— Женщина?
— Женщина. Сама подошла ко мне и сказала, что хочет поговорить.
— А откуда она… С чего вдруг?
— Увидела меня в сквере напротив ресторана «Желтый павлин», поняла, что я ее «пасу», и пришла с повинной.
— Убийца?! — Алик перестал жевать, уставился на друга. — Сама подошла? Она что, действительно убийца? Ты правда следил за ней?
— Она не знает. И в мыслях не было следить — просто сидел там, думал о жизни. Хотя мысль поговорить с ней была — Кира рассказала мне, что какая-то официантка во время корпоратива уронила поднос, и мне стало интересно, с какого перепуга. Помнишь, ты рассказывал про патера… как его? Браун, кажется? Его интересовали всякие странные события, сопутствующие преступлению. Вот и я… заинтересовался.
— Как это она не знает?
— Говорит, создала мыслеформу, чтобы Плотникова убили, и его убили.
— Мыслеформу? Зачем?
— Я же сказал — чтобы убили.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Дрючин, откладывая вилку. — Так убила она или нет?
— Я же говорю, она не знает.
— Ты что, издеваешься? — возмутился Алик. — Кто она такая?
— Официантка из «Желтого павлина», работала на корпоративе, та, что уронила поднос.
— При чем тут поднос?
— Она уронила его, когда увидела Плотникова. Она знала его раньше и уверена, что он убил ее подружку. Испугалась и уронила. К счастью, он ее не узнал.
— Откуда она знает, что он убил подружку? Проводилось следствие?
— Следствия не было, девушка приезжая, никто, как я понимаю, особенно ее не искал. Она просто исчезла.
— А куда же он дел труп?
— Откуда я знаю? Вывез на свалку… мало ли.
— А почему она подошла к тебе?
— Страх, Алик. Элементарный страх и чувство вины за то, что сбежала и оставила подружку на произвол судьбы. Этот страх грызет ее уже два года. Плотников, похоже, был законченный садист. Девушки… кстати, официантку зовут Татьяна, — подрабатывали проституцией, и однажды им попался Плотников. Он напился и стал их избивать, Татьяна сбежала, а другая осталась, и больше Татьяна ее не видела. А сейчас она вернулась, тут же наткнулась на Плотникова и от ужаса уронила поднос. По ее словам, он ее не узнал и даже попытался назначить свидание. После этого она создала мыслеформу и… в результате его убили.
— Ты серьезно? — Адвокат смотрел испытующе.
— А ты что, не веришь в мыслеформы? Вот я сидел на скамейке, обдумывал свои дела, в частности думал о том, что надо бы с официанткой поговорить, а она тут как тут, сама пришла. Чем тебе не мыслеформа?
— А где она была эти два года?
— Она точно не знает, место называется Городище. Какой-то городишко, райцентр или деревня.
— Как это не знает?
— Какая-то глубинка, говорит. А может, не хочет рассказывать. Жила у местной женщины, работала в огороде. Недавно вернулась и… вот. А еще я поговорил с секретаршей Плотникова, она была его любовницей, и, как я догадываюсь, он ее бросил. Она прямо указывает на жену Плотникова и брата, якобы убийство произошло из-за денег, эти двое в сговоре и вообще любовники. Более того, если я правильно ее понял, она донесет на Киру или уже донесла — уж очень эта Алиса ее не любит. Позвонит, не называясь, следователю и сообщит. Такой выпал расклад, Алик. Как ты видишь, у нас определилось несколько мотивов: страх официантки Татьяны, боязнь за ребенка у Киры, стремление спасти Киру и племянника у художника. Это только то, что мы знаем. Плюс ревность брошенной любовницы. Плюс то, чего мы не знаем и никогда не узнаем.
— Подожди, Ши-Бон, ты сказал, что Кира собирается продать бизнес и уехать. В прошлом году бизнес попытался купить Речицкий… может, это мотив? — спросил адвокат.
