Мы взялись за руки. Причем я намеренно села так, что мне достался Удоев. Слева моим соседом был Кобрин. Я очень уютно устроилась между двумя мужчинами. Как и всегда. Напротив сидела Алина. Людмила Ивановна, готовая испепелить меня взглядом, также оказалась на безопасном расстоянии. Столик для спиритического сеанса находился под прицелами видеокамер, но об этом знали не все. Из-за кулис за нами внимательно наблюдал Максим, о чем из сидящих в зале знали только его жена и я. В общем, обстановка была загадочная и таинственная. Да еще в доме, где произошло убийство! Сразу вспомнились бесчисленные детективы, где спиритический сеанс эксплуатировался так же часто, как цианистый калий. Классика жанра просто!
Единственной, кто верил во всю эту чушь, была Светлана. Алина просто забавлялась. Людмила Ивановна, бывший партийный босс, хоть и ходила теперь исправно в церковь, но атеистической закваски вытравить из себя не могла. А ходила, потому что положено, ведь все начальство в Пасху теперь бывало там, в храме, что закреплено в вип-приглашениях. С пометкой: «Явка на молебен обязательна». Спиритический сеанс по-прежнему оставался для нее буржуазным пережитком, и в привидения она верила так же мало, как в то, что загородные особняки коллег ее мужа-чиновника построены на зарплату. Удоев мечтал об одном: скорее бы все это закончилось, равно как и Кобрин.
– Вызываю дух Кати! – зловеще провыла я.
– Кати? Какой еще Кати? – заволновался Удоев.
– Молчите! – велела Светлана и сжала его руку. Блюдце на столе задрожало. Это было нетрудно, потому что я положила на него руку, стряхнув с нее лапу Кобрина. Дальнейшее оказалось делом техники.
– Я здесь, – ответило блюдце.
– Она пришла, – заволновалась Светлана. – Вы слышите? Она здесь!
– Ничего не слышу, – пожала плечами Людмила Ивановна.
– Кажись, серой пахнет, – чихнул Кобрин. – Или нет… Дымом.
Сволочи менты, велела же не курить!
– Она явилась из ада, – авторитетно заявила Светлана. – Потому и сера.
– Я чувствую себя полной идиоткой, – пробормотала Людмила Ивановна.
– Катя, скажи нам, когда твой дух успокоится?
– Когда я буду отомщена, – без запинки поведало блюдце.
– Ты пришла по его душу? – ткнула пальцем в Удоева торжествующая Светлана.
– Позвольте, мы так не договаривались, – заволновался тот.
– Вы убили беременную женщину! – звонко заявила Светлана. – О чем с вами вообще можно говорить?!
– Какой пассаж! – ахнула Алина. – Это правда?
– Никого я не убивал! – вскочил Удоев.
– Сидеть! – вцепилась в него Светлана. – Мы еще не закончили!
– Ну вот, испугали Катю, – с сожалением сказала я. – Она ушла.
– То есть как так ушла? – заволновалась Светлана. Зато Удоев сел. Вытер пот со лба и откашлялся:
– Просто цирк, – заявил он.
Но у меня имелась домашняя заготовка.
– А теперь мы поговорим с ректором Курбатовым.
– Давно пора, – заерзал Кобрин. – Оригинальный способ заставить убийцу признаться, но раз всем нам это порядком уже надоело…
– Да помолчите вы, – прошипела Людмила Ивановна. Кобрин своими витиеватыми тирадами мог достать кого угодно.
– Надо сосредоточиться, – предложила я. Мы снова взялись за руки. Я чувствовала, как Удоев потеет. Волнуется. Момент, кажется, настал.
– Иван Алексеевич, вы здесь? – вежливо, как подобает, спросила я. Моя рука опять легла на блюдце.
– Да, я явился на зов.
– Ваш дух тоже бродит неприкаянный?
– Именно так, – печально ответило блюдце.
– Ведь ваш убийца на свободе, – давила я.
– Ну да, сидит за этим столом, – хмыкнул Кобрин. – Вот и привлеките его к ответу.
