Она пообещала.
Он крепко обнял ее и занялся своей рыбой, чтобы не смотреть, как она уходит. Слишком тяжело было видеть, как она удаляется.
Он и так запаздывает, но в жизни бывают чертовски уважительные причины опоздания, а с клиентами он разберется.
По радио передают эстрадную программу. Александр сосредоточивается на работе, стараясь не думать ни о чем другом. Он пересчитывает рыб. И вдруг останавливается, услышав первые строчки песни Франсиса Кабреля[31].
Он пытается вернуться к работе. Опоздание, клиенты…
Александр, устремив взгляд вдаль, за горизонт, неотрывно думает о Джульетте, которая ушла, вернулась израненная и вновь ушла, оставив ему обещание.
Он сбрызгивает рыбное филе чуть подсоленной водой. Это усилит вкус.
Александр молчит, только крепче сжимает челюсти и рукоять своего ножа. До боли. Лорану не стоит появляться поблизости, когда в руке у него нож, а внутри клокочет ярость.
Обшлага его рубашки промокли, потому что он вытирает ими глаза. Хоть бы не порезаться ножом и не выставить себя на всеобщее посмешище перед клиентами, которые могут в любой момент появиться.
Его русалочка вернулась – чтобы позвать на помощь, конечно, но все равно вернулась. Возможно, левый глаз плачет из-за страданий Джульетты, а правый – от радости встречи. Боль и радость, дождь и солнце – есть от чего засиять радуге на его лице, и пуще того в душе. Он посылает эту радугу Джульетте, которая скоро окажется там, наверху, вместе с Бабеттой и каменными баранами.
Радуга любви от сердца к сердцу, соединяющая тех, кто любит, будь они рядом или в бесконечности. Красивую картинку она придумала, вот уж правда. А что до настоящей радуги сегодня утром на озере, то ему очень хочется поверить в Селестину.
Алекс вытирает глаза – пусть в душе останется только радость от возвращения Джульетты. К тому же она обещала.
Маленькое красное пятнышко
Я приехал в Анти около полудня. Рыбная лавка была закрыта. Я постучал в оконное стекло, потом увидел небольшую вывеску, на которой указаны часы работы. Только с утра. Я не мог ждать до завтра.
Позвонил в соседнюю дверь, на которой значилось имя, которое мне назвала Малу. Никакого ответа.
Я спустился к порту. Там несколько мужчин складывали инвентарь. Я спросил, как мне найти некоего Александра. Его здесь нет, он только что вышел на своей лодке на озеро. Один из них добавил, что обычно Александр никогда не рыбачит в полдень, а тут заявился в порт, спешил, забрался в лодку, не сказав никому ни слова и глядя в сторону, чтобы ни с кем не встречаться глазами, что вовсе на него не похоже. Казалось, он и впрямь хотел, чтобы никто к нему не лез.
– Видите маленькое красное пятнышко вон там? – спросил один из рыбаков, уставив палец в сторону горизонта.
– Да.
– Ну вот, это он и есть.
– Кто-нибудь может меня туда отвезти?
– Для начала, чего вам нужно от Александра? Я его отец, может, смогу помочь?
– Хочу задать ему несколько вопросов.
– Вы из полиции?
– Нет, но я ищу одного человека, и, судя по всему, ей сейчас плохо, а у меня все основания думать, что она могла поехать к нему.
– Она? Та, которая была с ним вместе на лодке этим утром?
– Может быть. Ее зовут Джульетта.
– Ну да, она там и была.
– А вы знаете, где она сейчас?
– Представления не имею. Мы вернулись с рыбалки часов в восемь, и они пошли в лавку. А что дальше, не знаю.
– Мне правда очень хотелось бы поговорить с Александром.
– Ладно. Раз уж речь о Джульетте.
– Вы ее знаете?
– Давненько мы ее не видели, но здесь ее знают еще с тех пор, как она была совсем крохой. Вот разговоров-то будет, что она вернулась. Лезьте-ка в посудину Фернана, сейчас скажу ему, чтобы отправлялся вдогонку, только гарантий ноль. Озеро большое.
Бабетта первозданная
Я прекрасно помнила дорогу. По этой дороге я ездила десятки раз, а может, и сотни… Бернекс[33] был моим вторым домом. С его лыжной базой, и горами вокруг, и Дан д’Ош. И Бабеттой.
