— Иди ко мне, — позвала я Дениса. Он перелез на переднее сиденье, и мы обнялись. — Все хорошо, — сморозила я жуткую глупость, но придумать что-нибудь поумнее мне не удалось.
— Саш, меня в тюрьму посадят? — спросил он тихо. Я подумала, потом попросила:
— Посмотри-ка на меня. Это я убила обоих. Я. А ты никогда не стрелял и забудь об этом. Они были плохими людьми, они хотели нас убить, что мы еще могли сделать? — Я погладила его спину и добавила:
— Ты молодчина. Без тебя нам бы не выкрутиться.
— Я так испугался… Когда этот гад тебя ударил… Я даже не помню, как нажал на курок. Я просто испугался, и револьвер как-то сам выстрелил… — Денис поежился и вдруг сказал:
— Саша, что это?
Я провела рукой по свитеру и только тогда сообразила, что он насквозь пропитан кровью.
— Он тебя ранил, да? — испуганно зашептал Денис, левое веко у него стало дергаться, я протянула руку и коснулась его лица.
— Все нормально. Зацепил немного, с перепугу я даже не почувствовала. Кончай трястись, не умру же я… лучше поищи аптечку.
Денис полез на заднее сиденье, а я прикрыла глаза. Во рту было сухо, голова кружилась, боль в боку стала ноющей, надсадной.
«А что, если я умру? — с ужасом подумала я. — Ночью, во сне, а Денис проснется утром рядом с трупом… у него и так глаз дергается…»
— Нашел, — обрадовался он, возвращаясь на сиденье рядом со мной, руки его дрожали, он кусал губы, но в общем держался молодцом.
Я стащила свитер и осмотрела свой бок… Господи боже… Неужели там во мне и правда пуля? Нет, тогда бы я умерла. Но ведь не все умирают сразу… и крови-то сколько… самое время упасть в обморок. Один раз я уже видела себя окровавленной: лет двадцать назад, в пионерском лагере. Я умудрилась встать на разбитую бутылку и разрезала пятку, бежала к пионервожатой, оставляя на пути кровавый след. Именно это меня и доконало, я хлопнулась в обморок, радуясь возможности ничего вокруг не видеть. Сейчас было самое время сделать то же самое. Но рядом сидел Денис, а не пионервожатая, и об обмороке нечего было и мечтать.
— Пуля прошла вскользь, — с умным видом заявила я. — Повезло, только задело слегка.
«И откуда во мне столько крови? Говорят, в человеке литра четыре, не больше, а из меня, верно, целое ведро вылилось: и тут не как у людей». Я скомкала бинт и стала аккуратно вытирать бок, челюсти сводило от боли. Через несколько минут кровь я немного смыла, но рана теперь выглядела еще ужаснее. Я точно знала: ее надо чем-то обработать, иначе будет заражение и я умру.
— Найди стрептоцид, — попросила я Дениса, чтобы отвлечь его от созерцания моих ран и чем-то занять. Таблетки нашлись, я растолкла их и посыпала рану. Смотреть на свой бок было невыносимо до тошноты. Как люди могут работать хирургами? Ужас какой!.. «А что, если все это начнет гнить и воспаляться, не помню, как данный процесс правильно называется… А если там во мне действительно пуля, что она будет делать? Конечно, не пуля что-то будет делать, а как все это будет происходить? Я умру сразу или какое-то время смогу двигаться, постепенно теряя силы? Мальчишку надо куда-то пристроить. Уехать километров за триста, сейчас каникулы. Денис выглядит совершенно больным, пойти к врачу, если повезет, его положат в больницу… А что дальше? Да не знаю я, что дальше… Если я вот так загнусь на его глазах, будет лучше?»
«А чего это тебе загибаться? — спросил невесть откуда возникший внутренний голос. — Пуля, может, есть, а может, и нет, наверное ты не знаешь, и вообще в медицине ты дура дурой. Рану надо обработать спиртом или водкой, на худой конец, и перевязать. Вполне возможно, что ты дотянешь до глубокой старости. От нытья толку никакого, лучше успокой мальчишку и ложись спать».
