какие же они звери! Ну, ничего, я им пригрозил карательными мерами со стороны российского правительства – шелковые стали.
– Не преувеличивай, Марик, – проворчал Глотов, зарываясь в сумку.
Вопрос, освободят ли их, теперь интересовал летчиков во вторую очередь. Главное – что в посылках.
– Есть хочу, – заявил Марк, сунул лапу в объемистый куль, адресованный Вакуленко, надкусил яблоко, пока не отобрали, и смачно зачавкал. – Пляши, Вакуленко, письмо тебе. Твой внук Петро три месяца орет не переставая. Ух, какой пацан! Богатырь. Дурной, правда.
Вакуленко завопил от радости и убежал в свой угол с вещами. Глотов задумчиво крутил в руках шерстяные носки от тетки, Витька – примерно такие же от матери, Серега, как-то тупо ухмыляясь, читал письмо, пропитанное запахом дорогих духов. Видимо, дамочка специально вымачивала в них бумагу.
Вакуленко в углу перебирал фотоснимки, запечатлевшие улыбчивого карапуза, восторгался, как ребенок:
– Хлопцы, внук же!.. Он уже видит, чуете?!
– Еще бы шубу прислала, – недовольно ворчал Глотов, перебирая содержимое посылки. – Вообще без головы, что ли? Уже почти лето, зачем мне теплые носки?
– Так она могла и зимой послать, – отозвался Серега. – А получить только сейчас разрешили. Тьфу, так и есть! Апельсины протухли, даже «Рафаэлло» скукожилось.
– Ни хрена себе! – Витька хихикнул. – Баба мужику «Рафаэлло» посылает. А что за баба, Серега?
– Невеста, – буркнул тот.
– Не свисти, – заявил Витька, – у таких типов, как ты, невест не бывает.
– Невесты бывают, – возразил Серега. – Жены – нет.
– А у меня свеженькая, – хвастался Вакуленко. – Две недели назад послали. Даже сало почти не испортилось.
– Это как? – не понял Серега. – Что значит почти не испортилось?
Видя, что все при деле, Карпатов отвел Марка в сторону, украдкой подмигнул. Марик театрально начал вещать, что переговоры об освобождении летчиков, замороженные в начале зимы, возобновлены. Проходят взаимные консультации, заинтересованные стороны скоро начнут встречаться. Да и президент Татарстана Шаймиев, принятый недавно Ельциным…
Видя, что все при деле, Карпатов отвел Марка в сторону, украдкой подмигнул. Марик театрально начал вещать, что переговоры об освобождении летчиков, замороженные в начале зимы, возобновлены. Проходят взаимные консультации, заинтересованные стороны скоро начнут встречаться. Да и президент Татарстана Шаймиев, принятый недавно Ельциным…
Карпатов тишком огляделся. Летчикам было не них. Охранники в проеме болтали о своем. Он сделал знак. Марк быстро достал конверт, сложенный вчетверо. Карпатов схватил его, сунул за пазуху.
– Воздушный коридор на четыре месяца, – прошептал Марк. – Ох, и натерпелся я с этой бумажкой, Владимир Иванович. Теперь ты с ней майся. – Марик приободрился, сбросил камень с души. – А они знают? – Он кивнул в сторону летчиков.
– Нет, – прошептал Карпатов. – Молчи.
– Причудливо!.. – Марк озадаченно почесал шевелюру. – Это что же получается? Выходит, ты один, Владимир Иванович, свалить хочешь?
Карпатов молчал.
– А и правильно, – подумав, заключил Марк. – Таскаться еще с этой недисциплинированной гопотой! Тут одному бы спастись…
Первый пилот не стал его разубеждать. Ночью, дождавшись, пока уложатся мятежные души, Карпатов встал, зажег свечу, разгладил листок, добытый Марком. Он снова что-то вымерял, ставил значки вокруг взлетной полосы, откладывал деления при помощи линейки. Потом Владимир Иванович задумался. В принципе, все готово. Можно ждать подходящего момента.
