– И что? – спросил он недовольно и торопливо, наверное, какой-нибудь футбол смотрел. – Попить? Пописать?
Алешка махнул рукой в сторону квартиры дяди Сени:
– Я к Ивановым пришел, а их никого. Не знаете, когда они придут?
– К Ивановым? Ну так к Ивановым и иди. А эти – Пищухины. Да их тоже давно не видать. – И он захлопнул дверь.
Что же, дело сделано. Но вопросы еще остались. Алешка спустился на полпролета и сел на подоконник, решил дождаться Маринку. Он терпеливо сидел в подъезде, но скучно ему не было – он думал. И чем больше он думал, тем больше мыслей его одолевало. Потом, когда эта история заканчивалась, он сказал мне, что уже тогда, в Маринкином подъезде, на подоконнике, обо всем догадался. Нужно было только кое-что уточнить.
Внизу гулко хлопнула дверь подъезда, разъехались со скрипом двери лифта. Вернулась домой Маринка.
– Чего сидишь? – спросила она.
– Тебя жду. Соскучился. – Алешка не любил долго объясняться, бродить вокруг да около. – А где же твой дядя Сеня?
– А я знаю? Он после моего дня рождения куда-то уехал. Или улетел.
– Попрощался?
– Он на дне рождения попрощался. Сказал: «Береги эту Марианну, она принесет тебе счастье. Не расставайся с ней. Никому ее не отдавай». Зайдешь к нам?
– А торт еще есть?
– Кончился.
– Тогда в другой раз. Когда тебе снова Скарлатина торт подарит.
– Лефка дурлак, – был простой ответ. Искренний такой.
Очень простой ответ. Но далеко не верный. Когда папа «пробил» дядю Сеню Пищухина, он сам ахнул и мы тоже немного поахали. Только не Алешка.
Семен Семеныч Пищухин (бандитская кличка Сим-Симыч) был когда-то очень большим и важным человеком – депутатом и заместителем министра. Занимался культурой. Сим-Симычем его прозвали за то, что перед ним открывались все двери, даже кремлевские, такой он был могучий и необходимый человек. И вот однажды он возглавил культурную делегацию в Америку, чтобы представить там российскую коллекцию уникальных алмазов. Делегация благополучно улетела в Штаты с алмазами и благополучно вернулась в Россию… без них. Куда они исчезли – неизвестно до сих пор. Небольшая часть из них, правда, всплыла в Англии, на каком-то полуподпольном аукционе, а остальные бесценные камушки пропали без следа.
Провели расследование, к ответственности привлекли членов делегации и Сим-Симыча. Но вина его не была полностью доказана, и осудили его условно, зато на много-много лет. Папа над этим приговором сердито смеялся.
Во время следствия Сим-Симыч заходил, как я уже говорил, по-соседски к Серегиным поздравить их любимую дочь с днем рождения и подарил ей классную куклу по кличке Марианна. И сказал при этом: «Никому никогда ее не отдавай – она принесет тебе счастье». А сразу же после суда Сим-Симыч бесследно, как и алмазы, исчез.
После уроков, в раздевалке, Маринка сказала Алешке:
– Лефка, какой этот Диакеза глупый!
– Тормоз? – уточнил Алешка.
– Зацикленный, – она постучала себя по лбу. – Пристает все время со своими дурацкими вопросами.
– Может, в лоб ему дать?
Лучше в суп чихнуть.
– Может, и дать. – Маринка слегка задумалась. – А может, он, как дурлак, обо мне мечтает?
– Он мечтает в лоб получить. – Алешке казалось, что он эту Диакезу видит насквозь. – А про что он тебя спрашивает?
– Про все. А больше всего про мое детство. Его моя ранняя биография интересует. Какая я была маленькая? Какие мне игрушки больше всего нравились? Признался, дурлак, что очень любит в куклы играть.
Алешке страшно не понравилось, что Маринка называет Диакезу «дурлаком». Он как-то уже привык к этому слову. Как англичанин ко второму имени. Он уже его считал своим собственным и нарицательным.
