Из диспетчерской было дано разрешение, и Митяева повела Антона на улицу. За углом здания оказалась лавочка, не освещенная фонарями. Нина села, поежилась и запахнула белый халат. Антон вздохнул и стал излагать свою просьбу. Судя по рассказу старого фельдшера, Нина была дочерью его сокурсницы, и его в доме Митяевых знали хорошо. Но этого явно было маловато для того, чтобы к просьбе Антона отнеслись с пониманием и без страха. А он ведь хотел ни много ни мало получить сведения о вызовах в отделы полиции.
После десяти минут доверительного рассказа Нина наконец кивнула и опять поежилась.
– Если бы не Сергей Викентьевич, я бы не знала, как к вам и относиться. А что касается безобразий у нас в полиции, так об этом весь город знает, и все судачат по кухням. Только вы уж нигде меня-то не называйте. У меня дочь на выданье, ее еще выучить и пристроить надо, а я отношения с начальством испорчу.
– О вас я никому и ни при каких обстоятельствах не расскажу, – заверил Антон. – Если потерпевшие захотят помочь мне и наказать преступников, они и так согласятся, независимо от того, где я узнал их фамилии и адреса. А если не согласятся, начнут расспрашивать, откуда я о них узнал, то и разговора не получится. Так что не беспокойтесь.
– Не знаю, чего уж вы добьетесь, – пожала плечами Нина. – Многие ведь пытались жаловаться и в суды подавали, и в прокуратуру заявление писали, а воз и ныне там. К нам тоже частенько обращались. И сами потерпевшие, и адвокаты всякие, а потом кто-то на наше начальство, видимо, надавил сверху, и…
– Вам запретили давать информацию?
– Не то что запретили или какой-то там приказ озвучили. Просто собрали каждую смену отдельно и тихо поговорили, чтобы мы о семьях подумали и о себе. Можно сказать, что и пригрозили, только угрозы-то как таковой не было. Посоветовали, так вернее сказать. Если запросы какие приходят, то их забирает начальство, а там… кто их знает, как они отписываются.
– Скажите, Нина, а свежих случаев много, когда избитых, покалеченных приходилось из отделов полиции забирать?
– Ой, даже и не знаю, Антон! Если на цифры смотреть, то картина, конечно, страшненькая получается. Мы же видим все, мы же журналы ведем. К нам вон ОП «Северный» ближе всего. В неделю раза два бригады туда выезжают.
– В неделю? – опешил Антон. – Раза два? Это получается, что в этом году вы пострадавших из одного только отдела около полусотни человек вывезли?
– Что вызовы? – вздохнула Нина. – Вызовы разные бывают. Могут пьяного с разбитым носом привезти или что-то другое. А вот я вам скажу, что только за мои дежурства со «Скорой» у нас больше десяти госпитализаций было в этом году.
– Нина, мне нужны адреса, фамилии, имена! – схватил женщину за руку Антон. – Очень нужно! Согласитесь, что цифры-то очень страшные получаются. Мне бы хоть с десяток человек.
– Я даже не знаю, как вам и помочь. Вы поймите, я не могу просто сесть и начать выписывать сведения из журнала. Если вдруг кто увидит, доложит начальству? У нас же в комнате постоянно несколько человек сидят. Да и сведения зачастую у нас неполные. Если бригада на квартиру выезжает, там понятно, там все данные, а тут… Фамилия, имя и… и возраст.
– Но это же не всегда так?
– Не всегда. Когда человек в сознании, мы можем расспросить. Но самые точные данные в больнице, куда пациента отвезла бригада. У них в любом случае карточка заводится со всеми личными данными.
Антон поблагодарил Нину, поднялся с лавки и ушел в темноту. Остановившись посреди двора, он вытащил из кармана дешевую трубку мобильника, которую ему купила Антонина, набрал номер Леонтьева.
– Да, – проворчал недовольно капитан, видимо, поняв, что номер ему незнаком.
– Петр Васильевич, это Антон…
– Что? Ты? Откуда у тебя телефон, это чей?
– Успокойтесь, пожалуйста, это мой телефон.
– Так у тебя же украли. Или все-таки врал?
– Нет, – устало ответил Антон. – Ну почему сразу «врал»? Что же вы за народ тут такой? Антонина мне купила, для связи.
– Понятно, – ехидно произнес участковый.
– Да что вам понятно! – взорвался Антон и тут же понизил голос: – Что вы все… Хотите жениться на ней, так женитесь! Ухаживайте, как люди это делают, а то и не так и не эдак!
– Узнаю Тонькины приговорочки, – грустно хмыкнул капитан. – Она рассказала про наши отношения?