— Пытался, даже дважды, но… уверен. Вряд ли. Понимаешь, Плотников ходил по грани, и рано или поздно…
— Таких, как он, сотни, — перебил его адвокат. — Сексуально озабоченный садист и пьяница… это еще ни чем не говорит! Семьдесят процентов мужчин бьют жен, это статистика.
— Согласен, не говорит, но только до поры до времени. Пока ничего не случилось. А если случилось, то садизм вполне может оказаться причиной.
— Ну, в общем, да, пожалуй, — не мог не согласиться адвокат. — И что теперь?
— Ты же понимаешь, что никаких разыскных действий я проводить не могу. Мне иногда говорят больше, чем оперативникам, но установить алиби, проверить показания, опросить соседей, не говоря уже об обыске… — Шибаев вспомнил сумочку Ильинской и махнул рукой, — незаконном, если повезет, сам понимаешь!
Глава 23. Встреча
Кира Плотникова сидела на скамейке в парке, Володя в красной курточке — рядом на траве, сосредоточенно рассматривая мертвую красно-черную бабочку. Кира читала книгу, поминутно взглядывая на сына. Была она по своему обыкновению в черном.
На скамейку рядом с ней сел мужчина и сказал негромко:
— Добрый день, Кира! Как ваши дела?
Она, вздрогнув, повернулась к нему. Смотрела недоуменно и настороженно. Был это мужчина лет примерно тридцати с небольшим, с серьезным лицом, худощавый, в синей-желтой клетчатой рубашке и джинсах.
— Вы меня не помните? Мы познакомились на кладбище…
— Ах, да! — выдохнула она. — Помню, конечно, помню.
— Это ваш сын? — Мужчина кивнул на ребенка.
— Да, Володенька.
— Славный мальчик. Сколько ему?
— Два годика. А вы… я помню, вы сказали, что… — Она запнулась.
— У нас не было детей, мы с женой прожили вместе девять лет… Она умерла полгода назад. Рак.
— Горе какое… — вздохнула Кира.
— Горе, — согласился мужчина.
Некоторое время они сидели молча. Мальчик застыл как изваяние, рассматривая мертвую бабочку, а они оба, в свою очередь, смотрели на него.
— Володя! — позвал мужчина. Тот не прореагировал. — Володечка! — позвал он громче.
— Сын не ответит, — сказала тихо Кира. — Он… нездоров.
Мужчина кивнул. Они снова помолчали.
— Нам пора, — сказала Плотникова нерешительно.
— Кира… а хотите мороженого? У входа в парк киоск. Хотите? И Володечке! Горло не заболит?
— Нет, он у меня закаленный. Но… наверное, не надо, нам пора.
— Эскимо с орехами будете? Сидите, я сейчас! — Он поднялся и поспешил по аллее к выходу из парка, где стоял синий киоск с петушками на коньке покатой крыши. Кира проводила его взглядом и осталась сидеть — нерешительная, озадаченная. Она вдруг поймала себя на мысли, что не хочет уходить. Ей казалось, что она угадала в чужом человеке мягкость, какой никогда не встречала в мужчинах. Игорек не считается — он ей вроде брата. Тут же она вспыхнула, вспомнив, как он поцеловал ее — в его поцелуе не было ничего братского. Но Игорь — это Игорь, она не воспринимает его как мужчину. После пяти лет супружества единственными чувствами, которые вызывал у нее противоположный пол, были опасение и неуверенность. И еще отвращение. Чужой человек опасения не вызывал, и она вдруг остро пожалела, что на ней черное платье — нужно было надеть белый костюм… Она вспомнила о смерти мужа и внезапно осознала, что ее черное монашеское платье вовсе не траур, а привычная одежда. Она все время в черном! А белый костюм, любимый, — юбка-клеш и жакет с большими перламутровыми пуговицами, ненадеванный уже несколько лет, сиротливо висящий в шкафу, — скорее всего, давно вышел из моды. Она вдруг уставилась с болезненным любопытством на двух молодых женщин, проходивших мимо. Они громко смеялись и были одеты… потрясающе красиво!
