— Ну и что? — наконец спросил он, глядя на меня с таким видом, точно ожидал, что я сию минуту открою ему какую-то страшную тайну. Ни одной тайны на примете у меня не было.
— Ничего, — пожала я плечами. — Но разгадка в этих самых фотографиях.
— Дай-ка я еще раз посмотрю, — проворчал Денис, сгребая снимки себе на колени. На одном он задержал взгляд. — Вот этого парня я знаю, — убежденно заявил он, — то есть не знаю, а видел. У него «Фольксваген» длинный такой, он живет около рынка. Я ему машину мыл. Крутой. Вовка говорил, бандит. Пушку у него я своими глазами видел.
— А этот, со шрамом? — на всякий случай спросила я.
— Не-а. Этого не видел.
Я призадумалась: если на фото бандиты (где один, там и другие) и проститутки… то почему тогда два милиционера предположительно из-за этой пленки убивают человека? Уж, верно, не из-за того, что запечатлены на ней скромные бандитские посиделки. Выходит, кому-то из этих двоих главных действующих лиц пленки быть среди этой публики не положено. Возможно, старший — это милицейский чин. Тогда все выглядит вполне логично: предположим, этот лысоватый, являясь ответственным работником, якшается с бандитами, чему есть вещественное доказательство: пленка. Кто-то, предположительно Андрей, пытается его каким-либо образом шантажировать. Лысому ничего не остается, как послать к нему своих людей. Что-то происходит, и они убивают Андрея, так и не заполучив пленку. Невольными свидетелями всего этого оказываемся мы с Денисом, поэтому неприятности и посыпались на нас, словно из рога изобилия. Если я права, у нас есть два выхода: вернуть этому типу пленку, в обмен на обещание тихой и спокойной жизни — я, безусловно, предпочла бы этот вариант, но обещания даются легко, а выполняются не всегда, второй вариант мне не нравился: найти людей, из милиции разумеется, способных решить эту проблему, передать пленку им и… жить как на бочке с порохом, ожидая, что из этого выйдет. В общем, перспективы не радовали. В обоих случаях ничего хорошего будущее нам не обещало, и я запечалилась. Свидетельские показания, суета, нервы — прощай спокойная работа, привычная жизнь и… сроки сдачи рисунков. Я глухо простонала, в ответ тут как тут возник внутренний голос:
«Нашла о чем переживать… Вспомни, каким воровским способом ты пробиралась в свою квартиру, а не хочешь ли опять на помойку?»
Посоветовав ему заткнуться, я попробовала мыслить здраво. Проблема ждет решения, доброхотов потрудиться за меня нет, следовательно, придется повкалывать самой. Первое, что надо сделать: выяснить, кто же такой этот лысый? А как, интересно, я это выясню? На улице к прохожим начну приставать с вопросом: «Не скажете ли вы, кто изображен на этой фотографии»? Можно пойти в редакцию какой-либо газеты (а можно ли будет выйти оттуда?) или прямиком в областную прокуратуру (а лысый как раз и есть прокурор или его близкий родственник), кажется, у меня начинается шизофрения, враги мерещатся за каждым углом. Но как-то я должна получить ответ на этот вопрос. Вот тут я вспомнила о Саше, своем соседе. Что, если позвонить ему, договориться о встрече и заодно переложить все свои проблемы на плечи малознакомого человека? В конце концов, почему бы и нет? Я — лицо гражданское, и заниматься проблемами чистоты рядов в органах не мое дело. Вопрос, захочет ли Саша со мной встретиться? С его точки зрения, я едва ли не преступница. Из дома сбежала, а нашему человеку незачем бегать из дома, если он чист перед законом. Опять же, предположим, Саша согласится, но как я узнаю, что он решил помочь, а не затеял сдать меня с рук на руки тем же органам, кстати, как милиционер, именно это он обязан сделать. Чушь какая-то… Я позвоню и поговорю с ним, а уж потом буду решать: стоит ему верить или нет…
Через десять минут я уже звонила Саше, дома его не оказалось. Я брела к машине, стараясь придать себе бодрый вид. Денис с сомнением поглядывал на меня с заднего сиденья.
