«Странное время для переезда», – мелькнуло в голове у Марлин. Подойдя поближе, она услыхала негромкий стук, сопровождаемый тяжелым дыханием и парой глухих мужских проклятий, и увидела мужчину, пытавшегося запихнуть в фургончик небольшую кушетку. Он был хорошо сложен, и, хотя стоял к ней спиной, Марлин показалось, что он достаточно молод и силен, чтобы справиться с задачей. Но потом она заметила, что правая рука у него в гипсе.
Он пытался действовать левой рукой, подпирал кушетку плечом, но ее вес и выбранный угол были против него: противоположный край кушетки соскальзывал и со стуком падал на мостовую.
– Черт, черт, черт! – Он вытащил белый носовой платок и отер пот.
Теперь Марлин разглядела его лицо и решила, что он симпатичный. Из-под бейсбольной шапочки выбивались вьющиеся темные волосы – ей такие ужасно нравились – и падали на воротник рубашки.
Марлин тронулась своей дорогой. Симпатичный или нет, заговаривать с незнакомым мужчиной на улице посреди ночи было бы глупо. Но ей стало жаль его, он казался таким раздосадованным и беспомощным! Природная доброжелательность заставила Марлин замедлить шаг; привычная нью-йоркская настороженность вынудила ее держаться на безопасном расстоянии.
– Въезжаете или выезжаете?
Он так вздрогнул, что она едва не засмеялась. А когда он повернулся, его и без того разгоряченное лицо еще больше раскраснелось.
– Похоже, ни то, ни другое. С таким же успехом я мог бы бросить тут эту чертову кушетку и заночевать в грузовике.
– Руку повредили? – Марлин подошла чуть ближе. – Никогда не видела такого здоровущего гипса.
– Да уж! – Он провел по гипсу здоровой рукой. – В трех местах сломал. Лазил по скалам в Теннесси. Глупо.
Марлин расслышала южный акцент в его голосе. Она подошла еще ближе.
– Довольно поздний час для переезда.
– Ну, дело в том, что моя подружка… – Он поморщился. – Бывшая подружка. Она работает ночами. Так вот, она сказала: если я хочу забрать свое барахло, чтоб приезжал за ним, когда ее тут не будет. А мне опять не повезло, – добавил он с улыбкой. – Мой брат должен был уже быть тут, но он опаздывает. Он вечно опаздывает. Я хочу все погрузить до того, как Донна вернется, и фургон арендован только до шести утра.
Нет, он точно был симпатичный. Немного старше тех, с кем она обычно встречалась, но ей понравился его южный, чуть в нос голос. К тому же он был в затруднительном положении. – Может, я могу вам помочь?
– Правда? Вы не против? Я был бы вам так благодарен! Если бы только мы могли запихнуть в фургон эту чертову кушетку! С остальным барахлом я и сам справлюсь. А там, глядишь, и Фрэнк появится.
– Без проблем. – Марлин подошла к нему. – Если вы поднимете тот край, а я отсюда подтолкну, может, мы и запихнем ее внутрь. Вы только тяните с того конца.
– Давайте попробуем. – Он забрался в фургон, хотя и несколько неуклюже: гипс явно мешал ему.
Марлин изо всех сил старалась приподнять и подтолкнуть свой край кушетки, но та опять сорвалась и стукнулась о мостовую.
– Извините.
– Ничего. – Он широко улыбнулся ей, хотя вид у него был измученный. – Вы такая хрупкая! Но если у вас есть еще минутка, мы могли бы попробовать поменяться местами. Вес я возьму на себя. Пущу в ход спину, плечи. Если бы вы забрались сюда и придержали ее… Главное, следите, чтоб не соскальзывала. Вы будете тянуть, а я толкать.
В голове у нее раздался смутный тревожный звоночек, но Марлин не стала на него реагировать. Она влезла в фургон, ободренная его благодарной улыбкой. Он спрыгнул на землю.
