Говорящий тайник - Гусев Валерий Борисович 3 стр.


Мы улеглись на пол, ушами к дырке, и я вытащил из нее затычку.

– Уголовное дело, Виталий Андреич, мы возбудили, – говорил папа. – Но не по факту кражи. Кражи, как таковой, не было. Было незаконное проникновение в жилище. Подозреваемый в этом нами установлен, на днях мы его задержим. И постараемся выяснить все обстоятельства дела. У вас нет никаких предположений? Что его могло привлечь в вашу квартиру?

– Я думаю, это случайность. Никаких особенных ценностей у нас не было и нет. – По голосу было слышно, что он улыбнулся. – Ни алмазов, ни золота. Разве что золотая рыбка в аквариуме. Но она желания посторонних лиц не исполняет…

Тут в комнату вошла мама со стаканами чая в руках.

– Что это вы разлеглись на полу? – удивилась она. – Устали? – Из-за ее спины с интересом смотрела на нас Маринка, держа в руках вазочку с печенками. – И что это у вас бубнит?

Я успел незаметно прижать ладонь к дырке, а Лешка сказал жалобно:

– Мы упали, мам. Спотыкнулись и упали. Прямо на пол. Еще вчера.

– «Спотыкнулись»… Встать можете? Нет? Ну тогда ползите на кухню чай пить.

– Можно я тоже с ними? – спросила Маринка.

– Чай пить? Конечно!

– Нет, поползу с ними. Я еще ни разу на кухню не ползала.

– Подумаешь! – сказала мама. – Я тоже.

И мама вышла из комнаты.

А Маринка плюхнулась рядом с нами на пол и сразу врубилась:

– Подслушиваете? Я – с вами.

Алешка тут же согласился – сразу понял, что в этом деле от Маринки может быть польза.

Я выдернул мячик. Кое-что мы, конечно, пропустили, но главное услышали.

– Виталий Андреич, припомните всех ваших знакомых, которые бывали в вашем доме. И составьте мне список.

Маринкин папа стал перечислять дядек и теток, а папа начал уточнять: а это кто, а он где, а она откуда? Потом сказал:

– Ну вот и хорошо. Пейте чай. Вы не будете возражать, если мы возле вашей двери поставим скрытую камеру?

– Напротив! Нам будет так спокойнее.

– И нам тоже, – сказал папа.

Тут они начали пить чай и разговаривать о далекой Сибири.

Мы «выключили прослушку».

– Ты чего задумалась? – вдруг спросил Алешка Маринку.

– Папа одного дядьку забыл назвать. Дядю Сему. Он наш сосед сверху был. И ко мне на день рождения приходил. Это он мне Снежную королеву подарил. Ну что, поползли чай пить?

– Мы только к обеду ползаем, – сказал Алешка. – И после обеда. А на чай пешком ходим.

А время шло, и Новый год приближался. Мне кажется, что ожидание праздника всегда вкуснее, чем сам праздник. И когда впереди что-то хорошее, то это гораздо лучше, чем когда что-то хорошее уже позади.

В общем, все шло нормально – как обычно. Я старался исправить «трояки», маму вызвали в школу, к директору. Алешка чего-то немного натворил.

Директор у нас новый. Из больших начальников. Его выгнали из Министерства образования на исправление в нашу школу. Прежний директор у нас был очень хороший. Он был очень строгий и крутой, но никто его не боялся. Он ушел на пенсию. А новый директор на пенсию уйдет, к сожалению, когда мы школу десять раз закончим.

– Ваш сын Алексей, – сказал он маме, – совершил отвратительный поступок.

Мама уже кое-что знала и поэтому ответила спокойно:

– По-моему, отвратительный поступок совершил чей-то другой сын.

…В день «отвратительного» поступка Алешка пришел из школы с легким фингалом под глазом.

– Опять? – спросила мама. – Диакеза?

Диакеза… На очередной репетиции Бонифаций ввел в спектакль роль новогодней Елки специально для Серегиной. Чтоб ей не было обидно из-за того, что из нее не получилась Снежная королева. Роль очень хорошая – без слов, но с подарками для всех артистов.

