— Не будьте таким книжным занудой, шериф!.. В лучшем случае вы можете воспрепятствовать постройке замка. Но почему бы не вырвать сорную траву с корнем?
Гай спросил настороженно:
— Что вы придумали, сэр Вальтер?
— Отрезать им путь к отступлению, — сказал граф с воодушевлением. — Езжайте туда сами! Они увидят шерифа в одиночестве… отнесутся с пренебрежением. Возможно, пошлют вас… э-э… далеко. И тогда у вас будут все основания…
Гай мгновенно все понял, сказал быстро:
— Спасибо, барон! Их отказ упрочит наши позиции законности. Беннет, иди сюда! Поедешь ты. Ты для них еще более малая величина. Держись нагло, но так, чтоб тебя не прибили.
Беннет сказал лихо:
— Все сделаю, комар носа не подточит!
Возвращения его ждали с великим нетерпением, а когда наконец увидели скачущим между деревьями, даже граф в нетерпении бросился навстречу.
— Ну что?
— Все передал, — сообщил Беннет. — Предупредил, что строительство замка незаконно и запрещено королем.
— И что сэр Хейнц?
Беннет ответил с сердцем:
— Он послал меня, ваша светлость!.. Весьма далеко в такой изощренной форме, что все рабочие гоготали и прямо ржали, как сытые кони!
Барон оглянулся на Гая.
— Ну как вам?
Гай вперил в Беннета строгий взгляд.
— Значит, рабочие могут быть свидетелями, что сэр Хейнц в грубой форме отказался следовать закону и заявил, что не будет подчиняться королевской власти?
— Конечно, — ответил Беннет. — Их там как муравьев на дохлой жабе!.. Все слышали, все кричали мне вслед всякое… Как же упустить возможность покричать на власть и не получить по морде!
— Прекрасно, — сказал Гай. — А теперь увидят, что за такое как раз и получают. Эй, слушайте все!.. Рабочих щадить, они еще понадобятся. А всех, кто окажет сопротивление, разрешаю убивать при аресте, это всего лишь самооборона.
— Сэр Хейнц, — сказал граф мстительно, — наверняка не сдастся без боя…
— Тоже в этом уверен, — согласился Гай.
Они обменялись понимающими улыбками, Гай крикнул:
— В атаку! Уничтожить незаконное строение!.. Арестовать врагов закона! Повторяю для тугоухих: оказывающих сопротивление — разрешаю убивать на месте!.. Вперед!
И сам ринулся в далекий просвет между деревьями. Меч выхватил, когда вырвались на простор, а впереди на холме, из-под которого виднеется скальное основание, уже заложено основание гигантского замка, стены в рост человека, людей множество…
Быстро работают, мелькнула мысль. Хорошо платит, гад. Откуда деньги в нищей и голодной стране…
Рабочие, увидев скачущую к ним тяжелую конницу, побросали камни и тачки, ринулись вовнутрь, пытаясь схорониться за грудами камней. Навстречу выбежали разъяренный сэр Хейнц с тремя в рыцарских доспехах, так и не сообразившие, что все пошло не так, как планировали.
Гая обогнал на быстром, как гремящий ветер, могучем жеребце хохочущий граф. Гай только успел увидеть, как в его руке красиво и победно взвился боевой топор. Сэр Хейнц вскинул навстречу меч, то ли парировать, то ли ударить, однако широкое острие врубилось прямо в лоб, раскроило череп.
Граф пронесся по инерции дальше, развернул коня. За это время трое помощников сэра Хейнца не успели опомниться, как со всех сторон обрушились жестокие удары, и все распростерлись в собственной крови.
Гай вскинул руку.
— Опустить оружие! — прокричал он. — Я сказал, оружие в ножны!.. Виновный наказан… как за незаконное строительство, так и за сопротивление аресту, а остальные… что за люди?
Беннет крикнул:
— Нанятые! Я уже выяснил, потому так старались… Я тут только одному морду набью, нет, двум, а остальные пусть сразу же начинают ломать то, что построили…
— Хорошая мысль, — согласился Гай. — Эй вы, любители быстрых денег!.. Повелеваю вам сейчас начинать ломку этих стен. Ни один не покинет это место, пока здесь останется хоть камень на другом камне!..
Один из строителей, с виду старшина бригады, жалобно вскрикнул:
— Ваша милость, нам же еще и за эту работу не заплатили!
Гай сказал жестко:
— Скажите спасибо, что не арестовываю за пособничество врагу короны!.. Все каменщики Англии знают, замки можно строить только по королевскому указу, а разрешает их строить только король и только на границе!.. В общем, чем быстрее разломаете это все, тем быстрее сможете уйти.
Старшина поклонился, остальные застыли с обреченным выражением на лицах, но Гаю показалось, что вообще-то ожидали худшего.