– А он не спрашивал, какая у тебя любимая кукла по жизни?
– Еще как спрашивал! Раз пять.
– А ты что сказала? – Алешка насторожился. А Маринка рассмеялась:
– Сказала, что моя любимая куколка – это плюшевый бегемот.
Самое странное, что и сейчас Диакеза все время маячил возле них с разных сторон. Пытался, наверное, подслушивать, но близко не подходил. То колупал ногтем чью-то немного отставшую фотографию на стенде «Наши знаменитые выпускники», то зачем-то внимательно изучал расписание уроков десятых классов. Но все время направлял глаза и уши в их сторону.
Маринка показала ему язык и предложила Алешке:
– Поедем сейчас к нам. Я тебе елочное платье покажу. Мама его почти уже дошила. Скоро буду Елкой с подарками. Поехали? У нас опять торт есть.
Торт… Платье с подарками… Все это здорово, но сейчас Алешку интересовало совсем другое.
– Поехали, – сказал он.
Возле дома Серегиных, как ни странно, уже ходил «взад-назад» задумчивый Диакеза. Как заведенный часовой. Или замерзший, хлюпающий носом сыщик. Алешку это не удивило. Удивило только, что Диакеза добрался сюда раньше них. И ведь в троллейбусе они его не видели.
Алешка осмотрелся и острым глазом засек в глубине двора хорошо знакомую иномарку, прячущуюся за сугробом. Из-за которого она торчала запасным колесом на дверце багажника.
Папа часто говорил, что дети очень наблюдательны. Они видят многое, на что взрослые не обращают внимания. Поэтому он любил брать на место происшествия молодых сотрудников. Опыта у них еще нет, говорил папа, а глаз свежий, «незамыленный». А все потому, что дети и молодежь очень любознательны. Им все интересно.
Уж это точно! Алешке все интересно. Он иногда весь как вопросительный знак. За обедом, например, наворачивает борщ:
– Мам, а почему борщ один, а щей всегда много?
Мама не сразу поняла:
– Добавки, что ли?
Алешка объясняет:
– Борщ – он? А щи? Щи – они. Почему? Или шашлык… Он один, а мяса в нем несколько.
– Не толпись под ногами, – отвечает мама. – Наелся?
– Доверху, – Алешка провел ладонью по горлу.
Вот и здесь, во дворе Серегиных, Алешка быстро увидел и быстро сообразил.
Диакеза подошел поближе.
– Чего тебе? – вежливо спросила Маринка.
– Ничего. Гуляю перед обедом. – Диакеза шмыгнул мокрым носом и намекнул: – Весь замерз и весь голодный.
– Дома поешь и весь согреешься, – вежливо сказала Маринка.
– А дома нет никого, – еще жалобнее намекнул Диакеза. – Мама фитнес принимает, а папа на фирме.
– Ага, – сказал Алешке со смешком, – вон он, в вашей машине фитнес принимает.
А сам подумал, что все это здорово подозрительно и тревожно. Будто какие-то мухи назойливо вьются над блюдечком с медом. Что это за мед, Алешка еще не знал, но уже догадывался, где этот мед прячется, в каком дупле. И решил принять меры, чтобы он не попал в чужие алчные руки.
– Ладно, – вдруг сказал Алешка, – берем его с собой. Накормим его чаем и согреем на плите.
Диакеза очень обрадовался. Но Алешке было ясно, что эта радость вызвана вовсе не тем, что его будут разогревать на газовой плите. Лешка был уверен: чтобы сорвать вражеские планы, нужно их знать.
Как только ребята вошли в серегинскую квартиру, Диакеза прытко забегал по комнатам. Точно мышка в поисках кусочка сыра. И затрещал:
– Марин, а ты старые игрушки бережешь? Я – берегу, они у нас в кладовке. Лешк, помнишь, наша воспиталка в детском саду все уговаривала: «Мальчики и девочки, несите свои старые игрушки в наш садик!» Помнишь? А я сказал: фиг! Я друзей детства никому не отдаю. Марин, а где твои друзья детства? Можно я в кладовку загляну?