Она злилась на меня больше, чем Александр, когда я уехала. По характеру она сангвиник. Она была моей лучшей подругой и не понимала, что происходит, а чего она не понимает, того и не принимает. А потому, когда я перестала писать, она не стала настаивать и попросту выбросила меня из головы – решительно, хоть и не без горечи. Все это сегодня утром рассказал мне Александр. Я могу понять. Надеюсь, что она тоже поймет. В конце концов, она же ничего не сказала, когда Александр позвонил ей сегодня предупредить, что я приеду. Может, простила.
А может, нет.
На одном из последних поворотов вдалеке я увидела шале.
Я действительно надеюсь, что она простила. Сейчас я не смогу выдержать ни ее гнев, ни ее упреки. Судя по нашим прежним ссорам, она злопамятная. И чем яростнее мы ссорились, тем крепче любили друг друга. Именно сегодня мне так нужно, чтобы она обняла меня, как двадцать лет назад, и повторила вслед за Александром, что все в порядке…
Я вижу ее на балконе. Может, она высматривает машину, они здесь не часто проезжают. Арендованная машина – это могу быть только я.
Я сворачиваю на подъездную дорогу к гаражу и больше ее не вижу. Бабетта исчезает в доме.
Отстегиваю ремень безопасности, а когда вылезаю из машины, снова замечаю ее: она стоит, прислонившись к косяку входной двери, и смотрит на меня, покуривая сигарету. В первый раз мы попробовали вместе, втроем. С того момента Александр с Бабеттой так никогда по-настоящему и не бросали. Поначалу она глядит на меня довольно холодно, сердитыми глазами. У меня руки опускаются. Я не смею и шевельнуться. А потом я слышу, как она в последний раз затягивается, глубоко, не спеша, бросает сигарету и давит ее каблуком. Поднимаю голову. Она подбирает окурок и отправляет его в маленькое ведерко. Снова вглядывается в меня. Мои глаза устремляются на носки моих башмаков. Жду. Чего? Не знаю. Просто жду.
А потом она стремительно подходит ко мне и обнимает – почти грубо, как будто не желая больше сдерживаться, как будто следуя потребности тела, страдавшего от неутоленного желания. Мне тяжело дышать, так сильно я стиснута, но мне хорошо от того, как крепко она прижимает меня к себе – тем легче вернуть ее отпечаток, стертый временем, жестокими ветрами, расстоянием и разлукой.
– Отведи меня посмотреть на козерогов.
– Прямо сейчас?
– Да. Сейчас. У тебя есть палатка? Мы же можем заночевать наверху? Помнишь?
– Конечно, помню… Погоди, я проверю прогноз. Уверена, что у тебя хватит сил? Александр мне звонил. И в общих чертах все объяснил.
– До сих пор мне хватало сил и не на такое. Сделаем, что сможем. Мне очень хочется оказаться там, наверху.
– Надо кое-что собрать, пойдем, если метеопрогноз не поставит крест на твоей сумасшедшей затее. Ты ела?
– Нет. Я не голодная.
– Нужно поесть.
– Говорю ж, я не голодная.
– Нужно поесть, тут я решаю, ведь я проводник. Если полезешь наверх на голодный желудок, у тебя никакой энергии не будет, и тебе станет плохо. Не поешь – не пойдем.
– Ты не изменилась!
– А ты как думала?
– Ладно, согласна.
– Загляни в холодильник, пока я все соберу.
– Ты зануда.
– Знаю. Но за это ты меня и любишь.
– Знаю.
– Ты тоже хороша – это ж надо так исчезнуть, на целые годы.
– Знаю. Но ты все равно меня любишь.
– Знаю.
Вот, мы снова вместе. Прежняя Бабетта в первозданном виде.
Она улыбалась акуле
Меня трижды вывернуло наизнанку.
Проклятая морская болезнь. На лестнице-то все нормально, плевать мне на пустоту подо мной, но на воде… И подумать только, что это всего лишь озеро.
Старому рыбаку до фонаря было, что я белый как простыня.
– Очень жаль, парень, но коли желаете, чтоб я его догнал, придется газануть, а оттого качка. Наверняка Джульетта вам по сердцу, раз уж вы так в лепешку разбиваетесь. Ваша подружка?
– Нет.
– А что ж вы за ней так гонитесь?
– Она спасла мне жизнь. Я перед ней в долгу.
– Женщины часто спасают жизнь мужчинам…
– А наоборот случается не всегда.
– Почему вы так говорите?
Вместо ответа я покормил рыб в четвертый раз.