Кира почувствовала неловкость, даже стыд за свой монашеский вид, бледное ненакрашенное лицо… Ей пришло в голову, что она давно перестала смотреться в зеркало. Смерть Севочки, болезнь Володи… отношения с мужем — все это сделало ее жизнь беспросветной. Она смотрела вслед нарядным женщинам, и вдруг предчувствие перемен захлестнуло ее! Она осознала, что свободна! Свободна, независима и богата! Любимый белый костюм вышел из моды и остался в прошлом? Пока она отсутствовала, мода ушла вперед. Не беда! Она может себе позволить… два, три, десять таких костюмов! Завтра же! Сегодня! И никто никогда не посмеет сказать, что она уродина, непутевая, с дурной кровью! Никто больше не будет ее мучить! Никто не посмеет отнять у нее Володечку! Она почувствовала такой прилив счастья, что рассмеялась громко. Получалось, что смерть Коли была правильной! Мысль эта испугала ее — она даже оглянулась, не слышит ли кто, — но испугалась лишь на секунду. Дверь клетки распахнулась, и она нерешительно вышла на свет…
— Володечка, мы свободны! — сказала она сыну. — Слышишь, маленький? Мы свободны!
Она, улыбаясь, наблюдала за их новым знакомым, который спешил к ним по аллее — в руках он держал яркие упаковки мороженого. Он протянул ей одну, она кивнула благодарно, взяла. Он опустился на корточки рядом с малышом:
— Володечка, угощайся! — Развернул упаковку. Мальчик сидел, безучастный ко всему. На мужчину он даже не взглянул…
Она, улыбаясь, наблюдала за их новым знакомым, который спешил к ним по аллее — в руках он держал яркие упаковки мороженого. Он протянул ей одну, она кивнула благодарно, взяла. Он опустился на корточки рядом с малышом:
— Володечка, угощайся! — Развернул упаковку. Мальчик сидел, безучастный ко всему. На мужчину он даже не взглянул…
Они ели мороженное, подтаявшее, оно капало на рубашку мужчины, и он попытался стряхнуть его, но только размазал, и Кира невольно рассмеялась. Он посмотрел на нее и тоже рассмеялся. Давно ей не было так легко и беззаботно. Она предложила:
— Идемте, я застираю, мы живем недалеко.
— Ну, что вы, неудобно, — сказал он.
— Пятна останутся, жалко. У вас красивая рубашка.
Рубашка была самая обыкновенная, в сине-желтую клетку, но Кире хотелось сказать ему что-нибудь приятное.
— Правда? — Он, казалось, обрадовался, улыбнулся. — Я сам выбрал.
Они доели мороженое, и Кира поднялась. Мужчина взял на руки мальчика — она взглянула обеспокоенно, готовая броситься, отнять, защитить сына, но новый знакомый держал его так бережно, что она промолчала. Мальчик смотрел все так же безучастно. Они не торопясь пошли из парка. Она почувствовала, как отпускает напряжение, и даже осмелилась скользнуть краем глаза по магазинным витринам. Оказалось, там полно нарядных манекенов в красивой одежде, и Кира дала себе слово прийти сюда… завтра же! Она испытывала странное полузабытое чувство праздника и ожидания… как в детстве под Новый год, когда знаешь, что будет елка, Дед Мороз и подарки, и впереди еще много хорошего! Она бросала быстрые короткие взгляды на спутника, шагающего рядом, ощущая, как растут в ней любопытство и ожидание — спроси, чего — она затруднилась бы ответить. Ожидание хорошего! Плотников был здоровым амбалом с пудовыми кулаками, с налитыми кровью бешеными глазами: он впадал в ярость при малейших признаках неповиновения — как она боялась его в этом состоянии! В ней все замирало и сжималось… А этот — она снова бросила быстрый взгляд на спутника, — невысокий, худощавый, и голос у него мягкий, спокойный, неторопливый, ему около тридцати, прикинула она, он добрый — вон как бережно несет Володечку, а ведь говорят, что мужчины боятся детей…
Она впервые за долгое время почувствовала себя молодой и… интересной — ведь недаром он подошел тогда и сейчас тоже! Запомнил и подошел. Кире казалось, все смотрят на них и думают, что они — семья. Она невольно всматривалась в лица прохожих, готовая заметить осуждение и неприязнь, но на них никто не смотрел.
