Государь (сборник) - Никколо Макиавелли 26 стр.


Итак, наилучшего способа расширения придерживались римляне, и это тем более удивительно, что у них не было предшественников и впоследствии никто не смог им уподобиться. Что же касается содружеств, то в этом римлянам подражают только швейцарцы и Швабский союз. Как мы будем говорить в конце этого раздела, многие порядки, принятые в Риме как относительно внутренних, так и внешних дел, не только не соблюдаются в наше время, но и пребывают в забвении; одни считают их сомнительными, другие – неуместными и бесполезными, третьи – невозможными, и вот из-за этого-то невежества мы становимся добычей всякого, кто пожелает завоевать нашу страну. Но если деяния римлян на первый взгляд трудны для подражания, то таковыми не должны казаться деяния древних тосканцев, особенно в глазах тосканцев современных. Ведь если их предки по вышеназванным причинам не смогли создать империю, подобную Римской, то они обрели в Италии то могущество, которое мог снискать для них избранный ими образ действий. И положение их было на протяжении долгого времени прочным, слава их силы и оружия – великой, а набожность и нравы – весьма похвальными. Эти слава и могущество были сначала потрясены французами, а затем развеяны римлянами, причем удар был так силен, что, хотя две тысячи лет тому назад тосканцы составляли великую силу, ныне память об этом почти стерлась. Это наводит меня на размышления о причинах такой забывчивости, о чем пойдет речь в следующей главе.

Глава V

Перемена религий и языков, подобно мору и наводнениям, стирает память о событиях древности

Философам, которые утверждали, что мир существовал вечно, по моему мнению, можно было бы возразить, что в случае их правоты память о древности позволяла бы нам, как следует ожидать, заглядывать более чем на 5 тысяч лет назад. Однако можно видеть, что память о старине стирается по разным причинам, частью производимым людьми, частью исходящим от небес. От людей происходят перемены религиозных сект и языков. Когда возникает новая секта, то есть новая религия, ее первая забота состоит в истреблении прежней, чтобы освободить дорогу для себя; и если основатели нового учения пользуются другим языком, они добиваются этого с легкостью. Об этом можно судить по поступкам христианской секты в отношении языческой; первая уничтожила все обычаи и обряды второй и погасила всякое воспоминание о древнем богословии. Правда, полностью похоронить известия о деяниях великих язычников не удалось, потому что христианство сохранило латинский язык, к чему побудила его необходимость записать на нем новые заповеди. А если бы их можно было передать на новом языке, то от прошлого не осталось бы следа, судя по воздвигнутым на него гонениям.

Кто прочитает о поступках святого Григория и других вождей христианства, тот увидит, с каким ожесточением они преследовали всякую память о древности, бросая в огонь труды поэтов и историков, уничтожая картины и статуи и истребляя все, что было так или иначе связано с античностью. И если бы к этим гонениям добавился новый язык, то в кратчайшее время все было бы предано забвению. Но мы можем предположить, что язычники поступили со своими предшественниками точно так же, как с ними поступили христиане. И поскольку за 5–6 тысяч лет эти секты сменяются по два или три раза, память о более ранних событиях исчезает, и если все же остаются какие-нибудь следы, сведениям о них не верят и почитают баснями; так случилось с историей Диодора Сицилийского, которая охватывает 40 или 50 тысяч лет, однако ее признают, насколько мне известно, выдумкой.

Что до причин, исходящих от неба, то они истребляют человеческий род и сильно сокращают население отдельных частей мира. Случается это вследствие мора, неурожая или наводнения, из которых важнее всего последнее, ибо от него не спасается никто, за исключением диких жителей гор, которые не сохраняют памяти о древности и не могут передать ее потомкам. Если же остается в живых кто-либо осведомленный о прошлом, то в целях собственного возвышения он умалчивает о нем и перетолковывает его на свой лад так, что следующие поколения узнают только то, что ему было угодно записать. И я не думаю, чтобы можно было усомниться в действительном существовании этих потопов, эпидемий и голода, потому что о них сплошь и рядом упоминают все историки, да и ввиду отсутствия памяти о древности, а еще потому, что в этом виден разумный смысл: ведь как природа заставляет многократно сокращаться простые тела и ради собственного здоровья извергать излишек накопившейся материи, то же происходит и в смешанном теле человечества, когда все области переполняются жителями, так что им негде жить и некуда уйти ввиду повсеместного избытка населения. При этом человеческие лукавство и злоба доходят до крайности, а потому возникает необходимость очищения мира одним из трех способов, чтобы оставшиеся в малом числе люди после пережитых испытаний стали лучше и жили спокойно. Итак, как было сказано выше, Тоскана была преисполнена могущества, набожности и доблести; она отличалась собственными обычаями и языком, но все это погибло под пятой римлян. И, как мы сказали, от нее осталось одно название.

