Это был Савелий Николаевич Родионов.
Вне всякого сомнения. Знаменитый медвежатник, за которым в девятьсот девятом Савинский поручил ему, Самохину, последить всего один день. И который через несколько дней исхитрился похитить из секретного сейфа, хранящегося в Казанском отделении Государственного банка Российской империи, золотую корону императрицы Екатерины Великой, усыпанную бриллиантами, алмазами и другими драгоценными каменьями.
Женщина с ним, наверное, его супруга-красавица, кто же еще?
Но вот что они делают в Казани?
* * *Оперуполномоченный работник по уголовным делам Рахметкул Абдулкаримович Минибабаев только что допросил соседей Востриковых. Никто ничего «не видел» и «не слышал». Теперь он шел к Владимиру Сергеевичу Коноплеву, которого все звали Володькой. Володька работал спасателем на лодочной станции и принимал участие в поисках трупа футболиста вместе с покойным Степаном Востриковым. Если он тоже ничего не знает, не видел и не слышал, то дело, похоже, дрянь. Остается только дожидаться, когда поймают этого Шустрого, чтобы напроситься к нему на допрос и выяснить, не он ли убил Вострикова. Если выяснится, что не он, то дело Вострикова – висяк. А подполковник Валюженич этого ох, как не любит…
Володька оказался разговорчивым парнем, хотевшим казаться более простым и открытым, нежели был на самом деле. Это сразу просек Минибабаев, а посему и вопросы свои стал строить иначе. Он принял игру белобрысого спасателя и тоже стал с ним простым, как домашний тапочек. Его задача была не переиграть и дать понять Володьке, что с ним беседует такой же простой, как он сам, парень, с которым держать ухо востро совершенно лишняя предусмотрительность. И, кажется, убедил парня. Володька позабыл про показушность и сделался самим собой, человеком, которому нечего было скрывать что-либо и от кого-либо чего-то утаивать.
– Так ты говоришь, у вас сеть порвалась? – переспросил Минибабаев Володьку после того, как он рассказал о совместных со Степаном поисках утопленника.
– А то! – ответил Володька. – Большая дырища была.
– А что такое попало в сеть, что она не выдержала и порвалась? – спросил Минибабаев, глядя мимо Володьки.
– А хрен его знает, – ответил тот. – Что-то тяжелое. Степан еще буркнул что-то, да я не очень расслышал.
– Не очень расслышал? – спросил оперуполномоченный.
– Ну да.
– Ну, не очень, значит, что кое-что ты все-таки расслышал?
– Да, он что-то такое пробурчал себе под нос.
– А что? – продолжал наседать Минибабаев.
– Да не помню я.
– А попытайся вспомнить. Ну, подумай.
Володька сморщил лоб и посмотрел на свои руки.
– Ну? – поторопил его Минибабаев.
– Не, не помню, – ответил Володька.
– Попытайся еще раз, – настаивал Минибабаев.
Володька сморщился и стал пристально рассматривать пол на кухне (они сидели у него дома). Продолжалось так с минуту, не меньше.
– А, – вскинулся он наконец. – Когда стали выбирать сеть, я сказал ему, что-то уж больно тяжел этот покойник. Я ведь думал, что мы утопленника в сетях тянем. Потом Степан велел мне держать крепче, а сам наклонился посмотреть, что же такое тяжелое попалось в сети. Затем чертыхнулся. Я предложил подвести под труп веревки, и вот тут он сказал, кажись, что, выходит, правду, дескать, про озеро говорят. А потом сеть и порвалась. Мы ее выбрали, и дыра в ней оказалась такая, словно кто-то сеть зубами острыми прогрыз. Я удивился и спросил Степана, не гнилая ли у него сеть. А он ответил, что не гнилая, а старая…
– Стоп, стоп, – остановил его Минибабаев. – Значит, Востриков велел тебе крепче держать сеть, а сам наклонился посмотреть, что такое вам попалось, правильно?
– Да, – ответил Володька.
– А потом он сказал: «выходит, правду, мол, про это озеро говорят», правильно? – снова спросил Минибабаев.
– Да, – снова ответил Володька.
– А потом сеть порвалась?
– Да, – подтвердил спасатель.
– А что Степан имел в виду, когда сказал «выходит, правду про это озеро говорят»?
– А хрен его знает.
– А ты подумай.
– Опять? – удивился Володька.
– А что, ты на дню только один раз думаешь? – не без сарказма спросил Минибабаев.
Володька снова сморщил лоб. На сей раз задача была невыполнима, и он сдался:
– Не, не знаю.
– Не знаешь, что говорят про озеро, на котором ты служишь спасателем? – удивился Минибабаев.
– А что говорят про озеро? – спросил его Володька.
– Это я спрашиваю тебя, что говорят про ваше озеро, а не ты меня, – начал терять терпение оперуполномоченный.
