А Лешка один раз тоже оказался в трудном положении. Они с Ванечкой забрались на чердак нового дома, а их там случайно заперли и свет погасили. И ничего – спички были, в темноте не заблудились и замок дверной ножиком вскрыли.
Вот и сейчас они зашли поглубже в лес, нашли уютную поляночку. Алешка под симпатичной елкой оттоптал снег и стал разводить костер. И что удивительно – Маринка оказалась ему в пару: тут же взялась ломать и стелить на снег еловые лапы.
– Мы, Серегины, – сибирские. Я сколько раз с папой в тайгу уходила.
Затрещал костер, ребята накрыли лапник одеялом, уселись.
Ничего картинка? Зимняя ночь в лесу. С неба заглядывает под елку холодный месяц. Горит костер. И возле него сидят, как два воробушка, девочка и мальчик. И болтают, будто не в ночном лесу, а в классе за партой.
– Марин, а кто тебя в машину посадил?
– Никто. Я сама. Дядька какой-то высунулся и говорит: «Эй, Мариша, давай к Оболенским подброшу!»
Вот и подбросил.
– Ты его раньше видела? Он из себя какой?
– Я и не разглядела, я ведь сзади сидела. Потом смотрю – а мы уже за городом. Я ему: «Ты куда»? А он: «К Оболенским. Они на даче, там и родители твои».
– И ты поверила?
– Как же! Но из машины ведь не выскочишь…
Алешка подложил в костерок сучьев.
– А этот… который в подвале?
– Да он все время в маске. Только пальцы его и видела. Как сосиски… Волосатые, противные.
– Сосиски… – Алешка сказал это с теплотой в голосе. – Сосиски – это хорошая штука. Даже волосатые.
– Ты есть хочешь, да? И я тоже.
– Хочешь, скажу?
– Скажи.
– Алефка дурлак! У нас же целая сумка продуктов. Пирожок и горшочек маслица. Это я бабушке вез. Проведать.
Тут уж совсем хорошо стало. Опасность позади. Продуктов полная сумка. Костерок весело греет. И запутавшийся в ветвях месяц силится разглядеть, что там за звездочка зажглась на снегу.
Вскоре Алешка встал и сказал Маринке:
– Пойду проведаю наших друзей. А ты не высовывайся.
Он прокрался к дому. Там уже царила суета. Охранники орали, ругались, Бочонок оправдывался, размахивая руками, и тоже ругался. Наконец захлопали дверцы машин, взревели двигатели, вспыхнули фары и стало тихо. Бочонок вернулся в дом.
Алешка прокрался за ним. Спустился к гаражу, прислушался. За дверью слышалось, как Бочонок переворачивает в сотый раз раскладушку и стонет:
– Куда же она делась?
– Хочешь, скажу? – крикнул Алешка и задвинул засов.
Потом он опять поднялся в дом, нашел телефон и позвонил домой.
– Пап! – сказал он. – Сообщи Серегиным, что Маринка едет домой. Пусть они тортик из холодильника достают.
– Тебе помощь нужна? – почему-то спросил папа.
– Не, я с дядей Федором.
– А я думал, с бабушкой.
Ребята забросали костер снегом, свернули одеяло. Возле дома Алешка притормозил, просунул одеяло в отдушину.
– Эй, Карлсон! Хочешь, скажу? Ложись спать, а то скоро спецназ приедет.
– Куда будем ехать? – спросил дядя Федор. И закашлялся.
– Сначала на Ленинский, – ответил Алешка. – Потом домой. А утром – в поликлинику.
– Поранился? – встревожился дядя Федор.
– Кашель лечить.
– Сам пройдет. От горячего борща. Твоя матушка делает такой борщ, что его и кушать-то жалко.
Алешке было приятно это слышать. Он и сам всю еду разделял на ту, что «кушать жалко», и ту, что не жалко съесть. Но сейчас ему было не до маминого борща: он устал и его одолевала дремота.