— Чего? — спросил он хмуро.
— Никого нет, дома то есть. А рабочий телефон я не знаю.
— А он кто, этот Саша? Твой приятель?
— Он мой сосед. По-моему, хороший парень.
— У тебя с ним что было?
— Что значит «было»? — возмутилась я.
— То и значит. Одно дело — соседка, а другое — подружка. Ты ж не глупая, понимать должна. С какой стати тебе помогать, если вы чужие люди?
— С такой, что человек человеку друг.
— Это кто сказал? Я вот слышал по-другому.
— Много лишнего ты успел услышать в своей жизни. В общем, так, едем к твоей мамаше, роль похитительницы мне совсем не нравится. Решим этот вопрос, еще раз позвоним Саше, когда-нибудь он появится дома.
Я придала себе глубокомысленный вид, изо всех сил стараясь убедить мальчишку, что у меня есть какой-то план и я знаю, что нам следует делать. На самом деле я ничего не знала. Очень хотелось переложить все проблемы на чужие плечи, по возможности, широкие. Вернуться к любимой книжке, рисункам, привычной жизни… Стоп, об этом лучше не думать, не то я опять раскисну и, чего доброго, начну реветь. Денис сказал: я крутая, вот и проявляй свою крутость, действуй, одним словом.
По дороге к дому Дениса я еще раз нанесла удар по бюджету и купила мороженое: ему и себе. Денис скривился, но свое съел моментально, из чего я заключила, что передо мной вполне нормальный ребенок, который любит все, что положено любить детям в его возрасте. Себя я осчастливила, чтоб хоть как-то поддержать пошатнувшуюся веру в собственные силы, вкусное и сладкое действует на меня успокоительно.
Конечно, вот так запросто въехать во двор мы не рискнули. Денис, знавший округу лучше, чем я собственную кухню, объяснил, где можно безбоязненно оставить машину, и повел меня немыслимыми закоулками, то нырял за покосившиеся деревянные сараи, то бежал торопливо через дворы, заросшие сиренью и шиповником. Минут через десять я окончательно перестала ориентироваться и, мысленно махнув рукой, следовала за ним, положившись на то, что мальчишка куда-то меня выведет.
Вывел он меня к детскому саду. Точнее, здание впереди когда-то было детским садом, потом его, как видно, решили капитально отремонтировать, но, основательно разломав, по неизвестной причине передумали. Тихое местечко облюбовали местные ребятишки. Мы прошли через сад и оказались возле деревянной беседки, здесь, лежа, сидя и стоя, обреталось человек десять мальчишек приблизительно одного возраста: на вид им было не больше тринадцати. Все одинаково чумазые и какие-то брошенные. Наше появление вызвало интерес: разговоры стихли, в глазах вспыхнуло любопытство.
— Здравствуйте, — сказала я, мне недружно ответили. Денис за руку поздоровался с длинным мальчишкой, рукопожатие было замысловатым и несколько комичным, а парень рослым и широкоплечим.
— Тебя искали, — сказал он Денису.
— Кто? — спросил тот.
— Два мужика на «Хонде», серая, шикарная тачка, Тепа номер записал. — Тепа, сидевший справа, торопливо кивнул. — Выспрашивали, где ты можешь быть. Мы им много чего нарассказывали. Про нее тоже спрашивали, — тут он кивнул в мою сторону. — Само собой, ее в жизни не видели. Они фотографию показали, — заметил он, глядя на меня.
Сообщение удивило и обеспокоило: фотографировалась я весьма неохотно и последние пять лет своих фотографий никому не дарила. Может быть, они позаимствовали одну из них в моей квартире или вовсе раздобыли ее неведомо где. Это встревожило.
