Но я знала, что последует дальше. Дальше будет удар сзади ногой по влагалищу, от которого я скорчусь на полу, если вообще не потеряю сознание. И я ждала его, стараясь угадать момент, когда он будет нанесен, чтобы быть готовой ответить на него.
И я угадала. Я всего чуть, на несколько сантиметров качнулась вправо и удар ее ноги пришелся в мою левую ногу. Едва только ее нога вошла в соприкосновение с моим телом, я резко развернулась в правую сторону, рассчитывая ребром ладони уже поднятой правой руки попасть блондинке чуть ниже уха.
Но она, стерва, ждала моего движения, а я стояла к ней спиной и не могла этого понять по ее взгляду. Она остановила меня прямым коротким ударом рукоятки пистолета в голову. Мгновенно наступила ночь. Я рухнула вниз и потеряла сознание…
ГЛАВА 9
Голова отчаянно болела. В глазах плавали разноцветные круги. Руки затекли, и я не сразу сообразила, почему я держу их поднятыми вверх над головой. Ногами я тоже не могла двигать свободно.
Когда я немного пришла в себя, до меня дошло, что я связана и лежу вместе со Светкой на той же кровати, руки и ноги мои связаны шнурами и притянуты к тем же самым кроватным стойкам. Платье с меня так же, как и со Светки, содрано, и что, собственно, лежу я прямо на ней, наполовину придавив ее своим телом.
Я попала в ту же самую ситуацию, что и Светка. Разница была только в том, что Светка была как бы распята на кровати, у меня же руки и ноги были связаны попарно. И лежала я на кровати по диагонали, придавив своей голой спиной голый Светкин живот.
Заставить себя посмотреть Светке в лицо я не могла, стыдно было.
– Не бойся, Светик. Держись. Все будет хорошо, – пробормотала я, не теряя надежды только потому, что я никогда ее не теряю.
Светка ничего не отвечала и только судорожно всхлипывала.
Я попыталась оглядеться, насколько позволяла ситуация. Мне была видна только часть комнаты, остальное пространство закрывали мое и Светкино тела. В той половине спальни, которая была видна мне, я никого не увидела. Кресло, где недавно жался председатель кооператива, пустовало. Уже хорошо.
– Света, они ушли? – тихо спросила я. Светка ничего не ответила, а только разревелась. Скосив глаза в ее сторону, я увидела, что она утвердительно кивает головой.
Это меня несколько приободрило. Я начала шевелить запястьями, расшатывая узлы на шнуре, которым были связаны руки. Шнур постепенно ослабевал, и мне уже почти удалось выдернуть одну руку, как дверь начала медленно открываться… И – о боже! В спальню ввалился Федор. Я застыла, как парализованная.
Глаза у него до сих пор были с чайные блюдца. В правой руке он сжимал свой «макаров», под мышкой этой же руки у него торчал мой гаечный ключ, а левой он держался за свои яйца и болезненно морщился. На наши со Светкой обнаженные тела он смотрел с отвращением, смешанным со страхом.
Федор осторожно опустил свой зад в кресло, бережно пристраивая распухшие яйца, бросил пистолет на тумбочку и, поигрывая гаечным ключом, разглядывал нас со Светкой. Прикидывал, не опасно ли ко мне приближаться… На расстояние гаечного ключа…
Я не шевелилась. Пока Федор ведет себя спокойно, нужно обдумать ситуацию: настолько ли она катастрофична, как кажется на первый взгляд? Итак, нас со Светкой нейтрализовали. Светка-то ладно, какой из нее боец? Да и головка у нее слабенькая, чтобы адекватно оценивать ситуацию, с этой точки зрения она тоже – помощник никакой. Интуиция у нее есть какая-никакая, но и то – только в том, что касается наших с нею межличностных женских штучек. Поэтому Светке-то извинительно, что она попала в такую ситуацию.
А я? Я действовала, как самая последняя бездарь. Я совершила столько ошибок, что любая квалификационная комиссия с полным правом отняла бы у меня лицензию, дающую право заниматься частным сыском. Да еще и «волчий билет» выдала бы, лишив меня пожизненно права заниматься какими-либо расследованиями.
Какие ошибки? Теперь-то я видела какие! Но утешало это меня мало. Я хорошо понимала, что на смертном одре поздно сожалеть об ошибках молодости, но все же не думать о них не могла.
Прежде всего, я с самого начала была настроена слишком скептически. Я не верила, что Людочку и в самом деле кто-то преследует, что это не мистификация с ее стороны, не случайное стечение обстоятельств. А почему, собственно, не верила? Только потому, что Людочку привезла ко мне Светка и я, пора уж признаться в этом самой себе, всерьез ее приревновала. И уже не могла воспринимать эту Людочку всерьез, опуская ее в своих глазах на уровень инфантильной дурочки. И это была первая ошибка. Не такая уж она и дурочка, какой привыкла выглядеть.