– Вот как раз про отношения ей рассказать было нечего, а про то, что она не поймет ничего, – это было. То ли сватается, то ли балуется! И вообще, у нас есть дела поважнее ваших отношений с женщинами!
– Вообще-то есть, – вдруг согласился Леонтьев, и голос у него стал обычным. – Нас сегодня в отделе собирали и приказали негласную работу провести кое с кем из граждан. Догадываешься с кем? По намекам я понял, что как раз пострадавшие. Как раз те, кто никак не успокоится и пытается раздуть это дело, добиться наказания виновных.
– Вам тоже поручили?
– Мне – нет, я с завтрашнего числа в отпуске. Мне из-за травмы головы обещали, что полечусь немного амбулаторно, а потом отпустят. Пару фамилий и адресов я записал. Может, предупредим людей, побеседуем в другом разрезе? Ну, например, чтобы затаились до поры до времени, когда ты со своими сюда нагрянешь.
– А вы думаете, что угрозы в их адрес могут быть реальными?
– А кто их знает? Когда терять нечего, люди на многое способны. Или когда свою безнаказанность чувствуют. Не знаю уж как насчет физической расправы, а неприятностей много можно наделать. На работе, например.
– Вы где сейчас, Петр Васильевич? В Сарапинске?
– Да, собирался домой ехать.
Через несколько минут они встретились на улице Челюскинцев, возле дома, где жил один из потерпевших. Обычная пятиэтажка, обычный двор, тишина позднего вечера и уловимая аура надвигающейся беды. По крайней мере, Антон ее ощущал очень хорошо. Тишина, покой, кое-как улегшиеся воспоминания о неприятностях, налет забвения, и вот-вот опять постучат в дверь, опять глянут глумливые глаза и начнут кривить губы и зло шептать угрозы. Мерзость, погань!
Он невольно тряхнул плечами и повернулся к Леонтьеву:
– Здесь?
– Да, – кивнул участковый, – дом восемнадцать, квартира тридцать шесть, Семенов Роман. По-моему, три месяца назад его забрали по подозрению в грабеже. Я так понял, что он несколько недель потом провел в больнице.
– Ладно, пошли, – махнул Антон и двинулся к подъезду. – Времени у нас мало. Может, и совсем нет.
На звонок сначала долго никто не реагировал, потом послышались шаги, и женский голос, отчитывающий кого-то, что слышит и не открывает. Небось это к нему приятели…
– Кто там? – Приятный бархатистый женский голос снова навеял атмосферу домашнего покоя и уюта, который они сейчас не просто разрушат, а не оставят камня на камне.
– Полиция, – ответил Антон. – Откройте, пожалуйста.
Женщина за дверью отчетливо охнула. И было в этом возгласе столько боли, страха, отчаяния, что сердце у Антона сжалось.
– Пожалуйста, – повторил он, – это очень важно!
Замком долго щелкали, но дверь не открывалась. Антон почти физически ощущал, как дрожь в руках мешает женщине открыть, повернуть защелку. Наконец дверь распахнулась, и женщина лет сорока пяти в простом халатике отступила назад, глядя на гостей широко раскрытыми глазами.
– Сеня… Сень… – не поворачивая головы, звала она, наверное, мужа, – тут пришли… из полиции.
Антон шагнул в квартиру первым и оглянулся на Леонтьева, чтобы тот не мешкал и заходил скорее, мало ли кто из соседей высунет нос и запомнит их в лицо. Антону хуже не будет, а вот у капитана могут начаться проблемы раньше времени.
В коридор, как вихрь, вылетел невысокий мужик в белой майке и с пивным животиком. На его лице одновременно были и решительность, и застарелый страх.
– Можно пройти? – попросил Антон. – Нам нужно с вами поговорить. И желательно без сына. Роман дома?
– Дома, – немного опешил отец, готовившийся, видимо, орать, защищать, угрожать жалобами, а может, и физически не впускать. – А в чем дело?
– Господи, – простонал Антон, – да за этим же мы и пришли к вам, чтобы сказать. Куда нам пройти?
Женщина все еще держалась за грудь и смотрела непонимающими глазами на гостей и мужа. А вот отец, кажется, что-то сообразил. Он нахмурился и кивнул, чтобы гости шли за ним на кухню. Там он развернулся, закрыл дверь и сложил в ожидании руки на груди. Невысокий, лысеющий, отчаявшийся и готовый на все человечек.
– Ну?
Когда он еще только добирался до места, где они договорились встретиться с Леонтьевым, Антон подобрал слова и короткие фразы, с помощью которых будет вводить семьи в курс дела. Этими фразами он сейчас и рубил, вдалбливал в голову отца, что сына нужно срочно увозить из города. Не просто срочно, а именно сейчас, ночью. Если родители хотят продолжать борьбу, хотят добиться справедливого наказания для вурдалаков, им не следует давать ни малейшего шанса запугать себя, шантажировать. Уехать хотя бы на неделю!
