– Привет… Не помешаю?
– А, Ива… Заходи, конечно. – Ева сидела по-турецки на большом мягком ковре и примеривала готовый костюм на свою куклу, которая выглядела чудовищно живой.
– Дорогая, наверное?
– О чем ты?
– Я о твоей кукле. Сколько она будет стоить?
– Купить хочешь? – засмеялась Ева.
– Да нет, просто интересно…
Ева вздохнула и задумалась, подперев кулаками подбородок. В джинсах и белом свитере с высоким горлом она действительно выглядела девчонкой.
– Есть совсем небольшое количество художников высокого класса, которые создают свои шедевры в единственном экземпляре, называемом one-of-a– kind. Таких художников совсем немного. Цены на их работы от тысячи до шестидесяти тысяч долларов. Средняя цена – это пять-двадцать тысяч долларов.
– Ничего себе! – Ива усмехнулась.
– Есть другой тип кукольных мастеров – они делают кукол не в единственном экземпляре, а ограниченным тиражом, то есть limited edition. Максимум – пятьдесят экземпляров, чаще – от десяти до двадцати. Я – именно такой мастер. Что я делаю? Я заявляю в ежегодном каталоге тираж куклы, а после того как сделаю весь тираж, торжественно разбиваю в присутствии свидетелей форму, в которой отливала куклу. Цена – от полутора до двадцати тысяч долларов. Разумный предел – от двух до шести тысяч…
– Нет, мне это не по карману! – засмеялась Ива. – Тратить на куклу такие деньги…
– Есть еще один вариант – кукла от крупной фирмы-производителя. Фирмы покупают дизайн у авторов и тиражируют кукол из фарфора, винила и биггидура – это такой вид пластика, совершенно неотличимый от фарфора. Большие тиражи – до пяти тысяч экземпляров, относительно скромные цены – от ста долларов и до двух с половиной тысяч.
– А у этой куклы, что ты сейчас делаешь, – какой будет тираж? – спросила Ива, стараясь выглядеть как можно более непринужденной. Так, милая и познавательная беседа двух соседок-приятельниц…
– Никакой. Я не собираюсь ее продавать, – почему-то нахмурилась Ева. – Я даже маркировку на нее не поставила. Сначала хотела, а потом передумала…
– А что, без маркировки нельзя?
– Нельзя. У всех коллекционных кукол должна быть маркировка. И только у Хильдегард Гюнцель, у великой Хильдегард – ее нет. Все дело в том, что работы этой мастерицы невозможно подделать! Она просто выдает к куклам сертификаты со своей подписью – и все. Ее специализация – аристократические пастушки, легкокрылые томные эльфы, фантастические тролли с чуть грустным, отрешенным, но совершенно человеческим взглядом. Итальянец Фридеричи делает симпатичных деревенских детишек – исключительно художественных, трогательно-корявых. Бриджит Деваль делает сказочных персонажей – таинственных и слегка угрюмых. Коллекционеры буквально гоняются за ее работами… А вот Анна Гилленберг когда-то взорвала мир немецких кукол – она стала делать не сусально-трогательных ангелочков, а этаких панков. Головорезов и хулиганов с растрепанными вихрами, конопатых и смешных!
Ева говорила и говорила – увлеченно, бойко, но Ива ее уже не слушала. Слегка затуманившимся взглядом она смотрела на свою соперницу и завидовала ей. Не только потому, что у Евы был Михайловский, а еще у Евы было свое дело. Можно даже с большой буквы – Дело. То есть – увлечение, смысл, интерес, азарт, безусловное уважение других людей – то, что даже в самый тяжелый час не даст человеку пропасть. То, чего не было у Ивы.
«Как же несправедливо получается: у Евы есть все – и муж, и Дело, а у меня – ничего. Ничегошеньки… Ева могла бы вполне обойтись без Даниила, ей хватило бы ее кукол!»