– Можно, – сказала Маринка. – Только дверцу широко не распахивай, а то все крысы разбегутся. Лови их потом. Тебе это надо?
Знал Алешка, что ему надо! Знал, но никому пока не говорил. Даже мне.
Маринка поставила чайник на плиту и ушла в другую комнату переодеваться в «елочное» платье.
Когда она вышла и встала в позу «В лесу родилась елочка», ребята ахнули.
– Клево? – спросила Маринка. – Классный прикид, да?
Клевый и классный прикид. Платье было узенькое вверху и постепенно расширялось книзу. Оно было все сшито из зеленых лохмотьев, будто еловые лапы. А на них вышиты елочные игрушки и мандарины с яблоками и конфетами.
Алешка потом с восторгом рассказывал маме:
– На ней, мам, такое зеленовое мандариновое платье все в серебряных шишках. Вылитая такая сосновая елка! Вроде лошади в яблоках!
Мама ничего не ответила, только прижала пальцы к вискам.
Маринка вертелась перед ребятами, как перед зеркалами, и верещала:
– А еще будет такая шапочка в виде звездочки на голове. А еще папа повесит на меня гирлянду, и я буду светиться во все стороны. Отпад, да?
– Ага! – сказал Диакеза. – А в руки тебе надо взять куклу, чтобы ты была Елочкой со Снегурочкой! Здорово я придумал?
– Да отстань ты со своей… то есть с моей куклой! Я ее давно в школу отнесла, – не выдержала Маринка. – Пошли лучше чай с Диакезой пить. Ой, извини, Шурик! С тортиком!
– Я не буду! – отказался Диакеза.
– Ты обиделся? – удивилась Маринка. – Я ж случайно.
– Я не обиделся. Я очень спешу. – И он ринулся в прихожую.
– Я не обиделся. Я очень спешу. – И он ринулся в прихожую.
Когда за ним захлопнулась дверь, Алешка приложил палец к губам и тихонько отворил ее. Потому что он заметил, что Диакеза, одеваясь, нашаривал в кармане мобильник. Не зря он так заспешил.
Алешка не ошибся. Выйдя на цыпочках за дверь, он слушал, как внизу Диакеза бормотал в трубку:
– Ага! Я ее нашел! Она у нас в школе!
– Он не просто ребенок, – вздохнул Алешка мамиными словами, покачав головой, – он испорченный ребенок.
Глава V Друг Карлсон
Алешка и Маринка сильно сдружились. Они даже чем-то похожими были друг на друга. Оба худенькие, независимые и самостоятельные. И оба притягивали на себя всякие события. И все время шушукались на кухне. Мама по этому поводу шутила:
– Я подслушала, Дим. Они решают – куда им поехать в свадебное путешествие: на Канары или на дачу. Деньги решили откладывать.
Совсем не о том они шушукались. Не об этой ерунде. Потому что вокруг Маринки все время что-то происходило. Но что именно, я по полной программе не знал. Кое-что иногда мне Алешка рассказывал (когда я настаивал), о чем-то я догадывался, ухватывал краем уха фрагменты их шушуканья. Но, честно говоря, больше всего я надеялся, что Лешка без моей помощи не обойдется и тогда расскажет все – всю правду и всю неправду.
И вот в один прекрасный день Маринка вынула из почтового ящика письмо в красивом, с цветочками, конверте на ее имя. Она его тут же, в подъезде, прочла и тут же помчалась к Лефке. Вся сияя от счастья.
Вообще-то, нормальные люди такие письма либо выбрасывают на помойку, либо несут в милицию, и уж конечно не Лефке.
– Вот что мне прислали! – Маринка протянула ему конверт. – Читай!
Алешка ее радость не разделил. Потому что сразу заметил, что на конверте нет почтовых штемпелей: значит, он пришел не по почте, а его просто сунули в почтовый ящик. В таких конвертах содержатся либо рекламки зубных врачей, либо анонимки с угрозами и требованиями денег. Здесь было ни то ни другое.