Глава 10
В Ноттингеме в зале его ожидал гонец из королевского суда Лондона. Гай похолодевшими пальцами развернул предписание, в нем строго и лаконично сообщалось, что он обязан прибыть немедленно.
Хильд, Беннет, Аустин и слуги застыли в тревожном ожидании, наблюдая за его лицом.
Гай старался держаться спокойно и ровно, хотя внутри все застыло, будто сутки простоял на морозе. Пальцы сами по себе свернули предписание снова в трубку.
Он передал ее Хильду, тот суетливо уложил среди прочих грамот и предписаний.
— Что ж, — услышал Гай свой голос словно издалека, — придется прочистку леса отложить…
— Ваша милость, — проговорил Беннет осторожно. — Что хотят, не написали?
Гай покачал головой.
— Нет, хотя это не по правилам. Но королевский суд, видимо, полагает, что сам может устанавливать законы.
— Сегодня одни, — спросил Хильд, — завтра другие?
— Видимо, так, — ответил Гай и подумал, что принц Джон сейчас во Франции, еще неизвестно, о чем договорился с королем Филиппом, но от встречи с королем Ричардом ему уж точно не поздоровится. — Надо ехать. Приказ есть приказ.
— И защитить вас там некому, — проворчал Беннет.
Гай ответил горько:
— Вот там власть сама нуждается в защите… Хорошо, не будем себя мучить ожиданием! Пообедаю и сразу же выеду.
Его злило, что в минуту опасности он невольно подумал о принце Джоне как о защитнике. В прошлый раз он, правда, его защитил, но не пошел против вельмож, а сделал вид, что свел личные счеты с наглецом, не признающим его власть. Да предупредил, что хоть он и принц, но власть его очень ограничена, против предписания суда он сделать ничего не может…
В холле королевского дворца он, как и водится, сдал меч и кинжал, его провели запутанными коридорами, а когда сообразил, что в прошлый раз шел иначе, перед ним распахнули решетчатую дверь, толкнули в спину.
Он невольно сделал два шага, быстро обернулся. Дверь уже захлопнули, в петли вдвинули толстый засов, а в дужки вставили огромный висячий замок.
— Что это значит?
— Вы арестованы, сэр Гай, — холодно ответил офицер, сопровождающий стражей. — Завтра или послезавтра предстанете перед судом.
Он вскрикнул:
— Что за бред? В чем меня обвиняют?
— Узнаете на суде, — ответил офицер с непроницаемым лицом. — Ждите, сэр Гай.
И он удалился, стражи ушли тоже, только остался угрюмый тюремщик, он потрогал замок, хмыкнул и ушел в дальний угол своей каморки, где стол, лавка и даже ложе.
Гай опустился на охапку сена, голова гудит от встревоженных мыслей, и пока ничего не приходит стоящего, а ощущение безвыходности давит все сильнее.
Вся беда в том, что практически для всех лордов, больших и малых, Франция остается, как и для леди Вильгельмины, идеалом, хоть и по другой причине.
Во Франции король живет только с доходов со своей земли, а его участок далеко не самый большой. У многих древних родов владения гораздо крупнее, однако налоги королю не платят, что является сладкой мечтой английских лордов.
И потому каждый мечтает ослабить королевскую власть, ибо тогда закон можно взять в свои руки, налоги не платить вовсе, с крестьянами обращаться, как изволится: кого-то казнить, кого-то миловать, вернуть право первой брачной ночи…
Шерифы гибли не только от рук разбойников, в ряде случаев местные бароны пострашнее любых злодеев, подстерегающих на лесных тропах.
Возможно, шерифов было убито слишком много, это слишком явное сопротивление, а его вот решили осудить официально, как он сам большинство разбойников убивал на месте, а одного демонстративно вешал при большом скоплении людей, дабы все видели торжество законности…
Для суда и осуждения на казнь он подходит лучше всех: на каждом шагу преступал букву закона, потому что действовал в духе закона…
За ним пришли уже утром следующего дня. Он не успел проморгаться после темноты заточения, как ему сковали руки, опутали грудь тяжелыми цепями со звеньями в кулак и после утомительного путешествия в окружении стражи ввели в роскошный зал, такой больше под стать собору, на своде цветные витражи с фигурами святых, со стен свисают красные полотнища с гербами Плантагенетов, под противоположной стеной за массивным барьером с фигурно вырезанными балясинами небольшой помост, на нем длинный стол с судьями, их семеро, как насчитал Гай, а еще справа и слева, тоже за отдельными барьерами, присяжные по шесть человек с каждой стороны. Судьи в черном, хотя и с золотыми цепями, а генеральные судьи еще и в шубах без рукавов, в зале холодно и сыро, присяжные вообще кто в чем, но одеты даже теплее судей.