– Вот они! – разбудил его голос дяди Федора. – Разбойники!
Навстречу неслись одна за другой две машины. А за ними – небольшой микроавтобус с темными стеклами.
– Ща им будет! – злорадно прошептал Алешка.
– Посмотреть бы, – помечтала Маринка.
– А то! – сказал дядя Федор и развернулся. Ему и самому было интересно.
Недалеко от дома, в прекрасной видимости, он притормозил и остановился.
Машины въехали на участок. Автобус – за ними. Из него выскочили вооруженные люди. Четверо из них выдернули охранников из машин, бросили их на снег, другие кинулись в дом.
– Как бы Бочонок не расколотили, – посочувствовал Алешка. – Поехали спать.
Глава VIII Маракатица
По дороге заехали к Серегиным. Папа с мамой были уже там. Ну, тут пошли обнимашки, поцелуйства. И всякие вопросы. Маринка почему-то отмалчивалась, зато Алешка развернулся:
– Ну а этот злобный такой! Весь в сосисках, круглого цвета! Я ему – раз! И тут как эта хрень выскочит! А мы уже у костра, горшочек с маслицем доедаем. А над лесом автоматы бухают. Мы – раз! – и в машину. Дядя Федор – по газам! Скажите, дядя Федор.
Дядя Федор пил чай, чихал и согласно кивал:
– Вот так все и было, как Лешка описывает. И хрень выскакивала. И сосиски в холодильник сбрасывали. И чох на меня напал.
– Ага! – подтвердил Алешка. – Я даже этот чох в колодце слышал – чуть цепь не оборвалась.
Маринка молчала и надуто хмурилась.
– Вы молодцы, – сказал Серегин-папа.
– Я бы на месте Маринки, – сказала Серегина-мама, – Алешку расцеловала.
– Я с ним не разговариваю.
Вдруг стало тихо.
– Что за новости? – с удивлением спросила Серегина-мама.
– Он меня коровой обозвал!
Тут все подумали, что наш герой застенчиво извинится. Щаз-з!
– А ты и есть корова! Не умеешь на стенки по раскладушке лазать.
– Я тоже не умею, – призналась наша мама.
– В твоем возрасте простительно, – буркнул Алешка.
Мне показалось, что все с трудом удержались, чтобы не расхохотаться. Но дядя Федор всех выручил:
– А то! Такой солидной дамочке по стенам лазать. – И тут же опять чихнул. – Это у меня от шерсти. Линяют мои родственники. И, главное дело, что по очереди. Не успеешь от одного отчихаться, уже другой поспел.
Я тут подумал: что за человек этот дядя Федор? Другой бы на его месте быстренько от таких «родственников» избавился. Не зря папа говорит, что у дяди Федора не только руки, но и сердце золотое.
– А ты, Мариша, не права, – продолжил дядя Федор. – Ты лучше не обижайся, ты лучше учись по стенкам лазать. И тогда Леха тебя не коровой будет звать, а козочкой. – И дядя Федор чихнул.
А Маринка рассмеялась:
– Мне бы еще научиться на кухню ползать. Как Оболенские.
Когда мы выходили из подъезда, дядя Федор тихонько сказал папе:
– Вы уж, Сергей Александрович, младшого-то не шибко журите. Парнишка-то молодцом.
– Я подумаю, – пообещал папа и, когда мы добрались до дома, закрылся с Алешкой в кабинете.
Мама подслушивала под дверью – не завизжит ли Алешка: «Ухи! Ухи!»
Там была тишина. А вытащить «клапан» из подслушки я при маме не решился. Да все равно Алешка мне все сам расскажет.
Но… он не рассказал, только задумчиво произнес:
– Дим, в этом деле полно белых мест и темных пятен.
Вы поняли? Вот и я тоже.
В школе новость – в младших классах новая училка по физкультуре. Прежний физрук забрал свои кроссворды и куда-то уехал насовсем. Кто-то сказал, что в Америку. Нужен он там.