Кряхтя и чертыхаясь, он отдавал указания и проклинал своего брата Фрэнка. Это было так забавно, что она засмеялась. Кушетка стала продвигаться внутрь, и Марлин пятилась все дальше вглубь, подтаскивая ее за собой, радуясь успешно выполненной работе.
– Миссия завершена!
– Погодите еще минутку. Позвольте мне… – Он забрался внутрь, вытирая пот со лба здоровой рукой. – Не могли бы мы передвинуть ее вон туда?
Он поднял руку, и хотя предупреждающий звоночек в голове у Марлин превратился в грозный колокольный набат, когда он влез в фургон и оказался совсем близко от нее в маленьком тесном пространстве, она повернулась в том направлении, куда указывал его палец.
Первый удар пришелся по голове сбоку и едва не сшиб ее с ног. Боль оглушила Марлин, перед глазами вспыхнули разноцветные огни. Она споткнулась, зацепившись ногой за ножку кушетки, и качнулась влево, даже не подозревая, что это движение спасло ее череп от второго, страшного удара загипсованной рукой. Этот удар сломал ей плечо. Она со стоном попыталась отползти, укрыться от ударов, спастись от боли. Сквозь страшный шум в голове до нее доносился его голос, и этот голос стал каким-то другим. Послышался треск. Что-то рвалось – ее одежда, ее тело? – пока он подтаскивал ее к себе.
– Э, нет, не уйдешь! Хитрая сучка.
Марлин больше ничего не видела: перед глазами у нее были только темнота и эти ужасные вспыхивающие огни. Она ощущала вкус крови во рту – своей собственной крови. И сквозь шум в голове она с трудом, но все-таки различала страшные слова, произносимые страшным, задыхающимся голосом.
Она плакала, из ее горла вырывались тихие, скулящие звуки, вскоре перешедшие в стоны. А удары все сыпались ей на спину. Дрожащей рукой, стараясь не потерять сознания, она нащупала в кармане подарок своего дяди, сделанный, когда она начала работать на него.
Слепой инстинкт заставил ее направить аэрозольный баллончик на звук голоса.
Он взвыл – и этот жуткий вой подсказал ей, что ядовитый газ попал в цель. Зазвучала прикрепленная к устройству тревожная сирена. Рыдая – Марлин казалось, что это она рыдает, хотя, возможно, до нее доносились его рыдания, – она вновь попыталась отползти.
И опять ее тело взорвалось болью в ответ на жестокие пинки по ребрам, по челюсти. Она почувствовала, что падает. Мир куда-то провалился еще до того, как ее голова с треском ударилась о мостовую.
В четыре утра Ева стояла на тротуаре, изучая кровь на мостовой. Марлин Кокс час назад увезли в больницу. Она была без сознания, врачи сказали, что она вряд ли выживет.
Он бросил арендованный фургон и все свои приспособления, оставил жертву истекать кровью на асфальте. Но он не успел ее прикончить. Ева присела на корточки и обработанными специальным составом пальцами, не оставляющими отпечатков, подняла небольшой осколок белого гипса. Значит, она боролась. Боролась так отчаянно, так упорно, что сумела его прогнать.
Ева изучила бейсболку и парик, уже запечатанные в пластиковые мешки как вещественные доказательства. Дешевка, и то и другое, отметила она, трудно будет отследить. Кушетка выглядела старой, засаленной. Наверняка подобрал на блошином рынке. Но главное, у них остался фургон, может, хоть с этим им повезет. А девушка двадцати трех лет умирала. Ева вскинула голову, когда к ней подбежала Пибоди.
– Лейтенант?
– Двадцатитрехлетняя женщина, – начала Ева. – Идентифицирована как Марлин Кокс. Живет вот в том доме, – указала она. – Очевидно, возвращалась с работы. Я звонила в больницу еще по дороге сюда. Ее оперируют, прогнозы неутешительные. Она тяжело избита: голова, лицо, тело. Он использовал вот это – во всяком случае, для начала. – И она подняла кусок гипса.
