Анжела схватилась за раковину.
– Вы все знаете!
– Конечно, – на всякий случай подтвердила я.
Бойко кивнула и поманила меня пальцем. Мы молча вышли в коридор, и она защебетала:
– Ну, давайте приступим к примерке. Я отложила вам розовый костюм, синюю юбку с потрясающим рисунком, кучу блузок.
– Прекрасно, – подхватила я, – обожаю шопинг.
Зайдя в примерочную, Осипова тщательно заперла дверь и, опустившись на пуфик, устало произнесла:
– Здесь повсюду видеонаблюдение, звук тоже записывается. Камер нет лишь в туалете и кабинках для переодевания. Можем беседовать тут сколько душе угодно, никто нас не побеспокоит, не поторопит, не помешает.
У меня в сумке неожиданно затрезвонил телефон.
– Мусик! – закричала Манюня. – Ты получила посылку?
– Какую? – не поняла я.
– Мою, – уточнила девочка.
– Ах да, почта обещала ее сегодня до полудня доставить, – спохватилась я. – Наверное, уже привезли.
– Ты где? – полюбопытствовала Маша.
– В зоне особого обслуживания «Мум», – призналась я.
– Ага, охотишься за шмотками, – засмеялась Манюня. – Удачи! Звякни, когда разберешь мои подарки.
Я спрятала трубку и посмотрела на Анжелу. Та, втянув голову в плечи, завела рассказ…
Марина была младшим ребенком и несчастьем семьи Бойко. Сын Глеб не доставлял родителям никаких хлопот, он прекрасно учился, поступил в МГИМО, закончил институт с красным дипломом, устроился на престижную, хорошо оплачиваемую работу, женился в двадцать два года и живет с супругой счастливо. Анжела почтительная невестка. Она происходит из обеспеченной московской семьи, все члены которой из поколения в поколение работали в торговле. Старшие Бойко, оба доктора наук, рафинированные интеллигенты, не стали презрительно морщить носы, узнав, что сын решил связать свою судьбу с продавщицей. Наоборот, Эмма Глебовна очень радовалась и с гордостью говорила подругам:
– Наша Желичка обладает безупречным вкусом. Благодаря ей я наконец-то стала элегантной дамой, а Виктор превратился в настоящего франта.
Свекровь избавила Анжелу от ведения домашнего хозяйства, никогда не упрекала невестку в том, что она никак не может забеременеть. Семейство можно было бы назвать счастливым, но… В каждой бочке меда всегда найдется ложка дегтя.
У Бойко кроме Глеба был еще один ребенок, дочка Марина. Девочка родилась намного позже брата, ее воспитывали с любовью, но не баловали бездумно. Эмма Глебовна сама приглядывала за детьми, никаких нянек в доме не было. Мариночку не отдавали в детский сад – мама боялась, что там малышка начнет болеть. Но без дела крошка не сидела – занималась балетом, учила английский язык, рисовала картины. В школу Марина пошла, умея читать-писать, и класса до третьего приносила домой сплошные «пятерки». Но потом она начала потихонечку скатываться на «тройки», грубить домашним, перестала слушаться учителей. В седьмом классе Бойко-младшая вставила серьгу в нос. Эмма Глебовна, увидев дочь с украшением в ноздре, конечно, ужаснулась и воскликнула:
– Немедленно вытащи эту гадость!
А та в ответ заявила:
– Моя морда, что хочу, то с ней и делаю.
– Не трогай ребенка, – велел жене Виктор Юрьевич, – у девочки подростковый возраст. Перерастет и снова прежней станет. Все дети с двенадцати до шестнадцати лет невыносимы. Если сейчас слишком давить на Рину, потеряем с ней контакт навсегда. Будь умнее девчонки с бурлящими гормонами.
