Но новость, которую принесла графиня де Ноай, не терпела отлагательства, потому долго вспоминать не стали, отправились на скамейку, чтобы выслушать и обсудить. Рассевшись в очаровательной, сплошь обвитой плющом беседке, по задумке вовсе не предназначавшейся для проведения подобных «совещаний», три дамы превратились в слух, а четвертая начала вещать.
– Ужас!
– Ах?! – воскликнули тетушки, хотя графиня де Ноай не произнесла еще ни слова.
– Вот именно, – добавила она, упиваясь ожиданием совсем еще недавно всесильных дочерей короля Людовика XV. – Королева позволяет на свои вечеринки дамам приходить без фижм!
– А?!.. – тетушки разом приложили руки к щекам, а потом принялись обмахиваться веерами, словно предотвращая обмороки. За много лет постоянного пребывания вместе жесты их стали настолько похожими, что, видя одну, можно было не смотреть на остальных, с той лишь разницей, что на мгновение раньше жест начинался у старшей Аделаиды, а две другие – Виктория и Софи – тут же повторяли. – Без фижм?!
– Да, почти без пудры на волосах!
– Без пудры?! – дыхания у тетушек просто не хватало.
– И почти без румян! – довольная графиня де Ноай позволила старым дамам прочувствовать ужас нововведений, сделав паузу.
Когда к оскорбленным до глубины души таким святотатством королевы тетушкам наконец вернулось дыхание, графиня добила их еще одним заявлением:
– А мужчинам позволительны фраки!
– О, нет!
Фраза получилась несколько растянутой, потому что, когда Аделаида уже тянула «Не-ет», младшая Софи только начинала ей вторить с «О-о». Снова ходуном заходили веера, снова покрылись и без румян румянцем возмущения щеки старых дев. Так попирать основы основ…
У графини де Ноай тоже заплясал в руках веер, она принялась частить, теперь уже выдавая собственное отношение к происходящему в Версале беспределу:
– Королева ходит в муслине!
– Ах?!
– Что ни вечер, то спектакли, причем с мужчинами вместе!
– Ах?!
– А в театре рядом с Его Величеством… графиня де Полиньяк!
Несколько мгновений было просто тихо, даже слышно щебетание птиц. Тетушки переваривали последнюю информацию. Две младшие смотрели на старшую, ожидая ее реакцию, было ясно, что она будет возмущенной, но вот насколько. Просто ли ахнет Аделаида или попытается изобразить обморок?
– Какое распутство! Но Луи в этом не виноват!
– Не виноват! – эхом согласилась Виктория.
– Виноват, – подхватила Софи, совершенно не заботясь о том, что смысл получился противоположным.
– Бедный доверчивый мальчик, попавший в лапы к австриячке!
– Бедный!
– Доверчивый!
– Его надо спасать! А этой самозванке на троне дать отпор!
– Да!
Четыре головы по знаку Аделаиды пригнулись друг к дружке, словно в беседке сада их кто-то мог подслушать. Старые дамы принялись обсуждать, как можно «показать ее место» этой австрийской зазнайке, забывшей все доброе и правильное, чему ее учили столько времени в Версале.
С какой стати Мария-Антуанетта вдруг стала самозванкой, никого не волновало, главное – дать отпор, дамы были готовы встать грудью на защиту несчастного племянника! Неважно, что груди давно нет (разве что у Виктории, которая скоро не сможет пройти в дверь из-за своего аппетита), неважно, что племянник вовсе не был несчастным, скорее напротив, неважно, как встать, главное определено. Королеве-нарушительнице Этикета объявлена негласная война.
Было решено:
– в знак протеста не посещать никаких ее вечеров!
– ни при каких условиях не посещать ненавистный Трианон, даже если королева будет уговаривать;
– не посещать театры, где ставят аморальные пьесы и танцуют тощие, как щепки, актрисы…
И так далее, и так далее…
Список содержал пятнадцать пунктов полного бойкота.
Тетушки принялись выполнять свой план рьяно, правда, королева этого, кажется… не заметила!
Трианон
Конечно, беседы, проведенные Иосифом, чтение оставленных им «Размышлений» повлияли на королеву, но только в небольшой степени и ненадолго. И Мария-Антуанетта нашла выход. Таковым оказался ее Малый Трианон!
Привыкшая дома в Вене к разделению публичной и личной жизни, Антуанетта сильно страдала из-за невозможности уединиться хоть на час. Трианон дал такую возможность. К тому же там устраивалось все по ее желанию. Правда, желания эти обходились подчас весьма дорого.