Они подошли к дому, мужчина взглянул нерешительно.
— Рубашка, — напомнила, улыбаясь, Кира, и он вошел за ней в дом.
В квартире, побагровев от неловкости, он стащил с себя сорочку и остался в синей футболке с короткими рукавами. Кира взяла рубашку и ушла в ванную, а он остался с мальчиком, таким же безучастным, как и всегда. Они оба сидели на ковре, Володечка по обыкновению возил туда-сюда красную машинку, гость задумчиво смотрел на него.
Кира появилась с рубашкой, приветливо кивнула и ушла на балкон.
— Минут через пятнадцать высохнет. Хотите чаю?
— А это удобно? — спросил он, и оба рассмеялись.
Они сидели на кухне по-домашнему, пили чай. Опасения Киры, что он спросит о семье, о муже постепенно растаяли — он ни о чем не спросил. Она вспомнила, что где-то есть ванильные сухарики, открыла дверцу буфета, а та возьми и повисни на одной петле. Гость вскочил, попросил инструменты, взялся починить. Кира наблюдала за ним с чувством странной умиленности, представляя себе, что это ее мужчина…
Через час примерно он, надев сухую рубашку, стал прощаться.
— Приходите к нам, — пригласила Кира, краснея.
— Приду. Обязательно. — Он протянул ей руку, и она подала в ответ свою.
После его ухода Кира подошла к большому зеркалу в спальне и стала рассматривать себя.
— Мне тридцать два года, — сказала она, серьезно глядя на свое отражение, представляя, что там не она, а чужая женщина. — У меня убили мужа, и я теперь вдова. Володечка нездоров. Мы с ним уедем в Германию. Я выстирала сорочку незнакомому мужчине. И… что мне теперь делать?
Глава 24. Капкан
Алиса Круг, секретарша убитого Плотникова, сидела у компьютера, и, прижав к пылающим щекам ладони, читала файл на экране. Она так увлеклась, что не услышала, как в кабинет кто-то вошел. И только когда человек окликнул ее, Алиса, вскрикнув, поспешно нажала на клавишу, и текст с экрана исчез.
— Испугалась? Ты что, порнуху смотришь в рабочее время? — спросил новый начальник Анатолий Ландис. — Мне нужны сводки продаж за последний месяц.
— Какая порнуха! Что ты несешь! — возмутилась Алиса. — Ничего я не смотрела. Я еще не успела сделать сводки, завтра закончу.
— Сводки нужны немедленно, — отчеканил Ландис, который терпеть не мог Алису за хамство, что сходило ей с рук, пока был жив хозяин. — Поняла? Немедленно.
— Ага, немедленно, — буркнула она. — Мне что теперь, разорваться?
— Разорвись! — ответил Ландис, начиная заводиться. — Даю тебе два часа, поняла?
— А то что? — Она, прищурившись, смотрела на него.
— А то можешь и вылететь! Я тебе не Плотников, на меня твои чары не действуют, поняла?
Он тут же пожалел о своих словах — они прозвучали как-то по-бабски. Но он ничего не мог с собой поделать — эта раскормленная наглая самка выводила его из себя.