– Я не знаю. А что про него говорят?
– Про кого? – стараясь быть спокойным, спросил Минибабаев.
– Ну, про озеро, – пояснил Володька и посмотрел на оперуполномоченного работника ясными и чистыми глазами. Потому что мыслей в них и правда не было ни одной.
– Это я хотел от тебя узнать, Владимир Сергеевич, – официальным тоном произнес Минибабаев.
– Так я не знаю, – виновато ответил Володька.
– Не знаешь?
– Не.
– Тогда ладно, – выдохнул Минибабаев и, закончив записывать что-то в блокноте, поднялся со стула. – Мне пора.
Когда они вышли в сени и Володька открыл оперуполномоченному дверь, выпуская его на улицу, то спросил его уже в спину:
– А что все-таки говорят про озеро, товарищ оперуполномоченный?
На это Рахметкул Абдулкаримович Минибабаев ничего не ответил.
Когда он вернулся в отделение, был уже десятый час.
Идти домой? А что там делать? К тому же, надлежало привести в порядок блокнотные записи.
Все-таки, худо-бедно, а показания Володьки подтверждали версию о том, что Степан нашел на озере золото. Отсюда и его фраза: «Выходит, правду про это озеро говорят».
Что говорили про озеро?
Что в него в восемнадцатом году либо красные, либо бандиты сбросили примерно вагон золота, перегруженный на телеги.
Значит, Степан, когда наклонился, увидел в сетях нечто такое, что убедило его в правдивости этих слухов о золоте в озере. А потом сети порвались, не выдержав тяжести, и Степан решил пошарить по дну «кошками», которые и заказал на следующее утро своему приятелю Кускову. И ночью нашел, что искал. За это и поплатился жизнью. Что ж, все пока сходится…
Телефонный звонок отвлек его от мыслей.
– Это говорит дежурный старший лейтенант Краюхин.
– Слушаю вас, товарищ старший лейтенант.
– Вы еще не ушли?
– Ну, если бы я ушел, с кем бы вы сейчас разговаривали? Говорите, что у вас за дело?
– Тут один человек звонит. Просит кого-нибудь из начальства. А никого, кроме вас, нет.
– А вы думаете, что я – начальство?
– Ну, все-таки…
– Ладно, он представился, назвал свой адрес?
– Нет.
– Что, аноним?
– Так точно.
– С анонимными звонками я дела не имею. И вам, старший лейтенант, не советую, – сказал Минибабаев и собрался было положить трубку.
– Да я понимаю, – раздался в трубке немного виноватый голос дежурного. – Но вот информация у него уж очень занятная. Говорит, что несколько минут назад он видел известного в прошлом вора, медвежатника-рецидивиста Родионова…
– Что?!
– Да, он так сказал.
– Держите его на связи, я сейчас буду.
Рахметкул Абдулкаримович пробкой вылетел из кабинета, в мгновение ока пролетел коридор, сбежал, если не сказать, свергся со ступеней и через несколько мгновений был в дежурке.
– Дай! – вырвал он трубку из рук старшего лейтенанта. – Але? Оперуполномоченный по уголовным делам Минибабаев слушает.
– Вы знаете, кто такой Родионов? – спросили в трубке.
– Да, – ответил Рахметкул Абдулкаримович.
– Я его сегодня видел.
Голос был далеко не молодым и, как показалось оперативнику, довольно изможденным.
– Вы кто? – спросил Минибабаев.
– Это неважно.
– Хорошо. Откуда вы его знаете?
– Я его видел раньше.
– Когда раньше?
– В другой жизни.
– Что это значит – в другой жизни?
– Еще до революции.
– Вы его видели здесь, в Казани?
– Да.
– В каком году?
– Это неважно.
– Хорошо. Где вы видели его сегодня? – взволнованно спросил Рахметкул Абдулкаримович.
– Они выходили с кладбища.
– Они? – переспросил Минибабаев. – Кто это, они?
– Он и женщина, – ответили в трубке. – Возможно, это его жена. К сожалению, я ее не разглядел.
Правильно. В восемнадцатом году он приезжал в Казань тоже со своей супругой.
– А его вы разглядели? – спросил Минибабаев.
– Да, разглядел. И узнал сразу.
– Сколько ему лет, на ваш взгляд? – с некоторой осторожностью спросил Рахметкул Абдулкаримович.
– За семьдесят, – последовал ответ. – Крепко за семьдесят.
Может, звонящий аноним действительно видел этого Родионова? И по возрасту подходит. Выходит, жив еще дореволюционный криминальный монстр, о котором пишут в учебниках?
– И как же он выглядит?
– Выглядит хорошо для своих лет. Вполне здоровым. И глаза… молодые, – добавил голос в трубке.
– Они выходили с кладбища.