– Она холостяшка, – сообщил за завтраком Алешка. – Довольно прекрасная женщина. Не какая-нибудь маракатица.
– Охарактеризовал! – хмыкнул папа. – Что еще?
– На ней прическа. И сумочка из крокодиловой шерсти.
– Это как? – заинтересовалась мама.
– Ну… не из шерсти. Из этой… из чешуи.
Вскоре выяснилось, что Лидочка (так ее прозвали ребята) довольно крутая и строгая. Выстроила свои классы по полной программе. Они у нее стали не только бегать, прыгать, осваивать кольца и турник, а даже многие (один или два) начали заниматься по утрам гимнастикой.
По вечерам она тоже долго оставалась в школе, но не кроссворды отгадывала, а сочиняла всякие новые упражнения и спортивные игры. И сидела за тем же столиком, где раньше сидел наш бывший спортсмен-кроссвордист, возле шкафа, в котором томилась Снежная королева.
В общем, она всем понравилась, а дяде Леве – особенно. Когда Лидочка проходила мимо, он вставал и отдавал ей честь. Лидочка на это сердилась.
И вот в один прекрасный день папа заехал в школу за Алешкой и отвез его в какое-то полицейское управление.
– Посадишь? – хмуро спросил Алешка.
Папа молча кивнул.
– Родного сына?
Опять кивок.
– Младшего?
– Ты посидишь там в одном кабинете и будешь поглядывать. Будут приходить разные люди. Может, кого-то узнаешь? Только в этом случае не ори «Вот он!».
– А чего орать?
– Просто запомнить и сказать об этом следователю Павлу Петровичу. Все понял?
Теперь Алешка молча кивнул.
– Повтори, – сказал папа.
Ну, Алешка повторил – кивнул еще раз, жалко, что ли?
Папа только покачал головой.
Папа оставил Алешку в коридоре.
– Только не шляйся по кабинетам.
По кабинетам Алешка шляться не стал, а по коридору – ему же не запрещали. Рассмотрел всякие плакаты, приказы, лозунги; долго простоял возле стенда с фотографиями «Лучшие офицеры нашего управления». Офицеры ему понравились. Все они были в форме с погонами и таращили глаза в объектив.
По кабинетам Алешка шляться не стал, а по коридору – ему же не запрещали. Рассмотрел всякие плакаты, приказы, лозунги; долго простоял возле стенда с фотографиями «Лучшие офицеры нашего управления». Офицеры ему понравились. Все они были в форме с погонами и таращили глаза в объектив.
Тут кто-то тронул его за плечо.
– Оболенский? Шагай за мной.
Он привел его в кабинет, где сидел за столом следователь в обычном костюме и какой-то гражданин.
– Павел Петрович, не возражаешь, пацан тут посидит? В розыске был, сейчас родители за ним приедут.
– Да пусть сидит. – Следователь глянул на Алешку: – Только не болтай, ладно?
– Ногами? – уточнил Алешка.
– Языком.
Гражданин за столом усмехнулся. А следователь сказал ему:
– Продолжим, гражданин Новиков. Где вы находились четвертого мая две тысячи первого года в девятнадцать часов?
– А вы?
– Что я?
– А вы помните четвертое мая двух тыщ первого года?
– Здесь вопросы я задаю. Идите, посидите, подумайте. – Он нажал какую-то кнопку в столе и сказал: – Петров, забирай Новикова, заводи следующего.
Алешке стало интересно. И он начал вспоминать, а где он сам находился четвертого мая две тысячи первого года. Никак не вспоминалось. Потом дошло, и он сказал вслух:
– Нигде!
– Ты что? – удивился следователь.
– Четвертого мая «двух тыщ» первого года я еще нигде не находился.
– Это почему же?
– Потому что еще не родился!
Следователь улыбнулся.
– А как тебе этот гражданин Новиков?
– Никак. Никогда я его не видел, ни в «двух тыщ первом», ни в «двух тыщ тринадцатом».
– Ясно. Будем работать дальше.
