– Я по-другому твою маму себе представляла, – сказала Лиза в автобусе.
Лиза не понимала главного – зачем Валентине Даниловне понадобилась эта актерская бравада. Зачем свекровь изображала из себя разухабистую простоватую и хамоватую бабенку. Ведь не такая уж и простоватая, как хотела показаться, – к Лизе присматривалась, оценивала, щипала взглядом. Лиза же не понимала, почему нельзя спокойно поговорить, познакомиться без шуток-прибауток. Дешевая клоунада. И ведь видела, что у свекрови есть турка и кофе молотый, есть и одеяла теплые. Что она показать хотела? Или думала, что Лиза примет за чистую монету ее якобы пьяный плач Ярославны? Она прекрасно видела, что Валентина Даниловна выпила только одну рюмку, а потом воду в стопку наливала. Зачем было изображать из себя пьяную? Чтобы Лизу позлить?
– Не обижайся на нее, она на самом деле хорошая, – вступился за мать Рома.
Лиза хотела ответить, что свекровь на самом деле – актриса. И не такая уж хорошая.
Эту поездку они больше не вспоминали.
* * *Прошло несколько лет. Полина чаще видела Ольгу Борисовну, чем Лизу. Мария Васильевна стала для Лизиной матери сиделкой, секретарем, подругой. Болезнь прогрессировала. Кроме своей «Машеньки», Ольга Борисовна никого не узнавала и никого не желала видеть. Машенька заменяла ей телевизор, радио, книги и все остальное. Ольга Борисовна ложилась спать в шесть вечера, чтобы проснуться в пять утра и ждать Машеньку.
Лиза с Ромой работали. Лиза, согласно договору, продала свою квартиру, и они купили новую. Рома как-то вдруг резко и высоко взлетел – прямо вертикальный взлет, шутили на работе. Появились деньги, новые желания и возможности. Детей не было, но ни Рома, ни Лиза вроде и не хотели. Они стали успешной, обеспеченной молодой парой, у которой все еще впереди и все по плану. Можно галочки ставить напротив выполненных дел. Сначала – покупка большой квартиры с огромными подоконниками и панорамными окнами во всю стену в новостройке, в хорошем районе, который в ближайшее время обещал стать престижным. Парк, зелень. Свободная планировка. Лиза влюбилась в эти здоровенные окна и подоконники. Она хотела жить только здесь, и нигде больше. И с продажей Лизиной квартиры вопрос покупки был решен быстро.
Полина прекрасно помнила новоселье, на которое ее пригласила Лиза.
Наверное, впервые Полина позавидовала подруге. Не порадовалась за нее, а позавидовала черной завистью. Квартира показалась Полине не просто большой, а огромной – почти сто квадратных метров. В те времена, когда о дизайне еще никто и не слышал, в их квартире уже был дизайн. Полина не помнила ни планировку, ни цвет обоев, но на всю жизнь запомнила кованую мебель. Ковка была изящной, модной, невыносимо красивой, дорогой. В коридоре стоял кованый столик, зеркало тоже было упаковано в кованую раму. Вешалка для одежды тоже была кованой. Этого вполне хватало, чтобы поразить воображение – Полина мечтала о ковке много лет и даже купила себе кованый стул, который оказался громоздким, неудобным, бестолковым и был увезен на дачу. Лизина мебель, крошечный диванчик в прихожей на изогнутых ножках, небрежно брошенная ковровая дорожка, разномастные светильники, – все было необычным и ярким. Лиза подтвердила – дизайн придумывал профессиональный архитектор.
Она очень уверенно чувствовала себя в роскошных интерьерах и небрежно ставила на итальянскую плиту медную кастрюлю. Нет, тогда многие стали хорошо зарабатывать, делали ремонты, покупали бытовую технику, но все-таки Лизина квартира была по-настоящему шикарной, изысканной, необычной. Лиза рассказывала, как заказывала обои в спальню в Италии и очень долго ждала их. Каждый рулон пришел в отдельной коробочке. Квартира стала главным Лизиным проектом, ее сердцем, ее отражением.
