Так филлоксера и ее потомство — саранча и все такое прочее оказались проклятыми до третьего колена, как когда-то короли Франции, главным священником!
Был ли он человеком чести или слишком предан экклезиастическим догмам? Но, так или иначе, Божья кара исчезла. Возможно, и потому, что насекомым больше нечего было пожирать.
В самом деле, не осталось ни единой лозы не только в Кло-де-Вужо, но и по всему Золотому Берегу. И лишь виноградник на холмах Поммара, как Ноев ковчег у горы Арарат, уцелел, похожий скорее на небольшой букет винограда. Увы, слишком маленький, чтобы пытаться через него восстановить потери. Пришлось привозить растения отовсюду, в том числе и из Крыма.
Аббат Сито решил в 1540 году построить замок. И какой замок! Восхитительный, солидный и роскошный одновременно! Монахи за его спиной перешептывались, думая о внушительных расходах и вспоминая о том, что аббат — один из последователей Святого Бернара, проповедовавшего святую нищету. Почему бы аббату не довольствоваться маленькой крепостью в Жилье, соседствовавшей с Кло?
Ему нужно было жилище, достойное его величия и величия его аббатства! И он получит его. Вокруг большого погреба XII века, существующего до наших дней, где проводились большие праздники, поднялась импозантная крепость из золотистых камней с серыми крышами, которой законно гордится Золотой Берег!
Гордыня нашего аббата не знала границ. Как только он покрыл крепость крышей, Божья кара и исчезла. Движимый тщеславием, как господин Ле Труаден распутством, он дошел до того, что отворил ворота войскам короля Франции и стремился заменить аббатство Ситосвоим владением. Это вызвало протест монахов. Но когда пробил его час, он умер со спокойной и счастливой душой.
Для Кло последующее время не стало идиллией. В 1636 году войска австрийского императора вторглись в Бургундию, заняли Сен-Жер-де-Лозне и добрались до Вужо, погреба которого были основательно разграблены. Но век спустя новый ураган судьбы обрушился на аббатство Сито и его достояние, в том числе и Кло-де-Вужо: Революция. 13 февраля 1790 года Ассамблея постановила, что это часть национального достояния. Слава Богу, никогда не покидавшему своих добрых агнцев, грабежа удалось избежать.
Последний хранитель погребов Кло, отважный Гобле, принял управление Кло от имени нации после торгов, так ни к чему не приведших. Его управление было настолько справедливым, что Директория вознаградила его за это двумя столовыми приборами.
Ему пришлось покинуть Кло и поселиться в Дижоне. Он покинул Кло со слезами на глазах, не забыв прихватить с собой достаточное количество хорошего вина, чтобы скрасить свои грустные дни.
Вина Кло-де-Вужо настолько известны, что генерал Биссон, возвращаясь из итальянской кампании, построил свои войска перед Кло, чтобы представить армию виноградникам и их старому стражу — замку.
Замок с тех пор много раз менял владельцев, пока в 1889 году Леонс Боке его не отреставрировал при помощи дижонского архитектора Феликса Вионнца. Господин Боке устраивал там восхитительные праздники, но незадолго до его смерти местность вновь была разорена нашествием филлоксеры. Это было в начале XX века. По его последней воле, его похоронили при входе в столь любимый им замок.
Несколько лет спустя замок достался, наконец, последнему владельцу, Этьену Камюзе, отдавшему его в распоряжение Братства рыцарей Тастевина, созданного в 1934 году, которому стало тесно в погребе Нуитон. 29 ноября 1944 года рыцари вступили во владение замком Кло-де-Вужо, являющимся с той поры их главной достопримечательностью.
С тех пор слава Кло-де-Вужо привлекала к себе многих людей со всего мира: послов, великих звезд, писателей, удостоившихся чести носить красно-золотую ленту, на которой висит серебряный Тастевин.
Посетившие большой погреб на Веселых вечерах после награждения, где можно испытать все радости старой Бургундии, мечтают непременно побывать здесь вновь.
КОМБУР Рене и призрак на деревянной ноге
«Наконец перед нами распростерлась равнина, посреди которой неподалеку от пруда возвышался шпиль посадской церкви. С востока этого небольшого городка башни феодального замка поднимались до высоты огромных деревьев, освещенных заходящим солнцем».