– Ева, ты веришь в Бога? – вдруг спросила Ива. Она сама не понимала, почему именно этот вопрос вырвался у нее.
– Что? – осеклась та на полуслове.
– Я говорю – ты веришь в Бога?
– Да.
Это был совсем не тот ответ, который ожидала услышать Ива. «Ты лжешь! Ты притворяешься… На самом деле для тебя ничего святого нет!»
– Почему ты об этом спросила, Ива?
– Так просто… – растерялась она. – Я… хотела узнать, была ли ты в той церкви, за станцией, – говорят, ее очень хорошо отреставрировали…
– Была. Но при чем тут Бог? – буркнула та.
– Как – при чем? – поразилась Ива. – По-моему, очевидно… Кто-то рассказывал, что одна из икон там мироточит. Необыкновенное место!
Ева равнодушно пожала плечами и снова принялась орудовать иголкой с ниткой.
– Ты не веришь в чудеса, Ева?
– Не особенно… Мне эти чудеса до лампочки, – хмыкнула эта особа ангельского вида. Иве даже дышать стало легче – наконец-то она вывела Еву на чистую воду! – И потом, даже сами священнослужители к мироточению относятся неоднозначно.
– А говоришь, что веришь… – пропела Ива.
– Мне не нужны чудеса, чтобы верить в Бога. Я и без них в него верю… – снова хмыкнула Ева. – Я тебе даже больше скажу, Иветта, – даже если мне первые умы человечества скажут, что Его нет, и приведут самые-самые неопровержимые доказательства, и по телевизору их покажут, и в газетах пропечатают – я все равно в Него буду верить. Это все равно, как не верить в то, что у человека есть душа! А Бог – это душа мира. И вообще, что такое вера? Это ведь не только поклоны бить, это еще – не делать никому зла.
«Она говорит о зле! Она, которая испортила все, которая испоганила мою жизнь…» Ива вспомнила сегодняшнее свое свидание с Толиком Праховым, и ей стало совсем нехорошо. Во всем была виновата Ева.
– Какая интересная у тебя философия…
– Самая обыкновенная, – равнодушно сказала Ева. – Я вот еще что думаю… Я думаю, что люди сами не замечают, как творят это зло.
«Вот именно! – едва не закричала Ива. – Ты даже не заметила, как прошлась по мне, словно танк!»
– Воображают, будто дьявол – это нечто с картин Босха. Рога и копыта. Фильмы всякие мистические со спецэффектами снимают – про Пятую печать, Апокалипсис и прочую ерунду, – от чего у зрителя мороз по коже и бессонница до утра. А на самом деле все проще: все те гадости, которые мы творим по отношению друг к другу, – это и есть дьявол. Но кто в это поверит, без спецэффектов-то? И Бог без чудес тоже никому не нужен. Не исключено – я чего-то не до конца понимаю, и, возможно, все мои рассуждения – ересь… – Ева зубами откусила нитку. – …но мне не нужны ни доказательства, ни страшные картинки.
В словах Евы была странная логика, но именно потому, что это были слова Евы, Ива не могла с этим согласиться.
– А наказание? – с жадным любопытством спросила она. – Ты, Ева, веришь в то, что за каждый плохой поступок человек будет наказан?
– Верю. Все в этом мире находится в равновесии, каждое рождение возмещается смертью. И наоборот. Если я кому-нибудь наступлю на ногу – значит, мне тоже кто-то наступит. Так или иначе. В прямом или переносном смысле. Завтра или тридцать лет спустя…
«Ты отняла у меня Даниила, значит, кто-то должен отнять его у тебя. Ах, если бы этому можно было поверить! Какое слабое утешение…»
– Прямо Ветхий Завет какой-то… – вздохнула Ива. – Око за око!
Она все ждала, что к ним снова выйдет Михайловский, но так и не дождалась.
А совсем поздно вечером ей позвонил Толя Прахов.
– Ива, ты не спишь? – ласково спросил он.