— Помоги мне забинтовать все это, — попросила я Дениса. Он охотно принялся за дело, руки его дрожали, но и я тряслась, после пережитых ужасов — это в пределах нормы.
Я надела чистую футболку, запас свитеров кончился, но в машине было тепло, велела Денису развесить вещи и обувь пристроить ближе к печке, а сама занялась трофеями. Вид оружия вызывал нервную дрожь, и я поскорее отложила его в сторону, а вот бумажники будили живой интерес. Не то чтобы я обнаружила в них что-то очень важное, главное, что Денис, видя меня потрошащей чужую собственность, успокоился. Правда, спросил пару раз:
— Саш, ты как?
— Нормально, — попытавшись придать голосу некоторое удивление, ответила я. Он приглядывался ко мне, а я стискивала зубы и вытирала со лба испарину, стараясь делать это незаметно. Поэтому возня с бумажниками была очень кстати.
В общей сложности я набрала девятьсот долларов, пять сотен российскими и икону Богородицы в серебре. Она была завернута в замшу и лежала в одном из отделений кожаного бумажника. Я тщательно осмотрела икону, вещь старинная и явно дорогая. Интересные люди за нами охотятся, пинать женщину, храня у груди лик Божьей Матери, чересчур затейливо для моего разума. Ладно, о вкусах не спорят.
Я нашла два паспорта, из которых узнала имена покойников и их адреса, а также место работы одного из них: в бумажнике лежал пропуск. Пинавший меня Юра работал охранником на мясокомбинате. Водительское удостоверение и документы на машину я тоже просмотрела. От «Опеля» придется избавляться, а жаль: хорошая машина. Никогда раньше не приходилось садиться за руль такой красавицы, обидно, что повод для данного события такой невеселый.
Денис убрал оба бумажника в «бардачок», и я попробовала пошевелиться, очень неудачно, кстати, и сказала:
— Давай спать.
Устроив себе вполне комфортабельное ложе, мы легли, я, правда, взвыла и вроде бы побледнела, потому что Денис опять испугался.
— Ты не обращай внимания, — посоветовала я. — Сам знаешь: палец обрежешь — и то больно. А здесь выдрало целый кусок. Оттого и болит, а я несдержанная и вою. Но от этого не умирают, и беспокоиться совершенно не о чем. Через пару дней все будет отлично.
Он не очень поверил, но вроде бы успокоился, лег и только тут обратил внимание на телефон, да и то потому, что тот неожиданно ожил.
— Что это? — насторожился Денис, тыча пальцем, а я, подумав немного, решила проявить любопытство. Мужской голос позвал:
— Юрик?
Я подумала, стоит ли отвечать, пока я думала, мужчина нетерпеливо повторил:
— Юрка, где вы?
На меня вдруг напало озорство, и я ответила:
— Его здесь нет.
— А ты кто? — слегка опешил он.
— А ты? — спросила я.
— Слушай, деточка, скажи Юрику, что я ему за такие шутки рога пообломаю…
— Это вряд ли, — заметила я. — Обламывать что-либо Юрику совершенно глупо и даже противоестественно, и лучше вам эту идею оставить.
Он немного повысказывался нецензурно и спросил:
— Идиотка припадочная, где Юрка?
Я фыркнула, смеяться было больно, оттого выходило веселое повизгивание, а озорничать хотелось все больше и больше — видимо, сказывалось пережитое волнение и общая тенденция моего мозга потихоньку съезжать на сторону.
— Почему бы нам не познакомиться? — спросила я. — Как вас зовут? У вас приятный голос.
— Где Юрка? — теряя терпение, рявкнул он и кое-что присовокупил. А меня уже несло:
— Как вы относитесь к авторской песне? Например, к таким словам: «Но толстая Кармен достала первой свой „кольт“, и над столами в морге свет включили».
До него дошло, он вроде бы лишился дара речи, потом длинно и грязно выругался.