Есть еще и место для публики, там расположились на лавках со спинками десятка три вельмож, морды скучающие, но когда Гая ввели, гремя цепями, в их глазах появилось любопытство, а лица расплылись в довольных улыбках.
Впрочем, публика отделена рядом крепких гвардейцев с пиками в руках, их вообще в зале многовато.
Сэр Ковентри, генеральный прокурор, вышел сбоку, в руках свернутый в трубочку лист бумаги, уставился в заключенного рыбьим взглядом и провозгласил:
— За тяжкие преступления я требую приговорить сэра Гая Гисборна к смерти!.. Он присвоил себе полномочия, которыми не обладает даже король: карать заподозренных в преступлении на месте, не дожидаясь суда!.. Более того, что вломился в замки сэра Уильбура и сэра Церестера, произвел аресты, глубо нарушив сразу несколько законов о привилегиях лордов в той части, где говорится о неприкосновенности жилища!
Он умолк, и, пока восстанавливал дыхание после такой длинной и сложной фразы, Гай сказал громко:
— Передергиваете, сэр Ковентри!
Прокурор побагровел:
— Что? В какой части?
— В любой, — отрезал Гай. — Когда разбойник один, его легко арестовать и предать суду по всем правилам, после чего повесить на специально сооруженной для такого случая виселице на главной площади города! Но когда их несколько сотен, а нас всего два десятка, то это уже не аресты, а война! Мы спасали край от ширящегося насилия, поджогов, убийств и грабежей!.. В таких случаях в действие вступают другие законы!..
Сэр Ковентри провозгласил мощно:
— Нет других законов, кроме закона! Вы отрубили руку барону Тошильдеру…
Гай прервал:
— По тому обвинению был суд, я оправдан. Вы ставите под сомнение решение того суда, что прошел в присутствии принца Джона, поставленного законным королем Англии замещать его?
Сэр Ковентри смутился лишь на мгновение, но среди публики это заметили, кто-то даже крикнул: «Браво, Гисборн!», но Ковентри тут же сказал коварно:
— Но вы вломились в жилище графа Кирстоффа среди ночи, как самый настоящий разбойник…
— Со мной были два королевских бейлифа, — прервал Гай. — Кроме того, там я захватил, арестовал и вывез разыскиваемого за многие преступления небезызвестного всем разбойника Ульфа, который нашел у графа приют!
— Которого до суда не довезли, — прервал в свою очередь сэр Ковентри с явным удовольствием. — А повесили по дороге!
— Нам сообщили по дороге, — пояснил Гай, — что поместье сэра Фарлона осаждают мятежники. У нас был выбор: либо везти преступника в тюрьму и позволить мятежникам захватить усадьбу и убить сэра Фарлона вместе со всей его семьей, или же поспешить ему на помощь… Мы выбрали второй вариант.
— И снова нарушили закон, — сказал Ковентри громко. — Я смотрю по вашему делу, вы словно нарочито нарушали закон почти в каждом случае!
Судьи довольно переговаривались, Гай ощутил то тягостное состояние, когда уже все наперед известно и ничего нельзя сделать. Его уже осудили, приговорили к расправе, и что бы он ни сказал — это слова на ветер, а присяжные подобраны из тех лордов, что ревностно защищают свои права и привилегии, хотя среди них по закону должны быть представители всех сословий, даже крестьяне-фригольдеры…
— Законы пишутся для мирного времени, — ответил Гай устало, — меня же направили в графство, где уже полыхали пожары разбоя и мятежа. Для такого написаны другие законы… Законы военного времени! Я им и следовал.
Сэр Ковентри вскричал:
— Нет таких законов! Это называется иначе — беззаконие!
— Чтобы хорошие люди могли спокойно жить, — ответил Гай, — кто-то должен стать плохим…
— Никто не должен!
— Не смешите народ, — отрезал Гай.
В зале все чаще выкрикивали: «Гисборн, не сдавайся!», «Держись, Гай!» — и хотя понятно, эти зеваки хотят лишь, чтобы смакование жестокого суда продлилось, всегда приятно наблюдать за тем, как свора злобных псов рвет на части загнанного оленя, но он ощутил, что и такая поддержка греет истерзанную душу.
Суд длился еще около часа, Гай отвечал подробно и даже пространно, словно стремился оттянуть момент возвращения в темное подземелье, но ощущение, что его даже не слушают, становилось все сильнее.
Наконец генеральный судья поднялся по весь рост, покрасовался, выставляя напоказ широкую золотую цепь, знак его власти и полномочий.
— Суд удаляется на совещание, — заявил он мощно, стараясь перекричать шум в зале. — Всем тихо, иначе прикажу очистить зал!