– Здорово! – сказал Диакеза. – Хорошо, что без слов. Все равно ее никто не понял бы, фепелявую ворлону.

Маринка заплакала, Алешка дал Диакезе в лоб. Директор вызвал маму.

Мама поняла, что разговаривать с ним было бесполезно.

– Я настаиваю, чтобы вы дали правильную оценку поступку вашего сына и строго наказали его.

– Я уже дала оценку, – ответила мама.

– Что ж, я рад…

– И похвалила его.

– Вы отдаете отчет своим словам? – вспыхнул и взорвался директор. – Я поставлю вопрос об исключении вашего сына из школы. Вы знаете, кого он побил? Это сын нашего спонсора!

– Плохо наше дело, – притворно вздохнула мама. И дальше стала говорить еще жалобнее: – Где уж Алешке с ним равняться. У него-то отец простой чиновник. Всего-то полковник полиции. Начальник отдела Интерпола. Правда, сам президент дважды вручал ему ордена и приглашал на дачу, но какое это теперь имеет значение? Где уж нам… До свидания. Я сегодня же напишу заявление с просьбой отчислить моего сына Алексея из вашей школы. Придется ему в Англии учиться.

Директор побледнел и открыл рот. Мама встала и грустно вышла из кабинета. А Бонифаций сказал директору из своего угла:

– Так вы скоро останетесь без учеников. – Помолчал. – И без учителей.

– Я извинюсь! – вскочил директор. – Я ее догоню!

– Вы лучше телеграмму дайте.

Бонифаций, он очень смелый. И сердитый. Он даже нам всем раздает, если надо, подзатыльники. Но пусть только попробует тронуть нас кто-нибудь посторонний. Он тут же становится грозным львом. Недаром его Бонифацием прозвали. Ну, еще и из-за прически. Такая вся в мягких кудряшках, будто над копной сена ураган промчался.

В общем, глупая, но поучительная история. Которая в тот же день получила продолжение. Еще более глупое и поучительное.

Вечером Алешка и дядя Федор занимались с его машиной. И тут кто-то подошел сзади и схватил Алешку за ухо. Это был (или была?) Скарлатина.

– Если ты, щенок, – прошипел он (или она?), – еще раз подойдешь к Шурику, я оторву тебе оба уха. Врубился?

– Не надо, – спокойно сказал дядя Федор. – Что с мальцом воевать? Он еще молодой, ухи быстро отрастут. Вы лучше его бате уши оторвите. Вон, как раз он подъехал.

У нашего подъезда остановился папин навороченный служебный джип. Из него вышли папа и еще один офицер, оба в камуфляжной форме. Папа что-то сказал своему сотруднику, и тот отдал честь и уехал.

– А где он? – вдруг спросил дядя Федор. – Куда Скарлатина делся? – И даже заглянул под машину.

Алешка посмотрел по сторонам, потом на асфальт:

– Даже лужи от него не осталось.

Эх, если бы у всех нормальных детей были бы в папах полковники полиции!

Но это еще не все. Мы уже собирались пить чай, как кто-то позвонил в дверь. Алешка открыл. Это приперся Диакеза.

– Я это… Как его… Извиняюсь.

– «Извиняюсь», так не говорят, – поправила его мама. Она на всякий случай возникла в прихожей. – Самому себя извинить нельзя, тебя должны извинить другие. Те, кого ты обидел.

– И вообще, – сказал Алешка. – Ты не по адресу. Иди к Серегиным. – И захлопнул дверь.

С этого дня очень многое изменилось.

Диакеза почему-то стал подлизываться к Маринке. Даже пригласил ее в гости.

– Я к чужим людям, – сухо ответила она, – в гости не хожу.

– Да, – обидчиво проныл Диакеза, – к Оболенским-то ходишь.

– Мы ей не чужие, – сказал Алешка.

Но Диакеза не отставал. Он тоже начал таскать из буфета булочки и сникерсы и ухаживать ими за Маринкой. Маринка посоветовалась с Алешкой и сказала Диакезе:

– Ладно, я тебя прощаю. Хочешь со мной дружить – таскай сосиски.