– А что? И привлеку! – запетушилось блюдце и стало вращаться с бешеной скоростью, Светлана едва успевала читать указываемые стрелкой буквы. – М-е-н-я-у-б-и-л-м-у-ж-ч-и-н-а-к-о-т-о-р-ы-й-с-и-д-и-т-з-а-э-т-и-м-с-т-о-л-о-м…
– Постойте… Почему мужчина? – заволновалась Людмила Ивановна. – Женщина же!
– Конечно, женщина, – поддакнул предатель Кобрин.
– Мужчина, – настаивало блюдце. – Без волос.
– Что без волос? – заволновалась Алина. – Можно не так быстро?
– Папа хочет сказать, что мужчина был лысый, – пояснила Светлана.
– Ну, знаете! – Удоев опять вскочил. – Это переходит всякие границы!
– Да хватит вам, Руслан Борисович, – одернула его я. – Ведь это вы убили ректора Курбатова. Потому что он почти уже засадил вас в тюрьму.
– Это кто говорит? – заволновался Кобрин. – Блюдце?
– Это я говорю. Георгина Георгиевна Листопадова.
– Боже! – ахнула Светлана. – Так вы не медиум?!
– Зажгите наконец свет! – взмолился Удоев.
– Слава, свет! – скомандовала я.
Вспыхнул свет. И тут из-за кулис вышел Максим великолепный. Он был в приличном гневе:
– Пора прекратить этот цирк. Удоев, вы меня помните?
– Н-н-н… нет, – дрожа от страха, промычал Руслан Борисович.
– Вы убили мою жену!
– Я н-н-н…
– Вы убили ректора Курбатова, – я встала рядом с Максимом. – И подставили меня.
– Прекратите!
– Я вам сейчас это докажу. Помните ваши показания?
– Какие показания? – проблеял он.
– Вы якобы встретили на дороге джип бирюзового цвета с аэрографией. Вы очень подробно его описали. Дымчатая кошка на правой передней дверце, другая, огромная, на капоте, на крыше следы кошачьих лап.
– Д-да, – с запинкой сказал Удоев, еще не подозревая о подвохе.
– А откуда вы знаете, что на крыше аэрография? Как вы могли это видеть? У вас седан, у свидетельницы джип. По вашим словам, из машины вы не выходили.
– Я видел ее… эту у банка.
– Но показания-то вы дали раньше! Они запротоколированы! А я вам скажу, каким образом вы узнали об аэрографии на крыше джипа. Вы видели это в день убийства Курбатова сверху. Из рабочего кабинета, из окна второго этажа. Где Курбатова и застрелили. Стояли самые длинные дни в году, поэтому до полуночи было светло, почти как днем. Но вы не видели, кто в машине, мужчина или женщина, поэтому сказали уклончиво: свидетель.
– Я не…
– Вы из окна увидели, как я вошла в дом. Потом достали пистолет и хладнокровно убили Курбатова. А до этого вы с ним спорили. Вы просили его не доводить дело до суда, а он говорил, что самое дорогое для него – спокойствие дочери. И ее семейное счастье. Вы, кстати, и не надеялись его переубедить. Деньги его не интересовали, связей у него было побольше, чем у вас. Сколько детей влиятельных чиновников через его руки прошло! Он вас совершенно не боялся, а вот вы его… Выхода у вас не было, Руслан Борисович. Поэтому вы все спланировали заранее. Пока я поднималась по лестнице, вы спрятались в ванной, а потом ушли через черный ход.
– Осталось спросить у духа Ивана Алексеевича, так ли это, – сыронизировал Кобрин.
– Да замолчите вы! – одернула его Алина.
– Да, дело серьезное, – напряженно сказал львенок. – Так было, Руслан Борисович?
– Зачем мне…
– А затем, – резко оборвал его Максим. – Мой тесть уже всех знакомых напряг. Ты бы не то что ректором не стал, как пить дать, загремел бы за решетку.
– Вы забыли одну важную вещь, – усмехнулся Удоев. – Откуда у меня ее оружие? – кивнул он на меня.
– Тебе его брат дал, – тихо произнесла я. И повторила отчетливо, чтобы все слышали: – Пистолет украл у меня его сводный брат, Александр Иванович Козелков. Я совершенно точно помню тот день, когда хватилась оружия. У меня почти не бывает гостей. Единственный человек, который мог его украсть, – Козелков.