— Знакомиться будем? — переждав припадок, спросила я.
— Я с тобой познакомлюсь, — пообещал он. — Я тебя живой в землю зарою.
— Достань меня, придурок, — предложила я, моему озорству просто не было удержу.
Денис сидел рядом и восхищенно таращил глаза, хотя должен был бы дрожать от ужаса. Что должна была делать я — по-прежнему не ясно. Представиться тип так и не захотел, пообещал тихо, но с большим чувством:
— Мы с тобой встретимся.
— Где угодно, когда угодно, — ответила я, пытаясь определить, из какого источника почерпнула эту фразу.
— Хорошо сказала, — кивнул Денис. — Это кто был?
— Думаю, ребятки Меченого, того, с фотографии. Логинов приказал найти пленку, и они за нами охотятся.
— Ясно, — кивнул Денис.
— Давай спать, — попробовала я махнуть рукой, но вовремя остановилась и кое-как устроилась на сиденье. Денис лег рядом, потеснее прижался ко мне и затих. Минут через пятнадцать спросил тревожно:
— Они нас не найдут?
— Слабо, — сонным голосом ответила я, он успокоился и вскоре уснул.
Я же уснуть не могла, боялась умереть. Таращила глаза в темноту за окном и силилась придумать что-то путное. Можно уехать куда-нибудь к друзьям, далеко, например, в Сибирь. Статус беженцев нам с Денисом не положен, и что за жизнь нас ожидает, вообразить нетрудно. Я даже не знаю, сумею ли устроить его в школу. Как объясню, кто я ему и где у парня необходимые бумаги? О себе и думать не хотелось. Я никогда не смогу навестить родителей… Значит, надо все решать здесь. Искать человека, способного помочь. Если повезет и жизнь наладится… меня посадят в тюрьму. Как ни крути, а сегодня я убила двоих, и за это положено наказание. Плохие они или не очень, не важно, важен сам факт. Господи боже… Как это могло случиться со мной?
Под утро я все-таки задремала, так и не решив, что делать. Денис проснулся первым, вышел из машины потуалетничать и немного пробежался по лесу. Утро было пасмурным, но теплым, сквозь облака робко пробивалось солнце, вселяя надежду на то, что сезон дождей подошел к концу.
Я неохотно разлепила глаза и попыталась сесть. Боль ударила в висок, разламывая голову, я мгновенно покрылась испариной и задышала, как собака, высунув язык. Но когда вернулся Денис, смогла понемногу свыкнуться с болью: если не делать резких движений, она была вполне терпима.
— С добрым утром, — сказала я Денис и улыбнулась.
— Воды нет, — сообщил он, — а пить так хочется.
— Потерпи. Где-нибудь купим.
— Ты сама-то как?
— Бок побаливает, но это нормально, нельзя ожидать, что все заживет за одну ночь.
Он внимательно посмотрел на меня и вроде бы остался доволен: экзамен я выдержала. Надо было шевелить мозгами, вот сейчас Денис задаст свой обычный вопрос: «Что будем делать?» — и надо на него как-то отвечать. Однако в это утро он не спешил, должно быть чувствуя, что ответить мне нечего. Мы оделись, уложили сумку, бумажники выбросили, икону и деньги оставили себе. Больше нам в лесу делать было нечего, я мысленно тяжко вздохнула и сказала:
— Вот что, Денис. Придется нам отсюда уехать. Я не лес имею в виду, а наш город. У меня есть друзья в Чебоксарах, это достаточно далеко… Поживешь там…
— А ты? — нахмурился он.
— Я… думаю, мне придется вернуться. Видишь ли, бегство не решает проблему. Если я просто сбегу, я не смогу жить и работать так, как хочу… Ты понимаешь, о чем я?
— Конечно. Ты вернешься, и они тебя достанут.
— Не обязательно. Пока что везение на нашей стороне.
— Я не хочу к твоим друзьям. Чего я там не видел?
— Они хорошие люди, — заверила я.