– Нет еще… А что случилось? – встревожилась она.
– Все в порядке, просто я решил пожелать тебе доброй ночи…
Ива затихла.
– Алло, алло! Ива, ты меня слышишь?..
– Да, прекрасно. Толя, эти сантименты совершенно ни к чему, – сухо произнесла она. – Я ведь тебе не нравлюсь, да и ты мне – тоже. Это была ошибка.
Прахов вздохнул, как показалось Иве – облегченно.
– Но мы останемся друзьями? – неуверенно спросил он.
– Безусловно!
* * *– …как дрова вез! – сердито сказала Ева, захлопывая дверцу машины. – Где ты права получал, милый?..
– О-о-о… Какие мы нежные! – опустив боковое стекло, огрызнулся таксист – юркий мужичонка со слишком черными, точно наклеенными усиками на узком лице.
Ева замахнулась сумочкой, но машина уже сорвалась с места.
– Поганец… – с ненавистью пробормотала Ева, перед зеркальной витриной поправляя на себе кожаную бледно-лиловую курточку. Под курточкой был новый костюм цвета слоновой кости – им Ева хотела поразить Шуру Лопаткину.
– Ева! Ты на кого ругаешься? – подбежала к ней Шура.
– Привет! Да вот, вез меня один ненормальный… По встречной мчался, представляешь?.. Я такого страха натерпелась!..
Шура подхватила Еву под локоть и повлекла в сторону ближайшего кафе.
– Забудь! Ева, у меня такие новости…
– А по телефону нельзя было рассказать?
– Нет! И потом, как бы я еще выманила тебя в город… – засмеялась Шура. – Между прочим, я с работы, не успела даже переодеться!
– А как тебе мой новый костюм?
– Потрясающе… – Они забежали в кафе. К счастью, был свободный столик, как раз у окна. Унылый официант принес меню. – Мне звонил один человек. Угадай – кто? Так, пожалуйста, сырный киш и двойной латте…
– Кто? Я не знаю… А мне «эспрессо» и творожную запеканку!
Официант ушел.
Шура наклонилась к Еве и прошептала той на ухо с такой интонацией, словно сообщала дату конца света:
– Ярик!
Ева отпрянула. Холод разлился в груди, а руки непроизвольно сжались в кулаки.
– Тебе звонил Ярослав Иванько? Зачем? – угрюмо спросила она.
– Господи, неужели ты всерьез могла подумать, что моя скромная особа интересует Ярика?.. Он о тебе спрашивал!
– Обо мне? – Официант принес заказ. Ева отпила кофе – и не почувствовала вкуса. Вернее, почувствовала – это была сплошная горечь. Она потянулась к сахарнице. – Что ему надо было?..
– Он хотел узнать, как ты живешь. Говорил, что соскучился. Хотел увидеть тебя.
– А ты что ему сказала?
– Я ему сказала, что ты вышла замуж и все у тебя распрекрасно. Что тебе никто не нужен, а уж он, Ярик, – тем более. Он оставил свой телефон. Я сначала не хотела его записывать, а потом все-таки записала…
– Зачем?
– Ну, а вдруг ты еще раз захочешь напомнить ему, какой он подлец и гадина?.. – резонно возразила Шурочка и положила на стол бумажку с рядами цифр. – Тем более что у Ярика, по-моему, жизнь не так удачно сложилась. Лишний раз напомнить ему, что он сглупил когда-то, – очень полезно и приятно.
– Делать мне больше нечего! – с холодной яростью произнесла Ева. – Нет, ничего не хочу о нем слышать!
– Ну, как знаешь… – пожала плечами Шурочка. – Тогда забудем о Ярике. Расскажи, как у тебя дела? Как твой Михайловский?
– Прекрасно, – усмехнулась Ева. – Он очень мил. Я ни о чем не жалею… Да, кстати, мы встречаемся с ним через час и едем в гости к Сазонову – помнишь такого?