– Так они что, братья?! – расхохоталась Алина. – А так не похожи!
– Он тоже был брюнетом, пока не побрился налысо, – кивнула я на Руслана Борисовича. – У них один отец. Иван Тимурович Козелков ушел из семьи, когда сыну исполнилось десять лет. К женщине, которая от него забеременела и у которой вскоре тоже родился мальчик. Его назвали Сашей. Но оставленная Иваном Козелковым женщина вскоре очень удачно вышла замуж за партийного босса, и отчим Руслана усыновил. Потому он и Удоев. Руслан Борисович Удоев. Козелков, который был очень счастлив во втором браке, подписал соответствующие документы без разговора. Он был простой человек, без образования, без амбиций. В то время как Удоев… О! Своих детей у него не было, и для усыновленного им Руслана он сделал все. МГИМО, блестящая карьера… Братья встретились, когда ставшему депутатом Руслану понадобились свои люди. В том числе и в министерстве. Он отыскал младшего брата, но родство афишировать не стал. У чиновников с этим строго. А так можно записывать на младшенького недвижимость, оформлять счета. Откаты опять же получать через его министерство. Братья очень удобно устроились, Руслан организовал Сашеньке выгодный брак, устроил его карьеру. Влиятельный чиновник ни за что не выдал бы дочь замуж за беспородного Козелкова, но за брата депутата Удоева… Сашу свели с Настей, и молодые стали жить безбедно. У братьев восточные корни, оба они смуглые, с характерными южными чертами, а на востоке очень крепки семейные связи. Уважение к старшим, можно даже сказать, беспрекословное подчинение. Это в крови. Саша попал под влияние старшего брата. И когда тот сказал, мол, твоя очередь, братишка, тащи теперь ты меня, Козелков тут же меня предал. С пистолетом красиво получилось. Вы были уверены, что я первым делом кинусь стирать отпечатки пальцев. Ведь это мое оружие, понятно, что они там есть. Я и кинулась. Козелков трусоват, поэтому обеспечил себе алиби: в день убийства Курбатова назначил встречу Алине, как раз на то время, когда его брат должен был решить проблему. Якобы он хочет согласовать кандидатуру Алины Евгеньевны в министерстве. Это говорит о том, что убийство Курбатова было заранее спланированным. А вовсе не спонтанным, и не в состоянии аффекта. Нет, это было жестокое, заранее продуманное убийство, – повторила я с нажимом.
– Это правда? – спросил потрясенный Слава.
– Ты посмотри на него, – я кивнула на Удоева.
– Ну и мразь! – высказался Максим. – Может, хватит людей убивать? Пора уже и ответить. По закону не получится, так я сам… – И он сжал кулаки.
Вот тут Удоев всерьез испугался. Я не случайно позвала Максима. Когда шло разбирательство по делу о наезде, Удоев от Катиного мужа бегал. Старался с ним не встречаться. Повсюду ходил с охраной. И вот они встретились. За эти годы Максим заматерел, выполняя сложнейшие трюки без каскадера, победил свой страх, и лицо у него теперь было такое, что никто не сомневался: убьет. Поэтому Удоев решил, что лучше уж в тюрьму.
– Я убил, – хрипло выдавил. – Признаю.
– Я тебе такую прессу обеспечу, что ты век не отмоешься, – пригрозил Максим. – Не надейся отделаться условным сроком. Теперь у меня все есть, и деньги, и слава. Журналисты сами за мной бегают. Завтра увидишь газетные заголовки.
– Пожалуйста, не надо, – попросил Удоев. – Не надо шума. Эта девочка сама кинулась под колеса. Может, ей жить надоело?
– Ах ты… – рванулся Максим. Я подумала, что он сейчас Удоева убьет.
– Макси-и-им!!! – завизжала Светлана.
– Так его! – азартно закричала Алина.
В Максима вцепились опера. Удоева поспешно увели.
– Таких душить надо, – не унимался Максим.
– Милый, успокойся, – висла на нем Светлана. – Теперь твоя Катя обрела наконец покой.
– Что? – бешено посмотрел на нее Максим. – Давай завязывай со спиритизмом.
– Надо же, – разочарованно сказала Людмила Ивановна. – Поздравляю вас, Георгина. Вам опять удалось выкрутиться.