Гай заставил себя смотреть бесстрастно на то, как они поднимаются и важно проходят вдоль стола к небольшой боковой двери.
Ждать пришлось долго, а когда наконец все вернулись, Гай заметил, что суд в полном и прежнем составе, а из двенадцати присяжных восемь человек новые. Да и те, что остались, смотрят в пол, отводят взгляды, вид у них намного более несчастный, чем был раньше.
Генеральный прокурор, сэр Ковентри, посматривал на Гая с торжеством, а генеральный судья посидел, просматривая некие бумаги, затем поднялся и, повернувшись к присяжным, проговорил громко и с угрозой в голосе:
— Господа присяжные, мы готовы выслушать ваше решение.
Старшина присяжных тяжело поднялся, зыркнул на Гая, поспешно отвел взгляд, после чего сказал негромко:
— Виновен.
В зале поднялся шум, Гай услышал крик: «И пусть его повесят!», но куда больше голосов кричали, что невиновен, должны отпустить, с ним просто сводят счеты, слишком многим перешел дорогу и никого не страшится…
— Сейчас вас вернут в камеру, — провозгласил судья, — а потом протащат к месту вашей казни в Тайберне…
Все-таки в Тайберне, мелькнула мысль. Повесят? Но тогда должны везти в телеге…
— Вас трижды повесят, — проговорил судья с торжеством в голосе, — а потом четвертуют, а тело разрубят на части, после чего их разместят в Ноттингеме, Дерби, Йорке и Кардиффе.
Он был настолько оглушен, что в черепе металась только она мысль: за что? Чтобы от него избавиться, достаточно просто отрубить голову. Или повесить? Что они хотят этим доказать?.. Что настолько всесильны, вот грубо нарушили даже процедуру суда, и все сходит безнаказанно? Стараются запугать остальных?
Глава 11
Его вернули в Ньюгейт, еще два дня прошло в ожидании, так как понедельник уже прошел, а во вторник, среду и четверг вешать нельзя, теперь только в пятницу, но нужно не пропустить, в воскресенье особенно вешать нельзя, чтобы не отвлекать ярким и красочным зрелищем такого праздника тех, кто в этот день молится, как и положено доброму христианину.
В пятницу, как сказал ему работник, что принес миску с кашей, его повезут на запад, а когда Гай не понял это расхожее выражение, тот терпеливо объяснил, что отправят к «тайбернскому дереву», это Гай наконец понял.
От Ньюгейта до Тайберна две с половиной мили, телега доберется за час, но если свяжут и будут волочить всю дорогу, то, возможно, дотащат и чуточку раньше. Хотя тогда ему, скорее всего, будет уже все равно, что с ним произойдет: любая рубашка превратится в клочья, а мясо соскоблится до костей.
Говорят, преступники побогаче добираются к месту казни на украшенных черными лентами дорогих повозках, а еще все хвалят старинный обычай по дороге останавливаться в кабаке «Корона» и напиваться перед казнью. Ходили слухи, что к тем, кто миновал кабак, желая умереть трезвым, через несколько минут после казни приходило помилование, так что задержались бы, дураки, в кабаке, спасли бы шкуры!
Но такое допускается только к обычным уголовникам, к ним закон снисходительнее, а вот он признан особо опасным преступником, потому и вменили четвертование, это когда трижды вешают, натягивая веревку, потом опускают, приводят каждый раз в сознание и снова вешают, затем клещами раздрабливают сначала пальцы на руках и ногах, потом все кости рук и ног, и только потом, когда толпа насладится его мучениями, ему отрубят голову, а тело разрубят на части…
Он сидел, опутанный тяжелыми цепями так плотно, что трудно было дышать. Цепи охватывали грудь, прижимая руки к телу, через некоторое время он уже перестал их чувствовать и только иногда шевелил кончиками пальцев, чтобы убедиться, что еще не отмерли.
Загремели засовы, дверь скрипнула и отворилась. Вошел огромный стражник, окинул его подозрительным взглядом и, прижавшись к стене, пропустил мимо себя толстого священнослужителя в сутане и с книгой в руках.
— Сэр Гай, — сказал он и перекрестился. — Меня зовут Чарити, я рукоположенный священник и пришел вас исповедать.
— Святой отец, — ответил Гай невесело, — мне сказать нечего. Господь все видит и всем воздаст.
— Но, сын мой, — сказал священник пугливо, — ты обязан исповедаться! Облегчить душу!
— Святой отец, — проговорил Гай, — я не вижу смысла рассказывать о мелких грешках и проступках, все мы грешны, я не лучше других, но судят нас по делам нашим. Я уповаю на Господа, он видит лучше, чем все люди Англии… надеюсь. И с тем предаю свою душу в Его руки.