Эмма Глебовна всегда слушала мужа, не спорила и в этот раз. Отец и мать стали ждать, пока их доченька перебесится. Но, увы, с каждым годом ситуация усугублялась. Аттестат Марина получила только потому, что директриса школы уважала ее родителей. В институт девушка поступать не стала, пару лет бегала по вечеринкам, нигде не работала, клянчила у матери деньги. Наконец Виктор Юрьевич не выдержал и категорично заявил:
– Хватит! Ты уже не маленькая, изволь зарабатывать сама.
Тогда из дома начали пропадать вещи.
Отец разозлился и хотел отселить дочь, но Эмма Глебовна взмолилась:
– Пусть живет с нами. Сейчас я хоть как-то могу ее контролировать, а если Марина получит собственную квартиру, то неизвестно, что и с кем она там будет делать.
Когда младшей Бойко исполнилось двадцать лет, она неожиданно устроилась на работу – танцовщицей к одному известному поп-певцу. И неплохо зарабатывала. Эмма Глебовна боялась радоваться случившейся перемене. Неужели Мариночка все же взялась за ум? Правда, матери категорически не нравилась ее работа – дочь уходила из дома, когда весь остальной народ завершал трудовой день, и возвращалась около девяти утра. Но ведь у артистов совсем иной график, чем у простого люда. Изменилась Марина и внешне. Она стала постоянной клиенткой солярия, набила пару татуировок, сильно похудела. И вдруг заговорила об увеличении груди и изменении формы носа.
Эмма Глебовна испугалась:
– Доченька, ты же у нас красавица. Вон какие у тебя чудесные огромные глаза. А волосы? Копна белокурых локонов, на пятерых хватит. Помнишь, как ты в девятом классе хотела постричься под мальчика? Хорошо, что не позволила тогда тебе глупость сделать. Да о такой гриве, как у тебя, многие женщины только мечтают.
– Не понимаю, при чем тут прическа? – недовольно процедила дочь. – Как раз ее я менять не собираюсь. Говорила про бюст и нос.
– Умоляю, не ходи к пластическому хирургу! – чуть не зарыдала Эмма Глебовна. – Вспомни о своем желании постричься и остановись. Через пару лет поймешь: ты необычайно хороша собой, скальпель лишь изуродует твою природную красоту.
Марина нахмурилась, но неожиданно промолчала. Через неделю после этой беседы она укатила на гастроли, предупредив родителей:
– У нас тур на семь месяцев. Сначала летаем по России, потом отправимся в ближнее зарубежье.
Далекие от мира шоу-бизнеса родители не удивились. Ясно ведь, что звезда эстрады не может постоянно петь в Москве.
Марина уехала. Домой она звонила крайне редко, причем отделывалась парой фраз типа:
– У меня все о’кей. Больше говорить не могу, очень занята.
А потом буквально в один день произошли два события, которые потрясли всех членов семьи.
Институт, где работал ректором Виктор Юрьевич, отмечал свое сорокалетие. Бойко решил устроить сотрудникам праздник, был снят ресторан и приглашены артисты, в основном певцы, которым предстояло развлекать публику. Бойко разработкой сценария вечера не занимался, он лишь попросил тех, кто организовывал корпоратив:
– У нас одно из лучших учебных заведений Москвы. Проследите, чтобы на концерте не выступали полуголые люди и не творилось нечто отвратительное. Я не хочу слышать ни мата со сцены, ни антисанитарного зрелища на подмостках.
Устроители поклялись, что все будет прилично. Лишь сев за столик, Виктор Юрьевич понял: гвоздь программы – тот самый исполнитель, у которого занята на подтанцовках Марина.
Сначала Бойко удивился. Он-то думал, что сладкоголосый тенор сейчас мотается по городам и весям Сибири. Но потом наивный ректор решил, что артист ради солидного гонорара прилетел на денек в Москву. Ведь двадцать первый век на дворе, не на лошадях же целый месяц до столицы скакать. Виктор Юрьевич стал ждать выхода дочери. Но когда певец появился на сцене, оказалось, что у него в балетном коллективе шесть мальчиков, которые и выделывали разные па.
Отец Марины насторожился. Под предлогом того, что хочет поблагодарить певца за прекрасное выступление, он пошел за кулисы, осторожно побеседовал с личным помощником «соловья» и узнал шокирующую информацию: артист терпеть не может женщин, в его ближайшем окружении их нет. Танцоры, музыканты, визажисты, костюмер – все мужчины. Более того, сейчас тенор сидит в Москве, уезжать из столицы собирается только летом, и не в тур по России, а в Майами, где у него дом.
Виктор Юрьевич понял, что дочь обманула родителей, и разгневался. Но чуть позже, когда первые эмоции улеглись, отца охватила тревога. Где же Марина? Чем она занимается? Кто платит двадцатилетней девчонке большие деньги? А главное – за что та их получает?
Когда встревоженный Бойко-старший вернулся домой, он нашел на кухне сына и жену с перевернутыми лицами. Глеб тоже узнал о сестре малоприятные сведения.
Глава 14
По случайному совпадению Глеба Бойко в тот же день пригласили на мальчишник, который накануне собственной свадьбы устраивал его коллега по работе Максим Ремизов. Жених снял ресторан и устроил шумный праздник. Сначала компания ела-выпивала, потом Макс, хитро улыбаясь, сказал:
– А сейчас, парни, стриптиз. Четыре горячие киски из лучшего клуба «Дансинг».
Присутствующие радостно зааплодировали, в банкетный зал впорхнули сильно раскрашенные девицы, и представление началось. Танцовщицы были так густо заштукатурены, что Глеб лишь через четверть часа понял: одна из красоток – его сестра Марина. Разом протрезвев, он кинулся за кулисы, но бдительная охрана не пропустила его в служебное помещение. Глеб распрощался с Максом, поехал в «Дансинг», заплатил одной из местных стриптизерок хорошую сумму и выяснил шокирующую правду. Оказывается, Марина работает в этом заведении почти год, а еще она любовница Федора Скукова, управляющего.
– Федька тут со всеми перетрахался, а Марина думает, она одна уникальная, любовь Скукова на всю жизнь, – злорадно сплетничала коллега сестры по танцам у шеста. – Но скоро ее счастье закончится. Наш Федюнчик долго никем не увлекается, сначала он ласковый, золотые горы обещает, подарки дарит, затем злой делается и вон любовницу гонит. Девки, что поумнее, сами уходят, а дурам, которые за Скукова цепляются и ноют: «Дорогой, я тебя больше жизни обожаю», – приходится плохо. Вон, Галка Фролова липла-липла к Федьке, просто пластырь горчичный, а не девчонка. И чего вышло? Приехали в клуб полицейские, всех нас обшмонали, у Фроловой в сумочке наркоту нашли. И где теперь Галя? Никто понятия не имеет. Одни говорят, посадили ее, другие утверждают, что она с собой покончила. Но одно всем ясно – Федюнчик полицаев и пригнал. И он же Фроловой тот пакет с белым порошком подсунул. Галина кретинка была, танцевала, как корова, задница у нее семь на восемь метров, но ни к кокаину, ни к героину она никогда не прикасалась. Короче, парень, если тебе сестра дорога, забирай ее отсюда живехонько, иначе через пару месяцев на ее могилке рыдать будешь.
Едва молодой человек доложил родителям неприятные вести, Эмме Глебовне стало плохо. Ее с подозрением на инфаркт увезли в больницу. А ночью «Скорая» приехала за Виктором Юрьевичем – у него случился гипертонический криз.
На следующий день вечером Глеб поймал Марину у служебного входа в клуб и строго велел возвращаться домой. Девица расхохоталась ему в лицо. Брат изменил тактику, стал просить пожалеть родителей, подумать об их здоровье. Марина сердито ответила:
– Да они меня переживут! Я взрослая, имею право работать, где хочу.
– Тогда отец перестанет давать тебе деньги, – пригрозил Глеб.
– Пусть подавится своими жалкими грошами! – воскликнула сестра. – Я выхожу замуж за Федю, у нас будет загородный дом, два «Мерседеса» и много миллионов. «Дансинг» – самый крутой клуб Москвы.
Глебу пришлось уйти. Но он не хотел сдаваться и попросил свою жену побеседовать с золовкой. Назавтра та примчалась к клубу. Долго стояла у служебного входа, но так и не увидела Марину. Тогда Анжела зашла внутрь, достала кошелек и от одной из официанток узнала, что ночью в заведении случился скандал – Федор крепко повздорил с любовницей и выгнал ее вон. Марина опрокинула пару коктейлей и уехала с каким-то мужиком. Кто такой спутник девушки, Анжеле выяснить не удалось.
Целый год от Марины не было ни слуху ни духу. Родители безуспешно искали дочь, а вот полиция не захотела заниматься розыском.
– Девушке давно исполнилось восемнадцать, – равнодушно сказал Виктору Юрьевичу следователь. – К тому же гражданка Бойко не исчезла, а уехала, взяв с собой паспорт, деньги и вещи. То, что она не желает поддерживать отношения с семьей, нас не касается.
Ректор обратился в коммерческую структуру. Там не отказали, и следующие двенадцать месяцев Бойко-старший и его супруга регулярно ездили в морги, где им показывали обезображенные трупы молодых женщин.
Через два года после того, как Марина исчезла в неизвестности, в их квартире раздался телефонный звонок. За окном стояла теплая июльская ночь. Старшие Бойко жили на даче. Услышав звонок, Глеб недовольно поморщился и попросил:
– Анжела, ответь.
– Почему я? – заспорила жена. – Уже лежу в кровати.
– Наверняка звонит какая-то из твоих ненормальных клиенток, – заявил муж, – хочет о шмотках потрепаться.
Желичка надела халат и пошла к телефону. Через минуту Глеб вновь увидел супругу.
– Спрашивают тебя, – прошептала та.
Глеб схватил трубку и услышал хриплый голос:
– Слышь, мужик, Марину Бойко знаешь?
– Да, это моя сестра, – ощущая между лопатками холод, ответил Глеб. – Что случилось?
Незнакомец коротко выругался, затем приказал:
– Прикатывай живо на Нижнестроительную улицу, склад номер девять. Да поторопись, а то худо будет!
Ничего не понимающий Глеб схватил деньги, ключи от машины и помчался в гараж. Улицы были пустынны, большая часть москвичей спасалась от июльской духоты на фазендах, Бойко докатил до места за пятнадцать минут.
На пороге склада его встретил крепкий мужчина в темном костюме с галстуком. В ухе у него торчала пластиковая «кнопка», от которой тянулся витой шнур, уходящий за воротник рубашки. Глеб сразу сообразил, что перед ним охранник. Секьюрити отвел его внутрь помещения и показал на пол пальцем.
– Твоя девка?
На рваном ватном одеяле лежала его сестра, одетая так, что совершенно не возникало сомнений, чем она зарабатывает себе на хлеб с сыром: кожаные мини-шортики, сетчатые колготки, ярко-красный корсет и, несмотря на жару, белые ботфорты из искусственной кожи на высоченном каблуке. Лицо Марины было вульгарно размалевано, только волосы остались прежними. Копна белокурых локонов разметалась по грязной подстилке.
– Твоя? – повторил охранник.
– Моя, – одними губами ответил Глеб.
– Забирай ее отсюда, – деловито велел мужик. – Да поживей! Скажи мне спасибо, что позвонил. Другой бы бросил девку и уехал. Кому эта шлюха нужна? А я пожалел, молодая больно.
Бойко зачем-то задал вопрос:
– Что случилось?
Охранник недовольно поморщился.
– Захотел мой хозяин экзотики, надоели ему элитные проститутки, решил в народ сходить, снял двух шалав… Выгнал шофера из машины, тот к нам в джип сел. Сидим, курим. Вдруг тачка хозяина как рванет с места…
Глеб молча слушал щедро сдобренный матом рассказ.