Так Франсуа-Рене де Шатобриан описывает, что он увидел при первом посещении замка Кобмур, купленного его отцом в 1761 году, за семь лет до его рождения. Здесь он проведет часть своего детства, полного приключений, разделенного между родным домом в Сен-Мало, разными коллежами в Доле, Рене и Динане и этой старой крепостью, которая должна была значительно повлиять на его воображение и склонность к приключениям, пробуждая в нем истинное призвание — ему пророчили военную службу — и утверждая исключительный смысл поэзии вещей. И действительно, замок обладал всем для этого необходимым…
Хотя корни поместья Комбур теряются во тьме веков, из достоверного источника известно, что крепость стоит на этом месте с XI века, но только в 1307 году некий Риваллон получил от своего брата Генгенне, епископа в Доле, поместье барона де Комбура с двенадцатью другими вотчинами. Именно он и построил здесь замок почти в том виде, в котором он дошел до наших дней.
Этот Риваллон — герой одной из легенд, широко распространившихся по старой бретонской земле. Прогуливаясь однажды по берегу пруда, он направлялся к фонтану Маргатты, находящемуся неподалеку. Он увидел совсем маленького человечка, отбивавшегося от колючего кустарника. Пожалев его, Риваллон помог ему освободиться, а тот в свою очередь рассказал, что попал в терновый куст, пытаясь поймать чудесный белый камень на дне фонтана, имевший свойство предохранять от несчастий, связанных с водой.
Спустя немного времени Риваллон встретил старуху, не дававшую ему пройти. Нетерпеливый и легко раздражающийся господин де Комбур пришел в ярость и оскорбил старуху, которая в возмущении предсказала ему, что воды Маргатты перельются и потопят и деревню, и замок. И когда она закончила говорить, воды фонтана забурлили и потоком полились по всем лестницам.
Встревоженный Риваллон вспомнил о своем друге-карлике, и позвал его себе на помощь. Благодарный, тот бросил белый камень в фонтан и разлив прекратился. Воды послушно вернулись в свои берега, и Комбур был спасен. Эта история научила вспыльчивого господина относиться к пожилым дамам с большим уважением.
А теперь посмотрим, что было дальше: после Солине в замке были Шатожирон-Малеструа, затем Монтежан, д'Асине и Коэткан, которые вступили во владение в 1553 году, и поместье пробыло в их руках до второй половины XVIII века. Ненадолго остановимся на них.
Во время Фронды известная герцогиня де Шеврез находит убежище в Комбуре у своей подруги Франсуазы де Коэткан. У герцогини есть сын, Мало II, женившийся на очень красивой девушке Маргарите де Роан-Шабо, внушившей запоздалую, принесшую столько переживаний страсть господину де Тюрену. «Она знаменита, — пишет Сен-Симон, — страстью к ней господина де Тюрена, и, что неприятно, — эта страсть побудила его раскрыть секрет местонахождения Гана, который король доверил только ему и Лувуа».
Уведомленный о случившемся, король, не знавший власти любви, разразился смехом, недоумевая, как это господин де Тюрен остается еще способным на такие чувства в своем возрасте.
Но у этой очень красивой дамы есть сын, Мало Огюст, который, став призраком, причинит много неприятностей маленькому Франсуа-Рене де Шатобриану.
Неизвестно, почему Мало де Коэткан был приговорен небесами часто посещать Комбур. Известно лишь то, что он был генерал-лейтенантом, отличился при защите Лилля и в боях при Мальплаке потерял ногу. Короче, нога стала деревянной, и это наделало много шума в свете. Известно также, что он был женат «на самом уродливом и неприятном создании в мире», и такое обстоятельство никак не удерживало его на этой земле.
Как бы там ни было, ко времени, когда господин де Шатобриан, заработав свое состояние на скачках и на морском вооружении, покупает Комбур, Мало де Коэткан мертв уже в течение 30 лет, но все хорошо знают, что все эти годы, главным образом в канун наступления Нового года, при бое часов, он появлялся на каменных лестницах замка, откуда раздавался стук его деревянной ноги. Говорят даже, что иногда деревянная нога гуляет сама по себе, без хозяина, но в сопровождении черного кота.
Обо всем этом Рене узнал, приехав в замок, и он пережил настоящий страх, когда отец сказал, что ему отводится комната на самом верху донжона, излюбленного места Мало де Коэткана.
Для десятилетнего мальчика это было трудным испытанием, но старый граф, человек молчаливый и необщительный, воспитывал его очень жестко. И когда ребенок не мог сдержать дрожи от страха, направляясь к лестнице с подсвечником в руке, старик бросал ему вслед: «Неужели рыцарю страшно?», — к чему добавлялись слова доброй и набожной мамы: «Дитя мое, на все воля Божья. Вам не следует ничего бояться, если Вы будете хорошим христианином».