— Ага. Подержат меня немного и сдадут в детдом. Нет. Если ты меня бросишь, я как-нибудь один…
— Что значит «брошу»? — возмутилась я. — Ты же не собака. И вообще, мы команда. Только сейчас слишком опасно. И я за тебя боюсь. Ты мне теперь… даже не знаю кто, ну, в общем, дороже всех. И я хочу, чтобы ты был в безопасности. На моем месте ты разве бы поступил по-другому?
— Конечно, — согласился он. — Но только я с тобой. И разговору нет. Лучше я с тобой помру, чем в детдоме в одиночку сидеть буду.
— Денис…
— Постой, дай сказать-то. Я не хочу один. И не буду. Повезет — значит, обоим, нет — значит, нет. И ныть я больше не стану, можешь мне поверить. Я не трус какой-нибудь, и польза от меня есть. Ты, конечно, крутая, но улицу я знаю лучше. Как ты свою Алису: хоть задом наперед, хоть передом назад. Вдвоем у нас больше шансов. И еще. Я вчера долго думал и решил: эти, с «Хонды», мою маму убили и хотели убить тебя, а я убил одного из них. Если за это в тюрьму сажают, то это не правильно, несправедливо то есть, и мне на их тюрьму наплевать, потому что я все сделал правильно.
— Денис… — начала я, но он перебил меня довольно сурово:
— Базара нет. Хочешь, брось меня.
— Как я могу тебя бросить? — развела я руками.
— Вот и хорошо. Давай думать, что делать дальше. Есть у тебя какой-нибудь план?
— Нет — честно призналась я. — Нам нужна машина, но раскатывать на этом «Опеле» опасно, его могут опознать… Купить машину мы не сможем, так что…
— Можем обменять, — сказал Денис.
— Как это? Где?
— Я место знаю. Один мужик берет ворованные тачки, разбирает на запчасти, и ни одна живая душа не сыщет.
— И ты с ним знаком?
— Нет. Я о нем слышал. И еще он подержанными машинами торгует. Заплатим деньги, он даст доверенность, и кати…
— Да у нас всего девятьсот баксов.
— А «Опель»?
— Денис, — вздохнула я. — Да он с нами и разговаривать не станет.
— Может, и не станет. Хотя это бабушка надвое сказала. Поедем, тут недалеко.
— Ты хоть адрес-то знаешь? — усомнилась я.
— Найдем, — пообещал он.
Так как своего толкового предложения у меня не было, пришлось согласиться с Денисом. Стараясь не думать о боли, я устроилась за рулем и мысленно перекрестилась, выезжать из леса было страшно.
Место, где живет предполагаемый торговец, называлось Малым Сельцом, до него от нашей ночной стоянки было километров пятнадцать, однако я не торопилась: резкие движения причиняли боль, опять же, как я буду разговаривать с этим типом, виделось мне с трудом. Хотя для начала его требовалось найти.
Мы въехали в Малое Сельцо и почти сразу же заметили двухэтажный особняк. Не обратить на него внимание было трудно. Кроме размеров, он еще потрясал крепким забором и невероятным количеством грязи перед ним, чему немало способствовали дожди. Кузова по меньшей мере пяти машин догнивали возле забора, отчего общая картина складывалась неприглядная: всеобщее запустение, несмотря на царские хоромы.
— Здесь, — уверенно заявил Денис. — Точняк: здесь. Двухэтажный особняк, забор… и машины, видишь? Говорю, он старыми тачками торгует.
— Но ведь не такими же? — испугалась я.
— Чего ты дурака-то валяешь? — упрекнул Денис и, пока я размышляла, как добраться до хозяина, посигналил. Я рассердилась на него за излишнюю торопливость, но виду не подала: как бы Денис не догадался, что я отчаянно трушу.
Тут из калитки вышел дядька лет сорока, в джинсовом костюме, резиновых сапогах и почему-то в теплой шапке. Мысль об этой дурацкой шапке вытеснила все остальные, и я сидела в совершенном недоумении. Не зная, что сказать подошедшему хозяину, я распахнула дверь и поздоровалась.