А дядя Федор уже начал ворчать:

– Я энти сосиски уже в морозилку кладу. Мы с ними не справляемся.

А еще через некоторое время Диакеза стал напрашиваться в гости к Серегиным.

– Я очень геологию полюбил, – ляпнул он. – Всякие ископаемые. И месторождения.

– Любил бы он их где-нибудь в другом месте, – пожаловался мне Алешка. – Что-то тут, Дим, очень подозрительное.

Да, я вспомнил. Этого квартирного жулика Шмагина все-таки поймали. Но толку от него не добились.

Сначала он отвирался, что в квартире Серегиных вообще не был.

Ему предъявили доказательства: на его отмычках экспертами была обнаружена смазка от замка Серегиных. Провели опознание по голосу. Собрали несколько человек, и они все орали: «Молчи, а то укушу!» Маринка безошибочно указала на голос Шмагина.

– Ну, был я на этой фатере, был. Но, однако, ничего в ей не брал. Нечего в ей брать. Пустая фатера. Одне книжки да фотки на голых стенах.

– А зачем же проник в нее?

– По ошибке, гражданин следователь. Ошибился адресом. Фатера та, а нумер дома совсем другой.

– Так, Шмагин, хватит дурачком прикидываться. «Фатера», «нумер», «ошибился»! А сам на компьютере отмычки подбираешь, замки сканируешь, прослушки ставишь. Ведь ты в своем деле профессор, а под дворника косишь.

– Ваша правда. Я ведь артист. Вор должен быть артистом. Иначе это не вор, а шмакодявка.

– Кто тебя навел на эту квартиру?

– Сам на нее вышел. Понаблюдал, информацию собрал. Сделал расклад: жильцы недавно въехали, значит, вещи еще не все разобрали. Зашел, пару чемоданов взял, пару коробок под мышки, компьютер в зубы – и пошел. Другое дело геологи. Где геологи, там золотишко. Они ведь как? Они ведь так: нашли месторождение, чайную ложку – государству, чайную чашку в свой карман.

– Кто тебя навел на эту квартиру?

– Сам на нее вышел. Понаблюдал, информацию собрал. Сделал расклад: жильцы недавно въехали, значит, вещи еще не все разобрали. Зашел, пару чемоданов взял, пару коробок под мышки, компьютер в зубы – и пошел. Другое дело геологи. Где геологи, там золотишко. Они ведь как? Они ведь так: нашли месторождение, чайную ложку – государству, чайную чашку в свой карман.

– По себе-то не надо судить, Шмагин.

– А я не только по себе. Вот вы, законники…

– Тут ты угадал. Я одного задержал – в СИЗО его упрятал, а второго – себе на дачу, огород копать. Ну хватит, будешь говорить? Или на дачу поедем?

– А я все сказал.

– Куклу зачем унес?

– Да со зла. Столько возился, а взять нечего. Хотел еще окна побить, да постеснялся, зима ведь.

И больше от него ничего не добились.

Это нам все папа рассказал. Он, когда можно, иногда нам про свои дела рассказывает. Но, я думаю, не для нашего интереса, а для своего. Он все эти штуки вслух проговаривает в домашней обстановке, в окружении благодарных слушателей, и у него решение появляется. Особенно когда Алешка ему подсказывает.

– Тут странная вещь получается, – папа задумчиво помешивал чай в стакане, забыв положить сахар. – Мы решили выпустить его под подписку. – Алешка заботливо положил ему сахар в стакан. – Преступление, по сути, не серьезное. Попытка кражи. Да и то – недоказанная. Установили бы за ним наблюдение и вышли бы на заказчика. – Папа все крутил ложечкой в стакане. Я тоже ему сахара добавил. – А Шмагин вдруг уперся: не пойду на волю, и все! Должен, говорит, получить наказание как честный человек.

– Пап, – сказал Алешка и еще подсыпал сахара, – этот честный человек боится из тюрьмы выйти. Ему на свободе ухи оторвут.