Глава VI

Как поступали римляне на войне

Мы говорили о том, как римляне расширяли свои владения. Рассмотрим же теперь, как они вели войну, ибо каждый их поступок показывает, сколь далеко благоразумие уводило их от общепринятых путей, дабы облегчить достижение высшего величия. Те, кто вступает в войну добровольно, т. е. из честолюбивых побуждений, намереваются приобретать и сохранять приобретенное; при этом они собираются не истощать, а, напротив, обогатить свой город и свою страну. Поэтому во время завоевания и при охране завоеванного следует избегать лишних расходов и стремиться к пополнению собственной казны. Кто хочет соблюдать все эти правила, тот должен придерживаться стиля и метода римлян, который состоял прежде всего в том, чтобы вести войны короткие и решительные, как говорят французы, ибо, выступая в поход с большим войском, они выиграли войны с латинами, самнитами и тосканцами в кратчайший срок. А если обратиться к тем войнам, что они вели, начиная от основания Рима и до осады Вейев, то все они закончились за 6, 10 или 20 дней. Обычай римлян был следующий: как только объявлялась война, они выступали с войском навстречу врагу и немедленно начинали битву. Проиграв сражение, противник соглашался на условия победителя, чтобы не подвергнуть свои владения полному опустошению; римляне отбирали у него часть земель и раздавали их частным лицам или устраивали на них колонию, располагавшуюся на границе и охранявшую римские пределы с пользой как для самих колонистов, получавших землю, так и для римской казны, которая не тратила на них ни гроша. Трудно вообразить более надежный, действенный и выгодный способ защиты, потому что пока противник не выходил в поле, достаточно было названной стражи; если же колонии угрожало большое войско, тогда и римляне снаряжали такое же войско и выступали ему навстречу. Выиграв сражение, они налагали на врагов более тяжкую дань и возвращались домой. Так понемногу они обретали все большую власть над ними и сами набирались сил. Этого образа действия они придерживались до тех пор, пока не изменили способ ведения войны; произошло это после осады Вей, во время которой, вследствие продолжительности военных действий, было решено платить солдатам, а раньше, поскольку войны были скоротечны и в жалованье не было нужды, они ничего не получали. И хотя римляне пошли на это, чтобы вести более затяжные войны, нужда заставила их часто ходить в походы, дабы держать врагов подальше. Тем не менее они никогда не отступали от своего обычая завершать кампании, смотря по времени и месту, в кратчайший срок; и всегда основывали колонии. Спешить с окончанием войн, кроме всегдашней и естественной привычки, римлян заставляло честолюбие консулов, желавших воспользоваться победой для триумфа, ибо они пребывали в должности всего один год и за это время полгода войско размещалось на зимних квартирах. Что касается колоний, то закладывать их заставляли великая польза и удобство, с ними связанные. Единственное, что изменилось, – это их отношение к трофеям, которые уже не распределялись так щедро, как прежде. Во-первых, в этом не было нужды, поскольку солдаты получали жалованье, во-вторых, приток трофеев настолько увеличился, что ими можно было пополнять государственные средства и не расходовать на ведение войн налоговые поступления. Благодаря этому римская казна вскоре переполнилась. Подобный образ действий в отношении распределения трофеев и основания колоний привел к тому, что Рим в ходе войн обогащался, в то время как другие государи и республики, не столь мудрые, истощали в них свои средства. Дошло до того, что консул не считал себя вправе устраивать триумф, если не мог передать на нем в казну множество золота, серебра и другой добычи. Так римляне благодаря своим обычаям и скорой расправе над врагом, которого они могли также изнурять длительной осадой, набегами, сражениями и выгодными для себя договорами, становились все богаче и сильнее.

Глава VII

Сколько земли выделяли римляне одному колонисту

Какой участок земли доставался у римлян одному колонисту, мне кажется, довольно трудно установить. Я полагаю, что они выделяли больше или меньше земли, смотря по местности, в которой устраивалась колония. Думается, что повсюду и при любых обстоятельствах распределение не было особенно щедрым, во-первых, чтобы земли хватало на большее количество людей, призванных охранять эту провинцию; во-вторых, трудно предположить, чтобы римляне захотели сделать богачами тех, кто бедствовал на родине. Тит Ливий говорит, что после взятия Вей там была основана колония и каждому досталось по 3 югера и 7 унций земли, что по-нашему составляет… Дело в том, что, кроме вышеназванных причин, существовало мнение, что важно не количество земли, а ее хорошая обработка. Для колоний необходимо также иметь общественные поля, где каждый может пасти свой скот, и леса, чтобы запасаться дровами; без этого невозможно обойтись ни одной колонии.

