К тому же, рекламируя фильм, кинокомпания активно эксплуатировала её красоту и свежесть, поэтому её фотографии замелькали во многих журналах, и это, конечно, принесло свои плоды. Пусть фильм и не удался, но Одри Хепбёрн наконец-то многие заметили и запомнили.
Я работала за деньги, потому что мне это было необходимо. Но мне повезло, я выбрала профессию, которая мне нравится.
В 1951 году карьера Одри Хепбёрн стремительно рванула вперёд.
По иронии судьбы толчком для этого стало участие Одри в слабеньком фильме «Дитя Монте-Карло», снимавшемся сразу на двух языках (английском и французском) и на обоих провалившемся в прокате. Она даже не хотела в нём сниматься и согласилась лишь потому, что, во-первых, ей обещали оставить платье от Диора, в котором она должна была играть, а во-вторых, потому что съёмки должны были проходить на тёплом средиземноморском побережье.
Хоть роль и была небольшой, работа оказалась нелёгкой — Одри ужасно уставала вызывать в себе необходимые эмоции сначала для дублей на одном языке, потом на другом. К тому же она скучала по Джеймсу Хэнсону и мечтала поскорее вернуться в Лондон.
Но в один прекрасный день в обеденную залу Отеля де Пари, где снимали очередную сцену, вкатили инвалидную коляску, в которой сидела хрупкая старушка с проницательным взглядом. Это была не кто иная, как гостья принца Монако, легендарная Колетт — классик французской литературы и одна из самых знаменитых женщин века.
Колетт была фигурой на самом деле знаковой — артистка и писательница, звезда Прекрасной эпохи, она сменила много мужей и любовников, написала полсотни романов, которые экранизируются до сих пор, занималась благотворительностью, дружила с королями и элитой мировой богемы. Она всегда получала то, что ей было нужно. И сейчас ей нужна была Одри Хепбёрн.
Одни люди «взрывные», а другие — нет. Говорят, что вредно всё хранить в себе, но если вы выплёскиваете это наружу то потом вам приходится перед всеми извиняться… Мне кажется, что я должна свои эмоции выпускать через уши.
Колетт предложила Одри Хепбёрн сыграть главную роль в бродвейском спектакле по её роману «Жижи».
Это было просто феерическое предложение для начинающей актрисы. Правда, сама Одри сомневалась в своих способностях, да и подходящего сценического опыта у неё фактически не было — в Лондоне она ведь была танцовщицей, а не драматической артисткой.
Но всё это уже не имело никакого значения — Колетт нашла свою Жижи и не собиралась отказываться от неё из-за каких-то девичьих сомнений. Она слишком долго её искала, видела подходящие черты в разных девушках, но ни одна из них не была способна играть на сцене. И тут такой подарок — случайно замеченная на пляже девушка идеально подходящего типа оказывается профессиональной актрисой, да к тому же ещё и свободной от других обязательств, а значит имеющей возможность через пару месяцев отправиться в США.
В Одри сразу же вцепились, с одной стороны, помощники Колетт, которые уже и не чаяли, что она наконец утвердит какую-нибудь актрису на главную роль, а с другой — представители ABPC, для которых это предложение было настоящим подарком судьбы, ведь статус бродвейской звезды сразу поднимал Одри в цене. Быстренько провели пробы, и её почти не глядя утвердили на роль, решив, что все недостатки её игры, а также слишком слабый для театра голос можно исправить по ходу репетиций.
Я пыталась объяснить этим людям, что не готова к главной роли, но они не слушали меня. И я не стала переубеждать их.
Но не успела Одри Хепбёрн отплыть в Америку, как ей сделали новое, ещё более блистательное предложение.
В июле 1951 года ей позвонил Роберт Леннард — режиссёр, который год назад первым обратил на неё внимание и убедил ABPC подписать с ней контракт. Он сказал, что компания «Парамаунт» хочет попробовать её на главную роль в новом фильме, действие которого будет происходить в Риме.
Конечно, в тот момент никто ещё и представить себе не мог, какая оглушительная слава ждёт этот фильм со скромным названием «Римские каникулы». Но в любом случае главная роль, да ещё и в картине такой крупной знаменитой киностудии была для Одри настоящим подарком судьбы. Тем более что режиссёром был назначен дважды лауреат «Оскара» Уильям Уайлер, а главную мужскую роль должен был играть блистательный Грегори Пек.
Как её умудрились выбрать на роль, которую прочили таким звёздам, как Элизабет Тейлор и Джин Симмонс? Похоже, это был результат того самого счастливого случая, о котором мечтает каждый человек. Пока искали актрису, в фильме дал согласие сниматься Грегори Пек, который потребовал права самому утвердить партнёршу. Тем временем на глаза Уайлеру, просматривавшему европейских актрис (он хотел, чтобы у принцессы был лёгкий акцент), попался журнал с фотографией Одри, он заинтересовался, заказал кинопробу, они с Пеком её посмотрели и решили, что девушка — как раз то что нужно.
