Меньше известно о тех уловках, к которым, если верить графу Кобенцелю, прибегали Павел Петрович и оставшийся в Петербурге граф Панин, чтобы обмениваться доверительными посланиями. Один из информаторов австрийского посла рассказывал: для начала кто-нибудь из путешествовавших с великокняжеской четой слуг писал письмо такому же простому человеку и вкладывал в него письмо от другого слуги к такому же адресату-простолюдину, и так шесть раз. Только седьмое письмо в этой эпистолярной матрешке оказывалось посланием цесаревича к бывшему наставнику. Но, несмотря на все ухищрения, заветное послание было обнаружено и легло на стол императрицы. Оно не содержало ничего, кроме общих сведений о своем добром здравии и заверений в искренней дружбе и доверии. Тем не менее, это лишь укрепило императрицу в худших подозрениях, что именно Панин отговаривал ее сына от европейского турне{293}.
Что касается упомянутых Екатериной «издержек» венского двора, еще летом Иосиф II поставил президента Казенной палаты в известность, что «приезд в Вену русского великого князя с великой княгиней потребует незапланированных расходов […] посему информирую вас заранее, чтобы вы обеспечили глав Чешско-Австрийской придворной канцелярии и Придворного военного совета кредитом в достаточном объеме»{294}. Сводную ведомость всех расходов обнаружить не удалось, но и сохранившиеся в архиве Придворной казенной палаты счета, расписки и квитанции дают некоторое представление о затраченных суммах. Граф Хотек получил из казны 500 дукатов, из которых 38 по окончании миссии сдал под расписку обратно{295}. Обер-гофмейстеру графу Францу Розенбергу (1723–1796) было выписано в общей сложности 36 тыс. гульденов. (К сожалению, в документах отсутствует спецификация расходов.) После отъезда русских гостей Казенная палата еще в течение нескольких месяцев возмещала расходы местному населению (главным образом, за изъятых лошадей){296}.
4 января гости покинули Вену, чтобы через Винернойштадт, Грац и Триест отправиться в Италию. Впереди их ждало долгое и утомительное путешествие. Они вернутся в Вену в октябре 1782 г., объехав пол-Европы. Казалось, что их больше ничего не могло удивить в этом городе: ни картины в Бельведере, ни оперы Глюка в Национальном театре. Великий князь и великая княгиня спешили к сыновьям, жаждали отдохнуть от бесконечной череды приемов, балов, визитов, увеселительных прогулок.
Важнейшим внешнеполитическим итогом пребывания наследника престола в австрийской столице была новость о том, что несколькими месяцами ранее в Петербурге его мать заключила с Иосифом II тайный оборонительный союз{297}. Хотя как это могло быть для Павла секретом, если в подписании альянса участвовал Н. И. Панин. Цесаревич не пытался скрывать, что не согласен с внешнеполитической доктриной матери. Позднее Леопольд напишет старшему брату о беседах с русским гостем: «Он не скрыл своего неодобрения […] всякому увеличению монархии и без того очень обширной и нуждающейся в попечении о ее внутренних делах. По его мнению, стоит оставить в стороне все бесполезные мечты о завоеваниях, которые служат только к приобретению славы, не доставляют истинных выгод, а только ослабляют государство»{298}.
Во время пребывания великокняжеской четы в Терезианской академии их приветствовали стихами, в которых русско-австрийские отношения представлялись как цепь братских объятий монархов: от Петра I с Леопольдом I до Павла Петровича с Иосифом II. В заключение выражалась надежда, что когда-нибудь Александр и Константин продолжат дружеское общение с потомками австрийского императора{299}. Однако, как известно, между цесаревичем и Иосифом не установилось дружеских, доверительных отношений{300}, в XIX же столетии два двора, преследовавших противоположные интересы, не раз разделяли недоверие и подозрительность.
Незабываемым впечатлением в умах и сердцах русских гостей осталась та уникальная познавательная и культурная программа, которую для них подготовил их новый союзник. Мария Федоровна внимательно осматривала сады и оранжереи дворцов и парков, отсылала на родину для украшения милого ее сердцу Павловска семена редких растений, которые ей охотно дарили хозяева{301}. Но главное, она сделала ценные наблюдения и перенимала опыт организации благотворительности – призвания, которому останется верна всю жизнь. Впоследствии Е. Г. Хилкова (урожденная Волконская, 1800–1876) записала в воспоминаниях: «В отношении благотворительности императрицу можно было назвать ненасытимой. Она была просвещенной покровительницей всех сословий и матерью всем несчастным и неимущим. Ни один из голосов, взывавших к ней, не был отвергнут ею»{302}. Есть все основания полагать, что в этом была заслуга и венского путешествия.
Л. А. Кирилина. Александр I на Лайбахском конгрессе 1821 г.
Приезд российского императора и его свиты в Лайбах (или, как иногда писали в русских документах – Лейбах) для участия в работе конгресса европейских держав, организованного «Священным союзом», – одна из многих зарубежных поездок Александра I по Европе в годы, последовавшие за разгромом армии Наполеона Бонапарта и перекроившие политическую карту Европы. О ней писали биографы Александра I, печатались сообщения в австрийской и русской прессе. Сведения, опубликованные в газетах, имели в основном официальный характер, они касались внешней стороны деятельности императора – когда и куда он приехал, в каких официальных мероприятиях принял участие, с кем провел встречи. В 2000 г. словенским историком Э. Хольц впервые были изданы также чисто информативные дневниковые записи о Лайбахском конгрессе словенского историка и политика (в то время еще молодого чиновника) Х. Косты{303}, в которых российскому императору было уделено немалое внимание. О словенской возлюбленной русского царя подробно рассказывается в очерке словенского писателя Я. Трдины «Две возлюбленные»{304}, написанном на основании сведений, собранных Трдиной в 1858 г. Дневниковые записи Косты и люблянского учителя Ф. К. Рихтера{305} широко использовал словенский политик и писатель И. Тавчар при написании романа «За кулисами конгресса»{306}, действующими лицами которого стали и Александр I, и князь Волконский. Ряд интересных сведений по этой теме содержится в монографиях И. В. Чуркиной{307} и в недавно опубликованном сборнике «Русско-словенские отношения в документах. XII в. – 1914 г.»{308}
На основании этих источников, не углубляясь детально в хитросплетения проходивших на конгрессе политических переговоров, мы попытаемся осветить ряд сюжетов, связанных с публичной стороной жизни Александра I и его свиты в Лайбахе: их участие в различных мероприятиях, устраивавшихся в городе. Прежде всего нас будут интересовать контакты с местным словенским населением и впечатления от них.
«Священный союз», заключенный в 1815 г. между российским императором Александром I, австрийским императором Францем I и прусским королем Фридрихом Вильгельмом III (позже к нему присоединились Великобритания, а затем и Франция), стал ядром европейской политики в период Реставрации. Международная система, созданная Венским конгрессом, основывалась на принципе равновесия сил и стремлении к сохранению «статус-кво», сложившегося в Европе после победы над Наполеоном, одной из ее целей была взаимопомощь союзных государств в борьбе против всех проявлений «революционного духа». Утвердилась она на последовавших вслед за Венским конгрессом (1815) конгрессах в Аахене (1818), Троппау (1820), Лайбахе (1821) и Вероне (1822). На конгрессе в Троппау, созванном по инициативе К. Меттерниха, главным вопросом стало подавление восстания в Неаполе, угрожавшего австрийскому владычеству в Ломбардии и Венеции. Здесь было принято решение о праве европейских монархов, входивших в Священный союз, на военную интервенцию в случае восстаний в другой стране{309}.
Изначально предполагали, что император Александр вернется из Троппау в Петербург в конце декабря 1820 г.{310} Однако в связи с революцией, вспыхнувшей в Пьемонте, для проведения переговоров с итальянскими монархами заседания конгресса было решено перенести ближе к Италии. Сначала раздумывали о проведении конгресса в Гёрце (престарелому неаполитанскому королю доехать до него было удобнее, климат тоже был благоприятным), но оказалось, что там недостаточно жилых помещений, чтобы разместить все делегации. Поэтому решено было собраться в Лайбахе. Вообще для проведения конгрессов Священного союза выбирали небольшие города. Это делалось по двум причинам: во-первых, чтобы монархов не отвлекали от дел слишком многочисленные светские обязанности; а, во-вторых, чтобы не отдавать предпочтения ни одному из крупных европейских городов, который мог бы чересчур усилить свое влияние{311}.
Изначально предполагали, что император Александр вернется из Троппау в Петербург в конце декабря 1820 г.{310} Однако в связи с революцией, вспыхнувшей в Пьемонте, для проведения переговоров с итальянскими монархами заседания конгресса было решено перенести ближе к Италии. Сначала раздумывали о проведении конгресса в Гёрце (престарелому неаполитанскому королю доехать до него было удобнее, климат тоже был благоприятным), но оказалось, что там недостаточно жилых помещений, чтобы разместить все делегации. Поэтому решено было собраться в Лайбахе. Вообще для проведения конгрессов Священного союза выбирали небольшие города. Это делалось по двум причинам: во-первых, чтобы монархов не отвлекали от дел слишком многочисленные светские обязанности; а, во-вторых, чтобы не отдавать предпочтения ни одному из крупных европейских городов, который мог бы чересчур усилить свое влияние{311}.
Лайбах впервые на некоторое время стал центром, в котором вершилась европейская политика. Он был небольшим провинциальным городом. Согласно статистике, в 1788 г. там насчитывалось около 20 тыс. жителей{312}. В 1809–1813 гг. он являлся центром наполеоновских Иллирийских провинций, что способствовало модернизации Лайбаха, строительству новых дорог, оживлению торговли и общественной жизни. К началу 1820-х годов улицы города стали убирать чаще, начало вводиться их освещение (что вызывало возмущение многих горожан, считавших, что магистрат позволяет себе лишние траты – ведь все порядочные горожане должны ложиться спать с наступлением темноты).
В российской прессе в январе 1821 г. были даны краткие описания города. Так, в журнале «Сын отечества» сообщалось: «Лайбах есть главный город Герцогства Крайнского; лежит на судоходной реке Лайбахе, впадающей в Саву. Он имеет 930 хорошо построенных домов и около 12 тыс. жителей, цитадель, 10 церквей, театр, обсерваторию, публичную библиотеку, лицей, гимназию, духовную семинарию, Общество земледелия и искусств и многие фабрики. Торговля его довольно значительна»{313}. Примерно те же сведения были приведены и газетой «Русский инвалид» с добавлением, что город называется «на языке народа Лублано, а по-итальянски Лубианна»{314}. Отсюда его современное название – Любляна.
Приготовления к конгрессу начались в декабре 1820 г. По сообщениям из Любляны от 19 декабря, перепечатанным в «Сыне отечества», «здешнее местное начальство получило на сих днях предписание приготовить домы для ожидаемых сюда монархов и для их свиты. Вчера прибыл уже австрийский, а сегодня российский гоффурьер, для предварительных распоряжений в домах, назначаемых для их государей»{315}. В 1821 г. в Лайбах приехали представители 10 европейских государств (около 500 человек), 7 епископов, а также купцы, фабриканты, банкиры, актеры, музыканты, два художника, любопытствующие путешественники (около 600 человек), и всех их удалось разместить и обеспечить продовольствием. Более того, ожидавшегося резкого подъема цен не произошло. «Стечение иностранцев в здешнем городе заставило думать, что как наем домов, так и съестные припасы весьма вздорожают. Сие отчасти и воспоследовало во время прибытия монархов; но потом привезено такое множество разных припасов, что некоторые из оных продаются ныне по сходнейшим ценам, нежели за 2 месяца пред сим. Также и из числа домов, очищенных для найма, многие до сих пор еще не заняты»{316}, – отмечал «Русский инвалид» в конце января. 18 февраля газета сообщала, что «число находящихся здесь дипломатических чиновников ежедневно увеличивается. Должно полагать, что сей конгресс будет многочисленнее всех предшествовавших оному»{317}.
Х. Коста записал в своем дневнике о конгрессе в Лайбахе: «Без сомнения, новейшая история Крайны знает много славных моментов, но таких блестящих, какие она пережила за пять месяцев 1821 г., у нее еще не было. В столице Крайны собрались лучшие правители, крупнейшие государственные деятели своего времени, и принимали решения о важнейших государственных делах»{318}.
По пути из Троппау российский император посетил Вену и Грац. «Пребывание императора Александра в здешней столице будет, как уверяют, весьма кратковременно. Отъезд его величества в Лейбах назначен 3-го января», – отмечал «Русский инвалид»{319}.
По сообщениям австрийских газет, в Граце (6 января) Александр I осмотрел Кадетский институт, императорскую библиотеку, архив, Промышленный музей. Корреспондент «Laibacher Zeitung» отметил, что «Его Величество выказал большой интерес к культуре» Штирии. Особенно его впечатлило то, что в Памятной книге библиотеки Александр сделал запись на немецком языке{320}.
В Лайбах Александр I со свитой приехал 7 января 1821 г.[13] в половине третьего пополудни. «Император России прибыл в экипаже, запряженном шестеркой императорских австр. белых лошадей, в мундире имп. полковника своего австрийского пехотного полка, в который он облачился на Свином мосту перед Любляной»{321}. Резиденцией его на время пребывания в городе стал Епископский дворец. Свита императора насчитывала около 80 человек. Среди приехавших были видные дипломаты и военные генералы: министры иностранных дел К. В. Нессельроде и И. Каподистрия, посол России во Франции К. О. Поццо ди Борго, начальник Главного штаба генерал от инфантерии П. М. Волконский, генералы И. И. Дибич, А. П. Ермолов и др.
Российский император стал одной из ключевых фигур конгресса, проходившего в Лайбахе с 10 января по 22 мая 1821 г. На тайных заседаниях обсуждались, прежде всего, меры по подавлению революционных выступлений в Неаполитанском королевстве, Испании и Греции, и позиция Александра I подчас имела решающее значение по ряду проблем, формировавших европейскую политику. В целом же дирижировал европейским оркестром на конгрессе австрийский министр иностранных дел Меттерних, и российский монарх в большинстве вопросов поддержал его политику.
По просьбе короля Обеих Сицилий Фердинанда I конгресс (несмотря на возражения Англии и Франции) принял решение направить в Неаполь и Пьемонт австрийские войска. В помощь им Александр I готовил армию, ее командующим он назначил А. П. Ермолова, которому было велено срочно прибыть в Лайбах. По сообщению «Сына отечества», «император Александр дал расположенному в Волыни войску, из 80 тыс. человек состоящему, повеление выступить в поход»{322}. Однако, не желая усиления влияния России в этом регионе, Австрия отклонила предложение русского царя и обошлась своими силами. В марте-апреле 1821 г. в Неаполе и Пьемонте были ликвидированы либерально-демократические правительства и восстановлен абсолютизм. Уже отправленная в поход русская армия возвратилась в Россию. Прибывший в апреле в Любляну генерал Ермолов остался не у дел. «Был я главнокомандующим армии, которой я не видал и доселе не знаю», – написал он позже в своих «Записках»{323}. Как резюмировал «Сын отечества»: «Дела сего конгресса кончились достижением предположенной при открытии оного цели – восстановлением порядка и спокойствия в Италии, и обеспечением чрез то мира Европы»{324}.
Помимо государственных дел немалое время Александр I, как и другие европейские монархи и их приближенные, уделял светским обязанностям. Приемы, балы, смотры военных парадов, богослужения, музыкальные и театральные представления шли чередой. За время конгресса широко отпраздновали дни рождения трех монархов: неаполитанского короля 12 января, австрийских императрицы (8 февраля) и императора (12 февраля). 13 января 1821 г. отмечали новый год по российскому календарю. Неизвестный автор писал в дневнике, хранящемся в Архиве Словении: «Новогодний праздник русских; Император Александр, однако, запретил все торжества»{325}. Впрочем, по сообщениям «Laibacher Zeitung», в этот день император принял поздравления от всех монархов, а вечером весь город был освещен{326} и состоялось «весьма многочисленное собрание у императора Александра»{327}.
В наиболее торжественных случаях Любляна озарялась праздничной иллюминацией, устраивались фейерверки. Каждую неделю давалось по нескольку балов, как в резиденциях императоров, так и организованных магистратом в зале Редута. Проходили концерты Филармонического общества и театральные представления. «Русский инвалид» сообщал: «В Лейбахе находится с некоторого времени италианская опера, составленная по большей части из искусных певцов и певиц. Знаменитые посетители сего города нередко удостаивают оную своим присутствием […] Сверх того, тамошнее Филармоническое общество, составленное по большей части из охотников, давало уже четыре больших концерта»{328}. Помимо итальянской, в Любляну приехала и немецкая оперная труппа. Между ними была довольно сильная конкуренция. Особой популярностью пользовались оперы Россини, – в особенности «Севильский цирюльник».