– Господи, конечно! Кстати, утром перед работой смотрела телевизор – Николай Ильич требовал запретить содержание бойцовых собак в городе…
– Очень разумное требование! Еще бы выселить всех дураков за сто первый километр…
– Ева, тогда бы Москва опустела! – засмеялась Шура, и вслед за ней – подруга. Еве вдруг стало очень легко. «А я ведь в самом деле мечтала о том, что Ярик еще не раз пожалеет о том, что бросил меня… Так ему и надо!»
– А что у тебя на работе?
– Вениамин Лазаревич совсем озверел… Хуже всякой собаки! – погрустнела Шурочка. – Вызывает меня к себе и говорит: «Вы, Лопаткина, не справляетесь со своими обязанностями… Или задерживайтесь после шести, или ищите себе новое место!» А Стасика все не устраивает. Ему не нравится, что я теперь прихожу поздно, и он, одновременно, не хочет, чтобы я меняла работу! Ведь платят-то мне прилично, я, между прочим, больше Стасика получаю…
– Тебе надо бросить и работу, и Стасика своего.
– Ах, Ева, легко тебе говорить!..
Ева болтала с Шурочкой, а у самой из головы не выходил Ярик. Как он живет сейчас? Что заставило его вспомнить о ней? Изменился ли он, постарел ли – ее чернокудрый вероломный принц…
До сих пор в ней была эта боль, которая никуда не исчезла, ну разве что запряталась в самые дальние уголки ее души, покрывшись пылью и патиной. Стала незаметной и привычной, но все же – не исчезла.
«Я ведь не на Ярика злюсь! Что можно с него взять, он – обычный мужчина, каких много! А на себя. За то, что потеряла из-за него голову. За то, что плакала из-за него. Я себе этих слез не могу простить! Надо же – плакала из-за мужчины… Только моя тогдашняя юность может быть мне оправданием. Если бы можно было все изменить… Нет, не предательство Ярика, а свое отношение к этому предательству!»
– Ева… Ева!
– Что? – вздрогнула она.
– У тебя телефон звонит, разве ты не слышишь!
– А… – Ева достала из сумочки мобильник. – Даниил, привет! Мы с Шурочкой в центре… Да, сидим в кафе, разговариваем. Задерживаешься? Но ты заедешь за мной? Сейчас объясню, как нас найти.
* * *Старик выглядел странно – седой, лохматый, в брезентовых штанах цвета хаки и малиновой шерстяной кофте, судя по всему – женской. Внешне он чем-то напоминал и Альберта Эйнштейна, и Бетховена в зрелые годы – буйностью шевелюры и теми же безумными, мрачными и одновременно веселыми глазами, в которых плясали огоньки.
Звали старика Игнатом Поликарповичем, и судьба у него была не самой легкой.
Михайловский нашел его совершенно случайно, по статье в Интернете – там рассказывалось о человеке, который якобы владел тайной адмирала Колчака.
Игнат Поликарпович известного историка-беллетриста охотно принял, даже более того – с превеликой радостью. Было видно, что старик наслаждается интересом к своей особе.
– Я пятьдесят лет собирал эти документы! При Сталине сидел, при Хрущеве сидел, при Брежневе меня упекли в психушку, при Горбачеве меня все забыли, только сейчас вспомнили…
Игнат Поликарпович жил в небольшом деревянном домике за Кольцевой дорогой. В доме царил невообразимый, какой-то дикий (под стать хозяину) беспорядок. Папки с бумагами, книги, журналы, вырезки из газет были навалены на столах и стульях, лежали стопками на подоконнике и полу. В углах висела густая паутина, то и дело рыскал под ногами огромный серый котяра со свирепым и угрюмым выражением на морде – «борец с грызунами», как уважительно и немного боязливо отозвался о своем питомце старик.