Дело было не в перестройке дворца, тот оказался невелик и расширению не подлежал, иначе он потерял бы свою камерность. Зато переделывались окрестности. Вот здесь холмик… там прекрасно смотрелся бы небольшой горбатый мостик… через журчащий ручей, например.
Негде взять воду? Глупости! И воду провели по трубам из Марли. Злопыхатели сразу заявили, что по ним течет золотая вода. Пусть, зато как очаровательно она журчит. И мостик появился. И пригорок над водой… И еще много-много очаровательных видов.
Если не знать, что это работа человеческих рук и человеческого ума, ни за то не догадаешься. Художники сначала делали эскизы, потом выполняли макеты и только после утверждения все переносилось на местность.
Красиво: холмы, перелески, полянки, ручей… птичий щебет, журчание воды… весной и летом птичий щебет, соловьиные трели, осенью тихий шелест падающих листьев… Все было – ее любимые розы, множество самых разных цветников, словно выросших без участия человека…
Но чего-то не хватало.
Мария-Антуанетта долго размышляла над этим, а потом вдруг поняла – сельский пейзаж без села!
И тогда на пригорке появились домики, как положено покрытые дранкой или вообще соломой, с местами ободранными стенами, мычанием коров в хлеву, блеяньем овец, даже навозными кучами… Близко к природе, близко к сельской жизни.
Только жили в этой деревне нанятые люди, занимавшиеся, конечно, хозяйством, а в домах была удобная мебель (вдруг хозяйка зайдет?), в хлеву все вымыто и вычищено, а коров и овец водили вместо привязи на голубых ленточках.
А главное – в Трианон не допускались «чужие», люди, не принадлежащие близкому кругу королевы. Даже король появлялся только по приглашению. Попасть в этот ближний круг считалось высшей привилегией двора и ценилось как особое доверие и близость к монаршей особе. Удавалось не всем, что вызывало немало домыслов и сплетен, от которых Антуанетта легкомысленно отмахивалась и за которые потом горько поплатилась.
В Трианоне было весело, устраивались бесконечные праздники, ставились спектакли, звучали музыка, смех, веселые голоса, легко и непринужденно общались очаровательные женщины и мужчины. А те, кто не мог туда попасть, пускали за спиной сплетни и рассказывали небылицы.
Нет, Мария-Антуанетта не ходила в одеянии пастушки, как часто говорили о ней, но она с удовольствием играла таковых в спектаклях. И все запросто, без тяжелых нарядов и пышных приемов этикета, как об этом мечтала еще четырнадцатилетняя Антуанетта, только что приехавшая в Версаль к своему супругу дофину Франции. Теперь она была королевой, и ей позволено то, что не позволено другим. Позволено, но не простительно, а разницы между этими понятиями Антуанетта пока не делала.
«Ах, дорогая Мадам, не могу выразить, насколько любопытно познакомиться с вашим новым стилем, о котором столько наслышана… В ближайшее время у отца большой судебный процесс в Париже. Несмотря на беспокойства за дела милого папа и его непременную занятость, мы договорились ехать с ним, чтобы побыть в Париже и увидеться с вами…»
Этих слов от давней подруги принцессы Шарлотты Гессенской было достаточно, чтобы в ответ полетело восторженное приглашение:
«Вся твоя семья, дорогая Шарлотта, может не сомневаться в моей любви, а что касается тебя самой, то не могу даже выразить глубину своих чувств».
Королева давала понять, что будет очень рада принять Гессенских и помочь, чем сможет. Гессенские приехали большой семьей, и пока отец принцесс Георг Вильгельм занимался делами, Антуанетта развлекала подруг. В первый же день она пригласила Шарлотту на театральное представление в Версаль в свою ложу.
Больше всего принцессу поразило даже не само приглашение, хотя оно было знаком высочайшего благоволения, в королевскую ложу попадали очень немногие, а собственноручная приписка Антуанетты. Дело не в корявом почерке королевы, та так и не научилась писать красиво подобно мужу, а в содержании:
«Прошу не одеваться официально».
Что значит «не одеваться официально»? Шарлотта почувствовала новизну. Знающая дама объяснила:
– В театр Ее Величество не надевает фижм.
Пришлось срочно изыскивать новые платья, но помогла сама Антуанетта, она, прекрасно понимая возникшие у гостьи трудности, прислала той свое платье, извинившись за такой жест и упомянув, что платье ни разу не было использовано.