— Насчет чар? Я давно поняла, что на тебя действует! Думаешь, Речицкий тебя оставит? Забегал, засуетился? Думаешь, я не знаю, что ты на него работаешь? И Коля догадывался, только не успел разобраться. На фиг тебе сводки? Производство замерло! Что, Речицкий требует?
— Ты… дура! Что ты несешь! Имей в виду — или сводки будут у меня на столе через два часа, или ты вылетишь отсюда… поняла? Я не шучу.
Ландис стал заикаться от возмущения. Начальник из него был никакой, ему не хватало характера и выдержки, что отчасти компенсировалось чувством ответственности. Он был хорош на вторых ролях, ему неплохо работалось в команде, и сейчас он слегка растерялся. Он спросил себя, а что сделал бы Плотников, если б секретарша позволила себе подобное хамство, и с грустью признал, что никто никогда бы не отважился нахамить покойному боссу. Ландис повернулся на каблуках и выскочил из кабинета. Алиса хмыкнула и вернулась к прерванному чтению. Дочитав, закрыла файл и задумалась. На лице ее блуждала ухмылка.
В кабинет просунулась голова Карла Ситкова:
— Алиска-киска, привет! Как житуха?
— Карлсон, ты? — Алиса уставилась на него как на привидение. — Ты ж в командировке!
— Ландис приказал отставить, так что уже нет. Вообще ты можешь сказать, что происходит? Покупают нас или не покупают? И кто, если не секрет?
— Понятно. Большой начальник Ландис! Покупают, успокойся. Предложение сделали двое — Речицкий и Ситников. Но Речицкий впереди, Ситников против него щенок.
— Кто бы сомневался! Пошли прервемся! Я голодный как волк.
— Я, Карлуша, на диете.
— Тогда по кофейку.
— Даже не знаю… Ландис прибегал, орал, что уволит, поручил сделать сводки за последний месяц. Совсем оборзел! Начальником заделался, придурок!
— Я помогу, не парься. У меня все есть. Пошли посидим.
И они отправились в кафе по соседству, где обычно обедали сотрудники.
— Слушай, Речицкий правда впереди? — спросил Ситков. — Ты у нас все знаешь, это я вечно по командировкам, не в курсе.
— Спроси у Ландиса, они старые друзья.
— Ты это… правда? — Ситков настороженно смотрел на нее. — Ты опасный человек, Алиска. Откуда дровишки?
— Я их видела вместе. Старая дружба. Да и… — Она осеклась. — Помнишь, Речицкий хотел купить «Электронику» еще год назад? Теперь точно купит, помяни мое слово. Народ волнуется, Речицкий похлеще Коли будет, да и выкинет половину сотрудников на улицу. Ну, да это все равно лучше, чем китаезы.
— Ты хочешь сказать… что ты хочешь этим сказать?
— В каком смысле?
— Ну, что убийство Коли… — Ситков понизил голос, — связано с продажей?
Алиса пожала плечами.
— Следаки все тут вывернули наизнанку! — Она ухмыльнулась. — Не сомневайся, проверят все версии. И если хочешь знать мое мнение — Речицкий вывернется. Но я тебе прямо скажу — не там ищут!
— А где нужно?
Алиса пожала плечами.
— Я видел тебя с мужиком, — заметил Ситков. — Новый хахаль?
— Фу, как грубо! — фыркнула Алиса. — Допустим. А что?
— Осторожнее с ним, не понравилась мне его рожа. Ты уверена, что он не из ментовки? Ты с ним не болтай лишнего, и так весь город на ушах.
— А тебе-то что?
— Мы же друзья, Алиса, доверяем друг другу, — ухмыльнулся Ситков. — А вы, девушки, любите поболтать, хлебом вас не корми! Этот тип расспрашивал тебя о фирме? О сотрудниках?
— Тебе-то чего бояться? — Алиса ухмыльнулась. — Или Коля тебе задолжал?