– Значит, место ректора свободно? – оживилась Алина.
Дамы обменялись испепеляющими взглядами, а я всерьез испугалась: неужели все сначала? Что касается Кобрина, он поцеловал мне руку и откланялся, сказав на прощание:
– Георгина, я долго думал и все же решил, что именно вы – женщина моей мечты. Так что подумайте над моим предложением руки и сердца.
Как финальный аккорд прозвучало мое объяснение с Максимом. Вы сейчас тоже за меня порадуетесь. Светлана суетилась в доме, провожала гостей, а мы стояли во дворе. От входной двери нас закрывала машина, огромный джип, на котором ездил Максим. А от посторонних глаз прятала ночь. Так что мы могли говорить все, что угодно. И делать тоже. Меня, признаться, трясло. От волнения и вообще.
– Я тебе кое-что должен, – произнес он, с усмешкой глядя мне в глаза. – Денег ты не взяла, так что… Может, кое-что другое? – он досказал остальное взглядом.
– Все в порядке.
– Мне это не составит труда, – он достал из кармана ключи от машины, подбросил и ловко поймал. – Когда? Завтра?
– Я же сказала: все в порядке.
– Да брось. Я же вижу, что ты меня хочешь. Меня это не напряжет.
– Меня напряжет.
– Место, что ли, занято?
– Да, – легко соврала я.
– Ну, как хочешь, – протянул он разочарованно.
Мне этого было довольно. Он меня откровенно добивался, хотя никогда раньше этого не делал. Ни со мной, ни с кем-нибудь другим. А я… Я вспомнила Настю.
Я подумала о ней плохо. И поняла, что ошиблась, когда мы вместе листали семейные альбомы. Она ткнула пальцем в одну из фотографий и сказала:
– А это Сашин брат. Да вы его знаете. Его фамилия Удоев. Он тоже из вашего института.
Бедная девочка все напутала. Не институт, а университет. И не из нашего, а из моего. А она все говорила и говорила о том, как долго братья не виделись, и когда наконец счастливая семья воссоединилась, все стало просто замечательно. Как Руслан Борисович познакомил ее с Сашей и какое это было счастье. Тогда я и задала свой вопрос:
– Ты очень любишь Сашу?
– Конечно! А почему вы спрашиваете?
Я обругала себя дурой и дала себе слово, что больше никогда…
Я не буду использовать своих знаний о людях, чтобы разрушать чужие семьи. Не буду охотиться на тех, кого любят. Особенно кого ТАК любят.
Обратно мы ехали вместе со Славой, и он ругал себя последними словами:
– Тоже мне следователь! Мудак! Я ведь сто раз читал эти показания и не заметил очевидный ляп! Так облажаться! Ну не мудак? А?
– Ты просто был уверен, что я убила Курбатова. Вот и не заметил.
– Но почему? – спохватился он. – Почему ты так поступила? Почему ты мне соврала?
– А ты не понимаешь?
– Убей, нет.
– Это типичная ошибка. Люди, которые знают, что они невиновны, верят в правосудие. Что оно, правосудие, во всем разберется, и невиновных помилуют, а виновных накажут. А надо верить не в правосудие, а в себя. Потому у нас столько невиновных и сидит. Нет его, правосудия. Если бы ты знал, что я никого не убивала, ты бы стал так напрягаться? Уверена, нет. Ты отдал бы мое дело на откуп правосудию, и я оказалась бы за решеткой. А вот спасти виновного – это да. Тут надо приложить максимум усилий. Напрячься так напрячься. Землю надо рыть, чтобы нарыть несуществующие улики. И среди них, как золотой самородок в пустой руде, мелькнет вдруг та самая улика, которая окажется решающей. Потому что гиря «виновен» тянет до земли. И на другую чашу весов надо класть и класть, чтобы хотя бы равновесие наступило. Ты и старался. Я все сделала правильно. То же касается адвокатов. Недаром самые искусные те, кто защищает виновных. Кто помогает им уйти от ответственности. На этом я и построила доказательство своей невиновности. От противного. Я ведь не знала, кто убил. Это мог быть кто угодно. Хоть Кобрин, хоть Алина. Да хоть та же Людмила Ивановна. У всех имелся мотив. И у меня он был. Спасибо Дионисии с ее кошками.