Глава VIII

Почему народы снимаются с насиженных мест и заполняют чужие страны

Выше речь шла о принятом у римлян способе вести войну и о том, как на тосканцев напали французы, поэтому, на мой взгляд, будет к месту порассуждать о двух видах войн. В первом случае войны бывают вызваны властолюбием государей или республик, пытающихся расширить свои владения; таковы были войны Александра Великого, римлян и вообще всех держав между собой. Эти войны разрушительны, но они не лишают родины жителей той или иной местности; победителю достаточно привести народ в повиновение, в большинстве случаев он позволяет ему жить по своим законам, пользоваться своими домами и имуществом. Другой вид войн заключается в том, что целый народ в полном составе снимается с места, побуждаемый к этому голодом или войной, и отправляется искать себе новое пристанище в чужой стране. Он хочет не управлять ею, как вышеупомянутые государи, а полностью владеть и для этого изгнать или истребить ее прежних жителей. Такая война бывает жестокой и ужасной. Об этом рассуждает Саллюстий в конце своей «Югуртинской войны», где он говорит, что после победы над Югуртой распространился слух о нашествии французов на Италию. При этом он замечает, что римский народ со всеми остальными сражался за господство, но только с французами за обоюдное выживание. Ведь государю или республике, вторгающимся в чужую провинцию, достаточно устранить лишь правящих там, а народу, который хочет воспользоваться достоянием других, следует истребить всех. Римляне пережили три подобных опаснейших войны.

Во время первой войны не устоял даже Рим, который был захвачен французами, отнявшими, как было сказано выше, у тосканцев Ломбардию и поселившихся там. Тит Ливий называет две причины этой войны: во-первых, как мы уже говорили, французов привлекали плоды и вина Италии, которых они не видели у себя на родине; во-вторых, население Французского королевства так умножилось, что для всех не хватало пропитания, поэтому местные государи решили отправить часть народа на поиски новых земель. Возглавить это предприятие должны были два французских короля, Белловез и Сеговез; первый из них отправился в Италию, а второй – в Испанию. Нашествие этого Белловеза привело к захвату Ломбардии, а затем к первой войне между французами и римлянами. Потом было столкновение между ними после Первой Карфагенской войны, когда между Пьомбино и Пизой было перебито более 200 тысяч французов. Третья война разразилась, когда в Италию пришли кимвры и тевтоны; они одержали несколько побед над римскими войсками, но затем были разбиты Марием. Таким образом, римляне выиграли все эти три опаснейших войны. Для таких побед была потребна превеликая доблесть, и когда римляне лишились ее, а их оружие утратило былую силу, их империя была разрушена такими же народами: готами, вандалами и проч., которые захватили всю Западную империю.

Подобные народы, как мы уже отмечали, бывают гонимы из своих стран нуждой, вызванной голодом, либо войной и гнетом, которым они подвергаются у себя на родине. Тогда им приходится искать новые земли. Если этих завоевателей много, они насильственно вторгаются в чужую страну, убивают ее жителей, захватывают их имущество, основывают новые царства и изменяют названия провинций. Так поступил Моисей и те народы, что захватили Римскую империю. Ведь новые имена, появившиеся в Италии и других странах, даны были как раз их завоевателями: Ломбардия, например, называлась раньше Цизальпийской Галлией, Франция – Трансальпийской Галлией, а сейчас она получила новое имя от франков, т. е. занявших ее народов; Славия называлась Иллирией, Венгрия – Паннонией, Англия – Британией; также и многие другие провинции поменяли свое название, о чем рассказывать было бы слишком долго. Моисей назвал Иудеей захваченную им часть Сирии. А поскольку я сказал выше, что иногда эти народы гонит из отчизны война и это толкает их на поиски новых земель, я хочу привести пример маврузиев, народа, в древности жившего в Сирии. Когда они узнали о нашествии евреев и поняли, что не смогут им противостоять, они решили спастись и оставить свою страну, чтобы не погибнуть вместе с нею. Собравшись со всеми чадами и домочадцами, они направились в Африку, где и обосновались, изгнав тамошних жителей. Так те, кто не смог защитить собственную родину, оказались в состоянии захватить чужую. Прокопий, описывающий войну Велизария с наводнившими Африку вандалами, сообщает, что он читал надписи на колоннах в тех местах, где обитали названные маврузии: «Nos Maurusii, qui fugimus a facie Iesu latronis filii Navae» [35] . Здесь указана причина их ухода из Сирии. Эти народы, гонимые крайней нуждой, готовы на все, и если на пути им не попадется хорошего войска, ничто не сможет выдержать их яростного натиска.