Следующим гражданином была гражданка. Следователь выложил перед ней на стол небольшие бумажки.
– Это вы ценники на товар заполняли?
– А то кто же? В нашем ларьке одна я грамотная.
– Вот это что?
Гражданка прочитала вслух:
– Лепешка миндальная.
– Нет, гражданка, вы прочитайте, как написано. А написано вами: «Липошка медальной». Не стыдно? Идите в коридор и все перепишите правильно. Я тут вам поправил.
– Ну что? – спросил следователь Алешку.
Алешка помотал головой, хотя ему показалось, что на нашем рынке он мог ее видеть. Но там много таких «липошек».
В общем, без всякого толку он просидел в этом кабинете часа два. Но в один прекрасный момент вошел очередной гражданин. Алешка уже начал уставать и особого внимания на него не обратил. Но тут гражданин попросил разрешения закурить. Следователь придвинул к нему пепельницу. Гражданин закинул ногу на ногу и поставил пепельницу, как сказал Алешка, на верхнюю коленку.
Тут Лешка стал незаметно к нему приглядываться и прислушиваться.
Голос ему не был знаком, вид, в общем-то, тоже, но все-таки…
– Ну что? – устало спросил следователь, отправив и этого гражданина.
– Кажется, я его видел.
Алешка стал изо всех сил припоминать. Точно – он мельком видел его в подъезде Маринкиного дома. Этот дядька сидел на подоконнике и курил, поставив на коленку консервную банку. Видимо, курящие жильцы приспособили ее под пепельницу.
– Где ты его видел?
– В доме имени Чука и Гека.
– Это как? В Музее Гайдара, что ли?
– Нет, на Ленинском, – Лешка назвал номер дома. – Он там в подъезде курил.
– Это точно? Это он? – Следователь снял трубку телефона, набрал номер. – Валя? У тебя записи с камеры, что на квартиру Серегиных ставили? Отлично, занеси поскорей.
Валя принес записи, они уткнулись в экранчик. Алешка тоже пристроился и, хотя обещал папе, все-таки завопил: «Вот он!»
Этот дядька целиком в объектив не попал. Попал только ногами, на одной из которых стояла банка с окурками. А над банкой время от времени появлялась рука с сигаретой и стряхивала с нее пепел. Очень характерным движением.
Следователь и Валя переглянулись с удовольствием, а потом оба одновременно сказали:
– Спасибо, Алексей Сергеевич! – И добавили: – Вот что значит потомственный сыщик!
Тут вошел папа, и они втроем стали говорить вполголоса. Алешка, конечно, прислушивался и кое-что уловил: «Петрухин? Актер? Он, без сомнения! Срочно освободить и установить за ним наружное наблюдение!»
Когда папа и Алешка выходили из здания управления полиции, вместе с ними вышел и Петрухин. И весело зашагал к остановке автобуса.
Дома Алешка потребовал у папы объяснений. Папа не стал отнекиваться и кое-что, не очень секретное, рассказал Алешке. А он – мне.
Вот эти граждане, которых «пропускали» через Алешку, были или свидетели, или подозреваемые. И все они так или иначе были связаны с Сим-Симычем. Какими-нибудь делишками.
– А Шкарлатина? – спросил Алешка. – А Бочонок?
– Это кто такие? Из твоего класса?
– Из твоего!
Разобрались общими усилиями.
Шкарлатина – гражданин Грачев, бизнесмен, был связан по бизнесу с Сим-Симычем. Тот ему в чем-то помогал наладить строительные дела.
К похищению Маринки он никакого отношения не имел. Его «пятиколесный» джип в тот день угнали, в полиции есть своевременное заявление потерпевшего Грачева. А уж что там на его машине делали – он не в ответе.
Алешка возмутился:
– Маринку же на его дачу привезли!
– А он и этого не знал. Дача еще не достроена, он там не проживает. Злоумышленники выбрали это место, чтобы никто не помешал «поспрашивать» Маринку.