— Как думаешь, кто это был? — хмуро поинтересовался Денис у друга.
— Бандиты, — сурово ответил тот. — Тупому ясно.
— Почему? — удивилась я, вмешательство каких-то бандитов ничего хорошего не сулило, мне вполне хватает милиционера Васи с дружком.
— Почему, почему, — передразнил меня мальчишка. — У меня глаза есть.
— Ты кого-нибудь из них раньше видел? — попробовала я внести ясность.
— Нет, — он поморщился, — и так понятно.
— Может, тебе и понятно, — начала я и замолчала: чего я хочу от ребенка? К тому же мальчишка скорее всего прав: они столько времени болтаются по улицам и столько всего повидать успели, что их чутью можно верить. — Тебя как зовут? — спросила я.
— Вовка.
— Вова, они что, приехали, подошли к вам и стали расспрашивать о Денисе?
— Ага. Мы сидели во дворе, подваливают эти двое, ну и стали выпытывать. Мы сразу смекнули и принялись заливать. Потом один фотку твою достает: говорит, случайно здесь не видели? Нет, говорим. Потом к Денькиной матери пошли выяснять, где он и что… Но она не открыла. Они убрались, а потом опять приезжали, их тачку Костик засек, самих, правда, не видел.
Я протянула одну из фотографий и спросила:
— Здесь их нет? — Вовка отрицательно покачал головой, потом взял фото из моих рук и, внимательно рассмотрев, заявил:
— А вот этого я знаю. Он у нас тачку мыл. Денис, помнишь? — Имя Дениса он произносил на английский манер с ударением на первый слог.
— Помню, — кивнул тот.
— Значит, не эти? — бог знает чему огорчилась я. — Ладно. Что дальше было, рассказывайте…
Я протянула одну из фотографий и спросила:
— Здесь их нет? — Вовка отрицательно покачал головой, потом взял фото из моих рук и, внимательно рассмотрев, заявил:
— А вот этого я знаю. Он у нас тачку мыл. Денис, помнишь? — Имя Дениса он произносил на английский манер с ударением на первый слог.
— Помню, — кивнул тот.
— Значит, не эти? — бог знает чему огорчилась я. — Ладно. Что дальше было, рассказывайте…
— Так ничего не было. Никто не появлялся.
— А милиция?
— Не было никакой милиции, — ответил Вовка. — Мы б знали…
— Я сама по радио слышала: нас ищут…
— Ну… Только здесь никто не появлялся.
— Она думает, мамка в ментовку заявила, — пояснил Денис.
Вовка презрительно фыркнул.
— Да она который день не просыхает, до ментовки ей не дойти.
— Но кто-то ведь заявил, — пожала я плечами. Это повергло ребят в размышления.
— Ладно, оставим эту загадку на потом, — сказала я. — Нам надо увидеться с его мамой. Это может быть опасным: в историю мы влипли неприятную, поэтому осторожность не помешает. Поможете?
— Чего делать? — спросил Вовка.
— Проверить прилегающие к дому дворы. Нет ли там подозрительных машин, а также не сидят ли где незнакомые типы. Кому-нибудь придется сходить к маме Дениса, чтоб узнать, одна она в квартире или у нее гости. Сможете?
— Само собой.
— Мы здесь подождем, — сказала я.
Через полчаса меня заверили, что ничего мало-мальски подозрительного в округе не наблюдается. Вовка догадался поставить мальчишек на всех углах по пути к дому, так что, если вдруг ситуация изменится, мы быстро будем извещены об этом. Матери Дениса дома не оказалось, Вовка лично ходил к ней, долго звонил, но дверь так и не открыли.
— У тебя ключ есть? — спросила я Дениса.
— Есть. Только чего домой идти, если мамки все равно нет?
— Одежду взять и записку оставить, чтобы она не волновалась.
— Да она не волнуется, небось посуду сдавать пошла или денег стрельнуть…
— Прекрати, — нахмурилась я. — Мы идем к тебе домой, и ты оставишь маме записку. Понял?