«Дорогая Мариночка! Наш фонд «Добрый Карлсон» проводит благотворительную акцию. В ее рамках мы организовали веселый конкурс «Моя любимая кукла». У тебя есть шанс стать победителем этого конкурса и получить замечательный приз. Какой? Это большой секрет! Принеси послезавтра в половине девятого твою любимую эксклюзивную куклу Марианну в наш офис по адресу: Тропаревский пр., дом 16, кв. 8. И никому не открывай этой тайны, иначе волшебство не состоится. Не упусти свой ШАНС! Твой друг Карлсон».
Алешка, прочитав письмо, сначала ехидно хмыкнул, а потом сердито нахмурился. И сказал:
– Неси! Неси свою куклу в офис!
– Ой! – Маринка прижала ладошки к щекам. – Она же в школе. Сопри ее, ладно? На время.
– Сопру, – спокойно пообещал Алешка. – Будет им эксклюзивная Марианна. Даже две! Только ты не радуйся.
– Почему это мне не радоваться?
– А волшебство не состоится. Ты же тайну уже открыла. Проболталась.
– Тебе можно, – отмахнулась Маринка. – Это не считается.
Все, что проделал потом Алешка, я узнал намного позже. Иначе я бы запретил ему… впрочем, я бы не запретил. Я бы помог. Хотя бы обеспечивая его безопасность. Потому что с этого момента он вступил в борьбу с опасным, жестоким и коварным врагом. Да не с одним, с целой бандой.
Для начала Алешка, ближе к вечеру, помчался в школу. Там почти все уже разошлись, только кто-то остался в учительской да возле входных дверей нерушимо сидел охранник. Наш человек. Увидав Алешку, он широко улыбнулся, встал и шутливо отдал ему честь. Это папин бывший оперативный сотрудник. Он уже пенсионер, да к тому же и после ранения. Папа устроил его в нашу школу. У нас до этого уже был один охранник, но он продавал старшеклассникам сигареты и даже пиво, и его быстренько вышибли. А у дяди Левы не покуришь. У него разговор короткий. Иногда даже без слов.
– Привет, Оболенский, – сказал он. – Что-нибудь забыл?
– Ага. Двойку по поведению.
В учительской, кроме Любаши, уже никого не было. Алешка затараторил:
– Любовь Сергеевна, Бонифаций велел мне еще вчера вставить в Снежную королеву диктофон с ее голосом.
– Бонифаций – это кто? Ах да… Сейчас.
Любаша отперла книжный шкаф, где хранились всякие исторические школьные ценности вроде дырявого глобуса и сломанных указок. Достала куклу.
– Только аккуратнее, – предупредила она Алешку. – Корону не смахни, я ее три дня делала.
– Не смахну! Ни за что! Честное слово! Прекрасная корона!
Алешка уселся подальше от Любаши, за самый угловой столик, где наш физрук обычно разгадывал кроссворды, и занялся куклой. Повертел, потряс – отчего она жалобно пропищала: «Хочу есть».
– Я тоже, – проворчал Алешка и поставил куклу обратно в шкаф.
– Что, уже сделал? – спросила Любаша. – Беги домой.
– А вы?
– Я еще посижу, поработаю. У меня вон еще сколько тетрадок непроверенных.
– Трудная у вас работа, – посочувствовал Алешка с притворным вздохом. – Да еще и мы в придачу.
– Да еще и вы. Один Оболенский чего стоит.
– Да, – согласился Алешка, – не подарочек. Я пошел, чтобы вас не расстраивать.
Алешка спустился на первый этаж. Дядя Лева отпер ему дверь:
– Бате привет передашь?
– А то!
Вечерок у Алешки выдался хлопотливый.
– Мам! – крикнул он с порога. – Я пришел!
– Очень рада, – сказала мама. – Мой руки и садись ужинать.
– Я поужинаю, но руки мыть не буду – некогда.