– Что это?
– Гипс. Я бы сказала, медицинский гипс, снятый с руки. Ему надо было заманить ее в фургон. Декорация такая: бедолага в гипсе пытается погрузить диван в грузовик или выгрузить из грузовика. Скорее всего, погрузить в грузовик. У него сломана рука, он никак не может справиться. Он выглядит безобидным, беспомощным, вот она и решила ему помочь. Он наверняка источает обаяние. Море улыбок. Как только она оказывается внутри, он бьет ее. Думаю, по голове: ему ведь надо оглушить ее, сбить с ног, подавить сопротивление. Он бьет и бьет ее, бьет так сильно, что разбивает гипс.
Ева подошла к открытым задним дверцам фургона. Небольшое, тесное помещение. С его стороны это была промашка, подумала она. Он не оставил себе места для настоящего замаха, а реквизит – кушетка, картонные коробки – еще больше стеснил передвижение.
Имитация неплохая, решила Ева, но загроможденная сцена помешала ему выступить с блеском.
– Он был недостаточно проворен, – сказала она вслух. – А может, слишком вошел во вкус. У нее был с собой какой-то защитный аэрозоль. – Она подняла повыше пластиковый мешочек с вещественным доказательством. – Полагаю, она сумела пустить по крайней мере одну мощную струю прямо ему в лицо или так близко, что ему стало больно. И сирена включилась. Вот он и побежал. Судя по следам, – добавила Ева, кивнув на кровь, оставшуюся на асфальте, – либо она выпала из фургона, либо он ее вытолкнул. Патрульный, доложивший мне о происшествии, сказал, что кровь у нее из головы текла ручьем. Он даже подумал, что она мертва. Но у нее был пульс.
– Тед Банди. Я тоже изучала предмет, – пояснила Пибоди, когда Ева посмотрела на нее. – Особенно ваш список вероятных маньяков. Это его почерк.
– Тед Банди. Я тоже изучала предмет, – пояснила Пибоди, когда Ева посмотрела на нее. – Особенно ваш список вероятных маньяков. Это его почерк.
– Да, и ему везло больше, чем нашему парню. Этот провал его здорово разозлит. Даже если она умрет, он будет недоволен. Давай проверим прокатчиков, Пибоди. Я уже послала патрульных опросить соседей и собираюсь отдать фургон на растерзание «чистильщикам». Мы должны что-то нарыть на этого ублюдка.
Марлин все еще была в хирургии, когда Ева добралась до больницы. Комната ожидания при хирургическом отделении была битком набита людьми. Дежурная медсестра успела предупредить ее, что семья пострадавшей явилась в полном составе.
Еве была хорошо знакома смесь шока, страха, надежды, горя и гнева на лицах, повернувшихся к ней как по команде.
– Простите, что помешала. Я лейтенант Даллас, следственный отдел полиции Нью-Йорка. Мне хотелось бы поговорить с Питером Уотерменом.
– Это я. – Ей навстречу поднялся высокий, дородный мужчина с черными, стриженными бобриком волосами. – Не могли бы мы выйти, мистер Уотермен?
Он наклонился, что-то прошептал на ухо одной из ожидавших женщин и вышел вслед за Евой в коридор.
– Извините, что отрываю вас от семьи, но у меня есть сведения, что вы были последним, кто говорил с мисс Кокс перед ее уходом домой с работы.
– Она работает на меня. У меня бар, а Марли – она обслуживает столики три раза в неделю.
– Да, сэр, я это знаю. В котором часу она ушла?
– Ровно в два часа. Я ее отпустил, запирал уже сам. Видел, как она вошла в метро: это всего в паре шагов от двери. А на выходе из метро надо пройти всего два квартала. Это хороший район, мои родные дочери там живут. Они живут с ней в одной квартире. – Тут его голос задрожал, ему пришлось замолчать и перевести дух. – Мой родной брат живет в том же квартале. Это хороший район. Безопасный, будь он проклят.