— Привет, — кивнул он, внимательно разглядывая меня, а потом Дениса. — Кого ищете?
— Я думаю, вас. Вроде бы один человек говорил, что вы интересуетесь машинами. Вот эта вам не подойдет? Он усмехнулся, подумал немного и сказал:
— Положим. А документы на нее есть?
— Денис, подай документы. Бумаги есть, хозяин сбежал.
— Далеко?
— Кто ж его знает.
Мы помолчали. Дядька продолжал смотреть внимательно и даже проницательно, но, как ни странно, боязни не вызывал. То ли он умел каким-то образом расположить людей к себе, то ли за последние двадцать четыре часа я начисто разучилась бояться.
— Если хотите избавиться от тачки, ее можно просто бросить, — наконец сказал он, прервав созерцание и сплюнув.
— Нам нужна машина. Внешний вид не важен, главное, чтоб была надежная.
Он вдруг хохотнул, посмотрел куда-то в сторону и предложил:
— Ладно, въезжайте во двор, — пошел вперед, а через минуту открыл ворота.
— Дай мне пушку, — шепнула я Денису — И смотри в оба.
Мы въехали во двор, хозяин указал рукой, куда следует загнать «Опель», и вслед за нами вошел в просторный гараж.
— Эта тачка стоит копейки, — заявил он, когда мы вышли из машины. — Ее каждый придурок в городе знает.
— Вы что, на ней по городу ездить собираетесь? — нахмурилась я.
— Не собираюсь, — хохотнул дядька. — Оттого и получите сущую мелочь.
— Нам нужна машина.
— Я слышал. Есть у вас пятьсот баксов?
— Положим, — насторожилась я.
— Тогда забирайте вот эту, — он кивнул на древнюю «копейку».
— А у нее есть мотор? — усомнилась я.
— Есть. И бегает прилично, хотя выглядит, конечно, паршиво.
— Вот гад, — громко сказал Денис. — За пятьсот баксов и «Опель» — эту развалюху?
— Как хотите, — пожал плечами дядька.
— Скинь хотя бы сотню, — проворчал Денис. — Ведь сам знаешь, что этот хлам гроша ломаного не стоит. Дадька вздохнул.
— Ладно, четыреста пятьдесят.
В конце концов сошлись на четырех сотнях, я отдала деньги, и через пятнадцать минут мы с Денисом уже садились в «Жигули». Денис прихватил из «Опеля» телефон, скорее из вредности, а вовсе не потому, что усматривал в нем какую-то пользу для нас. Дядька подошел к двери и тихо спросил:
— Пацан твой? — Я слегка удивилась вопросу, не очень понимая, что он имеет в виду. Выгляжу я сейчас, надо полагать, хуже не бывает, так что он мог принять Дениса за моего сына.
— Мой, — кивнула я и нахмурилась.
— Брат? — не унимался он.
— Какая разница?
— Действительно, — усмехнулся он и заявил:
— Пушку так не носят, за версту видно.
— А тебя спрашивают? — удивился Денис.
— Не спрашивают, — согласился дядька. — Сегодня дружок из города приезжал. По делу. Интересные вещи рассказывал. Про чокнутую девку, которая с ментами сцепилась и двоих уложила. А потом еще двоих крутых ребят. В городе болтают, Татарина едва Кондратий не хватил, так ему это не по душе пришлось.
— Татарин? — переглянулись мы с Денисом. — А это кто такой?
— Ладно. Отчаливайте, — засмеялся дядька. — Я вас не знаю, и вы меня тоже.
Вот так всегда: только начнешь получать удовольствие от разговора, и сразу отчаливай.
— У тебя водка есть? — спросила я дядьку. Он вроде бы удивился:
— Есть.
— Продай бутылку.
— Так возьми. Покупку обмыть хочешь?
— Да, чтоб служила дольше.
— Закуски вынести?
— Спасибо, не надо. Он принес бутылку.