Сначала это было для него острой, возбуждающей игрой. Одной «случки», как про себя называла это Надежда, хватало на некоторое время, чтобы взбадривать увядающую плоть Алима приятными воспоминаниями. Но человек привыкает ко всему, и постепенно Алиму потребовалось принимать этот допинг все чаще. Роза ему надоела довольно быстро, и тогда Надежде пришлось самой искать постельных подружек для их игрищ, выбирая таких, которые нравились бы и Алиму и ей не были бы противны до тошноты, потому что лесбийские игры почему-то возбуждали Алима до полного исступления. Он вспыхивал, загорался, остывал, девчонки приходили, ретиво ерзали на кровати, на полу, на креслах, на столе, в бассейне, где только не настигали их сексуальные фантазии Хозяина… Каждая мгновенно окрылялась честолюбивыми замыслами и начинала поглядывать на Надежду вроде даже свысока, в полной уверенности, что скоро займет ее место. Ни фига подобного: в этой сумме трех слагаемых (вот уж правда что – слагаемых, каламбур на славу!) менялась только одна величина: приходящая девушка. Две оставались неизменны и постоянны: Алим и Надежда. И наконец-то она поняла, что так будет всегда…
Может, ей было бы легче, если бы она оставалась в прежнем заблуждении: потворствуя распутству Алима, она борется за его любовь, за свое счастье, за благополучие, наконец. Какое-то время Надежда и в самом деле пребывала в этом убеждении. Ох, как она дергалась, как нервничала, как мучилась! Никто не знал об этих ее переживаниях – кроме, может быть, Руслана, тяжелый, пронзительный взгляд которого следовал за Надеждой неотступно, исследуя ее с проницательностью рентгеновского луча. Она знала: подстерегает, выжидает, когда наконец Хозяин турнет ее вон. И долгое время каждый день ожидала этого рокового события. Анфиса Ососкова нет-нет да и оживала в душе, принималась лить слезы обиды над своей невезучестью. А потом вдруг (когда количество впечатлений, выводов, тайных слез перешло наконец в качество) Надежда осознала: Алим не выгонит ее никогда! Она сумела стать ему жизненно необходимой: в постели, в деле, на приемах, в домашней бытовой суете, при разборках с персоналом, в завязывании новых знакомств, в насмешливой болтовне, в которой Надежда отточила свое мастерство. Везде, во всем! Может, он любил ее, если вообще был на это способен – и если любовь предполагает беспрестанное унижение любимой женщины.
Это осознание не принесло ей счастья. Вместо того чтобы приободриться, она приуныла. Вместо того чтобы смотреть в будущее со спокойной отвагой, она сжалась в приступе такой тоски, какая была знакома только Анфисе, но которую Надежда считала прочно забытой. Да, так же чувствовала она себя, узнав, что Роман зовет к себе Надюшку, а у нее, Анфисы, «губы как у утопленницы». Не для чего вдруг стало жить, нечего стало ждать.
С губами у нее теперь все было в порядке, но это ощущение пустоты – жить не для чего, все бессмысленно – накрыло ее, как некогда гроза накрыла мосток над речкой Кармазинкой. Раньше у нее не было ничего. Теперь у нее было все. И будет всегда. А зачем оно ей, если нечего терять, не за что бороться?..
Вот тогда-то она и возненавидела Алима. Зачем он заставлял ее снова скатываться на то же дно, с которого она поднялась? Если он знал, что никогда не сможет расстаться с ней, зачем унижал ее, зачем вынуждал пачкаться в грязи, от которой – он прекрасно знал это! – ее с души воротило? Что, следовал вековому мужскому шовинистическому принципу: чем меньше женщину мы больше, тем больше меньше нас она?..
Конечно, ненависть эта начала вызревать во время участия в игрищах, которые Надежде были глубоко противны. Но именно теперь, когда терять стало нечего, а главное – потерять стало невозможно при всем желании, эта ненависть к Алиму вдруг сделалась основным смыслом ее существования. И ей стало легче: ведь жизнь снова обрела смысл. Месть – сладкое блюдо. Но все же этого было мало, чтобы решиться на обдуманное убийство. Да еще замешать в это дело Веселого Роджера – даже учитывая, что они с псом друг друга терпеть не могли.
Однако после того, как Надежда нашла у Алима несколько порнушных кассет, на обертках которых были изображены красотки в компании разномастных псов, она поняла, что больше не хочет рисковать. Кто даст гарантию, что изобретательность Алима не дойдет еще и до этого, ей тогда только и останется, что вернуться на мосток через Кармазинку и броситься в бучило, где Надюшка небось все эти годы терпеливо поджидает задушевную подружайку. Теперь она даже не знала, кого ненавидит сильнее, Хозяина или его любимого пса. Ох, какой восторг она испытала, когда поняла, что этих двух зайцев можно прикончить одним выстрелом!