– Это хороший район, мистер Уотермен. – Ева понимала, что это слабое утешение. – Когда сработала сирена, люди выскочили из домов. Они не заперлись, не отсиживались внутри. У нас уже есть несколько свидетелей, видевших, как мужчина, напавший на нее, убегал. Он бы не спешил убегать, если бы это был другой район, если бы люди не открыли окна и двери, если бы не пришли на помощь.
– Ну хорошо. – Он вытер ладонью щеку, а заодно и нос. – Хорошо. Спасибо. Понимаете, это я помог им найти квартиру. Моя сестра – это мать Марли – попросила меня сперва все проверить.
– И вы нашли квартиру в таком месте, где люди выходят из дому. Бросаются на помощь, заслышав сирену. Мистер Уотермен, когда человек держит бар, у него глаз наметан, верно? Вы чувствуете людей. Может, вы обратили внимание на кого-то из заходивших к вам недавно? Может, кто-то вызвал у вас подозрения?
– Ко мне такие, кто ищет неприятностей, не заходят. Да у нас караоке каждый вечер, понимаете? Люди приходят хором попеть. У нас есть завсегдатаи, ну и туристы захаживают. У меня договоренность с парой гостиниц. У меня приличное заведение, сержант.
– Лейтенант.
– Извините. Я никого не знаю, кто мог бы сотворить такое с нашей Марли. Да с кем бы то ни было, если на то пошло. Что за больной подонок может так избить девочку? Вы можете мне сказать? Что за больной подонок делает такие вещи?
– Нет, сэр, я не могу вам сказать. Она не говорила, что с кем-то недавно познакомилась? Может, заметила кого-то по соседству? Может, разговорилась с кем-то, когда ходила за покупками или гуляла?
– Нет. Она познакомилась с парнем в начале лета, на занятиях. Не знаю, как его звать. Девочки, наверно, знают. – Он вытащил платок и высморкался. – Мы не разрешили ей ходить на летние курсы из-за тех убитых девочек в университете. Одну из них, самую первую, она немного знала, это ее расстроило. Мы все расстроились. Я купил ей этот спрей, велел всегда носить в кармане. Она послушалась. Она хорошая девочка.
– Она пустила его в ход. Это значит, что она умница и настоящий боец. Она заставила его отступить, мистер Уотермен.
– Доктор ничего нам не говорит, – Ева повернулась на женский голос у себя за спиной. Женщина подошла к двери и остановилась, прислонившись к косяку, словно ноги не держали ее. – Они ничего не говорят, но я вижу, что они там думают. Это же у них там моя дочка. Моя девочка. И они думают, что она умрет. Но они ошибаются.
– Она выкарабкается, Шейла. – Уотермен крепко обнял сестру за плечи. – С Марли все будет в порядке.
– Миссис Кокс, вы можете сообщить мне что-нибудь полезное для следствия?
– Она сама вам все скажет, как только очнется. – Голос Шейлы окреп, в нем зазвучала уверенность. – Вот тогда вы его найдете и запрете в самой дальней клетке. А когда запрете, я приду и посмотрю ему прямо в лицо, и скажу: это была моя девочка, это моя дочка засадила его за решетку!
Ева оставила их вдвоем, нашла себе свободный уголок и чашку кофе и стала дожидаться возвращения Пибоди.
– С прокатчиками пока не везет, – доложила помощница, – но Макнаб и Финн носом землю роют.
– Он умен. Осторожен, – отозвалась Ева. – Арендует через компьютер на фальшивое имя и поддельные права, платит за доставку по вымышленному адресу. Никто его не видит. Он пользуется изолирующим спреем: мы не находим ни отпечатков, ни волос, ничего внутри фургона, если не считать сброшенного парика и кусков гипса.