– Они? – переспросил Минибабаев. – Кто это, они?
– Он и женщина, – ответили в трубке. – Возможно, это его жена. К сожалению, я ее не разглядел.
Правильно. В восемнадцатом году он приезжал в Казань тоже со своей супругой.
– А его вы разглядели? – спросил Минибабаев.
– Да, разглядел. И узнал сразу.
– Сколько ему лет, на ваш взгляд? – с некоторой осторожностью спросил Рахметкул Абдулкаримович.
– За семьдесят, – последовал ответ. – Крепко за семьдесят.
Может, звонящий аноним действительно видел этого Родионова? И по возрасту подходит. Выходит, жив еще дореволюционный криминальный монстр, о котором пишут в учебниках?
– И как же он выглядит?
– Выглядит хорошо для своих лет. Вполне здоровым. И глаза… молодые, – добавил голос в трубке.
– Откуда вы звоните?
– Это неважно.
– А с какого кладбища они выходили?
– Это тоже неважно. Знаете, гражданин оперуполномоченный, не пытайтесь меня поймать на слове. Я не дам вам никаких конкретных зацепок, чтобы вы могли выйти на меня.
«Гражданин оперуполномоченный, – отметил про себя Минибабаев. – Он либо сидел, либо…»
– Почему вы не хотите назваться?
– А зачем?
– Чтобы к вашей информации у меня было бы больше доверия, – ответил Минибабаев.
– Ну, если вы профессионал, то вы и так оцените значение моей информации, – усмехнулся человек на том конце провода.
«…либо он был из наших, – додумал свою мысль Рахметкул Абдулкаримович. – Возможно, служил в органах, а потом его посадили».
– Да, информация стоящая, – согласился Минибабаев. – Опишите, как он выглядит.
– Импозантный мужчина семидесяти с лишним лет, росту чуть выше среднего, носит короткую бородку и усы. Глаза серые, волосы с густой проседью. Вообще, эдакий профессор на отдыхе…
– Это все?
– Разве вам этого мало? Поднимите архивы полицейского управления, там будет его фото и более подробные приметы, правда, более чем сорокалетней давности.
«Ага, все-таки ты прокололся, упомянув про полицейское управление. Значит, из бывших полицейских»?
– Вы, верно, подумали, что я расшифровался, да? Упомянув про полицию? – продолжил собеседник. – Так вот, я в полиции не служил. Просто я ненавижу уголовных…
После этого в трубке затрещало, а потом раздались короткие гудки.
Минибабаев какое-то время подержал ее возле уха, а потом положил на рычажки громоздкого черного аппарата.
– Что, информация анонима все же стоит внимания? – поинтересовался дежурный старлей.
– Пожалуй, – задумчиво ответил Минибабаев и пошел к себе.
Если правда, что Родионов в Казани, то зачем он приехал? Не за золотом ли? Ведь по заверению бывшего военкома Терехина, именно бандиты, а не отступающие красноармейцы сбросили в Дальний Кабан подводы с золотом. А банк, где хранился золотой запас, вскрыл именно Родионов со своей шайкой, которую и видел бывший уездный военком.
Выходит, Терехин говорил правду?
А почему нет? Да уж не такой он и псих, кажется.
А вор, хоть и ушел на покой, состарившись, это вовсе не значит, что он перестал быть вором. Как алкоголик в завязке не перестает быть алкоголиком.
Случайно ли он приехал в Казань в то самое время, когда Степан Востриков стал искать в озере еще что-то, помимо утопленника? Конечно, нет… Родионов приехал именно из-за золота!
И Вострикова находят с перерезанным горлом.
Как это сказал аноним? «Выглядит вполне здоровым, и глаза молодые». Хм…Так, может быть, это Родионов и пришил рыбака? За золото, которое он нашел? Узнал, что в озере утонул известный футболист – кстати, об этом писали все центральные газеты, – испугался, что, отыскивая его труп, могут найти и золото, и скоренько примчался в Казань. И супругу с собой прихватил для конспирации, как это бывало и раньше. Следил за поисками утопленника, увидел, как Востриков нашел золото, и прикончил его втихую финкой.
Хотя имеется предположение, что он никогда не убивал. Так ведь человек с годами меняется. И не такие, как этот медвежатник, меняли масть, когда того требовали обстоятельства. Даже щипач или вокзальный вор, если прижать к стенке, способны пойти на убийство. Такие случаи в практике угро известны, и их не столь уж и мало.
Да, пожалуй, он мог убить. Больше вроде и некому.
Значит, его следовало найти.
* * *Петр Иванович Самохин повесил трубку. Он звонил из телефона-автомата, совершив должностное преступление, потому что оставил на какое-то время территорию кладбища без присмотра. Но его никто не видел, за время его отсутствия на кладбище никто не вошел, ведь время было уже достаточно позднее. Так что, должностного преступления как бы и не было.