Но если изгнанники, покинувшие отчизну, немногочисленны, они не представляют такой опасности, как описанные выше народы. Путь насилия неприемлем для них, и они должны проникать на новое место хитростью, а заняв его, закрепляться там с помощью друзей и союзников, как поступали Эней, Дидона, основатели Массилии и прочие. Все они обосновались на новом месте с согласия соседей. Многочисленные народы почти все вышли из областей Скифии, местностей бедных и холодных, откуда при увеличении населения понуждает бежать невозможность пропитания; многое здесь отталкивает жителей, и ничто не удерживает. И если за последние 500 лет не было случая, чтобы кто-либо из тамошних народов нахлынул в другую страну, то причин этому несколько. Первая состоит в Великом переселении из этих стран, происходившем на закате империи; в то время оттуда вышло более 30 народов. Вторая заключается в том, что Германия и Венгрия, бывшие в свое время источником переселенцев, облагородили ныне свои земли и живут теперь в достатке, так что их обитателям незачем искать лучшей доли. В то же время, поскольку они очень воинственны, их страны являются как бы оплотом против скифов, граничащих с ними, так что последние не могут рассчитывать покорить их или пройти через их территорию. Полчища татар довольно часто приходят в движение, но венгры и жители Польши противостоят им. Часто они похваляются, что если бы не их оружие, Италия и Римская церковь на себе почувствовали бы тяжесть татарского нашествия. Думаю, что этого довольно относительно названных народов.

Глава IX

Об общих причинах, порождающих войны между державами

Причина, которая привела к войне между римлянами и самнитами, до этого длительное время состоявшими в союзе, является общей для всех войн между могущественными государствами. Подталкивают к ним либо случайность, либо намеренные действия того, кто желает развязать войну. Распри между римлянами и самнитами вспыхнули случайно: самниты не собирались, нападая на сидицинов, а затем на кампанцев, вступать в войну с римлянами. Но когда бедственное положение заставило кампанцев, вопреки ожиданиям самнитов и самих римлян, обратиться за помощью к последним, те были вынуждены выступить на защиту доверившегося им народа, как своего, потому что войны они уже не могли избежать без ущерба для собственной чести. Римляне могли отказать кампанцам в защите от своих союзников-самнитов, пока они оставались также просто друзьями Рима, но отказать ищущим их подданства или покровительства было бы позорно, потому что в таком случае они перекрыли бы дорогу всем народам, желающим поручить себя римской власти. Ведь Рим стремился к славе и могуществу, а не к покою и потому не мог отказаться. По сходным причинам началась и первая война против карфагенян, ибо римляне взяли под свою опеку жителей Мессины в Сицилии, и произошло это волею случая. Но вторая война между ними уже не была случайной, ибо карфагенский полководец Ганнибал напал в Испании на союзников Рима сагунтинцев не для того, чтобы нанести обиду, а с целью вызвать на бой римлян, разбить их и вторгнуться в Италию. Такой способ вызывать войну был всегда в ходу между властителями, которые желают соблюдать некоторую пристойность и верность данному слову. Ведь если определенный договор, не нарушавшийся в течение долгого времени, мешает мне воевать с каким-либо государем, то я могу найти любое оправдание и предлог, чтобы напасть на его союзника, зная, что при этом он не сможет остаться в стороне, и тогда моя цель будет достигнута, либо, если он не вступится за своего подопечного, все убедятся в его слабости или вероломстве. И то и другое повредит ему во всеобщем мнении и облегчит исполнение моих планов. В связи с возникновением войн следует обратить еще внимание и на поступок кампанцев, о чем говорилось выше; отсюда можно сделать также вывод о том, какое средство есть у города, не имеющего силы обороняться, но ни за что не желающего сдаться врагу. Оно состоит в том, чтобы добровольно перейти под чье-либо покровительство. Так поступили капуанцы с римлянами и флорентийцы с королем Робертом Неаполитанским; последний не желал вступиться за них как за своих союзников перед утеснявшим их Каструччо из Лукки, но защитил их как своих подданных.

Назад Дальше