Мать звать не пришлось. Она была где-то рядом и появилась в тот же момент, как ее позвал муж.
– Слышишь, что люди говорят! Начали наши из отделения по семьям ходить и угрожать всем, кто пытался жаловаться и правды искать. Ребята вот говорят, что всякое может случиться, уехать надо Ромке пока из города.
– Насколько уехать? А работа у него…
– Ты соображаешь, нет? – прикрикнул на нее муж. – С работой по телефону можно решить. Да и не это главное. Главное, что прижмут их скоро, подонков этих. Тут решать надо другое – кому с Ромкой ехать.
Решение было простым и принято было быстро. Мать сама предложила ехать мужу. Он все же мужик, в дороге, да еще ночью, всякое бывает. И опять же, в двухстах километрах его двоюродная сестра живет. А мать останется. Пусть приходят, она ничего не скажет. Уехал и уехал – пусть ищут. На рыбалку с пацанами, на пруды. Пусть докажут, что не так. Не тронут же они женщину!
Антон подтвердил, что не тронут, а сам вспомнил про Галину Самыкову, о которой ему рассказали. Через полчаса отец с сыном вышли на ночную улицу. А Антон с участковым стали совещаться по поводу второго адреса. Тут пацан, а там взрослый мужик. Тут родители, они уговорят, а там как все удастся? Леонтьев без лишних разговоров тормознул какого-то частника и назвал второй адрес. Минут через пятнадцать они уже стояли перед стареньким трехэтажным домом. Кирпичные стены были какими-то замшелыми, входные двери подъезда давно не ремонтировались, а над козырьком зияло окно разбитым стеклом. Невольно возникало ощущение, что в таком запущенном ЖКХ доме живут запущенные жизнью люди. Ею обшарпанные, от нее замшелые и неприглядные. Заповедник пренебрежения к людям, презрения. И к этому еще нужно добавить деяния местной полиции.
Леонтьев схватил Антона за руку и предупреждающе поднял палец. Отчетливо стало слышно, как легковая машина сворачивает с дороги в сторону двора. Вот и свет фар осветил промежуток между домами. Пришлось прятаться за мусорные баки. Антон покосился на капитана, который не выдержал и зажал нос пальцами.
Машина оказалась обычным «Фольксвагеном». Когда она остановилась возле подъезда, из нее неторопливо выбрались двое молодых людей. Один был в форменной рубашке и с полицейскими погонами старшего лейтенанта.
– Поздравляю, Петр Васильевич, – прошептал Антон. – Мы с вами, кажется, опоздали.
– А может, это не они, может, эти по другому вопросу?
– Вы еще скажите, что один из них живет в этом доме, – хмыкнул Антон. – Нет, это они. И я их узнал. Они были в числе тех, кто допрашивал меня. Вон у того, который в «цивильном», должно быть сломано ребро. Видите, потирает бок? Заживает уже, зудит иногда.
– Что делать будем?
– Ждать. Посмотрим, как дальше все повернется.
Оперативники постояли немного, о чем-то тихо переговариваясь, потом двинулись в подъезд. Тусклая лампочка под козырьком была единственным источником света, если не считать еще одной лампочки на площадке третьего этажа. Однако темные, смутно виднеющиеся фигуры не стали подниматься дальше второго. В ночной тишине еле слышно в глубине квартиры прозвенел звонок.
– Пошли! – дернул Антон за руку участкового. – Быстрее!
– Что ты придумал? – насторожился капитан.
Но Антон не стал ничего объяснять. Он потащил напарника в сторону, чтобы их не было видно из окна подъезда, потом к дому и, приложив палец к губам, осторожно повел капитана к подъезду. У стены он показал, как сложить руки, наступил на них ногой и подтянулся на толстой газовой трубе. Леонтьев одобрительно покачал головой – получилось у Антона все бесшумно.
И тут наконец щелкнул дверной замок, и старческий пронзительный голос осведомился:
– Кто эта?
– Полиция, бабка! – громко ответил один из оперативников. – Геннадий дома?
– Чаво?
Под этот шум и препирательства с глухой бабкой Антон поднялся и влез на козырек. Теперь он находился под самым окном и мог не только слышать, но и видеть. Хотя смотреть пока было не на что. Бабка понимала, что ей говорят, примерно с третьего раза. И было ясно, что она не врет, искомого Геннадия дома нет в самом деле. И бывает такое, судя по словам бабки, довольно часто. То ли загулы, то ли баба на стороне, у которой он иногда ночует.