Обо всем этом Рене узнал, приехав в замок, и он пережил настоящий страх, когда отец сказал, что ему отводится комната на самом верху донжона, излюбленного места Мало де Коэткана.
Для десятилетнего мальчика это было трудным испытанием, но старый граф, человек молчаливый и необщительный, воспитывал его очень жестко. И когда ребенок не мог сдержать дрожи от страха, направляясь к лестнице с подсвечником в руке, старик бросал ему вслед: «Неужели рыцарю страшно?», — к чему добавлялись слова доброй и набожной мамы: «Дитя мое, на все воля Божья. Вам не следует ничего бояться, если Вы будете хорошим христианином».
Встретится ли Рене с человеком на деревянной ноге?
Трудно сказать, зато он оставил очень красивое описание комнаты:
«Я находился в некоей клетке в стороне от лестницы, при помощи которой осуществлялось сообщение внутреннего двора с различными частями замка. Окно моего донжона выходило на внутренний дворик: днем мне открывалась перспектива с зубцами куртины, где произрастали сколопендры и торчали дикие сливовые деревья. Моими единственными приятелями были несколько ласточек, устраивающих гнезда в отверстиях стен. Ночью же виднелся небольшой кусочек неба и несколько звезд. Когда светила луна и когда она заходила на востоке, ее лучи блуждали на моей кровати, просачиваясь через окно. Совы, перелетая с одной башни на другую, мелькали между мной и луной, и по моим занавескам блуждал рисунок теней от их крыльев. Пребывая в этом самом удаленном месте замка, я постоянно чувствовал шуршание „мрака"».
Судя по рассказу писателя, жизнь в Комбуре нельзя назвать веселой.
«Весенние и зимние вечера были необычными. Когда ужин заканчивался, и четверо гостей переходили от стола к камину, мать, вздыхая, ложилась на старую кровать; перед ней ставили круглый столик на одной ножке, со свечой. Я садился подле огня с Люсиль, слуги убирали со стола и уходили. Отец отправлялся на прогулку, после чего сразу же ложился спать. Он был одет в платье из белого ратина или, скорее, в нечто вроде пальто, какое я видел только на нем. Лысая голова прикрывалась большим белым чепцом. Он, гуляя, удалялся от гостиной, а огромный зал был настолько скудно освещен, что заметить его становилось трудно; слышали лишь, как он шел во мраке; затем он медленно возвращался к свету и постепенно выходил из темноты, как привидение, в своем белом платье, с белым чепчиком, со своим длинным и бледным лицом. Мы с Люсиль обменивались несколькими словами вполголоса, когда он был в другом конце зала; мы замолкали, когда он приближался. Проходя мимо, он спрашивал: «О чем вы говорите?» Охваченные ужасом, мы ничего не отвечали; он продолжал идти. И весь остаток вечера слышался лишь звук его шагов, вздохи матери и шуршание ветра».
У семьи Шатобриан было десять детей, но в Комбуре единственной подругой Рене была Люсиль. Ему она казалась очень странной девочкой, «одинокой, с признаками красоты, гениальности и несчастья на лице». Она значила для него больше, чем просто подружка, больше, чем сестра. Общением с ней отмечены его детство и отрочество. Именно она во время прогулки по берегу пруда помогла ему обнаружить его гениальность. Как он вспоминал, в его памяти надолго сохранились яркие впечатления от таких прогулок, а Люсиль, бывало, говорила ему: «Ты должен нарисовать все это». «Такие слова разбудили мою музу, — писал Шатобриан. — Божественный ветерок подул на меня».
После смерти старого графа Комбур перешел к его старшему сыну, женившемуся на внучке Малерба и умершего вместе с ней в 1794 году на эшафоте. Революция явилась настоящей бурей, налетевшей на старинный замок, в результате полностью разграбленный. Реставрацию интерьера замка предпринял внук двух жертв Террора, но, к сожалению, он избрал стиль трубадуров, ставший таким модным в эпоху Второй Империи.
После смерти отца Рене возвращался сюда четыре раза: после свадьбы брата, во время Революции, перед отъездом в Америку и, наконец, по возвращении в 1801 году. Замок выдержал столь безжалостное разграбление, что Шатобриан не смог вынести этого и в итоге заболел. Это был его последний визит. Тогда он написал госпоже де Сталь:
«Именно в лесах Комбура я стал таким, какой я есть, именно здесь я почувствовал первые признаки уныния, преследовавшие меня всю жизнь, первые признаки грусти, явившиеся причиной моего страдания и моего счастья».