— Понял, — нехотя кивнул он, и мы пошли. Вовка отправился с нами, он посвистывал, и время от времени откуда-то доносились ответные трели, но ни одного из разведчиков мне обнаружить не удалось.
Таким образом мы добрались до квартиры, и я на всякий случай позвонила в дверь. Никто не открыл. Денис извлек ключ из кармана, замок щелкнул, и мальчишка вошел в темноту прихожей. Впоследствии я очень сожалела, что позволила ему сделать это. Он шагнул, обо что-то споткнулся и упал, но не закричал, а вдруг как-то странно пискнул и сразу затих. В этот момент Вовка, который в чужой квартире ориентировался намного лучше меня, нашел выключатель. Вспыхнул свет, а я увидела картину, которую не забуду до конца жизни. Поперек прихожей лежала женщина в одном белье, руки и ноги раскинуты в стороны, взгляд устремлен в потолк, я не сразу сообразила, что голова ее буквально расколота… Денис лежал на груди матери: в темноте споткнувшись о ее тело, он не устоял на ногах. Рука угодила в лужу крови. Он, приподняв голову, смотрел матери в лицо и трясся мелкой дрожью. Вовка попятился, потом, точно опомнившись, захлопнул дверь и замер, вытаращив глаза, а я бросилась к Денису. Подняла его и, схватив за руку, лихорадочно терла детскую ладошку носовым платком, точно самое главное сейчас было очистить ее от крови; если рука вдруг станет чистой, весь этот кошмар сам по себе исчезнет и ребенок не будет стоять вот так, сотрясаясь всем телом.
Мне очень хотелось закричать: громко, пронзительно, чтоб виски заломило, вместо этого я стиснула зубы, сунула платок в карман и легонько встряхнула мальчишку за плечи. Он открыл рот, пожевал губами и позвал:
— Мама… мамочка…
Если бы он заплакал или начал биться в истерике, было бы легче пережить все это, но он стоял, бессмысленно тараща глаза и повторяя: «Мама… мамочка…», а я хотела умереть сиюминутно и на том самом месте, где стою, чтобы только не видеть и не слышать всего этого. Вдруг Вовка, издав странный писк, распахнул дверь и бросился вон. Это сработало как сигнал. С трудом понимая, что делаю, я схватила Дениса за руку и бросилась следом. Я бежала, ничего не видя и не слыша вокруг, и тащила за собой мальчишку, точно собачонку на поводке. Уже в машине заперла двери и, обняв Дениса за плечи, с силой прижала к себе. Слов я не находила, да и не смогла бы произнести их в тот момент. Денис все еще дрожал и не плакал, это пугало меня больше всего. Потом высвободился из моих рук, посмотрел почти спокойно и сказал:
— Они и нас убьют.
— Нет, — ответила я, втайне удивляясь своей решительности. — Никто нас не убьет. Денис обреченно покачал головой.
— Убьют. Они убили Андрея и убили маму. И нас убьют. И ничего им за это не будет. Они никого не боятся.
— Еще как боятся, — заверила я. — Они люди, только очень плохие. И нас с тобой они тоже боятся: тебя и меня.
— Нет, — сказал он и покачал головой. — Они убили маму и нас убьют…
Я взяла его за плечи и встряхнула довольно грубо.
— Ну-ка, посмотри на меня, — попросила я, нахмурившись. — И послушай: никто нас не убьет. Твоя мама не знала, что происходит, и они застали ее врасплох. А мы знаем. Мы будем очень осторожными и не дадим себя поймать.
Я смотрела в его глаза и молила Бога, чтобы мальчишка заплакал. Но глаза его были отчаянно сухими, и я, известная плакса и нытик, не могла выжать из себя ни единой слезинки. Что-то странное происходило со мной в те минуты: может, спятила я раньше, но это как-то не бросалось в глаза, а в этот момент что-то в мозгу лопнуло или порвалось, и я перестала быть нормальным человеком, способным рассуждать здраво, все сместилось, и мир приобрел иную окраску: в нем преобладали кроваво-красные тона. В общем, я нисколько не удивилась тому, что произошло впоследствии. А произошло вот что: Денис высвободился из моих рук, уставился в окно и произнес с горечью:
— Они убили мою маму, а всем все равно.