Я вдруг вспомнила, как Людочка заторопилась выпроводить из спальни задержанного мной Валентина Петровича, председателя кооператива. Какие-то дела у них есть между собой, о которых Людочка умалчивает. Почему она об этом ни слова не сказала?
Я тут же вспомнила и о второй своей ошибке. Когда Людочка уже выпроводила председателя кооператива, я только тогда сообразила, что так и не успела познакомиться с содержимым его портфеля. Конечно, никакой не тротил у него там хранится, но тоже что-то весьма интересное. Недаром он так волновался, когда я спрашивала о портфеле… Надо было раскрутить этого председателя как следует. Я уверена, что смогла бы многое из него вытащить.
Следующая ошибка – я совсем не интересовалась версией о Людочкиных соседях снизу. Меня сильно сбила бытовая мотивация – испорченные потолки, обычная соседская неприязнь, склока, одним словом. Вот тебе, Танечка, и склока, съязвила я в свой адрес. В результате эти самые соседи заинтересовались мной раньше, чем я ими. И, надо признаться, очень эффективно они мной заинтересовались. Удача им в этом способствовала.
Так, где еще я прокололась?.. Впрочем, хватит об этом. Что толку толочь воду в ступе? Самобичевание сейчас не поможет. А вот подумать, как дальше будут события разворачиваться, стоит…
Вопрос первый: куда делась блондинка?
Ну, тут гадать особо нечего – конечно же, они с председателем кооператива отправились искать Людочку. И как только они ее найдут, конец придет не только Людочке, но и нам со Светкой. Впрочем, если я не найду способ как-то освободиться или не вмешается какая-нибудь случайность, нам со Светкой конец в любом случае, обнаружат они Людочку или не обнаружат.
Вопрос второй, он же последний, – как долго они будут Людочку искать? Не заглянуть на чердак может, конечно, только последний идиот. Была, конечно, слабая-слабая надежда на Леню, но если говорить честно, что сможет Леня против этой вооруженной и вполне профессионально держащейся верзилы? Да ни-че-го абсолютно! Шлепнет она его одной левой. Или правой. Но шлепнет.
Итого: раз, два, три, четыре трупа. Зачем вообще только ввязались в это дело! Надо было предоставить Людочке выкарабкиваться самой. Может быть, тогда одним трупом дело обошлось бы? И то – не нашим со Светкой… Хотелось бы в это верить.
Размышляя так, я продолжала потихоньку ослаблять стягивавший запястья шнур. Я делала это, не особенно даже скрываясь, поскольку заметила, что Федора гораздо больше интересуют наши со Светкой груди и лобки, чем то, надежно ли привязаны наши руки. По крайней мере, взгляд его был четко фиксирован.
И мне фактически уже удалось развязать руки, когда Федор вдруг зашевелился в кресле. Видно, сексуальная озабоченность не давала-таки ему покоя.
Срывая с нас одежду, блондинка преследовала вполне прагматическую цель – ограничить наши действия, создать нам лишние проблемы на тот случай, если нам удастся освободиться. Мы вынуждены были бы искать себе какую-то одежду, как-то прикрыться хотя бы, прежде чем куда-то отправляться. Не привыкли мы голышом по улицам бегать. Наверное, потому, что не в Африке живем… Голый человек в России всегда себя чувствует неуверенно.
А неуверенность – это уже поражение…
Но вот чего она не учла – так это реакции Федора на наши обнаженные тела. Между прочим, что я, что Светка… Фигуры фотомоделей, у обеих – длинные ноги, чувственные, чуть-чуть припухлые животы, узкие подвижные бедра, упругие ягодицы, шеи – без единой морщинки, ноги – без единой хоть чуточку вздувшейся вены. А груди! У мужиков головы кружатся от наших со Светкой грудей! Проверено… Кстати, тела у нас с нею очень похожи, она только ростом чуть пониже меня… И в бедрах чуть пошире.
Поэтому реакцию Федора можно было, конечно, не только понять, но и предвидеть. У блондинки, вероятно, под влиянием частых взглядов в зеркало сместились эстетические представления о женской красоте… И мы со Светкой, должно быть, показались ей совершенно несоблазнительными для мужчин. Поэтому она так спокойно оставляла Федора с нами наедине. А может быть, она просто как-то подзабыла о том, что сексуально озабоченный мужчина с самого начала проигрывает той женщине, которая его озаботила. Ну и не увидела ничего страшного, если Федор и трахнет нас со Светкой пару раз… Или даже не пару…
И сейчас он как раз и собирался начать это делать. Про гаечный ключ он, наверное, забыл уже. Да и руки у меня теперь связаны. Федор не видел препятствий для осуществления своего желания. Что ж, это даже к лучшему. Возбужденный мужчина плохо осознает реальность. Для него ничего не существует, кроме его удовлетворения. Мы, женщины, этим, собственно, всегда пользуемся. Воспользуюсь я этим и на этот раз. Лишь бы он не заметил, что руки у меня развязаны, и не лишил меня хорошего шанса устроить ему еще один облом.