– Я тоже так думаю, – вздохнул папа и наконец положил в свой стакан сахар. – Люблю послаще, – сказал он. Отхлебнул и вытаращил глаза: – А это что?

Когда мы ложились спать, Алешка мне шепнул:

– А знаешь, Дим, почему этот Шмага боится своих наводчиков? У Серегиных он искал что-то очень-очень дорогое. И они могут подумать, что он нашел это дорогое, а от них спрятал. Для себя лично.

– Понятно, – вздохнул я. Мне и без этого «дорогого-дорогого» проблем хватало.

Глава IV «Сим-Сим, открой дверь!»

А время шло. Новый год приближался. Все как-то менялось в его преддверии. Не менялись только «трояки» и проблемы. Они мешали друг другу. Помимо оценок, мне нужно было справиться с еще одной задачей. Которую задал мне неутомимый Бонифаций. Он у нас еще и литературным кружком руководит. И мы в этом кружке сочиняем кто чего хочет. У нас есть поэты, барды, драматурги, прозаики. Мы собираемся раз в неделю, читаем вслух свои произведения, а потом беспощадно критикуем друг друга. Бонифацию это страшно нравится, он говорит, что такое общение будит в нас творческие идеи и помогает формировать наши этические и эстетические вкусы. Чтобы мы не писали в сочинениях, например, такого: «Плюшкин навалил у себя в углу целую кучу и каждый день туда доваливал».

И вот недавно Бонифаций узнал, что в Москве перед Новым годом проводится конкурс юных литераторов. И навалил на меня задание – написать небольшой рассказ с новогодними приключениями.

– У тебя прекрасный стиль, Дима. Хорошее чувство слова. Образный язык. Действуй! «Пятерку» за полугодие по своему предмету я тебе гарантирую.

Вот и приходится мне выкручиваться между рассказом и «трояками» по математике, информатике и биологии. Ну, с «трояками», может, еще как-никак выкручусь, а вот рассказ… Да еще с новогодними приключениями! И где их взять?

И тут в один прекрасный день меня осенило и озарило. А чем не новогодняя история, которая приключилась с Маринкой и которая, похоже, только что началась? Нужно только повнимательнее следить за ее развитием. Классно, клево, кучеряво!

В тот же прекрасный день, точнее в прекрасный снегопадный вечер, к нам пришла Маринка. Вся из себя Снегурочка. Алешка схватил веник и стал ее отряхивать от снега. Ничего особенного не получилось. Снега на ней осталось много, а воды на полу получилось еще больше. Пришла на помощь мама с платяной щеткой.

– Алефка дурлак? – с улыбкой подмигнула она Маринке. Маринка не обиделась, а рассмеялась.

Она принесла с собой торт, и мы «поползли» на кухню пить чай.

– А знаете, кто у нас сегодня был? – спросила Маринка. – Диакеза со своим отцом.

– Со Скарлатиной? – спросил Алешка.

Маринка пожала плечами:

– Да нет, вроде все здоровые. Они в гости пришли. Маме принесли цветы, папе – бутылку вина, а мне два торта.

– Это ихний? – испуганно спросил Алешка, тыкая ложечкой в свой кусок. – Мы не отравимся?

– Отравимся – так все вместе, – сказала мама. – Надо на всякий случай дяде Федору кусочек отнести.

– Три кусочка, – уточнил Алешка. – И чего они приперлись?

– Наладить отношения. Отец Диакезы всю нашу квартиру осмотрел. И говорит: «Скромно вы живете. Две комнаты всего». А мама говорит: «Еще и кухня». – «Все равно мало». А мама говорит: «Еще прихожая, еще туалет, еще балкон. Еще и холодильник». – «А знаете, – он говорит, – я по недвижимости работаю. Мы скоро новый дом сдаем, улучшенной планировки. Четыре комнаты, два туалета…»

– Знаю, – вмешался Алешка, – четыре прихожих, восемь лоджий и две стоянки – одна на балконе, другая на крыше. И что? Предложил меняться?