КОМПЬЕН Шляпа Марии-Луизы и ночная рубашка Кастильоне
«В Версале я живу, как король, в Фонтенбло — как дворянин, в Компьене — как крестьянин», — сказал однажды Людовик XIV, сетуя на свое пребывание в замке, больше похожем на охотничий домик и, кроме того, вызывающий в его памяти плохие воспоминания: во время черных дней Фронды он останавливался здесь в обществе Мазарини.
Тем не менее великолепие окружающих лесов и чисто бурбонская страсть в охоте, побудили великого короля 75 раз останавливаться в старинном замке, возвышающемся на месте теперешнего замка со времен Карла V.
Провести реконструкцию этого замка решил Людовик XV. Он тоже страстно любил охоту. И ему были ненавистны сквозняки, старомодный стиль и все, что хоть немного напоминало галереи с бойницами. Поэтому он до основания разрушил замок и нанял архитектора Габриеля, которого вскоре сменил его сын Жан-Анж Габриель, для строительства жилища, достойного короля и отвечающего его вкусу.
Наконец началась довольно странная реконструкция. Король на деле не намеревался лишать себя удовольствия поохотиться. И реконструкция проводилась следующим образом: разрушалась одна часть, потом ее сразу же отстраивали перед тем, как разрушить другую часть, из опасения, что королю и двору в ближайшее время придет в голову здесь остановиться. Конечно, это было очень неудобно и тормозило работы. Поэтому замок, начатый в 1738 году, был закончен лишь в 1786 году… и то не совсем! Не хватало часовни, переднего дворика и гостиниц для министров, но, несмотря на это, Людовик XVI и Мария-Антуанетта смогли провести здесь несколько приятных мгновений.
Едва закончилось строительство, Компьен попал в руки революционеров, которые превратили его в училище для детей военнослужащих. Мальчишки, предназначенные для армии или для любой другой государственной службы, никогда не являлись почитаемой частью населения, и тогда Наполеон в 1806 году завладел этим замком, перевел училище в Шалон-на-Марне и затеял новый ремонт. На сей раз за дело взялся Берто, и через два года Компьен приобрел достаточный лоск, чтобы достойно принять невольного гостя императора: короля Испании Карла IV, его супругу и министра Годоя, соединявшего официальную должность с ролью любовника королевы. Они провели здесь всего несколько месяцев.
В марте 1810 года в замке ведутся лихорадочные работы: его перекрасили, сменили убранство, ковры: Наполеон ожидал приезда своей австрийской невесты и решил, что Мария-Луиза проведет в Компьене первую ночь после встречи с будущим супругом.
Приезд намечался на 28 марта, но уже 27-го Наполеон не может уснуть на месте и решает отправиться навстречу путешественнице в сопровождении только Мюрата. В замке же не очень-то суетятся: эрцгерцогиня должна провести ночь в Суасоне; чета прибудет сюда только завтра.
И вот в 10 вечера внезапно приезжает запыхавшийся паж, весь в грязи, и чуть не падает с лошади во дворе: они едут! Надо срочно подготовить апартаменты для будущей императрицы. Тогда все оживает как по мановению волшебной палочки: лакеи в зеленых ливреях с факелами в руках выстраиваются на крыльце, а окна и крыши, как по волшебству, заполняются людьми. Оркестр
располагается на внешней галерее, по бокам крыльца стоят дамы в платьях со шлейфами и поблескивающими диадемами и мужчины в расшитых мундирах. Наконец императорская дорожная карета, запряженная восьмеркой лошадей, въезжает во двор и останавливается перед расстеленным ковром. Выездные лакеи устремляются вперед, раздается бой барабанов, все собравшиеся склоняются в поклоне.
Наполеон спрыгивает на землю, улыбаясь оборачивается, жестами выказывая заботу и нежное внимание влюбленного к той, которая все еще находится в карете. И вот, не без доли смущения, все увидели запыхавшееся, красное, как пион, лицо герцогини, одежда которой в беспорядке, а на голове — какая-то несуразная шляпа с разноцветными перьями. Ее чересчур сконфуженный вид наводит на разные мысли. Злые языки скажут потом, что их супружеские отношения начались прямо в дорожной карете.
В замке Наполеон стремительно проводит Марию-Луизу к ее апартаментам, где ее ожидает герцогиня де Монтебелло, ее фрейлина. Там накрыт стол, и молодая чета ужинает в обществе лишь сестры Наполеона, Каролины, королевы Неаполя. Затем, как можно предположить, император должен был отправиться спать в канцелярию, но, посоветовавшись со своим дядей, кардиналом Фешем, он посчитал, что поскольку свадьба — дело решенное, у него есть все супружеские права.