Бестолковые курсанты, оживленно галдя, уходили в ангар. Там имелся специальный уголок для намаза. Карпатов брел за ними, намеренно отстав. Взгляд его рассеянно скользил по зенитке, оставленной расчетом, по грузовикам у ангара, по Аделю, который вынырнул из-за заправщика и бодрым шагом шел наперерез.
– Салют, Владимир Иванович. – Всевышний сегодня не обделил настроением командующего ВВС талибов. – Устал?
– Есть маленько, – признался Карпатов.
– А ты молодец, когда хочешь, – похвалил Адель. – Вчера я протестировал своих ребят. Не сказать, что они становятся прирожденными асами, но уже не плавают, как две недели назад. Они уже знают, что такое штурвал, куда исчезают шасси во время взлета, чем закрылки отличаются от крыльев и на какие приборы надо смотреть во время набора высоты.
– Стараюсь. – Карпатов улыбнулся.
– Старайся. – Адель важно кивнул. – В принципе, в ближайшем будущем мы можем перевести тебя в другой дом. Это в Кандагаре, недалеко от губернаторского особняка, нормальные условия, приличная еда, чистая постель. Можно подумать и о женщине. – Адель подмигнул. – Признайся, Владимир Иванович, соскучился по женской ласке?
– Было бы здорово, – признался Карпатов. – Честно говоря, надоели эти нытики и хулиганы.
– Не складываются отношения с коллективом? – фальшиво посочувствовал Адель.
– Не складываются, – подтвердил Карпатов. – Разные мы, как показывает жизнь. Вот только… – Владимир Иванович замялся.
– Проблемы? – насторожился Адель.
– В работе проблемы. Самолету нужна серьезная профилактика. Иначе первый же пилот, поднявшийся в воздух, станет камикадзе. Необходимо проверить и отладить все механизмы. Один я, понятно, не справлюсь. Вариантов нет, Адель. Если хочешь, чтобы эта штука полетела, твои подчиненные должны привезти сюда моих людей. Они профессионалы, знают этот самолет как свои пять пальцев.
Что-то не понравилось Аделю в словах Карпатова. Он не был дипломированным психологом, но дураком тоже не являлся.
Афганец задумчиво пощелкал пальцами, глядя под ноги, потом вскинул голову и спросил:
– Нет вариантов, говоришь?
– Нет. – Карпатов пожал плечами. – Лично мне без разницы. Летать придется твоим орлам. – Он вздохнул. – Таков уж мой недостаток, Адель. Ты прекрасно о нем знаешь. Я не люблю работать тяп-ляп, стараюсь доводить дело до конца, особенно если оно касается самолетов. Пусть даже в плену. Ба!.. – Первый пилот засмеялся. – Не можешь отделаться от мысли, что я планирую побег? Да ну тебя, Адель, несерьезно. В общем, решай. Это твои проблемы. – Он натянул на лицо маску равнодушия, пожал плечами. – Можем обойтись и без ремонта.
– Я подумаю, – хмуро бросил Адель.
Пленники сидели тесным кружком, играли в карты. Распахнулась калитка, вылупился переводчик. Хмуря брови, он зашагал к крыльцу.
– Перерыв, – проворчал Глотов. – Прячьте карты. У Миши имеется для нас важное правительственное сообщение.
– Эта… – сказал переводчик, объявившись в комнате. – Вас зовут. Самолет надо ехать, проверять. Господин начальник сказал.
– Правда? – изумился Витька. – Круто, мужики. Давненько нас никуда не возили.
Серега переглянулся с Глотовым, холодок пополз по его позвоночнику. Почему бы действительно не заглянуть на аэродром?
Впрочем, рассчитывать на побег в текущих условиях было глупо. Их затолкали в грузовик, обложили вооруженными бородачами – ни пикнуть, ни продохнуть. Но кое-что пленникам удалось разглядеть.
В городке изменилось многое. Воронки от взрывов, поваленные заборы, разрушенные дома – их практически не ремонтировали. Единственное, что сделали талибы, – очистили улицы от мусора. В тех местах, где позволяло пространство, они водрузили на эти пятачки зачехленные танки.