Моя карьера остаётся для меня загадкой. Я не перестаю удивляться с самого первого дня. Я никогда не собиралась быть актрисой, никогда не думала, что буду сниматься в кино. Я даже не предполагала, что всё может сложиться так, как сложилось.
«Парамаунт» выкупил Одри Хепбёрн у ABPC за огромную сумму в полмиллиона долларов.
Плюс они имели право на часть дохода от всех фильмов с ней, которые будут сняты на студии «Парамаунт». Для сравнения — сама она получила за съёмки в «Римских каникулах» всего около десяти тысяч (раз в двадцать меньше, чем, например, Грегори Пек).
По новому контракту Одри должна была сыграть у «Парамаунта» или в тех компаниях, которым её сдадут «в аренду» в семи фильмах, по одному в год. Плюс — в двух фильмах ABPC в качестве компенсации. «Парамаунт» имел право разорвать контракт, если в «Римских каникулах» Одри не оправдает возложенных на неё ожиданий. Она в свою очередь получала право в перерывах между фильмами работать в театре и на телевидении.
Не остались внакладе и постановщики «Жижи». Поскольку в июне 1952 года Одри должна была начать сниматься в Риме, а значит не могла продолжать играть в спектакле, ей пришлось согласиться принять участие в гастролях по Америке с «Жижи» сразу же по окончании съёмок «Римских каникул».
Фактически все эти многочисленные пункты и обязательства означали, что на молодую неопытную актрису делается разом столько ставок, что если она их не оправдает, её репутация будет полностью загублена, ведь тогда она подведёт сразу и американскую киностудию, и английскую, и бродвейских продюсеров. Кто тогда захочет иметь с ней дело?
Господи, помоги мне справиться со всем этим!
В конце октября 1951 года Одри отплыла на корабле в Нью-Йорк.
Ехать ей пришлось одной — и Джеймса, и её мать задержали важные дела. И хотя они довольно скоро должны были отправиться следом за ней, Одри, конечно, чувствовала себя очень одинокой и напуганной. Возможно, это и стало одной из причин того, что на корабле она налегла на еду и к концу пути набрала лишние семь килограммов. Другой причиной стало то, что она впервые с довоенных времён увидела столько еды — в Англии к тому времени часть продуктов продолжали продавать только по карточкам.
В общем, когда бродвейский импресарио Гилберт Миллер приехал её встречать, его ждал неприятный сюрприз. Анита Лоос, адаптировавшая «Жижи» для сцены, вспоминала: «Когда Гилберт увидел её, он был в ужасе. Он заключил контракт с эльфом, а получил упитанный пирожок». К счастью, это было поправимо — Одри немедленно посадили на диету, и к премьере спектакля она уже вновь была в прекрасной форме.
Куда сложнее было научить Одри играть на сцене. Тем более что вскоре в Нью-Йорк приехал Джеймс Хэнсон. Вдова режиссёра спектакля, Раймона Руло, вспоминала: «Первые восемь дней работы с Одри были поистине чудовищны. Она играла из рук вон плохо, совершенно не понимая смысла текста, уходила из дома поздно вечером и приходила в театр рано утром страшно измученной…» Руло вынужден был поставить перед Одри ультиматум, и она скрепя сердце стала уделять меньше времени Хэнсону и больше репетициям.
Я буду чувствовать себя совершенно счастливой, если проведу всё время с субботнего вечера до утра понедельника у себя дома.
Учить Одри Хепбёрн сценическому искусству взялась опытная актриса Кэтлин Несбит, которая должна была играть бабушку Жижи.
«В первые дни репетиций меня можно было услышать только с переднего ряда, — вспоминала Одри. — Но я работала день и ночь. Каждый вечер, приходя домой, я проговаривала слова текста чётко и громко».
Кэтлин в свою очередь рассказывала: «Одри ужасно трусила. Она не представляла себе, что такое фразировка. Она не умела играть и выходила на сцену, как перепуганная газель. Но Одри обладала одним уникальным качеством — она умела очаровывать публику. Когда она появлялась на сцене, все смотрели только на неё».
Кэтлин в свою очередь рассказывала: «Одри ужасно трусила. Она не представляла себе, что такое фразировка. Она не умела играть и выходила на сцену, как перепуганная газель. Но Одри обладала одним уникальным качеством — она умела очаровывать публику. Когда она появлялась на сцене, все смотрели только на неё».