Шарлотта крутилась перед зеркалом, с восторгом попискивая, двигаться без огромных фижм было немыслимо удобно и легко. Какая же Антуанетта умница! Фижмы, несомненно, хороши на приемах, когда нужно выглядеть почти памятником самой себе, но только не в ограниченном пространстве маленькой театральной ложи.
Шарлотта крутилась перед зеркалом, с восторгом попискивая, двигаться без огромных фижм было немыслимо удобно и легко. Какая же Антуанетта умница! Фижмы, несомненно, хороши на приемах, когда нужно выглядеть почти памятником самой себе, но только не в ограниченном пространстве маленькой театральной ложи.
Дальше больше, оказалось, что также запросто можно быть одетыми и на закрытых вечерах, где присутствует королева, а мужчинам (о, ужас!) даже позволялись фраки!
Приписки о неофициальных нарядах были постоянными во все время пребывания семейства в Париже. На прогулку в ландо не стоило надевать больших шляп, мужчинам практически везде, кроме официальных приемов в Версале, разрешались фраки.
Из Парижа во все столицы летели описания новых нарядов и новых правил поведения при французском дворе. Но далеко не все были с такими новыми правилами согласны, прежде всего, потерявшие свой непререкаемый авторитет тетушки. Теперь, чтобы быть представленным ко двору, оказалось вовсе не обязательно представляться и получать разрешение у пожилых дам, мало того, этих бывших законодательниц мод и поведения все чаще самих забывали пригласить на то или иное мероприятие! А уж в вотчине королевы – Малом Трианоне они не бывали вовсе.
В Трианон вообще редко попадало большинство придворных, только окружение королевы, даже король ездил по ее приглашению. Это не могло не вызвать бурю негодования и потоки желчной зависти отверженных, за что позже Антуанетта жестоко поплатилась.
Из троих братьев только граф д’Артуа бывал частым гостем Трианона, потому что входил в близкий круг Ее Величества. Станиславу ход туда был просто заказан. Правда, средний брат имел подле королевы свою шпионку – супругу Жозефу, которая тоже входила в ближний круг, правда, далеко не из большого желания Антуанетты, а просто потому, что была настырна и отвязаться от нее оказалось слишком трудно. Королеве бы сообразить, кто снабжает памфлетистов информацией, но Антуанетте всегда было не до слухов и сплетен, а жаль, могла бы многого избежать. Кстати, брат Иосиф предупреждал сестру в свой приезд, чтобы была осторожней с графиней Прованс, но у Антуанетты, как обычно, в одно прелестное ушко влетело, через другое вылетело, ее головка была забита совсем другими неимоверно важными делами.
Дела действительно были важными.
Королевская пара была необычной, прежние королевы тихо жили своей жизнью, почти не показываясь на люди, присутствовали только на приемах, в остальные дни, уступая место подле короля любовницам. Когда умер король Франциск I, мало кто вспомнил, что королева Элеонора еще жива, у трона просто прошла смена фаворитки одного короля фавориткой другого, а следующая королева – Екатерина Медичи – вынуждена была на много лет просто подвинуться и терпеть рядом Диану де Пуатье. Так было всегда, к моменту приезда во Францию юной Марии-Антуанетты уже мало кто в Версале помнил о существовании Марии Лещинской, хотя королева умерла всего за два года до этого. Но она жила тихо, как мышка, зато имена фавориток короля, особенно мадам де Помпадур и мадам Дюбарри, были у всех на слуху и после смерти самого короля.
Зато у нынешнего короля Людовика XVI любовницы не было вовсе, он спал исключительно со своей женой и, хотя это долго ни к чему не приводило, менять свои пристрастия не собирался. Нонсенс – у короля не было любовницы! Причем не только всесильной фаворитки, способной задвинуть в дальний угол эту австрийскую гордячку, но и даже амурных приключений тоже! Таких королей Франция несколько столетий не знала.
Вакантное и очень заманчивое место пустовало, двор был решительно настроен его заполнить. При этом мало интересовались мнением самого Людовика, король должен иметь любовницу!
За карточным столом собралось приятное общество, это одна из обязанностей, выполнять которые не очень трудно, потому Антуанетта легко с ней мирилась. Напротив короля случайно оказалась дочь графини Бриони. Неимоверно близорукий Людовик, без лорнета не узнававший никого и в трех шагах, поинтересовался, кто это, чтобы не попасть впросак. Стоявшая рядом Иоланта (Жюли) де Полиньяк тихонько шепотом ответила. Король не расслышал, но переспрашивать не стал, не желая смутить подругу жены, он просто навел лорнет на визави.
О… по залу не просто пролетел шелест, множество голов склонились одна к другой, и новость понеслась дальше:
– Его Величество разглядывал… вы слышали? Да-да… в лорнет!