– Хотел отдать все в архив, а не берут! Государство, называется… А вот частные лица, вроде вас, наведываются ко мне постоянно! Я денег не прошу за просмотр, но если дадут – не откажусь…
Михайловский вытащил из кошелька новенькую голубую купюру. Потом подумал и добавил еще несколько. Он испытывал к старику острую жалость – какой-то неухоженный тот был, одинокий. «Вот, женился, сентиментальным теперь стал…» – мелькнула ироническая мысль.
– О, зачем так много-то… – опешил Игнат Поликарпович.
– Пожалуйста, вы же обещали не отказываться!..
Старик принялся суетливо вытаскивать нужные бумаги из стопок на полу.
– Вот… Я наизусть знаю, где у меня что лежит… Смотрите, Даниил Петрович!
– Это что?
– А это фотокопии документов тех времен, когда Колчак был Верховным правителем… Адмирал очень плотно работал с представителями союзных держав. Военные действия, например, он согласовывал с генералом Жаненом, французом, а снабжением колчаковской армии ведал англичанин Нокс, который до революции служил в России военным атташе. Среди оккупационных сил были также подразделения чехов и словаков, американцев и канадцев, поляков, итальянцев, японцев. Общая численность иностранных войск к январю 1919 года составила аж сто двадцать тысяч человек!
– Да, это я знаю… – пробормотал Михайловский, листая папку.
– Союзники снабжали армию Колчака, боровшуюся с коммунистической Россией, отнюдь не бескорыстно! Если бы у адмирала не было золота, они бы в его сторону даже не посмотрели! Колчак частями отправлял золото за рубеж в уплату грузов, необходимых для проведения крупных военных операций. Себе он не взял ни копейки…
– А это что?
– О, а это чрезвычайно занимательный документ! 18 октября 1919 года во Владивосток, где находилась кредитная канцелярия, было отгружено 92 ящика с золотыми слитками частных банков, 80 – из Казанского банка и еще 550 ящиков с российской золотой монетой. Общая стоимость этого груза составила 43 577 444 рубля ноль шесть копеек. Но ценности во Владивосток не попали: груз перехватил атаман Семенов, и есть версия, что большую часть этого золота передали на временное хранение японским оккупационным властям, которые увезли его в Японию… Да, а Черчилль, который в то время был военным министром Великобритании, заявил, что грузы, доставленные в Сибирь для Колчака, составили около 100 тысяч тонн!
– Так, понятно…
– А вот любопытный документик: когда золото везли из Омска в Иркутск, уже при отступлении Колчака, то на станции Тыреть – не правда ли, символическое название? – обнаружилось, что из одного вагона пропало 13 ящиков золота, на общую сумму 780 тысяч рублей. Чешский офицер, возглавлявший охрану эшелона, отказался подписать акт о краже. Известили Жанена, но тот даже не ответил.
Игнат Поликарпович чуть ли не прыгал возле Михайловского, заглядывая тому через плечо. Был крайне возбужден, брызгал слюной, седые волосы стояли дыбом.
– Я вам вот что скажу, Даниил Петрович, если бы союзники нас не предали, мы бы выиграли ту войну! Мы бы свергли к чертовой бабушке этих большевиков! Золота бы вполне хватило!
– История, Игнат Поликарпович, не признает сослагательного наклонения, – покачал головой Михайловский. – Звучит банально, но тем не менее…
– Я вас уверяю! Нас предали и обокрали. Вот еще одна справка… Из нее ясно, сколько осталось золота большевикам. Но если проанализировать все цифры, становится ясно, что огромная его часть куда-то пропала без следа. Ни в иностранных банках, ни в каких отчетах об этой сумме нет никакого упоминания!
– О том и речь – куда могла пропасть часть золота? Тем более что адмирал не собирался безвозмездно отдавать его союзникам, равно как и большевикам! – кивнул Михайловский. – Часть золота Колчака ушла на покупку оружия, часть украл атаман Семенов, часть – чехи, открывшие потом у себя Легио-банк, часть досталась большевикам… А где остальное?..