– А ты откуда знаешь? Говорит: вам почти ничего не будет стоить. Продадите свою квартиру, очень дорого, она у вас «сталинская», в престижном районе, а новая…

– Знаю! – опять перебил Алешка. – На Марсе. В трехтысячном году. И иномарка в придачу. И майка с логотипом Скарлатины.

Мама серьезно на него посмотрела и сказала Маринке:

– Лефка прав. Не надо спешить.

– А мы и не спешим. Мы решили подумать. До моего день-рожденья.

– Это почему так? – удивилась мама.

– Так получилось. В разговоре. Папа сказал: «Мы еще подумаем, время есть. Вот отметим Маринкин юбилей и будем думать». – «А когда у тебя юбилей и что тебе хочется?» – это он меня спросил, отец Диакезы.

Алешка вдруг подскочил:

– И ты сказала: куклу?

Маринка от него даже шарахнулась. Алешка снова сел.

– Ничего я не сказала про куклу! Он сам сказал. «У тебя старую куклу украли – будет у тебя новая».

Алешка опять подскочил. Тут даже мама испугалась:

– Ты что, на кнопках сидишь?

Алешка не среагировал. Он весь исчез – остались только большие глаза и внимательные уши.

– А кому ты разболтала, что у вас куклу украли?

– Никому не болтала. – Маринка даже обиделась.

– А откуда же он про это знает?

– В газете прочитал, – сказала мама. – Или вы пьете чай, или одно из двух.

Мы допили чай, доели «отравленный» торт. И проводили Маринку до троллейбуса. Уже поставив ногу на ступеньку, она прижалась боком к Алешке и что-то шепнула ему в ухо. Ухо я его не видел, а вот глаза стали еще больше.

– Ну, – спросил я Алешку, когда мы подошли к своему подъезду, – в любви призналась?

Алешка очнулся от своих глубоких мыслей.

– Дим, она сказала, что один раз уже видела эту Скарлатину. Знаешь, где? В квартире дяди Сени.

«Ну и что?» – подумал я. А надо было подумать покрепче. Это тебе не рассказы писать.

А время шло, и Новый год приближался.

– Пап, – спросил Алешка, когда папа развернул газету, а мама включила телевизор, – а кто такой дядя Сеня?

– Дядя Сеня? А… Это мамин двоюродный брат. Он живет то ли в Омске, то ли в Томске.

– В Тюмени, – сказала мама. – Или в Казани. Троюродный племянник.

– Нет. Который поближе. В Маринкином доме.

– Ну, брат! Откуда мне знать? Это ведь ты в нее влюбился, а не я. Когда я влюбился в вашу маму, я каждого кота в ее подъезде знал по походке.

– И они тебя тоже, – сказала мама, вспомнив молодость.

– А фамилия этого дяди Сени? – спросил папа. Он всегда со всем вниманием относился к нашим проблемам.

– Откуда мне знать? – рассердился Алешка. – Я ж не в него влюбился.

– Ну, узнай. Если надо, я наведу справки. – Тут он вынырнул из газеты. – А зачем это тебе?

– Надо, – сказал Алешка.

– Ну, раз надо… – Папа вздохнул и снова ушел в газету.

На следующий день после уроков Алешка опять уехал с дядей Федором. На Ленинский проспект, в дом имени Чука и Гека. Маринка фамилию дяди Сени не знала, пришлось вести разведку. Дома у Серегиных еще никого не было, и Лешке пришлось дежурить на улице в ожидании случая, чтобы просочиться в подъезд. Наконец подошел какой-то замерзший парнишка со стопкой рекламных листовок под мышкой, и Алешка без проблем проскочил за ним.

Квартиру дяди Сени на четвертом этаже Алешка уже знал. На всякий случай в нее позвонил, постучал, прислушался – тишина. Тогда он смело позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыл просторный мужчина в пижаме и со стаканом пива в руке.

– И что? – спросил он недовольно и торопливо, наверное, какой-нибудь футбол смотрел. – Попить? Пописать?

Назад Дальше