Федор подошел вплотную к кровати, ладонью, напоминающей совковую лопату, похлопал нас со Светкой по грудям, потрепал волосы на лобках. Не знал, с кого начать… Обе соблазнительны.
Выбрал он меня. Наверное, потому, что лежала сверху… Он расстегнул «молнию» на брюках и вывалил из них свой полуметровый шлагбаум. О боже! Нечто подобное я видела только однажды: давным-давно в детстве, в деревне, когда дедушка запрягал жеребца, чтобы ехать за сеном…
Кто знает, находись все мы в другой ситуации, может быть, это вызвало бы даже мой интерес, граничащий с возбуждением, но не сейчас. И я ждала подходящего момента для удара.
Но едва Федор взялся за мои ноги и попробовал их раздвинуть, как тут же понял, что ничего не получится, пока они связаны. Он досадливо запыхтел на задержку и за несколько секунд ноги мне развязал. Я была фактически полностью освобождена от веревок. Федор подтащил меня к краю кровати, дернул мои ноги в разные стороны, приставил ко мне свой шлагбаум. Я даже на миг поразилась, как же это все может войти в меня. Ведь это же – до желудка, а то и дальше… Но устраивать эксперимент, чтобы узнать это, я все же не стала. Руки у меня давно уже были закинуты за голову. Обеими руками я ударила его в основание шеи с обеих сторон. Удар, неоднократно мною проверенный.
Он так и не успел войти в меня, но не потому, что мне удалось его вырубить. Когда я уже наносила удар, дверь с шумом распахнулась, и в дверном проеме возник… Леня! Для меня это была полная неожиданность, и рука моя очень некстати дрогнула.
Федор дернулся назад на шум, полуобернулся, и мой удар пришелся ему в кости черепа повыше ушей. Впечатление было такое, будто я ударила по чему-то железобетонному, по какому-то «абсолютно жесткому телу», не знаю уж, есть ли такое понятие в физике, я в ней не сильна. Но в моих ощущениях оно точно было. Я даже понимала, что оно означает, хотя вряд ли могла бы объяснить.
Короче, Федор моего удара, кажется, не почувствовал. Он целиком был поглощен созерцанием появившегося в дверях Лени. Да надо сказать – было на что посмотреть! Ленины глаза сверкали, как божья гроза. Он стоял, чуть пригнувшись, в боевой стойке, одна рука немного вперед, корпус слегка развернут – прямо тигр, готовый к прыжку. Наверное, в этот момент он себе ужасно нравился. Но нападать на Федора он не спешил. Медлил почему-то. Вероятно, подозревал, что дальше он может не так себе понравиться. Что это последняя картинка, которой можно полюбоваться.
Федор наконец на Леню насмотрелся и решил что-то предпринять.
– Суслик! – сказал он удивленно. – Ты откуда это взялся?
– Й-а! – заорал Леня, плавным движением отвел правую ногу немного назад и, вытянув ее в шпагате, врезал Федору подъемом по уху.
С таким же успехом он мог врезать и по косяку. Федор даже не шелохнулся.
– О-о! – сказал он еще более удивленно. И потряс пальцем в ухе, по которому получил удар. Видно, слегка заложило.
Затем он поднял правую руку на уровень головы и хотел прямым ударом стукнуть Леню открытой ладонью. Не знаю, выдержала бы Ленина голова этот удар, но закончить его Федору не дала я.
Пока Федор разглядывал Леню и чесал свое ухо, я успела осторожно дотянуться до «макарова», брошенного Федором на тумбочку. Я взяла его для верности в обе руки и со всей, на какую только была способна, силой стукнула рукояткой по Фединой макушке.
Федор осел на пол. Леня тут же подскочил ближе, схватил тумбочку, поднял ее над головой и с силой опустил на темечко Федору. Тумбочка рассыпалась. Федор свалился на пол рядом с кроватью.
Леня уставился на меня тупым взглядом. Вернее, на мои груди. Куда же он еще мог уставиться? «Что-то ты, дружочек, слишком часто меня сегодня разглядываешь. Причем с разных сторон».
– Что смотришь? – крикнула я ему. – Было слишком жарко, чтобы париться в одежде. Где Людка?