— Прекрати, — сказала я. — Это не правда. Тебе не все равно и мне тоже.
— А что мы можем против них? — хмыкнул Денис и даже покачал головой. Тогда я развернула его к себе и, глядя в глаза, заявила:
— Слушай меня. Мы их найдем. Тех двоих на «Хонде», что убили твою маму. И посадим в тюрьму.
— Не посадим, — убежденно заявил мальчишка. — Они менты и никого не боятся. У них все схвачено.
— Плевать, — ответила я. — Если мы не сможем их посадить, значит, я просто возьму и убью их. Посмотри на меня… Они поплатятся. Ты мне веришь? — Мы сидели и таращились в глаза друг друга. — Ты мне веришь? — повторила я.
Он кивнул и наконец заплакал. Мы посидели обнявшись, слегка раскачиваясь, Денис всхлипывал и жался ко мне, а я гладила его плечи, смотрела в окно и думала: «Ну, вот, наконец-то я сошла с ума по-настоящему», — но эта мысль не особенно меня пугала. Если честно, мне было наплевать: спятила я или нет. Мне только очень хотелось верить, что я смогу сдержать данное ему обещание. Не помню, сколько мы так сидели, забыв про то, что нас скорее всего ищут, мальчишка начал успокаиваться, а я сказала:
— Выше нос, — и протянула ему руку.
— Не так, — покачал он головой и стал обучать премудростям особого рукопожатия. Со второго раза я запомнила и больше не путалась. Он подставил ладонь, я ударила по ней и сказала:
— Раз, — потом пришла его очередь, и он сказал:
— Два, — потом ладони сошлись, и мы вместе закончили:
— Чика.
Я завела машину.
— Надо сообщить в милицию.
— Зачем? — испугался Денис.
— Твоя мама не должна там лежать… а потом я позвоню Саше.
Сашу удалось застать дома, моему звонку он очень удивился.
— Что происходит? — спросил торопливо. — Тебя ищут… это ведь все чепуха, верно?
— Если ты имеешь в виду похищение ребенка, конечно, — ответила я, втайне поражаясь своей способности говорить спокойно. — Боюсь, все остальное совсем не чепуха. Саша, я понимаю, мой звонок к тебе, должно быть, выглядит странно, но… в общем, обратиться мне больше не к кому. Встречаться со мной сейчас — значит для тебя нарушить профессиональную этику…
— Что за глупость ты говоришь, — перебил он. — Что вообще происходит?
— Приезжай, и я все тебе расскажу, — попросила я и с огромным облегчением услышала:
— Говори куда, я сейчас же подъеду.
— Он поможет? — спросил Денис, когда я вернулась в машину.
— Надеюсь. Идем, он подъедет через полчаса, у нас еще много дел.
Мы вошли в парк и направились к старой тренировочной вышке: когда-то желающие могли спрыгнуть с нее с парашютом. Это развлечение давно исчезло из аттракционов парка, но вышка осталась, ребятишки использовали ее по иному, неведомому взрослым назначению. Мы подошли ближе.
— Площадку видишь? — спросила я Дениса.
— Ну…
— Лезь туда. Ляжешь и понаблюдаешь за аллеей. Он должен подойти вон к той скамье у фонтана. Если все нормально, дашь знать. Если хоть что-то покажется тебе подозрительным, свистнешь дважды. Сзади нас дыра в заборе, думаю, удрать мы сможем. Если они меня все-таки прихватят, ты смирно лежишь на своем месте и никуда не суешься. Потом пойдешь к моему другу, его зовут Костя, адрес я тебе напишу.