Мы едва не потеряли из вида лодку Александра. Потом он появился вновь. Я старался не спускать с него глаз. Думаю, от этого меня меньше тянуло блевать. Он остановился на самой середине озера, за Тононом[34]. Нам потребовалось еще минут десять, не меньше, чтобы до него добраться.
Он сидит с сигаретой в руке и смотрит на горы. Бросает взгляд на нас, заслышав, как мы подплываем, и снова отворачивается к горам. Фернан ловко маневрирует, чтобы вплотную приблизиться к Александру, и мягко, словно поглаживая, касается его лодки. Что значит навык.
– Эй, Алекс, у меня тут гость к тебе! Это из-за Джульетты.
– …
Он делает вид, что не слышит… Спокойно затягивается, глубоко вдыхая дым, словно не желая упустить ни одной успокоительной молекулы.
– Ладно тебе, не выеживайся, ты ж знаешь, меня Югетта дожидается. Опоздаю, так мне влетит по первое число!
– Сейчас, – говорит тот, обмакивая окурок в воду и бросая его на дно лодки. Александр, явно недоверчивый и озабоченный, придерживает борт лодки Фернана, а его приятель точно так же вцепляется в его борт.
Я перешагиваю через сдвоенные борта и оказываюсь рядом с Александром. Он кивает приятелю, и тот отплывает к своей Югетте.
– Меня зовут Ромео, – говорю я, протягивая ему руку…
– И вы ищете Джульетту? Ну дела… так вы тот самый Ромео, о котором она мне говорила? А я Александр, великий мудила.
– Почему вы так говорите?
– Потому что ничего не понял и ничего не сделал.
– Добро пожаловать в компанию.
– Вы-то пытаетесь кое-что сделать, вы ж ее ищете, из самого Эльзаса добрались, не шутка.
– Так вы бы сделали то же самое, будь вы на моем месте, верно?
– Верно. Вот только действовать надо было раньше. Это как если б стоял я на причале и увидел, что она бросилась в воду, а там невдалеке акула туда-сюда плавает, и отправился бы я восвояси, руки в карманы засунув, и сказал себе, мол, она сама так захотела, а если ее теперь сожрут – уже не моя проблема.
– Так ведь и она вас на помощь не позвала, та акула ее очаровала.
– Я должен был увидеть это в ее глазах, услышать в ее голосе, почувствовать.
– К чему себя попрекать. Теперь, когда она ушла от этого типа, все пойдет на лад. Вы знаете, где она?
– Утром поехала к Бабетте. Для нее очень важно побывать там. Как в старые добрые времены.
– Жалеете о старых добрых временах?
– Просто мне хотелось, чтоб она была счастлива. А не нарвалась на какого-то мерзавца. Я бы позаботился о ней – не так, как тот подонок.
– Вы ее любите?
– Конечно. Я всегда любил Джульетту. Со временем подуспокоился. Теперь я люблю ее по-другому, как сестру. Я люблю свою жену. Но я хотел бы защитить Джульетту от нее самой.
– А можно ли вообще защитить кого-то от него самого? Малу попыталась, но у нее ничего не вышло.
– А вы, вы ее любите?
– С первой секунды, как увидал.
– Очень романтично.
– На тот момент романтикой там и не пахло. Я только вышел из комы.
– Знаете, она рассказывала о вас много хорошего. И будет очень тронута, что вы решили ее отыскать. Я только об одном вас попрошу. Отвезите ее обратно в Эльзас, вся жизнь ее там, только не позволяйте вернуться к тому говнюку.
– И речи быть не может.
– Ну, пора возвращаться. Работа не ждет. Мне нужно было как-то переварить все это, но вы мне кажетесь вполне симпатичным, и никакого сомнительного плавника я у вас на спине не углядел. Так что, думаю, она в хороших руках. Мои ей не помогли, но она нашла ваши.
– Но и к вам она снова вернулась, верно?
– Можно и так сказать.
Ледяная вода гор
Бабетта все несет сама. Физически ей это по силам. Она крепкая и ничего не боится – даже немного помучиться. Она и меня бы взвалила на спину, но палатка, теплая одежда, спальные мешки, вода и продукты – ей и так мало не кажется. Я же несу все остальное: печаль, страх, усталость, боль в животе, а теперь еще и в ногах, и еще чувство вины – оно тяжелое, это чувство. И отвращение тоже.