В Кандагаре ситуация была иная. Забитые людьми улицы, шум, гам. На крышах полоскались зеленые флаги. Несколько раз машина останавливалась перед шлагбаумами. Страшноватые громилы взбирались на борт, глазели на русских летчиков, как на неведомых зверюшек. Охранники не возражали.
Какой-то засаленный воин Аллаха, получивший воспитание явно не в доме английского лорда, вытащил нож и провел Витьке по горлу, незаметно развернув лезвие тупым обушком. Витька смертельно побледнел. Талибы дружно засмеялись, похлопали друг дружку по плечам и распрощались. Машина поехала дальше.
– Что у них тут, праздник какой-то? – бормотал Серега, таращась по сторонам. – Может, талибы уже Кабул прибрали?
– Нет еще, – возражал Глотов. – Иначе тут такое творилось бы!
– И нас бы на радостях чпокнули, – внес минорную нотку Вакуленко.
– Мужики, вы запоминайте на всякий случай дорогу, – прошептал Глотов. – Вдруг пригодится? А то я не могу, у меня эти повороты уже в башке перепутались.
Запоминать было нечего. Машина свернула в скопление одинаковых глиняных строений, проехала мимо чайханы под открытым небом. Под чинарой на линялом ковре сидели старики, прихлебывали кипяток из пиал, долгими взглядами провожали грузовик.
Машина подъезжала к зданию аэропорта. Площадь гудела. Милитаризация в данной части Кандагара явно зашкаливала. Тяжелые танки по периметру, переизбыток талибов на квадратный метр. Грузовик обогнул площадь, проехал решетчатые ворота, где состоялась еще одна встреча братьев по оружию, сопровождаемая глумлением над пленными, и выкатил на аэродромное поле. В глубине его, вблизи ангара, стоял знакомый самолет.
– Мама дорогая, я, кажется, волнуюсь, – обнаружил Вакуленко.
Летчиков сгрузили с машины, повели к самолету.
– Увольте, – прохрипел Серега. – Ремонтировать самолет под присмотром Карпатова я не буду.
– Сломаем что-нибудь, – предложил Глотов. – Да так, что ни один механик потом не починит. Пусть чешут свои репы.
– Для начала я Карпатову репу сломаю, – пообещал Серега. – А уж потом самолет.
– Может, улетим? – предложил Витька завиральную идею. – Сядем, охрану прикончим, и вперед. Вы смотрите, полоса свободная.
Трап уже стоял у борта. По лестнице спустился талиб в развевающихся одеждах, сделал резкий жест.
– Подниматься. По один, – озвучил этот сигнал вездесущий переводчик. – Быстро-быстро!
Серега вдруг почувствовал странное и, в принципе, необъяснимое волнение. Затылок его онемел. Что еще за новости? Пока он мялся, остальные поднялись по трапу. Он схватился за перила, чтобы взлететь одним рывком в самолет, и уткнулся в плотного талиба, который грубо его оттолкнул.
– Ты чего? – разволновался Серега. – Пусти, я же с ними. Забыл, дубовая башка? Шурави я презренный! – Он пер как бульдозер и снова напоролся на непробиваемую броню.
– Тебе нельзя! – прорычал талиб на бледном подобии русского языка. – Ты тут! Стоять тут! Ждать!
– Чего ждать? – Серега чуть не плакал. – А ну пусти, чурка позорная! Я второй пилот, я должен быть в самолете, без меня они не смогут!
Карпатов привстал в кресле, весь бледный, с ледяным блеском в глазах. Тряслись поджилки, спина промокла. Он считал своих людей по головам, как утят.
Витька плюхнулся на свое место, недоверчиво посмотрел на приборы. Вакуленко встал у стеночки и согнулся, чтобы не удариться головой о проводку, заделанную в кожух. Глотов будто вошел в незнакомый дом, сглотнул, промолчал, как и все.
Последним сунулся переводчик Миша и начал: