Но прошел час, потом еще один и еще один, а Сашу так и не выпускали. Ирина уже изнемогла настолько, что была не в состоянии стоять. Она пыталась сообразить, с кем бы посоветоваться, у кого попросить помощи. Ведь нужно же что-то делать! Единственный человек, который мог сейчас помочь, – это Лева Акимов. Лева до недавнего времени работал в прокуратуре, это было хорошо. Плохо другое. Она совсем недавно отказала Леве, уж больно он был настырен в своих приставаниях, добиваясь любовных отношений с Ириной. Отказала она довольно в резкой форме, на что Лева обиделся. Но сейчас выхода не было, и не важно, что время шесть часов утра, что Лева женатый человек.
Она позвонила, и он ответил. Неприятный момент их разговора занял совсем немного времени, а когда до Левы все же дошло, что у него просят совета, он снизошел до кое-какой помощи. Посоветовал вести себя в полиции жестко и пригрозить, что Ирина сейчас позвонит в дежурную часть ГУВД, а потом и в Москву, в МВД на телефон доверия.
Реакция последовала. Буквально на бегу один из майоров бросил, что ее сыну стало плохо, и его на «Скорой помощи» увезли в больницу. Разумеется, в какую больницу, они не знали. Ирина полезла за телефоном, чтобы позвонить в «Скорую» и узнать адрес больницы, но у ее аппарата села батарея. Пришлось долго и унизительно просить разрешения позвонить со служебного телефона из дежурной части. Потом она просто выскочила на улицу, остановила такси и со слезами на глазах стала умолять водителя дать ей телефон. За любые деньги!
То, что она услышала, ударило как обухом по голове. В одно мгновение весь окружающий мир перестал существовать. Была только она и этот усталый женский голос в трубке телефона.
– Ваш сын погиб.
– Как… Господи, да как же… Что случилось? Отчего он погиб?
– Я даже не знаю, как вам сказать, женщина. Соболезную, конечно, возьмите себя в руки. Я лично такого в жизни не видела. Что это была за драка, в какую переделку он попал? У него рваная рана на руке до кости, как будто мясо выдрали. И такая лужа крови на полу была, когда мы его забирали.
– Так это его в полиции так? – опешила Ирина. – Вы ведь его из Разинского отделения забирали?
– Ой, женщина, что я вам буду говорить! Я скажу, а меня потом затаскают. Выясняйте сами, друзей привлекайте. Ничего я вам больше не могу сказать. Я вам адрес морга сейчас назову, он там.
Утром Ирина приехала в морг. Никого, кто бы ей помог, она так и не нашла. Подруга с работы, одинокая некрасивая женщина Оля, – единственный человек, который проникся бедой и бросился хоть чем-то помочь. Для Ирины большой помощью было уже то, что в морг она приехала не одна. Она просто не вынесла бы этого. Девушка в белом халате и белой шапочке, которая вышла в приемную, говорила деловито и с подобающей скорбью в голосе. Чувствовалось, что это все здесь уже отработано.
– Вы не волнуйтесь, мамаша, мы его сейчас помоем, раны зашьем, синяки затрем – эта услуга будет стоить четыре тысячи двести. А вы костюм привезите, какой – на ваше усмотрение.
Все прошло, потому что все рано или поздно проходит. Она отдала деньги, в назначенное время ритуальная служба привезла тело. Лицо сына под повязкой на лбу было в самом деле каким-то… раскрашенным, как у куклы. Но Ирина практически ничего не соображала, проплакав у гроба двое суток. Со всеми хлопотами управилась Оля, она же осталась и ночевать у Ирины после похорон. Понимала, что подруге сейчас тяжело, как никогда. Так хоть тело в доме было, а теперь вообще пустота. Страшная вязкая пустота.
– Ира, – тихо позвала Ольга, подошла и присела на край кушетки возле подруги. – Тут какой-то черный пакет с морга передали. Посмотришь? Наверное, вещи Сашины.
Ирина поднялась, села, взяла пакет, невольно погладила его двумя руками. Раскрыли пакет они тут же, прямо на полу. Ольга в душе страшно ругала себя за то, что принесла его, что не посмотрела сама, что не выбросила все это в мусорный ящик. Понимала, что кощунство, что нельзя без матери, но то, что ей пришлось увидеть и пережить…
Ирина побледнела как полотно, на лице у нее выступили бисеринки пота, но она мужественно разворачивала и вынимала содержимое пакета. Брюки ее сына. Она хорошо помнила, что он ушел в этом костюме в тот злосчастный вечер. Он так шел Саше. Теперь она эти брюки держала в руках и в ужасе пыталась представить, что же с Сашей произошло такого, что эти брюки вдруг оказались такими рваными, все в крови. И пиджак тоже был рваный, как будто его специально драли на части, и тоже был весь в засохшей крови, Сашиной крови. А потом у нее затряслись губы от беззвучного рыдания. Она держала в руках его трусы.
Это были новые трусы, которые она купила к его приезду. Ведь мальчик сам никогда не будет покупать себе такие вещи, постесняется. И она покупала ему нижнее белье, подгадывая к его приезду. И всегда настаивала, чтобы он не жалел и выбрасывал старое. В тот вечер он после душа надел эти трусы. А теперь она держит их в руках, окровавленные и в надрезах… Один, второй, третий… тринадцать. Что же это такое, кто же их резал! И кровищи столько, как будто резали вместе с телом… Господи! Ирина повалилась на пол, и если бы Ольга не подхватила ее, то непременно ударилась бы головой об угол шкафа. Подруга вызвала «Скорую помощь»…
Это потом Лера Алимова пройдет через все это, оберегая школьную подругу, ее мозг от необратимых последствий. Уже после того, как пройдет эксгумация, будет рассматривать фотографии. Покрытый ранами голый труп, отдельно фотографии порванной в лохмотья одежды. Она представляла себе, как это все происходило. Штаны все порваны, значит, он их не давал снимать, и их разрывали. И трусы, на которых экспертиза определила колото-резаные удары, предположительно ножницами. И на теле раны в тех же местах. На брюках их нет – значит, над ним издевались в раздетом виде…
Это Лера пыталась до конца довести дело. Сколько она обила порогов, скольких людей подняла на ноги! Было все. Заблокированные Следственным комитетом какие-либо действия по расследованию этого дела. Десятки ходатайств о том, что нужно результаты экспертизы вещдоков передать на рассмотрение судмедэкспертизы. О том, что нужно в срочном порядке изъять видеозапись из отдела полиции. Им не отказывали, их полностью игнорировали. Больше шести месяцев Лера добивалась через суд, а суд только по истечении срока хранения видеозаписей, когда их стерли, сделал запрос.
Было и такое, что в протоколах фигурировала запись, что телесные повреждения были причинены неизвестно кем, неизвестно когда. Выяснилось, что на третий день среди вещественных доказательств появилась пачка лезвий. Это потом адвокаты раздобыли показания сотрудников магазина, что после новогодних каникул к ним пришли полицейские и потребовали, чтобы им предоставили чеки на бутылку водки и лезвия. И была попытка показать, что погибший купил водки, напился и сам себя порезал. Это просто чудо, что эксперт написал, что к нему на экспертизу поступила невскрытая пачка лезвий. Они даже не додумались, что надо вскрыть, вытащить одну или две…
Был и областной Следственный комитет, который признался в своем бессилии. И заявление у них приняли, и сразу предоставили постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Потом они добились-таки, чтобы уголовное дело возбудили. И опять рано было торжествовать двум мужественным женщинам, потому что его после потуг и волокиты все равно прекратили. Поменялось восемь следователей, и с каждым они умудрились поговорить неофициально, по душам. Был следователь, который признался, что ему руководство не дает работать по этому делу. Был другой, который якобы уволился, потому что у него нервный срыв. Был даже такой, который разговаривал только на улице и вдали от Управления. «Извините, у меня двое детей, у меня зарплата восемь тысяч, мне дело вести не дают».
А еще был прокурор, который прямо сказал, что будет хоть сто раз возвращать на доследование, а до суда не доведет. Как он тогда пригнулся и тихо проговорил, что милицию осудить не даст. Был и суд, куда они подавали на бездействие следствия. Самое интересное, что суд признал бездействие незаконным, но – опять ничего. Было и второе обращение в суд, и опять принятое решение признать бездействие незаконным. Когда женщины пришли знакомиться с материалами дела, они увидели, это уж опытный юрист Лера определила: ни одного листка бумаги не добавилось, ничего не изменилось. Постановление о прекращении, которое было признано незаконным, даже не соизволили отменить, чтобы вынести новое. И опять обращение в суд. Три судебных решения! И лица: наглые, трусливые, угрюмые, язвительные. Хоть бы одно, на котором бы хоть намеком, хоть мельком запечатлелось: «Что же мы наделали, кого же мы покрываем!»
Но это все будет потом, а сейчас женщина, заскорузлыми от крови трусами сына, валилась на пол в обморок, потому что человеческая психика не в состоянии такое вынести.
Капитан с перевязанной головой возник на пороге неожиданно. Антонина не успела даже отпрянуть от Антона, к которому стояла, прижимаясь боком, пока он пил за столом чай. Если честно, то она и не очень торопилась отпрянуть. Еще один камушек в женский огород.
– Вот так, значит, – хмыкнул Леонтьев. – А я, значит, голову ломаю, что это Тонька моя нос от меня воротит. А тут, значит, вон чего.
– Заговариваться ты начал, Петя, – язвительно произнесла Тоня. – Слово «значит» три раза произнес. Злишься, что ли?
– Я не злюсь, – покачал головой участковый, входя на кухню и чуть приподнимая край куртки, чтобы освободить кобуру. – Я посмотреть хочу на должничка своего. Его там полстраны ищет, а он у моей Тоньки чаи гоняет.
– А я твоя? – вспыхнула женщина. – На мне штампа нет, чтобы чьей-то считаться.
– По-моему, это ты мне должен, а не я тебе, – возразил Антон, поставив наконец чашку на стол и складывая руки перед собой. – Голова не болит?
– Голова? А ты, значит, и не волнуешься? Не боишься, что теперь я церемониться не буду, а сразу выстрелю? Или ты думаешь, что я в твои сказки о невиновности поверил? Извини, парень, информацию по тебе нам предоставили. Приказ есть – стрелять на поражение, если что.
Антонина, услышав эти слова, качнулась и переместилась ближе к Антону. Она испуганно смотрела на мужчин, опасаясь, как бы они не сцепились между собой.
– Правильно, – улыбнулся Антон. – А как же иначе? Кто же меня отсюда живым выпустит, с такими знаниями?
– Хватит заливать да по ушам ездить! – Рука капитана все-таки рванула кобуру и выхватила пистолет. – Поднимайся!
Тоня тихо охнула и бросилась было между ними, но Антон остановил ее рукой, даже не встав со стула:
– Не надо, Тоня, он больше не будет. А ты пушку опусти, дурак! Не терпится майора получить? Так вот, майора ты от Рамазанова не получишь, с ним ты скорее вылетишь из органов, если сам не замешан ни в чем. А майорские погоны твои они вот тут, перед тобой сидят.
– Чего-чего? – ухмыльнулся капитан.
– Он из областного Управления, Петя, – прошептала Тоня, – полицейский.
Ради такого зрелища стоило немного помучиться и рисковать жизнью. Ох, как оно того стоило! С лица капитана улыбка стала сползать, как перчатка. Сначала она перестала быть ехидно-торжествующей, потом плавно преобразилась в удивление, потом опять в ехидную маску, но уже осторожного недоверия.
– До-ку-мен-ты, – раздельно, по слогам, потребовал Леонтьев.
– Были бы они у меня при себе, – с нажимом ответил Антон, – я бы тут не сидел, а ты бы сейчас мне в кабинет рапорт приносил. Все, что знаешь о незаконном задержании и убийстве Птицына-младшего, например. И вообще, о пытках и издевательствах, которые творятся в отделах вашего города. Я тебе там в лесу правду говорил! И об ограблении, и о том, как сюда попал. Можешь к бабке сходить, которая возле вокзала живет и которая меня пирожками кормила…
– Уже сходил, – неожиданно ответил Леонтьев и сел на стул. Пистолет так и остался висеть в его правой кисти стволом вниз. – Рассказала бабка о тебе. Только это не доказательства.
– А их тебе никто и не предоставит! Твое дело – сориентироваться в обстановке. Либо поверить мне на слово, что я сотрудник Управления собственной безопасности ГУВД, и снова поступить на службу закону, помочь мне собрать доказательства о совершенных полицейскими преступлениях, либо… Либо попытаться меня задержать. Убить я себя не дам, а это значит, что скоро сюда нагрянет полномочная бригада нашего Управления вместе с прокурорскими работниками и ОМОНом. И хорошо ты будешь выглядеть, капитан? Как считаешь?
– Ты мне предлагаешь на слово тебе поверить? Не слишком ли?
– А ты включи мозги. Если бы я представился тебе сотрудником наркоконтроля, Управления по борьбе с экономическими преступлениями, если бы пытался провернуть какие-нибудь делишки, аферы, прикрываясь должностью, а я предлагаю впрячься в расследование преступлений в среде работников местной полиции. Так в чем моя выгода? Какой мне смысл врать?
– Ты, Петька, дурака-то не валяй, – вдруг встрепенулась Антонина и схватила участкового за плечи. – Антон ведь дело говорит. Тебя же никто не сватает закон нарушать, наоборот, тебе предлагают человеком остаться. И еще рассуди, как оно все получится, если ты его сейчас арестуешь. А как завтра понаедут из области, как начнут заявления от населения принимать: кто и кого там пытал, избивал, бутылкой насиловал? Отмоешься ты сам-то тогда, дурья твоя башка? Говоришь ведь, что разрешено стрелять в Антона! Так кому это надо – тебе? Или твоим начальникам-беспредельщикам? У вас же тут целая мафия, вы же все повязаны одной поганой веревочкой.