– Шкарлатина! – вырвалось у Алешки. – А Бочонок? Тоже ни при чем?
– Бочонок? Гражданин Кабанов утверждает, что его просто попросили посидеть с девочкой, пока ее родители делают в городе шопинг. И он развлекал Маринку разговорами о ее куклах. Ясно?
– А веник у меня отобрал? Мама так расстроилась.
– Этот эпизод вообще доказать трудно.
– Ничего! Докажу! – пригрозил Алешка.
– Отставить! – грозно приказал папа. – Если ты сделаешь еще хоть один шаг в сторону этой истории, я тебя тут же отправлю в зимний детский лагерь. Будешь там снеговиков лепить.
Алешка сделал вид, что понурился и смирился.
А я к тому, что вспомнил ранее, записал и эти сведения. Набросал первые главы и показал Бонифацию.
– Очень неплохо, – сказал он. – Увлекательная завязка. Не знал, что ты такой фантазер.
А в Москве начались морозы. Младшие классы на три дня даже освободили от посещения занятий. Чтобы наши хилые детишки не простудились по дороге в школу. Я тоже думаю, что гонять на улице весь день по морозу гораздо полезнее.
Но холода стояли недолго. После них нагрянула слякоть. За ней пошли всякие простуды, ОРЗ, гриппы и ангины. Даже некоторые наши учителя пострадали, а особенно – охранник дядя Лева. Его увезли прямо из школы с высокой температурой. Врач даже высказал подозрение на алкогольное отравление. Но это ерунда. Даже две ерунды, как сказал Алешка. И сердито добавил: «Сам он алкогольник, этот врач». Во-первых, дядя Лева ничего, кроме холодного чая, не пьет. У него для этого на подоконнике, рядом со столиком, всегда стоит термос. А во-вторых, в нашем буфете никаким алкоголем не торгуют.
Вместо дяди Левы возле входных дверей сел за его столик пожилой такой парень. Прикинутый. На эстрадного артиста похож: у него кудри до плеч, усы висячие, черные очки и бандана на башке. Бонифаций сказал, что наш директор взял его из охранного агентства. Может, и правда. На поясе у него в футлярчике газовый баллончик, а когда наша усталая школа затихает и отходит ко сну, то на его столе появляется тяжелая резиновая палка. А Лешка мне шепнул, что у него и пистолет есть, под мышкой прячется. В общем, крутой мен.
Но в один прекрасный день, вернее – вечер, папе позвонил из больницы дядя Лева. Мы сказали об этом папе, он ушел разговаривать в кабинет, а мы – подслушивать в прихожую по параллельному телефону.
– Сережа, привет. Это Михайлов потревожил.
– Как ты, Лева?
– В норме, однако еще дня четыре доктор обещал.
– Докторов, Лева, надо слушать.
– Не смеши, начальник. Лучше срок скости.
Нам было слышно, как они оба посмеялись, а потом дядя Лева сказал:
– Слышь, Сережа, дело темное получается. Я еще не в себе был, но слышу, доктор сказал сестренке, что, мол, очень похоже на отравление. И лекарство назвал. Я его, конечно, не разобрал и не запомнил. И сестрица, видать, тоже не поняла и спросила: что, мол, за лекарство? Ну, он и объяснил. Добавляют его лихие люди, чтобы человека из сознания вывести. Получается похоже, будто сильно он пьян.
– Вот так, да? – тревожно спросил папа. – Это надо проверить.
– И я к тому же. Надо бы мой термосок изъять. Там еще чаек остался.
– Если его еще не «изъяли», – хмуро ответил папа. – Через полчасика сможешь перезвонить?
– Конечно.
Папа положил трубку и вышел из кабинета.
– Вы, конечно, все слышали, не отпирайтесь. За это вам срочное задание. Бегите в школу и…
– …И притащите дяди-Левин термос, – сказал я.
– …Но только чтобы никто не видел, – сказал Алешка.
– И в кого вы такие умные? – удивился папа.