Десятки дамских сердец, вовсе не лежавших к довольно неуклюжему и совсем не очаровательному королю, в тот момент упало и разбилось. Неужели будущая любовница?! Но уже в следующую минуту большинство сердец возродилось с надеждой, дальше этого разглядывания дело не пошло. Людовик категорически не желал никого, кроме своей супруги!
Еще через неделю король пришел в спальню возмущенным.
– Что случилось, Луи?
– Ты будешь на меня сердиться, если я скажу.
О, господи, неужели что-то неприятное в политике, направленное против Австрии? Антуанетта боялась этого больше всего, кроме таких известий, ее волновала только маленькая Мария-Тереза. Но с дочерью все обстояло благополучно, да и ругать мужа за дочь было не за что, он обожал принцессу и баловал ее, в отличие от матери. В результате Мария-Тереза больше любила отца.
– Я не буду сердиться, обещаю. Что случилось?
Людовик с досадой опустился в кресло, хотя опустился – это неверно сказано. Кресло с трудом выдержало бросок огромного тела, жалобно скрипнув.
– Этот герцог де Фронсак!
Так… дело не в Австрии, герцог де Фронсак интересовался чем угодно, но только не политикой, скорее он известный сводник… Небось, Луи расстроен новым пасквилем? Какая ерунда, если обращать внимание на все нацарапанное грязными писаками, то радоваться жизни будет некогда.
– Что герцог де Фронсак, чем он тебя так разозлил?
– Он предложил мне свою любовницу!
У королевы глаза полезли на лоб, но не от предложения герцога, эка невидаль, попытался подсунуть королю свою пассию с далеко идущими расчетами, неужели Луи не видит, что вокруг него это делается ежедневно, все, кто только оказывается рядом, норовят подсунуть королю все новых и новых красоток. Слава богу, король столь близорук, что просто не замечает, что это каждый раз новая!
– Кого?
– Какую-то актриску, «малышку Захари».
Мысленно Антуанетта ахнула, эта актриса была весьма опасной соперницей, не будь ее супруг таким увальнем. Она живо выскочила из постели и опустилась на колени перед сидящим в кресле мужем, обняв его колени:
– Это красивая женщина. И что ты ответил?
Король пылал негодованием на Фронсака и одновременно был смущен жестом супруги:
– Я сказал: «Убирайся прочь, Фронсак! Понятно, чей ты сын…»
Фронсак был сыном известного своей распутностью герцога де Ришелье, но не это привлекло Антуанетту, она оценила стойкость и верность супруга.
– О, Луи, я буду тебе прекрасной любовницей, когда ты только пожелаешь!
Король смутился окончательно:
– Ты не сердишься на меня? Я не давал ему повода предлагать эту женщину, клянусь!
Антуанетта вспорхнула на колени своему неуклюжему увальню. Пусть он действительно Бэрри – медведь, пусть не умеет танцевать, пусть храпит по ночам, но второго такого мужчины больше не существует, и она останется верна Луи всегда! А Аксель Ферзен… ну что Аксель Ферзен? Это прекрасная мечта, не более. Мечта должна оставаться мечтой, мечты хороши до тех пор, пока не осуществятся, потом они теряют всю свою прелесть.
Ночь любви была очень горячей, а через два месяца королева прошептала на ушко своему очень верному королю, что беременна и чувствует себя несколько иначе, чем в прошлый раз, хотя и тоже прекрасно. Может, будет сын?
А чтобы к Его Величеству больше не приставали с подобными предложениями, подле него теперь всегда находилась верная подруга королевы Жюли де Полиньяк, ей королева могла доверять как самой себе, кроме того, у подруги был горячий любовник и Людовик ее не интересовал как мужчина абсолютно.
Спокойствие в семье было восстановлено, но спокойствие двора вовсе нет. Упустить такую возможность, как стравливание королевы и любовницы короля – потеря недопустимая. Королева лишала двор не только дополнительного повода для сплетен, но и возможности получать покровительство у фаворитки, притом что сама такое оказывала очень избирательно, оставляя за бортом слишком многих, чтобы не нажить себе врагов в Версале.
Но Марии-Антуанетте было все равно, она не желала замечать растущего недовольства придворных и старалась переделать жизнь двора по собственному вкусу. Прошли те времена, когда юная дофина должна была учить требования Этикета и свято соблюдать их. Королева решила сама их устанавливать! За что во многом и поплатилась. Королеве «австриячке» не простили то, что легко простили бы фаворитке-француженке.