Уроки Кэтлин не прошли даром, и к премьере Одри уже вполне уверенно держалась на сцене, а её голос можно было услышать не только в первом ряду партера. Но гораздо важнее для неё оказалось совсем другое — дело в том, что в Кэтлин Несбит она обрела не только наставницу, но и друга. В какой-то степени та даже заменила ей мать — Элла много сделала для дочери, но вот чего от неё было трудно дождаться, так это теплоты и доброго слова. Посмотрев на Одри в «Жижи», она сказала только: «Ты играла очень хорошо, дорогая, учитывая то, что у тебя нет никакого таланта». Другое дело Кэтлин — она всегда готова была поддержать, подбодрить, помочь в трудную минуту, то есть она как раз восполняла то, чего Одри недополучала от родной матери.
Их дружба длилась много лет, до самой смерти Кэтлин.
Поначалу я думала, какой головокружительный восторг буду испытывать, видя своё имя в огнях рекламы. Но это оказалось ничуть не похожим на успех в кордебалете. Остальные его участники могут помочь тебе. А когда ты в главной роли, ты можешь надеяться только на себя. И ты чувствуешь это.
Премьера «Жижи» прошла вполне успешно, отзывы критиков об игре Одри Хепбёрн были в основном положительные.
Саму пьесу при этом в основном ругали, спектакль находили вульгарным, но от Одри почти все были в полном восторге. Уолтер Керр из «Нью-Йорк Таймс» писал: «Она привносит простодушную невинность и остроумие подростка в роль, которая в иной ситуации могла бы стать неприятной». Ему вторил Брукс Аткинсон из «Нью-Йорк Таймс»: «Она создаёт живой и полнокровный образ, начиная с безыскусной неуклюжей девчонки в первом акте и до потрясающей кульминации в последней сцене. Перед нами великолепный пример настоящего сценического творчества — актёрского исполнения, которое отличается непосредственностью, ясностью и особым очарованием».
Находились, впрочем, и те, на кого очарование Одри не действовало, например драматург Ноэль Кауард записал в дневнике, что спектакль представлял собой «оргию преувеличений и вульгарности. Кэтлин Несбит хороша и величественна… Одри Хепбёрн слишком неопытна и довольно криклива, а спектакль в целом очень плохо поставлен». Но его голос утонул в хоре тех, кто полностью попал под неповторимое обаяние Одри Хепбёрн и уже не обращал внимания на недостатки её актёрской игры.
Гилберт Миллер тут же отреагировал на ситуацию — через несколько дней на афишах спектакля было написано уже не «„Жижи“ с участием Одри Хепбёрн», а «Одри Хепбёрн в „Жижи“».
У меня дрожат колени, но на этот раз не от страха, а от счастья!
4 декабря 1951 года лондонская «Таймс» опубликовала объявление о помолвке Джеймса Хэнсона и Одри Хепбёрн.
На самом деле до свадьбы было ещё далеко — Одри полностью погрузилась в работу над ролью Жижи, потом ей предстояли долгие съёмки в Риме, а все личные дела она отложила до следующего года, когда закончит с «Римскими каникулами». Так что вряд ли это объявление её порадовало, она и так устала отбиваться от вопросов журналистов о своей личной жизни, а теперь их стало ещё больше.
К тому же вполне вероятно, что её чувства к Хэнсону в то время начали уже остывать. Если на съёмках в Монте-Карло она смертельно по нему скучала, то в Нью-Йорке, вкусив настоящий успех, она могла впервые заметить, что работа становится ей дороже жениха. Тем более что она чувствовала — он не ценит её достижений по достоинству и не видит, как многого она уже добилась. «Я полагала, что быть звездой Бродвея означает, что тебя всюду будут приветствовать и поднимать в твою честь бокалы с шампанским. Но на самом деле со мной этого никогда не было. Я думала, что я буду вплывать в переполненные рестораны, и одной моей улыбки старшему официанту будет достаточно для того, чтобы мне нашли столик, — рассказывала она. И добавляла фразу, в которой мелькало что-то вроде затаённой обиды: — Но Джимми не хотел рисковать — он заказывал столик заранее».
Она всё ещё хотела за него замуж, но… уже не так сильно, как раньше. И уж чего она точно не хотела, так это выйти замуж, чтобы вскоре развестись.
Я почувствую себя замужней только тогда, когда по-настоящему буду замужем. Я не желаю, чтобы кто-либо задавал мне вопрос: «Были ли вы замужем раньше?»
Готовясь к «Римским каникулам», Одри Хепбёрн познакомилась с Эдит Хэд — одной из величайших голливудских художниц по костюмам.