Надежда взяла косметичку и вышла в туалет. Умылась, почистила зубы, вернулась в купе, не ответив на трепетный взгляд проводницы. Наверное, Руслану показалось мало обеспечить нерушимость покоя Хозяйки, купив для нее целое купе в СВ, – определенно он приплатил проводнице, чтобы никого, ни при каких обстоятельствах не подсаживала к Надежде Сергеевне, окажись это хоть сам Киндер-сюрприз. Ох, как Руслан взбесился, узнав, что Надежда едет одна! Ваша безопасность, то да се… А на самом деле из себя выходил от ревности.
В этом-то все и было с самого начала. В его безумной, оголтелой ревности, в том, что Руслан впервые потерял голову из-за женщины, а она принадлежала другому. Хозяину. И все, что делал Руслан, чтобы скомпрометировать Надежду перед Алимом, чтобы отвлечь его другими женщинами, он делал из-за любви.
Умора!
Конечно, вроде бы смешно. Однако ни сейчас, ни тогда, когда Надежда это поняла, ей не было смешно. Она чувствовала только ярость. Любишь женщину? Добейся ее. Не можешь? Уничтожь соперника! Но зачем же уничтожать ее? Терпеливо выжидать, когда она надоест Хозяину и он отдаст ее тебе – шубу с барского плеча, подстилку барскую… Да, Руслан хотел Надежду, с ума сходил, но это было тщательно контролируемое сумасшествие, ибо он ничего не хотел терять ради нее.
И что? После гибели Алима она позвала его к себе – два или три раза. А потом все двери закрыла перед ним, переведя их отношения на уровень доверительных, но строго официальных. Глупость, конечно. Надо было прогнать его вон. Но еще жила в душе рабская почтительность приблудной девочки перед доверенным лицом Алима. Она уже сама стала Хозяйкой, а пребывала под гипнозом уверенности: Руслан не может допустить ошибки. Но после того, как он бездарно прокололся с Васькой Крутиковым, а главное – упустил эту сладкую парочку, Надежда твердо решила порвать с ним.
Решила, да. Но, выгнав вон Розу и Равиля, она пока оставила Руслана.
Расстаться с ним сейчас было неразумно. Ведь Надежда готовилась к путешествию. Для начала – побывать в Нижнем, надо было наконец определиться с клубом «Гей, славяне!» (если все-таки она решит его купить, первым делом поменяет это кретинское название), встреча с его владельцем была давно назначена, время подошло. Потом она намеревалась ехать в Москву, там побывать в самых дорогих злачных местечках, ну а на 30 апреля у нее уже был билет на самолет и оплаченный тур в Марокко.
Мавритания, раньше это место называлось Мавританией… У Надежды всегда голова кружилась, когда она слышала это слово. К тому же она еще ни разу не была в Африке. И это так классно: загореть уже в мае, причем не в солярии, не при ультрафиолете, а на берегу океана… Слово «Агадир» тоже звучало волшебно. Мавритания, Агадир… Она заслужила эту сказку!
Руслан был ей пока нужен – присматривать за делами. Его боялись все, ведь он был правой рукой Хозяйки. Вот пускай и служит. А вернувшись в Северо-Луцк, Надежда сообщит Руслану, что в его услугах она больше не нуждается. И если ему это не понравится, пусть пойдет – и утопится. На здоровье!
Мохаммед Аль-Закра Май 2001 года, Марракеш
Этих двоих Мохаммед запомнил надолго: не так много европейцев брали автомобили в его маленьком, можно сказать, захудалом салоне. Обычно его услугами пользовались местные жители, чьи машины на время выходили из строя и нуждались в ремонте. Туристы с деньгами обращались в роскошные салоны, расположенные в центре нового города, вокруг дорогих «Хилтонов» и «Шератонов». Ну а эти двое, очевидно, не имели больших денег. И это были не англичане, не французы, не немцы – это были русские. Мохаммед сразу понял, что они русские. По женщине определил. Ведь известно: самые элегантные женщины во Франции, самые неуклюжие – в Германии, а самые красивые – в России. К Мохаммеду эти двое обращались на плохом английском, а между собой говорили на каком угодно языке, только не на французском или немецком. К тому же дама была просто восхитительна, такой место в гареме султана! Короче, настоящая русская красавица.
промурлыкал Мохаммед, может быть, и несколько не к месту, зато искренне.
промурлыкал Мохаммед, может быть, и несколько не к месту, зато искренне.
И еще вот это:
Соперников рубил сплеча!