Он сказал оперативному работнику правду. Нет, не в том, что он не служил в полиции – тут он как раз соврал, – а что ненавидит уголовных.
Ох, как доставалось от них тем, кто сидел по политическим статьям.
«Врагов народа» гнобили в камерах и на зонах, в острогах и лагерях, потому как уголовники хоть и были преступниками, но преступниками «своими», а все «бывшие» были чужими. Это уголовные чувствовали и знали, а посему измывались над политическими почище вертухаев.
Графу Печенкину уголовники выкололи правый глаз и заставили благодарить их за то, что ему оставили второй.
Семену Павлищеву, бывшему кавалергарду, отбили почки, и он скончался в больничке, мучаясь от страшных болей.
Старому, едва передвигавшему ноги и уже доходившему полковнику Генштаба князю Иллариону Ираклиевичу Барятинскому раздавили яйца, а в задний проход забили черенок от лопаты и заставили петь «Боже, царя храни». А бывшего иеромонаха Оптинской пустыни Нектария изнасиловали и после насмерть закололи заточками, нанеся ему более сорока ранений. Нутром содрогаешься от таких воспоминаний…
У политических отбирали одежду, хлеб и курево. Их заставляли работать на самых тяжелых работах. Им отравляли и без того горькую жизнь.
И просто-напросто убивали.
А тут вдруг нате вам: является удачливый вор-рецидивист собственной персоной. Сытый, благополучный, с красавицей-женой. Дефилирует по кладбищенской аллее, посетив, верно, могилу своего старого товарища, такого же уголовного преступника, как и он сам.
Жечь их каленым железом. Сволочей!
Нет, за сигнал на Родионова в уголовный розыск Петру Ивановичу не было стыдно.
ГЛАВА 20 ИЮЛЬ 2008 ГОДА
Пермяк вышел из кустов, когда парочка тронулась. Парень, пропустив вперед девушку, отставал шага на два. Нет, он не вышел – выскочил зверем и, захватив Лену за шею и прижав ее так, что она не смогла кричать, направил ствол «ТТ» прямо в лоб Игоря:
– Спокойно, парень, не рыпайся. Не то я сверну ей голову.
Игорь по инерции сделал шаг вперед.
– Стоять, где стоишь. Выстрелю, – предупредил бандит.
В том, что он выполнит свое обещание, можно было не сомневаться.
– Чего вам надо? – разлепил губы Игорь.
– Хороший вопрос, – не спуская с Игоря острого взгляда, ответил Пермяк. – Своевременный.
– Отпустите ее!
– И отпущу, – заверил его Пермяк. – Сразу, как только ты принесешь то, что взял у меня. Я ответил на твой вопрос?
– Я не понимаю вас, – глухо произнес Игорь.
– Понимаешь, – ухмыльнулся Пермяк.
– Но я у вас ничего не брал.
– Ой ли? – сказал Пермяк и сжал Елене горло так, что она захрипела. Игорь дернулся и напоролся на окрик: – Стоять!
– Что вам надо?! – вскричал Игорь, не отводя взгляда от Елены, безуспешно пытающейся оторвать руку бандита от своего горла.
– Золото, что ты украл у меня, – жестко ответил бандит.
«Ну, вот и развязка, – пронеслось в голове Елены. – Иной, наверное, быть и не могло».
– Хорошо, я отдам, – донесся до нее голос Игоря. Он был глухой и словно бы незнакомый. – Но я у вас ничего не крал.
– Ну, как же не крал? Два ящика с золотыми брусками. Ты мне их отдашь, а я отдам тебе твою бабу.
Лена снова предприняла попытку освободиться от мертвой хватки Пермяка, но тот лишь сильнее сжал ее. Как в тумане, она увидела, что Игорь рывком бросился вперед, к ней, и тут вдруг вечерняя тишина треснула сухим выстрелом и рассыпалась на острые мелкие осколки. Она закричала, и бандит ладонью зажал ей рот.
– Следующая пуля полетит тебе в лоб, – заверил Игоря Пермяк. – Где мое золото?
– В гостинице, – ответил Игорь, трогая лицо. Пуля пролетела так близко от его головы, что ожгла щеку.
– Идем.
Он отступил в сторону и, неотрывно следя за его корпусом, пропустил Игоря вперед.
Они свернули на проделанную Пермяком тропу в чаще кустов и через малое время вышли к джипу.
– Сейчас поедем к тебе в гостиницу, – объявил Пермяк. – План мой таков: я тебя отпущу, а ее оставлю. Ты вынесешь мне бруски, все до единого, и тогда я отпущу ее. Любая твоя попытка что-либо изменить в этом плане означает, что ты ее больше никогда не увидишь… живой. Ты понял меня?
Игорь молчал.