У Эдит было уже три «Оскара» за костюмы к фильмам, а впереди её ждали ещё пять (в том числе два за фильмы с Одри) и бесчисленное количество номинаций. Она из любой девушки могла сделать принцессу, а именно это сейчас и требовалось.
Одри сразу произвела на знаменитую модельершу самое лучшее впечатление. Та с первого взгляда оценила её прекрасную фигуру, манеру держаться и хороший вкус в выборе одежды.
«Эта девушка всегда шла впереди высокой моды. Она сознательно выглядела не так, как другие женщины. Она подчёркивала свою стройность, по праву считая её своим основным достоинством, — рассказывала Эдит. — Но самое глубокое впечатление на меня произвела её фигура. Я поняла, что она станет идеальным манекеном для любого моего костюма. Я чувствовала огромное искушение создать костюмы, которые затмят её. Я могла использовать её для демонстрации собственного таланта, но не сделала этого. Поверьте, это было нелегко. Я не раз думала об этом».
При этом надо заметить, что с Одри было не так уж легко работать — у неё на многое было своё собственное мнение. Так было и с костюмами — Одри настояла на том, чтобы Эдит Хэд внесла в них некоторые изменения. И удивительнее всего было то, что обычно деспотичная Эдит согласилась и признала, что эти изменения улучшают костюмы и делают их более подходящими для героини.
Когда я была ребёнком, меня учили, что неприлично привлекать к себе внимание и никогда нельзя выставлять себя напоказ… Именно то, чем я зарабатываю всю жизнь.
12 июня 1952 года Одри Хепбёрн вылетела в Рим на съёмки «Римских каникул».
«Жижи» торжественно закрыли после двух с лишним сотен спектаклей и сразу же анонсировали в сентябре гастрольный тур по стране. Ну а пока Одри и остальным членам съёмочной группы предстояло несколько ужасных недель в Риме.
Ужасными они были по нескольким причинам — тут и невообразимая жара, бьющая в том году все рекорды, и взяточничество итальянских чиновников, и толпы туристов, желающих поглазеть на Грегори Пека. Впрочем, воспоминания участников съёмок как нельзя лучше доказывают, что всё это ерунда, если есть хорошие отношения между людьми. Несмотря на сложности, почти все вспоминали о работе над этим фильмом с большим удовольствием.
«Пек всегда смешил меня перед началом съёмок, — рассказывала Одри. — Нам было хорошо вместе, никто не устраивал сцен, не возводил эмоциональных барьеров. Я очень скоро научилась расслабляться, полностью полагаясь на Пека и Уайлера. Я доверяла им, и они ни разу не обманули моего доверия».
Грегори Пек, в свою очередь, вспоминал: «В Одри не было ничего наносного или фальшивого. Она обладала счастливым характером и умела очаровывать людей. Она не была похожа на тех хищных, фальшивых, болтливых женщин, которых так много в кинобизнесе. Мне она очень нравилась. Я по-настоящему любил Одри. Её было очень легко любить».
Мне очень повезло, что на меня обратил внимание Уильям Уайлер — после работы с ним я снималась в прекрасных фильмах, которые выбирала по собственному желанию. Я была бы сумасшедшей, если бы не делала этого.
После выхода фильма «Римские каникулы» ещё долго ходили слухи о романе между Одри Хепбёрн и Грегори Пеком.
Причина, конечно, была проста — они так органично смотрелись в роли влюблённых, что зрителям ужасно хотелось, чтобы это было на самом деле. Немало способствовало слухам и то, как хорошо они друг о друге отзывались, и тем более то, что Грегори Пек великодушно предложил, чтобы на афишах к фильму их имена поставили рядом, хотя по контракту его имя должно было стоять выше.
Слухи подогревали и два совпадения, которые по мнению публики никак не могли быть случайными — вскоре после «Римских каникул» Одри рассталась с Хэнсоном, а Грегори Пек развёлся с женой. Но, как ни странно, это действительно лишь совпадения. Брак Пека уже был на грани распада, а на съёмках он действительно нашёл женщину своей мечты, но это была не Одри, а журналистка Вероник Пассани, на которой он вскоре женился.
Что же касается Одри, то в Риме она даже купила свадебное платье, но, вернувшись в США, поняла — им с Хэнсоном лучше расстаться. «Моё расписание вынуждает меня сниматься, играть на сцене, а потом опять вернуться в Голливуд, — сказала она журналистам. — А Джеймс проводит большую часть времени в Англии и Канаде. Нам будет очень трудно вести нормальную супружескую жизнь». Было и то, о чём она промолчала — например о его романах (что было неудивительно, учитывая, как редко они виделись за последние месяцы). В любом случае Одри было понятно — совмещать карьеру актрисы и брак с Хэнсоном не удастся.