– Ловко, – не удержался львенок. – Выходит, ты все время врешь!
– А я о чем говорю?
– Нет, ну ты подумай… – Он опять с азартом принялся обсуждать подробности.
Мы всю дорогу не замолкали. И только дома, немного успокоившись и выпив рюмку водки, он сообразил:
– Постой… Так ты, выходит, знаешь Козелкова? А зачем он к тебе приезжал-то?
– Он мой любовник, – спокойно ответила я.
– Как так любовник? – заволновался Слава. – А я?
– И ты.
– Постой… Что-то тут не так. Я и… И он.
– Это с ним я летала в Барселону.
Он молча стал собирать вещи. А я спокойно на это смотрела. Я прекрасно знала, что просто так он не уйдет. И в самом деле, набив вещами сумку, Слава швырнул ее на пол и сказал:
– Ты хотя бы извинилась.
– Зачем?
– Затем, что это подло. Вот. Так подло со мной еще никто не поступал. Не обманывал меня так… Всегда.
– Да, я тебя использовала.
– И все? – жалобно спросил он.
– Все.
– И что ты теперь будешь делать? К этому своему побежишь? К актеришке? Я видел, как он на тебя смотрит.
– Не побегу.
– Врешь!
Я этой пощечины добивалась вот уже две недели. С того момента, как вернулась из Барселоны. Я и в самом деле дрянь.
– Ты шлюха!
– Ты абсолютно прав, дорогой, – сказала я, вытирая кровь с разбитой губы. – Ты бросаешь шлюху. Скажи это маме. И той честной девушке, на которой вскоре женишься.
– Да ты мизинца ее не стоишь! – заорал он.
– Да, дорогой, не стою.
Хлопнула дверь. Я подошла к зеркалу, посмотрела в него и с усмешкой подумала: «Ну, здравствуй, одинокая старость!»
Эпилог
Я не буду уточнять, когда именно на двери заветного кабинета на втором этаже главного университетского корпуса появилась латунная табличка с крупными буквами: «Георгина Георгиевна Листопадова». А чуть выше, еще крупнее:
РЕКТОР
И чего мне это стоило.
Я с минуту стояла перед тем, как войти. Не потому что волновалась. Никакого волнения не было. Вообще ничего. Как странно. Я так долго к этому шла, такие плела интриги, лишилась всех своих друзей, ради этого рассталась с любимым мужчиной и потом долго плакала, хотя об этом никто не знает. Сильные женщины плачут в одиночестве. И вот теперь я не чувствую ничего. Какая дорогая и какая пустая победа. Похожая на золотую чашу, осушенную до дна. Теперь это просто ценный приз, память о великой битве, отнявшей все мои силы.
Удоев все еще дожидался суда в следственном изоляторе. С ним работал следователь из отдела по расследованию особо важных дел Ярослав Борисович Глебов. Работал тщательно, дотошно, стараясь не упустить ни малейшей детали. Поэтому никто не сомневался, что Удоев сядет. Его дело имело громкий общественный резонанс благодаря Максиму Калиничеву. Он, видимо, нашел, кому себя предложить в обмен на тюремный срок для своего обидчика. Одна журналистка так старалась, что я было заподозрила ее в корысти.
Со мной Максим больше не общался. Сильные мужчины обиды переживают в одиночестве. А я ведь была единственной женщиной, которой он откровенно добивался и которая ему отказала. И он обиделся. Пару раз моя рука тянулась к телефону, я готова была вымолить прощение. В моменты, когда тоска становилась особенно сильной, даже набирала номер, но тут же сбрасывала вызов. А потом прошло. Потом все прошло.
Я не помню, кто именно сказал мне, что следователь Глебов женился. Эту новость я приняла спокойно. И то, что меня на свадьбу не позвали, тоже. И что Ярослав Борисович вскоре после успешного дела Удоева пошел на повышение, меня не удивило. Я мысленно пожелала Льву счастья. Он станет большим начальником и примерным семьянином. Никогда больше Ярослав Борисович не свяжется с недостойной женщиной. Я навсегда отбила у него охоту иметь любовниц и заниматься подлогом документов.