Секьюрити, не особенно вдаваясь в подробности, сообщил, что иномарка шефа нежданно-негаданно вылетела на шоссе, а потом впечаталась в стену дома. Босс не получил ни царапины. Марина на первый взгляд тоже казалась целой и невредимой, лишь пожаловалась на боль в голове. Но потом вдруг побледнела, упала и еле слышно попросила: «Позвоните Глебу, брату, номер в телефоне, пусть приедет и заберет меня». И после этого потеряла сознание. С тех пор лежит, не открывая глаз.
– Может, спит? – предположил охранник. – Короче, увози ее и помалкивай. Вторая шлюха насмерть при аварии убилась. А за рулем твоя сеструха сидела. Если не хочешь, чтобы она на зону за убийство и занятие проституцией попала, не разевай пасть. Утаскивай ее давай, мне склад закрыть надо.
Глеб унес Марину в свою машину. Попытался ее разбудить, однако не добился успеха. Начал названивать приятелям и через два часа доставил сестру в подмосковную клинику, владелец которой гарантировал своим клиентам не только наилучшие медицинские услуги, но и соблюдение полнейшей анонимности. Врачи довольно быстро поставили пациентке диагноз: инсульт. Но от чего он случился, определить не смогли.
С тех пор Марина находится в больнице. Она в сознании, хотя последнее слово не совсем верно. Сестра Глеба бодрствует днем и спит ночью, ее возят в инвалидной коляске гулять, кормят-поят, дают разные лекарства, занимаются с ней лечебной физкультурой. Но о чем думает Марина, есть ли вообще в ее голове хоть какие-то мысли, не знает никто. Она не разговаривает и вяло реагирует на окружающий мир, ничего не просит, не выражает никаких эмоций, с одинаково безучастным видом ест, глотает таблетки, моется. И никого не узнае́т. Глеб с Анжелой регулярно навещают ее и всякий раз ежатся, увидев ее пустой, потухший взгляд. Единственное, что осталось от прежней Марины, это волосы, ее роскошная белокурая шевелюра.
– Они у нее буквально штопором вьются! – воскликнула Анжела, заканчивая рассказ. – Была когда-то такая актриса немого кино Мэри Пикфорд. Нынче о ней забыли, а в начале двадцатого века ее имя гремело и в Америке, и в Европе, и в России. Вот у Пикфорд была точь-в-точь такая прическа. Только, думаю, голливудской диве кудри накручивали щипцами, а Маринке эта красота от рождения досталась. Я ей здорово завидовала, когда наблюдала, как она, вымыв голову, руками пряди туда-сюда ворошит, а они сами собой укладываются. Мне-то требуются и пенка для объема, и фен, и брашинги, и лак… Использую все средства, гляну в зеркало – и расстраиваюсь, как было три волосины, так и осталось столько же.
Я машинально поправила свою прическу.
– Вы сказали, что ходите к золовке.
– Верно, – подтвердила Анжела.
– А родители тоже посещали дочь? – спросила я.
Осипова опустила глаза.
– Нет. Они… э… э… ну… понимаете…
– Не знали, где девушка? – подсказала я ей.
Анжела сложила ладони домиком.
– Дашенька, дорогая, поймите! Свекор со свекровью еле-еле встали на ноги после того, как оба заболели, узнав о том, чем занимается их дочь. Доктора нас с мужем предупредили: новый мощный стресс убьет пожилых людей. Ну что мы им могли сказать? Что Марина снимала клиентов на дороге? Что устроила аварию, в результате которой погибла другая девушка? Что их дочь – не только проститутка, но и убийца, а сейчас находится в клинике, и врачи уверены: остаток жизни Марина проведет в состоянии овоща? Да кому нужна такая правда! Представляете реакцию отца с матерью? Мы с Глебом решили ничего им не сообщать.