Однако оперативников такая скудная информация не удовлетворила. После того, как закрылась бабкина дверь, они позвонили в квартиру напротив. Звонить пришлось долго, несмотря на то что движение в квартире началось почти сразу. Через какое-то время дверь все же открылась, и в проеме появилось женское лицо со спутанными волосами. Уже по первым звукам ее голоса Антону стало понятно, что тетка «не просыхает» уже лет десять и представляет собой «синюху» в последней стадии. Добиться от нее чего-то связного полицейским не удалось.
Наконец, в третьей квартире дверь открыла дородная женщина со сварливым голосом. Она первым делом и без всякого стеснения отчитала ночных визитеров, а потом прошлась своим мнением почти по всем жильцам подъезда. Оперативникам с большим трудом удавалось держать внимание женщины на соседе Геннадии. Отчасти у них это получилось, и Антон узнал, что Генка – паразит, и такой-сякой, и по ночам шумит, и алкаш, и свинарник устраивает, и что-то еще, но уже в матерных выражениях. И, самое главное, что он дома часто не ночует. И… А вот это было уже интересно, потому что выяснилось, что Генка работает электриком, а свет починить в подъезде не хочет. Пьющий электрик? В принципе, ничего необычного, если просто пьющий, но соседка-то его конченым алкашом охарактеризовала. Такие электриками не работают, и Антон этого Геннадия мысленно записал в возможные и сознательные союзники.
Он спустился с козырька и быстро присоединился к Леонтьеву за мусорными баками. А дождавшись, когда оперативники уедут, рассказал участковому все, что услышал.
– Надо его найти, Петр Васильевич. Мужик он, видимо, не простой, раз приехали давить на него. И, видимо, пострадал он от них. Я понял, что он не конченый алкаш, и его показания нам пригодятся. Пока у нас со свидетелями не густо, надо работать с теми, кто есть. И еще, у вас в телефоне функция диктофона имеется? Отлично! Потренируйтесь на досуге, как его быстро и не особенно заметно для окружающих включать. И возьмите теперь за правило записывать все, что говорится на ваших совещаниях, вообще в беседах других сотрудников. Эти записи будут косвенными уликами. И особенно мне важны улики на полковника Рамазанова! Вот кого нам надо взять за жабры.
Глава 9
Молодой здоровый парень, он разговаривал с пациентами уверенно, с нажимом. Стыдил, когда не соблюдались его предписания, без стеснения «вправлял мозги» тем, кто получил травмы на чисто бытовой почве. Его помощницы – медицинские сестры – делали все быстро и послушно. Чувствовалось, что они своего доктора побаиваются и уважают.
Антон проторчал в травмпункте часа полтора и достаточно нагляделся на работу врача Бурханова. Создавалось впечатление, что это человек сильный, не трусливый, принципиальный – одним словом, нормальный мужик. Антон принял решение поговорить с ним, когда тот закончит прием.
– Разрешите? – появился он в дверях и вопросительно посмотрел на доктора.
– Что вы хотели? – бросил Бурханов обычную фразу, продолжая старательно мыть руки над раковиной.
– Как что? – сделал Антон удивленный вид, правда, делать его пришлось широкой спине доктора. – Хм, я на прием.
– Какой прием? – наконец повернул голову врач. – У меня запись закончилась, и время приема – тоже. У вас экстренное что-то, или вы по направлению?
Отмыв руки и вытираясь полотенцем, Бурханов подошел к Антону. Он осмотрел визитера с ног до головы и, наверное, сделал вывод, что ничего экстренного перед ним нет.
– Вы знаете, доктор, – улыбнулся Антон, – у меня в самом деле экстренная причина.
– Слушаю вас.
– Мне надо с вами поговорить.
– Я это понял, – стал проявлять Бурханов признаки нетерпения.
Уже по внешнему виду доктора можно было догадаться, что он визитом недоволен, предстоящим разговором тоже, даже если ему принесли взятку. Антон с удовлетворением подумал, что это получилось спонтанно – догадаться, что доктор не берет взяток. Если перед ним в самом деле честный человек, то он пришел не зря. Если же Антон ошибся в Бурханове, то у него начинаются проблемы. Ему придется обращаться поэтапно к другим врачам, потом к медицинским сестрам, потом к работникам регистратуры. И почему, интересно, он должен тут всех вербовать бороться за правду, сражаться за себя, за свои семьи, за своих близких?
– Давайте присядем, – предложил Антон. – Разговор будет конфиденциальным…
– Ира, – без всяких околичностей бросил доктор в сторону двери, ведущей во вторую комнату, – прикрой дверь, мне с человеком поговорить надо.