Гостей тогда собралось много. Рома разливал в огромные бокалы какое-то неимоверно дорогое вино. Лиза с помощью еще одного мужчины крутилась у плиты. И это тоже было шиком, непривычным, роскошным, удивительным. Не так, как у всех, когда к приходу гостей замученная хозяйка просит женщин дорезать огурцы, разложить хлеб, а тарелки с салатами и закуской уже стоят, заветренные, на столе. Нет, Лиза с Ромой собрали гостей и, пока те пили вино, готовили ужин. Тот самый мужчина, например (имени Полина, конечно, не помнила), считался большим специалистом по плову. Для плова были закуплены редкие приправы, специальный рис, и хозяйке дома доверили порезать морковку. Плов и вправду оказался вкусным, но Полина не отказалась бы и от салата – к тому времени как блюдо было готово, она совсем опьянела. Лиза говорила, что в следующий раз надо пригласить некоего Эдуарда, который божественно готовит говядину. Только нужно непременно ехать на рынок и найти нужное мясо.
А еще Полина запомнила холодильник – в половину кухонной стены, с двойными дверцами и бесконечными внутренностями. Холодильник умел производить лед и саморазмораживаться.
Но больше чем холодильник Полину поразил Рома – он очень изменился за эти годы. Стал чуть более допустимого полноват, в нем появилась неспешность начальника, уверенность хозяина жизни. Лиза на его фоне стала мягче, женственнее и незаметнее – смеялась шуткам мужа, не перебивала его и смиренно держалась на заднем плане. Хотя, возможно, Полине это только показалось. Но если раньше Рома следовал за Лизой, она была ведущей в их отношениях, и это она позволяла Роме находиться рядом, то сейчас он стал главным, а она – на шаг позади. Полина прекрасно помнила, что в те годы они с подругой почти не общались. Созванивались, и разговор шел только об Ольге Борисовне. Быстрый, сдержанный. Но Лиза отстранилась – у нее появились новые знакомые, точнее, уже их с Ромой знакомые, приятели, друзья. У них началась новая жизнь, а Полина была тонкой ниточкой, которая связывала с прошлым, от которого не избавиться, пока жива Ольга Борисовна.
Лиза содержала мать. Каждый месяц выдавала Марии Васильевне деньги на хозяйство. В этом смысле она была хорошей дочерью. К матери не приезжала – в этом смысле она была плохой дочерью. Лиза с появлением денег стала щедрой – делала на Новый год подарки Полине, ее детям и Марии Васильевне. Немыслимой красоты платья, модные палантины, кашемировые свитера, косметику и духи. Рома же стал скуповат. Лиза это заметила раньше, чем он осознал, и о покупках старалась помалкивать. Слава богу, отчета Рома не требовал, хотя Лиза считала, что скоро и этот период наступит.
– А как Дашка? – спросила Полина у Лизы, подливая себе чаю в чашку. Лиза рассматривала чайную ложку, оставив в покое чаинки.
– Дашка? Нормально, – скупо ответила она.
– Она… ей тяжело? Все-таки она была привязана к отцу… – старалась подобрать слова Полина.
– Она и сейчас к нему привязана, – пожала плечами Лиза.
Во второй раз Лиза поехала к свекрови уже с заметным животом. До этого они общались через Рому, что устраивало обеих. Рома ездил к матери, Валентина Даниловна приезжала оценить новую квартиру, но Лиза уехала в командировку, лишь бы не встречаться со свекровью.
Вернувшись домой, она нашла на кровати в спальне две огромные подушки.
– Что это? – удивилась Лиза, которая предпочитала спать на плоской небольшой подушке и долго искала именно такую – ортопедическую, со специальным наполнителем.
– Мама подарила, – ответил Рома.
На подушке лежала записка, адресованная Лизе.