Красавица сверкнула на него своими глазищами. Ох, какая она была сердитая, просто искры от нее сыпались! Дама была страшно недовольна своим спутником. Приглядевшись к нему, Мохаммед понял причину недовольства дамы. Ее спутник был высок ростом, худощав, белокож (ну разве что самую малость покрыт блеклым загаром), голубоглаз, но глаза не такие яркие, какие встречаются иногда у эфиопов, а просто блеклые, на взгляд Мохаммеда. Холодные глаза холодного человека! Неудивительно, что дама злилась. Разве такой мужчина нужен такой женщине? Ее мужчина должен быть красив, как барс, неутомим, как дромадер, силен, как слон, и быстр, как трехлетний жеребец. Он должен лосниться темной кожей, сверкать черными глазами, громко хохотать чувственным алым ртом, тяжело и страстно дышать, когда глядит на свою женщину… А этот!..
Мохаммед подавил завистливый стон и сделал почтительное лицо:
– Что угодно, мадам, мсье?
Мадам и мсье перевели на него взгляды, и создалось впечатление, что они с трудом вспомнили, где находятся. В этих серо-зеленых, словно редкостные халцедоны, и светло-голубых, словно разбавленная водичка из бассейна, глазах сверкали одинаковый гнев и ненависть. Хвала Аллаху, эти чувства были направлены друг на друга, а не на Мохаммеда.
– Есть у вас «Мерседес»? – угрюмо спросил мужчина.
– Конечно, – кивнул Мохаммед, – может быть, не самая последняя модель, однако машина в отличном состоянии.
– Мы хотим поехать на ней сегодня же вечером в Уорзазат, заночевать там и вернуться обратно завтра. Ваш «Мерседес» выдержит такой путь?
– Разумеется, – ответил с достоинством Мохаммед, про себя помирая со смеху, как своевременно вспомнил он про «красавиц Уорзазата». – Вы получите большое удовольствие и от машины, и от путешествия. По пути у вас будет знаменитая Касба, там снимали этот великолепный фильм, он получил несколько «Оскаров», знаете, «Гладиатор»…
– Туда я непременно загляну, – кивнул господин. – И еще мне хочется побывать на съемочных площадках Голливуда в самом Уорзазате.
– Прекрасно! – одобрил Мохаммед. – Имейте в виду, что там гораздо жарче, чем в Марракеше, ведь Уорзазат называют воротами Сахары. Советую запастись водой.
– Разве мотор может перегреться? – нахмурился мужчина. – О каком же отличном состоянии автомобиля вы говорите в таком случае?
– Что вы, мсье, я забочусь только о вас! – замахал руками Мохаммед, страшно перепугавшись, что потеряет клиента из-за своей чрезмерной заботливости. – Я хотел сказать, что жарко будет вам, мсье, и мадам, а мотор, о, мотор выдержит любую нагрузку.
– А почему нам должно быть жарко? – еще больше нахмурился клиент. – Разве в вашем «Мерседесе» нет кондиционера?
Мохаммед вспотел так, словно занимался джоггингом у самых ворот Сахары.
– Все отлично с моим автомобилем, мсье, уверяю вас, надеюсь, вы и мадам останетесь довольны!
В это мгновение мадам разразилась длиннющей тирадой на непонятном языке, впрочем, не надо быть полиглотом, чтобы понять: она страшно недовольна. Несколько раз до слуха Мохаммеда долетели слова «Марракеш», «Уорзазат», а потом еще «Эссаквира». Это последнее название прозвучало несколько раз с нарастающей интонацией, и в конце концов Мохаммеда осенило, из-за чего ссорятся его клиенты: дама не желала ехать в Уорзазат и смотреть на знаменитую Касбу, где снимался еще более знаменитый «Гладиатор». Она желала оказаться в Эссаквире, знаменитой своими апельсиновыми рощами и зарослями арганы. Она желала увидеть коз, которые, чтобы наесться высоко висящих ягод арганы, порою готовы взобраться на их искривленные, нависшие над землей стволы. Дама желала покататься на осликах, которых обожают все приезжающие в Эссаквиру туристы.
Эссаквира – великолепное место, кто спорит! Но Касба, сказочная Касба, построенная в двенадцатом веке из глины и тростника и простоявшая все эти века неколебимо в окружении роскошных гор, овеваемая поющими ветрами! А горы Большого Атласа, а дороги древних римлян на их вершинах (римляне всегда шли по вершинам, они отлично знали, что надо делать, чтобы владеть окружающим пространством)! А возможность постоять на знаменитом Ребре Шайтана и вдохнуть этот неповторимый воздух вершин, которые почти касаются неба! Какой же там чистый воздух, о великий Аллах! Кажется, соседние горы в каких-то ста метрах от тебя, настолько хорошо различимы складки на их склонах, а на самом деле расстояние между ними от пятидесяти до ста километров. Но глаз проницает это расстояние с невероятной, фантастической четкостью. Таково волшебное свойство здешней атмосферы. И горы там не серые, не коричневые, не уныло одноцветные, а самых разных оттенков – по цвету всех тех драгоценных камней, которые здесь добываются: зеленые, как нефрит, розовые, как сердолик, красно-коричневые, как яшма, черные, как агат, белые, как горный хрусталь. Волшебная красота! Волшебная, невероятная и сказочная.