Она вдруг расплакалась и убежала в угол. Леонтьев некоторое время смотрел, как она там мнет полотенце и хлюпает носом, потом хмыкнул, покрутил головой и решительно стал засовывать пистолет в кобуру.
– А каков Викентьич! Прямо подпольный связной, разведчик. Ведь ни сном ни духом! Как партизан… Ладно, как там тебя называть, Антоном или кто ты там по званию? Не полковник?
– Лейтенант.
– Ладно, сойдет для начала. Значит, говоришь, начнем разоблачать? Давай, лейтенант, командуй. Авось доживем мы с тобой до светлых деньков.
Жить почти на легальном основании было не в пример удобнее. Помимо самого фельдшера и его дочери у Антона теперь появились еще три союзника в лице двух потерпевших – Саши и Птицына и участкового Леонтьева. По крайней мере, у Антона был выбор одежды, чтобы хоть как-то маскироваться, ночлег и нормальное питание. То есть, если говорить шпионским языком, раздобыл он себе явочную квартиру.
Леонтьев рассказал, что розыск Антона в городе и его окрестностях не утихает. Никто рукой на него не махнул, а на планерках каждый день об этой ориентировке напоминают. Он несколько раз предлагал ему не просто быть поосторожнее, а вообще уехать и доложить своему начальству о ситуации в Сарапинске. Антон выразительно посмотрел капитану в глаза, и тот смутился. Никому не хочется сознаваться, что трусишь.
В город из поселка Антон доехал на «КамАЗе» Федора, которому утром нужно было вставать под погрузку и отправляться в дальний рейс. Рисковать они не стали, потому что на въезде в город машину могли остановить инспектора ГИБДД. Антон выскочил почти на ходу перед последним поворотом и двинулся в сторону Сарапинска по проселочной дороге. Станция «Скорой помощи» была ближе именно к этой окраине города, поэтому он рассчитывал добраться туда часа за два.
Стараясь избегать открытых участков улиц и ярких фонарей, Антон наконец добрался до нужного места. Вот они, два приметных и почти одинаковых строения, сложенных из бетонных блоков, почти кубических. Только в одном располагалась котельная, а в другом – именно станция «Скорой помощи». Вон и десяток машин на площадке возле входа. Четыре пятиэтажных дома образовывали большой колодец. Ухоженные газончики, аккуратные деревца, две детские площадки – тут можно очень удобно подойти незамеченным, но вот беда – почти все окна домов сияли светом. Пришлось Антону выбирать деревья с густой кроной и двигаться напрямик, подальше от фонарей.
Возле входа курили двое мужиков. Судя по тому, что на них не было синих медицинских костюмов, Антон решил, что это водители.
– Здорово, мужики, – приветливо бросил он. – А вы не знаете, Нина Митяева сегодня дежурит?
– Кто? – несколько озадаченно переглянулись мужики. – Нинка… А как ее фамилия? Мы ее зовем Нинок, а фамилия… Митяева, говоришь? А хрен ее знает, если честно. Ты пройди и спроси. По коридору вторая дверь направо, к диспетчерам.
Спрашивать и объясняться при всех Антон не хотел, а описание внешности, которое дал Сергей Викентьевич, не давало уверенности, что Антон узнает женщину из нескольких диспетчеров. Но ему повезло с самого начала.
Он подошел к указанной водителями двери, протянул руку, чтобы открыть ее, но она неожиданно распахнулась перед его лицом, и на пороге появилась женщина. Лет сорок, среднего телосложения, обычные волосы с легкой проседью, забранные в узел на затылке, мягкое лицо овальной формы. Это описание внешности привычно проскользнуло в голове Антона. Ну, фельдшер, да под это описание в этом здании десяток женщин попадет. Если только тут нет очень высоких, слишком маленьких и одноногих.
– Простите, – посторонился он в дверях, – мне Нину Митяеву.
– Я Митяева, – немного опешила женщина и смерила молодого человека взглядом с ног до головы. – А вы кто будете?
– Я Антон, от Сергея Викентьевича из Лесопильного. Он звонил вам.
– А-а, да, звонил, только я не очень поняла, что вам нужно. – Женщина повернулась в сторону комнаты, откуда вышла, и кому-то сказала: – Катя, я отойду минут на несколько.
Из диспетчерской было дано разрешение, и Митяева повела Антона на улицу. За углом здания оказалась лавочка, не освещенная фонарями. Нина села, поежилась и запахнула белый халат. Антон вздохнул и стал излагать свою просьбу. Судя по рассказу старого фельдшера, Нина была дочерью его сокурсницы, и его в доме Митяевых знали хорошо. Но этого явно было маловато для того, чтобы к просьбе Антона отнеслись с пониманием и без страха. А он ведь хотел ни много ни мало получить сведения о вызовах в отделы полиции.