Лиза. Это пишет Валентина Даниловна. Ты думаешь, что я против тебя, но я не против. Поэтому я дарю тебе подушки – они с нашей пухо-перовой фабрики. Приносят счастье в браке и детей. Это проверено.
– Странно, что подушки приносят детей, – засмеялась Лиза, – тогда уж одеяла должны за потомство отвечать.
Когда Лиза поняла, что беременна, то испытала приблизительно те же чувства, что и предсказывала ее свекровь, – детей она не планировала, не хотела, они никак не вписывались в ее жизненную схему. Не сейчас, попозже. Лиза только что купила карту в новый неприлично дорогой фитнес-клуб и проводила там почти все вечера после работы – Рома все равно приходил поздно. Организм тоже не был настроен на материнство – Лизе не приходилось даже предохраняться.
Новость о беременности поставила ее в тупик, но, скорее, бытовой – комнату, которая планировалась и использовалась как гостевая спальня, нужно было переделывать под детскую. Лиза прислушивалась к себе, однако ничего не чувствовала. Рома был рад – не то чтобы он хотел детей, но дети были необходимы для карьеры так же, как квартира в престижном районе. Для строчки в резюме – женат, имеет сына. Или женат, имеет дочь. Звучит правильно, солидно, достойно.
Лиза чувствовала себя плохо, ее тошнило, накатывали усталость и слабость, но она все списывала на погоду, нервы и общую нервотрепку. Про беременность она подумала в последнюю очередь. И была сильно удивлена, когда все подтвердилось. Нет, она не ощутила себя будущей матерью, не налилась нежностью, не стала любить все вокруг и восторгаться жучками и первыми зелеными листиками. Она до слез расстроилась и позвонила Полине.
– Поздравляю! Очень за тебя рада! Хочешь, я буду тебя вести? – обрадовалась Полина.
– Что? Куда вести? – не поняла Лиза. – Ты мне объясни, как это вообще могло получиться?
– В моей практике было много подобных случаев, – рассмеялась Полина.
– Почему ты смеешься? Разве это смешно? – Лиза была раздражена.
– Все будет хорошо, не волнуйся. Ты родишь прекрасного малыша! Обязательно встань на учет в консультацию по месту жительства. А смеюсь я потому, что это радость! Ты станешь мамой! Это же счастье!
Ничего подобного Лиза не чувствовала.
Первое время она ездила к Полине, но потом перестала – далеко, неудобно. Ходила в женскую консультацию, наотрез отказалась от удобной платной клиники, на которой настаивал Рома. Лизе было все равно, куда ходить. Она не волновалась, не переживала. Не чувствовала себя беременной. Больной да, чувствовала. Ребенок рос быстрее, чем Лиза набирала вес. Полина прекрасно помнила, что во время визита, первого УЗИ, Лиза задала лишь один вопрос, который ее по-настоящему заботил:
– Я сильно поправлюсь?
– Ты должна поправиться. Ты должна полноценно питаться. Забудь про диеты, – строго наказала Полина как врач. – У тебя дефицит веса.
– Иначе что? – подхватила Лиза.
– Иначе ребенок родится недоношенным. И у тебя не будет сил рожать.
– Что, толстым легче?
– Нет, не легче. Я говорю о нормальном питании, никто не заставляет тебя есть булку, намазывая ее сметаной, но ты должна есть мясо, овощи, крупы.
– Овсянку я могу есть, – согласилась Лиза.
– Очень хорошо.
– Полин, я ничего не чувствую. Мне просто плохо все время. Это нормально?
– Почувствуешь. Обязательно почувствуешь! – воскликнула подруга таким тоном, что Лизу опять затошнило. – Это самое прекрасное время для женщины. Наслаждайся. Ты носишь ребенка!
– Ага, – промямлила Лиза.