Он указал пальцем наверх.
– Развяжи и найди ей что надеть, – приказала я ему, кивнув на Светку, а сама бросилась стаскивать с Федора футболку с надписью «Active Team».
«Какая ты, к черту, активная команда, дерьмо неповоротливое!» – ругалась я вполголоса, отцепляя от его носа зацепившуюся футболку. Футболка воняла Фединым потом, но мне было на это сейчас наплевать. Я бы и так могла бежать на поиски Людочки, но вдруг кто-то встретится на пути – зачем мне лишние проблемы. Я даже в зеркало не стала на себя смотреть, как я выгляжу в трофейной футболке, – до того я торопилась. А выглядела я, наверное, пикантно – в широченной, раз в пять шире меня, обвисшей до колен, потной футболке, с пистолетом в руке…
Оставив Леню освобождать Светку, я помчалась на чердак, не забывая, впрочем, об осторожности – блондинка была вооружена, да и председатель, возможно, тоже. Ожидать от них можно было всего.
ГЛАВА 10
Я прекрасно понимаю, что для суда предполагаемая неспособность совершить убийство не является доказательством невиновности. Но для меня этого вполне достаточно, чтобы оправдать человека.
Именно поэтому я сняла все подозрения с Лени, едва убедилась, что самое большее, на что он способен, – театральная бравада, самолюбование, замешанное на комплексе неполноценности, картинные позы и склонность к переоценке собственных возможностей. Он может сколько угодно представлять себя главным героем крутого триллера, но, когда дело доходит до обдуманного убийства, шелуха с Лениных мозгов слетает и он четко представляет себе всю социальную машину, против которой он себя ставит в случае, если совершает преступление.
Леню я сразу вычеркнула из списка подозреваемых. И, как видите, не ошиблась. Леня, конечно, не мог подчиниться моему приказу не отлучаться с чердака, теперь я понимала, что не подумала об этом вовремя, и тем самым совершила еще одну ошибку. Хотя, сложись все по-другому, может быть, мне и не удалось бы без его помощи освободиться от столь плотной опеки Федора. Появился Леня, надо сказать, очень вовремя. Ну, не спас, конечно, в конце концов, справилась бы и без него, но помог сильно.
Об этом я думала, скача, как коза, по лестнице с десятого этажа на одиннадцатый.
Осторожно выглянув из-за угла в холл одиннадцатого этажа и не увидев там ни души, я в три прыжка оказалась у двери на чердак и, выставив пистолет перед собой, устремилась наверх.
Открыв дверь в чердачное помещение, я прислушалась. Любой шорох, любое перекатывание на месте, покашливание, шумное дыхание – все, что угодно, – было бы для меня сигналом к действию. Но чердак отвечал моему напряженному слуху полным безмолвием. Лишь едва слышно ровным шумовым фоном бежала вода в трубах.
Я почему-то сразу поверила, что чердак был пуст. Живой Людочки на нем не было. Но убедиться в том, что на чердаке не было и ее трупа, что розыски стоит продолжать, я считала необходимым.
Без особого труда мне удалось разыскать место Лениной лежки. Там было пусто. Бутылки портвейна, теперь уже обе пустые, валялись на прежнем месте. Книги тоже лежали там, где я их видела в прошлый раз. Никаких следов борьбы, пятен крови, ничего…
Людочки на чердаке не было – ни живой, ни мертвой. Что с ней случилось и куда она могла скрыться – можно было только гадать.
Чертыхаясь, я вновь спустилась на одиннадцатый этаж. Хочу я этого или нет, нужно было обследовать Людочкину квартиру. Вероятности, конечно, мало, но она могла попытаться укрыться и там. Хотя это было бы самое неумное решение из всех возможных. Но такова уж специфика Людочкиной жизни – как правило, далеко не самое умное решение оказывается для нее самым популярным.
Дверь в квартиру была открыта, и я не могла вспомнить, закрывали мы ее с Людочкой, когда бросились искать пропавшую Светку, или нет. Так и не решив этот вопрос, я потихоньку, стараясь не шуметь, открыла дверь и осторожно двинулась по коридору.
Мне пришлось повторить свой маршрут, которым я прошла по квартире в самом начале всей этой сегодняшней истории, когда обнаружила в спальне председателя кооператива. Все повторилось буквально так же, как и прошлый раз. Кроме, пожалуй, того, что на глаза мне не попался его раздутый портфель.
Подходя к дверям Людочкиной спальни, я уже подшучивала над собой:
«Сейчас ты откроешь дверь, увидишь этого самого Валентина Петровича сидящим на кровати в прежней задумчивой позе, и, чтобы быть последовательной, тебе придется уже не только ремень у него из брюк вынимать, а заставить снять брюки совсем…»