Не прошло и получаса, как уже послышался звук колокольчиков, тренькающих там, в вышине, на альпийских лугах, где паслись коровы. Их перегоняют туда ради сыра, который делают на высокогорных фермах. Бабетта идет впереди, медленно переставляя ноги, чтобы я не отставала. Я же не думаю ни о чем, кроме того, что нужно сделать еще один шаг. Говорим мы мало. Это непросто. Дышать трудно, да и общаться тоже, после четырехлетнего перерыва. Иногда прервать молчание – дело деликатное, неизвестно, какой звук за этим последует: легкая мелодия или грохот, разрывающий барабанные перепонки.
Хорошо, что шале расположено прямо по линии нашего движения – мне так легче. Пусть оно еще далеко, все равно это цель, которую предстоит достичь, и каждый шаг зримо приближает меня к ней. Чем круче подъем, тем острее я чувствую, как опускается матка, – так было и в лодке, когда я вытягивала сети. Но мне плевать. Пусть хоть совсем выпадет, если уж на то пошло, по крайней мере, станет окончательно ясно, чего стоит мать, не способная выносить плод. Мне нельзя отставать от Бабетты. Цель там, наверху. А вот на обратной дороге подумаю.
Когда мы наконец добираемся до шале, я на секунду останавливаюсь у родника и делаю несколько глотков ледяной воды с гор, пока Бабетта обменивается парой слов с фермером, который занят своими сырами. Еще немного этой свежести; как кажется, она пробуждает меня изнутри. Я цежу ее маленькими глотками и чувствую, как она медленно стекает в желудок. Я оживаю. Слишком много всего неудобоваримого проглотила я за последние годы. Как если бы светлая вода с пика Дан д’Ош, такого огромного по сравнению с моей крошечной особой, смывала с меня последние остатки грязи. Так бы и выпила все до капли.
– Ты уверена, что все будет в порядке? – обеспокоенно спрашивает Бабетта.
– Просто не будем спешить, но мне так хотелось бы увидеть их уже сегодня.
– Тогда пошли.
Через четверть часа мы оказываемся у озера Де-ла-Каз. Здесь мы и поставим палатку попозже вечером. Очень тихое местечко, в небольшой ложбине у подножья Дан д’Ош. Я поднимаю голову и вижу Ворота Оша – первый этап нашего маршрута, здесь уже довольно высоко. Но я не отступлю, я хочу увидеть их вблизи, а по дороге – Монблан, и еще Монтрё[35] по ту сторону. Я хочу увидеть козерогов и необъятность Швейцарских Альп, хочу увидеть камни и крохотные горные цветы, услышать, как звенят крики птиц в необъятной тишине. Поджидать животных, бродящих вокруг, со странным чувством – словно я и самозванка, и почетный гость.
Ждать ее
Я был уверен, что не найду ее.
Я это чувствовал. Знал.
В конце концов, она же не ждет меня, а может, и не хочет видеть. Она живет своей жизнью с друзьями детства.
А я-то что здесь делаю?
Звоню Ванессе. Срочно требуется ее дезинтегратор сомнений.
– Ты останешься и отыщешь ее!
– Она где-то в горах, и я не знаю, где.
– Тогда жди ее!
– А сколько времени ждать-то?
– Да сколько нужно! Не зря ж ты все это затеял. Ступай в гостиницу и возвращайся завтра!
– А если я опять ее упущу?
– Тогда оставайся у ее подруги, должны ж они рано или поздно вернуться. Придется тебе поспать на коврике!
Ладно. Дезинтегратор у моей сестренки мощный. Коврик мне никогда не пришел бы в голову.
Сначала я все-таки решил расспросить соседей, вдруг кто-то видел, как они уходили, но народу вокруг было немного. Одна старая дама заметила, как машина Бабетты спускалась вниз, в деревню. Ей кажется, что в машине было двое, но на этом все. Не сильно я продвинулся. У меня такое ощущение, что я вор, который бродит вокруг дома в поисках, где бы пристроиться на ночлег.
В результате я паркую свою машину у дверей гаража и решаю расположиться на заднем сидении. В багажнике я всегда вожу с собой спальный мешок. Сложенное махровое полотенце заменит подушку, чтобы не слишком царапаться о жесткую обивку двери. Высплюсь я плохо, но что еще остается? Ванесса права, не отправляться же мне обратно теперь, когда я знаю, что она неподалеку и обязательно вернется сюда. И Малу оказалась права. Я должен позвонить ей, сказать, что интуиция ее не подвела.