– И куда ты собрался на ночь глядя?
– В школу!
– Соскучился?
– Любаша велела. Надо в куклу диктофон впарить. А никто не умеет. Дай мне самые белые нитки и свои любимые маникюрные ножницы. И иголку. Самую большую. Чтоб не потерять. Папа не пришел? Ты ему привет от дяди Левы передай. Он будет рад.
– Кто? Папа или дядя Лева?
– Обои. Я пошел!
– Обои! – строго сказала мама. – Ты и Дима. Одного тебя не пущу – уже поздно.
Снега вокруг школы было уже много, и поэтому здесь было светлее, чем во дворах. А школа уже отдыхала от нас. Только на первом этаже светились окна, да еще в учительской. Где Любаша исправляла в тетрадках «истчо» и «самальоты».
Дядя Лева немного удивился, но возражать не стал. Любаша зато сильно удивилась:
– Опять?
– Со мной не соскучишься, – согласился Алешка. – Я диктофон впарил, а батарейки забыл. Бонифаций зубами будет топать и ногами скрипеть.
– Может, все-таки наоборот? – улыбнулась Любаша и снова склонилась над тетрадкой.
Алешка посадил куклу на стол, а мне показал глазами, чтобы я прикрыл его.
Что он там делал с этой несчастной королевой, я не видел. Видел только, что в руках его появился прозрачный пакетик с какими-то камушками. Как будто горошинки. Но попадались и фасолинки. На лице Алешки – вот это мне было видно – сначала возникло удивление на пару с недоумением, и он пробормотал: «Фигня какая-то. Я такого добра хоть целый самосвал наберу», а потом Алешка улыбнулся, будто у него сошлась с ответом трудная задачка. Он сунул пакетик в карман, опять что-то поковырял в кукле и сказал:
– Пошли домой. С нашим Бонифацием без ужина останешься. До свидания, Любовь Сергеевна. А хотите мы вам поможем?
– Хочу! – Любаша вскинула голову: – Вот исправь это слово.
– Запросто.
Я тоже заглянул в тетрадь. Там было подчеркнуто красной ручкой слово «вторнег».
Алешка фыркнул:
– Ну и грамотей. Надо писать «фторнег».
Любаша вздохнула и закрыла тетрадь. Ученика 3 «А» класса Оболенского Алексея.
Алешкино «правильнописание» всех безмерно удивляет. Папа, как прочтет, хмыкает в кулак, мама делает свои большие глаза еще больше, а Любаша хватается за голову и седеет прямо на глазах.
– Ну кто так пишет: «сентяп, октяп, нояб…»?
– Декап! – безмятежно продолжает Алешка.
В этот прекрасный хлопотливый вечер Алешка зачем-то залез в морозильник и строго сказал мне:
– Отвернись.
Я отвернулся и услышал сначала его недовольный шепот: «Холодная зараза», а затем чмокнула дверца холодильника.
Но и это еще не все. На следующий день, после уроков, Алешка зачем-то пошел на стройку. У нас, в нашем микрорайоне, все время что-нибудь строят. Уже вокруг настроили сто высоток разных видов. Ну вроде как башенки из кубиков. Жилые дома такие. Только почему-то в них еще никто не живет. Они так и стоят пустые. И вечерами в них не светятся разноцветные окна.
Что Алешке понадобилось на стройке, я так и не узнал. Хотя он этого и не скрывал, коротко ответил:
– Заменитель!
Вот и все дела. Заменитель. Я так и думал. Чего проще. Но вот почему-то этот заменитель Алешка, поморщившись, выкинул в помойное ведро и насыпал в пакетик свои драгоценные камешки – помните, «кусочек дороги». Мне эти камешки показались очень похожими на те, которые я видел в учительской – горошинки и фасолинки. И после этого он опять помчался в школу. Опять в учительскую. Поменять батарейки. И опять попросил у мамы ножнички и иголку. Мама уже начала что-то подозревать. Но ни о чем не спросила (все равно ведь не скажет), зато строго предупредила: