В письме к А. А. Фету, который вскоре станет наставником молодого поэта-романтика, Константин признавался учителю, что старшая сестра Ольга «часто навевала на него вдохновение». Великий князь посвятит сестре-королеве немало замечательных стихотворений и поэму «Севастиан-мученик»: «Ты мне внушила эти строки, / Они тобой вдохновлены:/Пускай же будут в край далекий / Они к тебе унесены…»{651}.
В 1882 г. великий князь с «непродолжительными промежутками» бывал у сестры – то в Афинах, то в Татое. Ольга сообщала отцу: «Милейший папа! […] Завтра предстоит разлука с Костей; сердце больно сжимается при этой мысли, тем более что я так привыкла к его присутствию […] Мы так наслаждались вместе, так много болтали и читали и хорошо проводили время»{652}. Константин и Ольга за это время чрезвычайно сблизились, и эта духовная близость между ними существовала всю жизнь, а их переписка продолжалась почти 50 лет.
Счастливым для королевы выдался 1883 г. Еще зимой приехал любимый брат Костя и его опять посещает поэтическая муза; там он напишет одно из лучших своих стихотворений «Я баловень судьбы…», в котором окончательно решит: «Я буду петь немолчно, до конца, / И что во славу матушки-России / Священный подвиг совершу певца»{653}. В марте 1883 г., после деловой поездки в Европу, отец Ольги великий князь Константин Николаевич наконец-то посетит в Афинах греческое семейство, где было уже шестеро детей. Ольга накануне писала: «Милейший папа! […] С радостью вижу, что день нашего свиданья приближается, и не могу сказать тебе, как я счастлива, что ты наконец увидишь мой «home» и будешь жить под нашим кровом. Меня только смущает немного мысль, что ты будешь жить наверху, в третьем этаже, и что, может быть, лестницы тебя утомляют; впрочем, если ты захочешь, то можешь подняться на машине […] Во всех других этажах места нет, к сожалению […] Надеюсь, что ты найдешь удобным наше распределение дня. Кофе пьем мы все вместе в 9 ½; завтракаем в час, а обедаем в 7, то с двором, то одни. Мы с Костей проводим все утро в моей уютной маленькой библиотеке, или книгохранилище, которое, надеюсь, понравится тебе, и в котором ты будешь, надеюсь, тоже сидеть, пить чай и курить трубку». Так и случилось: все вместе за большим столом они «усердно писали» и разговаривали «под шумок кипящего самовара»{654}. Отец Ольги не только радовался встрече с родными, но наслаждался посещением древностей, в которых прекрасно разбирался. В Афинах он познакомился со знаменитым археологом Г. Шлиманом, которого нашел очень интересным человеком. Здесь Константин, решивший резко изменить свою жизнь, признался, что он навсегда хотел бы расстаться с флотом, и Ольга поддержала брата, несмотря на ужас отца[27].
В декабре 1883 г., в Афины надолго приехал ее кузен великий князь Павел Александрович (Пиц)[28], младший сын императора Александра II, который страдал болезнью легких. В феврале 1884 г. Ольга писала: «Милейший, дорогой папа! Теперь против меня на Костином месте сидит Павел и тоже пишет; я наслаждаюсь, более чем могу сказать, его присутствием здесь и мыслью, что он еще долго останется у нас; он милейший, а чем более я вижу и изучаю его, тем более я любуюсь его прелестным, редким характером. Дай Бог ему совсем укрепиться здоровьем у нас»{655}. Многочасовые прогулки вдоль моря и теплый климат сделали свое дело. Королева решила, что он будет прекрасным мужем ее старшей дочери Александры. Мечтам Ольги, к сожалению, суждено было сбыться. Свадьба в Петербурге была грандиозной; Александра два года блистала своей красотой и обаянием при петербургском дворе; молодая пара также часто гостила у Ольги в Афинах. Но в возрасте 21 года она скончалась в России от родов.
В феврале-марте 1889 г., возвращаясь в Россию из путешествия на Дальний Восток на корвете «Рында», королеву посетил другой член романовской семьи – также двоюродный брат, великий князь Александр Михайлович (Сандро)[29]. В его «Книге воспоминаний» есть очень краткая запись о его «продолжительной остановке в Греции», где он, «к своей большой радости, имел свидание с его кузиной, великой княгиней Ольгой Константиновной, королевой эллинов»{656}. Свои впечатления от этого свидания с Сандро Ольга изливала в письме к брату: «Какое наслаждение иметь опять русского двоюродного брата под нашим кровом, – писала она – Он очень откровенен со мной». «Представь себе, – продолжала Ольга, – что раз вечером Сандро вдруг говорит мне: “Знаешь ли, я иногда сожалею, что Ты не моя мать!“»{657}. Большой кампанией во главе с королем и капитаном «Рынды» они ездили в Татой. «Мы так разговорились о буддизме, о нирване, о всякой штуке, что я даже не заметила, как мы приехали в Татой»{658}, – вспоминала королева. Немудрено, что 15-летняя греческая принцесса Мария (Минулина)[30] влюбилась в красавца Сандро, и стоило больших родительских усилий, чтобы охладить ее пыл, убеждая, что он уже просватан к дочери Александра III – Ксении.
Особенно радовалась греческая королева пребыванию под ее кровом в октябре-ноябре 1889 г. цесаревича Николая, будущего российского императора Николая II, пришедшего на крейсере «Адмирал Корнилов». «У нас как раз с воскресенья начался кавардак и начался самым отрадным образом, приездом милейшего Ники, – писала Ольга. – Тебе легко представить себе мою радость и умиления иметь нашего дорогого цесаревича под нашим кровом. Так хорошо, что из всех гостей он первый приехал; мы завтракали на “Фемистокле”, чтоб не прозевать прибытия “Адмирала Корнилова” – было так красиво видеть, как он величественно входил на рейд под брейд-вымпелом цесаревича, и как ему салютовали суда и батарея. Мы за ним поехали на крейсер и привезли его сюда; встреча была блистательная, почетные караулы в Пирее и здесь и еще здесь во дворце; народу была масса и местами усиленно кричали: “Зито!”. Ники целый день с детьми, рано утром он ездил с Тино [принцем Константином. – О. С.] купаться, а теперь к ним присоединится и Georgy [принц Георг. – О. С.], кот[орый] сегодня прибыл с королем и с королевой датскими, за которыми он ходил в Бриндизи»{659}. И сразу после отъезда цесаревича 29 ноября 1889 г. королева писала брату: «Грустно было расставаться с нашим дорогим Ники-цесаревичем. Уезжая, он мне сказал, что он был у нас как дома, что меня несказанно тронуло. […] Милый мальчик – прощаясь, у него было особенное глубокое, грустно-ласковое выражение в его милых глазах. Ты знаешь взгляд, кот[орый] смотрит не в глаза, а в душу? […] Его посещение останется навсегда дорогим воспоминанием!»{660}.
Через год цесаревич Николай со своей многочисленной свитой вновь посетил Афины. Этот приход русских кораблей «Память Азова» и «Владимир Мономах» в Грецию, на котором цесаревич Николай должен был совершить в 1890–1891 гг. плавание на Дальний Восток, стало еще более красочным и незабываемым для многих событием. Его замечательно опишет Э. Э. Ухтомский в своей книге «Путешествие на Восток» в главе «Под Акрополем»{661}. Посетив сначала древнюю Олимпию, путешественники вернулись на «Память Азова», которая во главе эскадры направилась в Саронический залив в Пирей. Сюда, чтобы встретить августейшего путешественника, заблаговременно прибыли члены Российской императорской миссии в Афинах, генеральный консул и военный агент и многие другие. «Фрегат под флагом наследника цесаревича плавно режет спокойную влагу, – пишет Э. Э. Ухтомский. – Часа через два после завтрака впереди ясно обозначается скалистый о. Саламин с его многочисленными заливчиками. […] Купола православных храмов блестят над новым городом. Целый лес мачт и труб в пестроте бесчисленных флагов развертывается у оживленного Пирея. Вход в него чрезвычайно тесен – особенно когда туда направляется великан-броненосец. “Память Азова” медленно скользит через преддверье переполненной гавани. Музыка гремит национальные гимны»{662}. На встречу прибыли король Георг I в русской адмиральской форме с шифром 2-го флотского экипажа (шефом которого была королева эллинов Ольга Константиновна) на эполетах и при ленте св. Андрея Первозванного, великий князь Павел Александрович с супругой великой княгиней Александрой Георгиевной, кронприц Константин, греческие принцы: Георгий (в мундире лейтенанта 2-го флотского экипажа), Николай и принцесса Мария. Все направились к пристани у вокзала железной дороги, где их приветствовал Пирейский городской голова, а «военная молодежь Эвельпидской школы отдала им должный почет»{663}. Затем «ликующая толпа» проводила поезд в Афины. «Звуки “Боже, Царя храни” торжественно реяли над заздравными возгласами населения, – пишет автор. – В столице – одинаково радушная, восторженная встреча. На станции собрались к блестящему приему министры, представители иностранных государств, городские власти и т. д.; августейшие особы поехали по улице Гермеса во дворец. Там, в лоне родственной семьи, наследник цесаревич и великий князь Георгий Александрович намеревались сравнительно замкнуто провести несколько дней перед отъездом на Дальний Восток»{664}.
Целью визита цесаревича в Грецию на этот раз было «исключительно желание побыть среди близких лиц и взять с собой в плавание, согласно воле государя императора королевича Георгия»{665}. Августейшая молодежь посетила афинский театр, который был учрежден Георгом I, ездила в Пирей на «Память Азова» и т. д. В воскресенье 4-го ноября в русской церкви отслужена была в высочайшем присутствии обедня. На второй день приезда великих князей во дворце состоялся обед, а затем в субботу «залы Базиликона пламенели огнями по случаю бала в честь гостей, на котором насчитывалось несколько сотен человек приглашенных, и который длился до 4-х часов утра»{666}. На следующий вечер был опять бал во французской миссии у графа Монтолона. Наконец, 5-го ноября торжества увенчались балом в доме российского посланника М. К. Ону[31]. Автор «Путешествия на Восток» вспоминал, что два офицера с «Владимира Мономаха» (мичманы Дядин и Повалишин) изящно декорировали для этого события балкон, обратив его в очаровательный шатер, откуда упоительно неслась музыка оркестра с «Памяти Азова». Он пишет далее: «Все избранное афинское общество собралось на радостный для русских праздник единовременного присутствия в Греции стольких гостей с севера. Общее веселье и бодрое настроение не нарушалось никаким диссонансом»{667}. В последний день Ольга Константиновна поехала с великими князьями на новое русское кладбище для моряков, устроенное ею близ порта Пирей. Сюда же заблаговременно прибыли адмирал Басаргин, архимандрит российской миссии Михаил, командиры русских судов, отцы-иеромонахи с «Памяти Азова» и «Владимира Мономаха» и другие приглашенные лица. «Почти пустое, просто огороженное место, отведенное усопшим, открыто ветру, который при совершении панихиды крепчает и злится. Звуки моления наполовину невнятны […] но служба продолжается при благоговейном настроении тех, кто собрался для поминовения безвестных матросиков-соотечественников, – пишет автор «Путешествия на Восток». – Спите мирным сном в чужой земле! За ваши души набожно осеняют себя крестом сыновья батюшки-царя. За ваше безгрешное успокоение умиленно молится ваша неусыпная печальница и радетельница – августейшая дочь вашего старого-адмирала»{668}.
Королева, очарованная своим племянником Ники, стала мечтать о сватовстве младшей дочери Марии и цесаревича, что весьма бы польстило грекам. Она спрашивала брата Константина в конце 1890 г.: «А как ты думаешь, грешно с моей стороны тайно желать, чтоб Минулина вышла за Ники, чтоб для них сделать исключение?»{669}. Брат старался сдержать рвение сестры, сообщая, что Александр III вряд ли одобрит брак столь близких родственников.
Во время плавания с цесаревичем Николаем на дальний Восток в 1890–1891 гг. принц Георг по решению воспитателей из-за своего поведения был досрочно возвращен в Грецию. Для королевы это был второй удар после неудачной попытки сделать свою дочь российской императрицей. Александр III в утешение родителям вручил греческому принцу орден за спасение наследника во время путешествия.
Жених для Марии нашелся очень скоро: им стал троюродный брат Ольги, великий князь, родной брат Сандро, Георгий Михайлович (Егорушка)[32], который много времени проводил в Греции, влюбившись в юную принцессу Минулину. Однако ждать согласия принцессы ему пришлось почти шесть лет. То она не могла забыть Сандро, то она, к ужасу своих коронованных родителей, влюбилась в друга ее брата, греческого морского офицера Пандиаса, и собиралась выйти за него замуж, отказавшись от предварительной помолвки с Егорушкой. Даже греческий король, который не хотел отправлять свою младшую дочь в Россию (он спрашивал Ольгу: неужели смерти одной дочери недостаточно, чтобы забыть Россию?), не дал согласия на неравный брак с греческим офицером.
Наконец, в конце 1899 г. греческий король, горячо любивший Минулину, которой шел уже 24-й год, настоял на браке с русским великим князем, доказывая, что иначе она может остаться старой девой. В апреле 1890 г. великий князь Георгий Михайлович появился на Корфу, где они с Марией были сначала помолвлены, а затем через 9 дней – 30 апреля 1900 г. был заключен еще один русско-греческий брак. На Корфу собралось множество гостей из России, прибывших на кораблях русской Средиземноморской эскадры, в том числе отец жениха – престарелый великий князь Михаил Николаевич (дядя Миша). «Георг I оказался, – вспоминал Ю. Я. Соловьев, – не только испытанным монархом, но и опытным гофмаршалом. Он почти единолично и притом в неприспособленной обстановке вел церемониал свадьбы»{670}.
Императорским указом греческая принцесса становилась великой княгиней Марией Георгиевной с титулом императорского высочества. Однако материнской любви к России она не унаследовала, брак был несчастливым, позже, накануне Первой мировой войны Мария с двумя дочерями – Ниной (1901) и Ксенией (1903) – перебралась в Великобританию. Мужа своего она никогда больше не увидела: его расстреляли большевики вместе с великими князьями Николаем Михайловичем, Дмитрием Константиновичем (родным братом Ольги) и Павлом Александровичем в Петропавловской крепости в 1919 г. Позже Мария вторично вышла замуж и прожила долгую жизнь в Греции.
К началу XX в. афинский дворец сравнивали с Вавилоном: все невестки говорили на разных языках. Многочисленные внуки, их учителя, няньки занимали все комнаты, и принимать гостей стало невозможно: редкие приезжие гостили в Татое. Таким редким, но дорогим Ольге гостем был ее племянник великий князь Гавриил Константинович, сын ее самого любимого брата Константина, который в 1909 г. после тяжелой простуды получил 11-месячный отпуск из своего полка для лечения легких в швейцарском санатории, а в конце 1909 г., возвращаясь в Россию, посетил Грецию. Он описал свое путешествие и пребывание в Греции в книге «В Мраморном дворце»: «…Через Италию выехал в Грецию, к тете Оле. Переночевав в Венеции, я на следующее утро выехал в Триест и через два дня был на Корфу. […] Мой двоюродный брат, королевич Христофор, подъехал к нашему пароходу на лодочке и привез меня во дворец, который стоял на берегу. Я сразу попал в объятия дорогой моей и горячо любимой тети Оли, а, идя во дворец, мы встретились с греческим королем Георгом I и его сестрой, английской королевой Александрой (женой Эдуарда VII), которая жила на своей яхте «Виктория и Альберт». […] Во дворце на лестнице я встретился с очень симпатичной и веселой принцессой Викторией, дочерью Эдуарда VII. Ее окружали тоже веселые и оживленные мои греческие двоюродные братья Николай и Андрей. Поместили меня в прекрасной комнате. По утрам мы все вместе пили кофе в столовой: тетя Оля, король, королевичи, их жены и я. Тетя Оля сама разливала кофе. Все греческое семейство было очень дружное и жило в мире и согласии. Королева Александра и принцесса Виктория каждый день завтракали с нами во дворце. После завтрака мы все, в нескольких автомобилях, катались по Корфу. Это исключительной красоты остров. Каждый день мы ездили по живописнейшим местам. Обыкновенно я сидел в автомобиле, которым правил королевич Андрей. Несмотря на сильную близорукость, он правил прекрасно. На Корфу местность очень гористая: и нам все время приходилось ехать по горным дорогам с очень крутыми поворотами, которую зачастую невозможно было взять сразу, и приходилось давать задний ход. При этом автомобиль приближался к краю обрыва, и тетя Оля боялась. Король греческий и королева английская обычно ехали впереди нас. Обедали мы ежедневно на яхте “Виктория и Альберт”. Мужчины надевали к обеду смокинги, а дамы – вечерние платья. Один лишь король бывал в английской адмиральской форме, в короткой вечерней куртке со звездой ордена Подвязки. К пристани перед дворцом подавался английский военный катер, на котором мы и ехали на яхту, он же отвозил нас обратно. В столовой яхты накрывался длинный стол, украшенный цветами. Один из английских придворных держал в руках папку с воткнутыми в нее карточками с обозначением имен приглашенных и указывал им, куда садиться. В первый же вечер я спутал свое место и сел не туда, отчего вышел небольшой конфуз – случилось это от моей чрезмерной стеснительности.
К обеду мы шли торжественно, ведя под руку каждый свою даму под звуки греческого и английского гимнов – и так бывало каждый день. Лакеи были одеты в красные ливреи, были подтянуты и стилизованы. После обеда почти все усаживались за бридж, но так как я не играл, то мне приходилось разговаривать с английскими придворными. Королеве Александре пришлось спешно уехать с Корфу, когда она получила известие о серьезной болезни Эдуарда VII. Она успела вернуться в Англию перед самой смертью английского короля […] Вскоре мы с тетей Олей переехали в Афины»{671}. Здесь Гавриил много времени проводил в библиотеке и беседовал с очень интересным человеком – библиотекарем короля Георга I Стюкером{672}.