Поэтому, хотя сердце Мохаммеда тянулось к прекрасной русской даме, он не мог не признать, что в данном случае прав ее неинтересный, унылый спутник. Он только хотел деликатно и галантно намекнуть, что дама очень много потеряет, если не поедет в Уорзазат, как вдруг мужчина и женщина принялись громко кричать друг на друга. Потом в прекрасных халцедоновых глазах дамы появились слезы, мужчина мученически воздел свои блеклые очи к небу и махнул рукой так обреченно, как, наверное, махал когда-то рукой еще Адам, уставший от причуд своей подруги.
– Две машины, – сказал он, стиснув зубы. – Две! Мне «Мерседес», а даме… – Он мстительно прищурился, окинул взглядом парк и пренебрежительно кивнул на голубую «Ауди», изрядно поцарапанную, местами побитую и давно потерявшую вид: – Вот эту.
Мохаммед фыркнул, но тут же прикрыл рот рукой. Этот беловолосый человек начал ему нравиться. Все-таки он обращается со своей женщиной именно так, как должен обращаться настоящий мужчина. Терпеть капризы можно лишь до поры до времени, а потом надо показать, кто в доме хозяин!
Дама смотрела на своего господина и повелителя с таким негодованием, что Мохаммед мысленно принялся подсчитывать, на сколько ночей тот будет отлучен от супружеского ложа. Но было такое впечатление, что клиента это волновало не слишком. Он расплатился наличными за суточный прокат двух машин, заполнил необходимые документы, взял ключи и двинулся к своему «Мерседесу», даже не оглянувшись на свою строптивую спутницу. Сел, кивнул Мохаммеду, завел мотор и с места врубил скорость. Дама что-то выкрикнула ему вслед, потом подобрала с земли горсть мелких камушков и швырнула в облако пыли, взвихрившееся позади стремительно умчавшегося «Мерседеса». Пыль постепенно улеглась. Отчего-то Мохаммеду показалось, что гнев красивой дамы тоже скоро уляжется, потому что на лице ее появилось озадаченное выражение. Она задумчиво села в автомобиль, неуверенно включила зажигание и выехала со двора, не очень ловко управляясь с рулевым колесом.
Мохаммед посмотрел бланки, которые заполнил этот русский за себя и за женщину. Их звали Родион За-слав-ский и Надежда Гуляева. Наказал же Аллах людей такими неудобоваримыми именами!
Он проводил взглядом медленно удаляющуюся «Ауди» и покачал головой, бормоча:
Красивые стихи, красивая женщина… Мелькнула в жизни Мохаммеда этакая пери – и исчезла. Полетела вслед за своим, судьбой ей назначенным мужчиной. Ссоры любящих недолги, словно летние дожди, это всем известно! У Мохаммеда не было сомнений, что голубая «Ауди» поедет из Марракеша не по западной дороге на Эссаквиру, а помчится на юго-восток, к Уорзазату. По его подсчетам, парочка должна была встретиться на Ребре Шайтана, если, конечно, дама не врежется на бедной «Ауди» в какой-нибудь придорожный столб. Развалюха, конечно, а все-таки жалко… Впрочем, чего жалеть потрепанную железку, ведь все имущество Мохаммеда хорошо застраховано, в случае аварии какой-нибудь машины он получит от пятисот до пяти тысяч долларов.
…«Я так и знал!» – воскликнет он в полиции – потом, через двое суток, когда ему сообщат о катастрофе.
Надежда Гуляева Апрель 2001 года, Нижний Новгород
Повидаться с директором клуба «Гей, славяне!» Надежда наметила на одиннадцать вечера. Она категорически отказалась от всяких реверансов на вокзале, от помощи при устройстве в гостиницу. Большое дело – взяла такси, сразу поехала в «Октябрьскую» и без проблем поселилась в полулюксе. Без проблем было бы и в самом люксе устроиться, но уж больно неприкаянной казалась в нем обстановка! Вроде бы все пышно и даже помпезно, а сразу видно: гостиница, бывшая гостиница для высших партийных боссов. И налет этой «коммунистической морали» по-прежнему лежал на всех деталях обстановки, никакой евроремонт его не смог истребить. Хотя главным достоинством этой гостиницы было то, что она стояла на высоком волжском берегу, откуда открывался великолепный вид, и большинство приезжих заискивали с администраторами, чтобы получить номерочек, выходящий на Волгу. Надежда нарочно попросила номер, смотревший на площадь Нестерова.