Максимум, на что она согласилась, – это соблюдать рекомендации врачей, пить витамины, следить за питанием. Но на большее оказалась не способна. Живот рос отдельно, а она жила отдельно от этого живота, казавшегося ей огромным. Лиза не хотела ананасов с селедкой, не плакала над детскими мультфильмами и не смотрела с умилением на других младенцев. Каждый день она выходила на утреннюю прогулку и проходила быстрым шагом пять километров, следя за дыханием. Переделала гостевую комнату в детскую, купив все, что требуется и не требуется. Комната получилась стильной, светлой, модной, но при этом холодной и неуютной.
На очередном УЗИ в женской консультации врачом оказался молодой то ли грузин, то ли армянин.
– Я так все вижу, как никто не видит! – обрадовался он. – Если мальчика увижу, то с твоего мужа коньяк! Смотри, вот видишь, это голова, а это нога, видишь, тебе удобно смотреть? – Врач повернул к Лизе экран.
Она покорно смотрела и видела тени, скачущие линии, какие-то черные точки, но ни ногу, ни голову не разглядела.
– Не вижу, простите, – призналась она.
– Смотри, вот это головаааа. – Врач смешно тянул гласные. – А вот это, вах, не будет у меня коньяка. Это пуповина, а не то, что ты подумала. Первый ребенок? Скажи мужу, чтобы не расстраивался. Второй точно мальчик будет. Или третий! Обещаю! Девочка у тебя. Красавица.
– То, что красавица, тоже видно? – пошутила Лиза, но врач посмотрел на нее с удивлением, даже с обидой.
– Конечно, красавица. А как же еще может быть? Если девочка, то красавица! Если мальчик, то здоровый. Зачем мальчику красота? Тебе фотографию сделать?
– Не надо, спасибо.
– Как не надо? Почему не надо? Свекрови покажешь, мужу покажешь, родственникам покажешь, все будут радоваться! Такая девочка – красавица, мамина помощница будет. За братом младшим всегда присмотрит.
– Брата не будет. Мне вполне достаточно одного ребенка, – прервала врача Лиза.
Врач замолчал, записывая данные в карту. Лиза понимала, что он, как и Полина, ждал от нее другой реакции. Той, к которой привык. Нужно непременно хотеть мальчика, просить сделать фотографии, разглядывать ножки и ручки на экране и излучать счастье. Лиза могла излучать только усталость, равнодушие и раздражение. Она вообще не хотела знать, кто будет – мальчик или девочка. Какая разница? Ребенок и ребенок.
– Можешь имя придумывать, – сделал еще одну попытку врач.
– Имя? – удивилась Лиза. Вот об имени она еще точно не задумывалась.
– Слушай, у тебя муж-то есть? – обеспокоился врач. – Или у тебя свекровь плохая? Давай я тебе справку напишу, что отдых нужен. Хочешь? А твои родственники за тобой смотрят? Почему разрешили так себя довести? Знаешь, я тебе справку напишу – покой, ничего тяжелого носить нельзя. Скажи мужу, пусть тебе цветы купит, конфеты, кольцо золотое. Ты ему не говори, что девочка, скажи, что непонятно пока. Пусть тебе кольцо купит за мальчика. А потом скажешь, что девочка. Зато кольцу порадуешься. Что с тобой? Ты должна радоваться, а ты не радуешься. Почему не радуешься?
Лиза спокойно вытерлась салфеткой, кивнула и вышла, забыв у врача и карту, и справку. Она зашла на другой этаж, где были свободные скамейки и мало людей, и долго сидела. Наверное, так легче жить – просить у мужа кольцо за мальчика, показывать родственникам фотографии с УЗИ. Наверное, положено выбирать имя для будущего ребенка и сомневаться: а вдруг не девочка, а все же мальчик? Вдруг не пуповина, а то самое? Вдруг врач ошибся? И для мальчика тоже выбирать имя. Да, она должна радоваться. Так и Полина говорила. Она должна быть просто счастлива – забеременела, хотя не должна была. Разве это не чудо? Полина, пусть врач, дочку у Матронушки просила, приезжала к пяти утра, чтобы очередь отстоять, приложиться, попросить. Несколько раз приезжала, верила в чудо. И случилось. Лиза ни у кого ничего не просила. Никогда. Зачем ей ребенок? Это не чудо. Какая-то ошибка. Ребенок должен был выбрать других родителей, не ее с Ромой.