– А может, окажется, что часть крови на месте принадлежит ему.
Ева лишь покачала головой:
– Для этого он слишком умен. Но не так умен, как ему самому кажется, потому что он не сумел убить Марлин Кокс. Он не сделал с ней того, что хотел. И кое-кто его видел. Кто-то видел, как он влезает в фургон и вылезает возле того дома. Мало того, люди видели, как он убегает, словно испуганный заяц, с места преступления. – Она перевела дух, сделала большой глоток кофе. – Мебельный фургон был его сценическим реквизитом, тут он проявил осторожность. Он хотел, чтобы мы нашли ее в фургоне. Но ему пришлось сбежать, причем глаза у него слезились и горло горело от газа. Ему пришлось укрыться в своей норе. – Ева оглянулась, потому что в этот момент по коридору прошел врач в зеленом одноразовом костюме хирурга. На его лице она увидела то же, что и Шейла Кокс: мрачную озабоченность. – Черт!
Врач вошел в комнату ожидания поговорить с семьей. Ева поднялась на ноги и стала ждать. Наконец он вышел.
– Даллас. – Он вытащила жетон. – Уделите мне минуту.
– Доктор Лоренс. Она не может с вами поговорить. Она вообще не может разговаривать.
– Она жива?
– Не знаю, как она выдержала операцию, и не думаю, что она доживет до утра. Я разрешил семье войти и попрощаться.
– Мне не удалось поговорить с медиками на месте. Вы можете мне рассказать о ее повреждениях?
Он подошел к автомату, заказал кофе.
– Ребра сломаны. Я бы сказал, от удара ногой. Легкое слиплось, лопнули почки, смещение плеча, сломанный локоть. И это не все повреждения. Хуже всего черепномозговые травмы. Вам когда-нибудь случалось взять крутое яйцо и покатать его ладонью по твердой поверхности, чтобы сломать скорлупу?
– Да.
– Вот примерно так выглядит сейчас ее черепная коробка. Хорошо, что «Скорая» быстро до нее добралась. Они совершили подвиг, но она потеряла слишком много крови. Ее череп разбит, лейтенант, травмы очень тяжелые. Мы извлекали осколки костей из мозга. Шансы, что она придет в себя хоть на минуту, ничтожно малы. А уж если вы спросите, сможет ли она связно говорить, думать, вернуть моторные навыки… Разве что чудом… – Он покачал головой. – Мне сказали, что она облила его спреем.
– На месте найден баллон с нейтрализующим газом, – подтвердила Ева. – Сирена включена. Баллон идентифицировали как принадлежащий ей. Я думаю, она в него попала, иначе он закончил бы то, что начал. Держу пари, она попала ему в глаза.
– Я уже предупредил персонал. Если кто-то обратится к нам или в любой из пунктов первой помощи, с которыми мне удалось связаться, с характерными симптомами, мы сигнализируем вам.
– Спасибо, нам это очень поможет. Если будут изменения в ее состоянии в ту или другую сторону, свяжитесь со мной, буду вам очень обязана. Пибоди? Визитка есть?
– Да, лейтенант.
– Еще один момент, – сказала Ева, когда врач опустил визитку в карман. – Часто вы используете гипс? – И она протянула ему осколок.
– Я таким не пользовался с тех пор, как был интерном, – ответил он, поворачивая гипсовый осколок в руках. – Нет, он до сих пор иногда попадается: все зависит от повреждения и страховки. Гипс дешевле современных композитных материалов, используемых в наши дни. Перелом дольше заживает, и, кроме того, гипс слишком громоздок, он причиняет неудобства. Встречается у пациентов с низкими доходами.
– Где его можно достать?
– Есть компании по поставкам медицинского оборудования и материалов. Есть старомодные реабилитационные центры для людей, которым нравятся традиционные материалы. Они требуют настоящего гипса.