Рома сразу же хотел сообщить матери, но Лиза попросила подождать – мало ли что, срок еще маленький. Валентина Даниловна узнала о том, что скоро станет бабушкой, когда Лиза была уже на седьмом месяце, и немедленно затребовала невестку в гости. Точнее, передала приглашение через Рому. Стоял май, на удивление жаркий. Лиза, пережив тяжелый ранний токсикоз, угрозу прерывания беременности, пролежав три недели на сохранении, впервые за эти шесть месяцев чувствовала себя хорошо. Более или менее. В отделении патологии, в четырехместной палате, она научилась выражать нужные эмоции, изображать счастье, обсуждать свекровь, мужа и читать полезные статьи для будущих мам. Она вполне справлялась с материнством, как с работой, пусть нелюбимой, но нужной, необходимой.
Рома подарил ей кольцо, подвеску, заваливал цветами и ананасами. Отчего-то он решил, что Лиза хочет ананасов. Он был идеальным будущим папой – приезжал, привозил ресторанные куриные котлетки и одарил врача духами. Лизе все завидовали. Даже врач. Ей пришлось научиться изображать вселенское счастье.
Они жили спокойно – Рома приезжал с работы рано. Лиза к приходу мужа усаживалась на диван с книгой «Тайна имени». Рома хотел назвать дочку Дашей. Лиза читала ему характеристику имени и не спорила. Послушно и благодарно ела ананас, который заедала селедкой, которую тоже привозил Рома.
Он думал, что она счастлива. И чуть ли не на коленях умолял о поездке. У них была хорошая машина, где для Лизы лежала специальная ортопедическая подушка под поясницу. Рома говорил, что мама очень обрадовалась, узнав о беременности невестки, что она изменилась за эти годы, что встретит Лизу как родную. И что они уедут в любой момент, по первому же Лизиному требованию.
– Ну что, ехать? – Лиза позвонила Полине, с которой благодаря беременности невольно снова сблизилась. Да и не было у Лизы других подруг.
– Поезжай, – посоветовала Полина, – не ради Ромы, не ради свекрови. Ради будущего ребенка.
– Это еще тут при чем? – не поняла Лиза.
– При том. Твоей дочке нужна будет бабушка. Хоть какая-нибудь. И тебе будет проще. Поверь мне. Бывают ситуации, когда любая бабушка сгодится. А твоя свекровь станет отличной бабушкой. И ты всегда сможешь на нее рассчитывать.
– Почему ты так уверена? Лучше я на тебя буду рассчитывать, чем на нее.
– Поезжай. Люди меняются. Особенно если речь идет о внуках. Ты не поверишь, но я тоже бываю рада свекрови. А когда она хотя бы одного из детей к себе забирает, то у меня просто праздник. На Ольгу Борисовну ты не можешь рассчитывать. Ну, что поделаешь? Я бы на твоем месте поехала.
Лиза согласилась. Рома на радостях купил дико дорогой шкаф в детскую, который приглянулся Лизе, но отпугивал ценой. Она с беременностью вдруг стала скупой, а муж сорил деньгами.
Валентина Даниловна встречала их на лестничной клетке. Из квартиры пахло печеным, жареной картошкой с чесноком и еще чем-то наготовленным.
– Ты ж моя роднулечка! – запричитала свекровь, глядя не Лизе в глаза, а уставившись на ее живот. Все остальное время Валентина Даниловна разговаривала не с Лизой, а с ее животом. И кормила она тоже живот, а не невестку. Лиза пыталась держать себя в руках, но не смогла – уминала пирожки с рисом и яйцом, жареную картошку, селедку. Сидела и ела.