«Ну, я попал! – тоскливо подумал Данила. – Из-за того, что эта нежная девичья душа захотела романтики, мне пришлось ехать в такую даль. М-да…» Ему очень хотелось уйти прямо сейчас, но будучи джентльменом, он все же хотел сделать это вежливо, поэтому начал издалека:
– Марианна, к сожалению, я спешу. Мне нужно…
– А может, кофе? – быстро перебила его Марианна и, вытащив из бара бутылку коньяка, заговорщически подмигнула: – Давай выпьем?
– Не могу, я за рулем, – сказал Данила.
– Да по пятьдесят грамм! Ерунда! Не о чем говорить! – Марианна наполнила две рюмки.
Данила вздохнул – происходящее напоминало сцену из водевиля, впрочем, в тот момент он еще не знал – насколько!
Во дворе раздался звук открывающихся ворот. Марианна мгновенно переменилась в лице и обеспокоенно спросила:
– Кто это?
Данила пожал плечами:
– Мне-то откуда знать!
Марианна метнулась к окну, выглянула во двор и, оценив ситуацию, произнесла непечатную фразу. Данила поежился – происходящее нравилось ему все меньше.
– Что же делать? – закричала Марианна. – Мой муж вернулся! Он должен был приехать только завтра, а приехал сегодня-я-я!
– Давайте я пойду, а вы с ним сами разберетесь! – поспешно предложил Данила.
– Уже поздно! – сказала Марианна с трагическим выражением лица. – Он все равно убьет нас обоих!
После этого заверения Данила попятился, надеясь на лучшее, но готовясь к худшему.
Через минуту в гостиную с криком: «А чья это там машина стоит у наших ворот?!» влетел мужчина лет сорока.
– Ой, мусик, ты приехал?! – застенчиво сказала Марианна. – А почему так рано? Ты ведь собирался завтра…
Договорить она не успела – ее муж издал яростный вопль. Новоприбывший «мусик» был маленького роста, но большого масштаба личности – судя по его напору и ярости, он готов был разнести дом.
– Ты кто такой? – он схватил Данилу за грудки.
– Случайный прохожий! – хмыкнул Данила, пытаясь отцепить цепкие руки разгневанного хозяина дома.
Но тот не оценил его юмора и хватку не ослабил.
– Да подождите вы! – крикнул Данила. – Давайте разберемся, это недоразумение чистой воды!
Мужчина повернулся к Марианне:
– Кто он такой?
Марианна закатила свои огромные прекрасные глаза:
– Я его вообще вижу в первый раз!
– Типа, он случайно зашел? – усмехнулся разгневанный мужчина.
– Я пришел сюда не случайно, – подал голос Данила, – не буду скрывать!
– Ну, это уже ближе к делу! – кивнул ревнивец.
– Понимаете, три месяца назад, под Новый год, я ехал в поезде Москва – Петербург, – начал Данила, но не смог перейти к сути истории, потому что муж Марианны вдруг изменился в лице и закричал:
– А! Так ты поэтому поехала в Питер без охраны?! Чтобы тебя не вывели на чистую воду?! А говорила, что хочешь мамашу проведать?
– Так я и была у мамаши! – взвизгнула Марианна. – И вообще я летала в Питер самолетом!
Данила с тоской поглядел на дверь – а хорошо бы сейчас взять и исчезнуть…
– Говорю же тебе – этого парня я вижу в первый раз! – Марианна в отчаянии заломила руки. – Он сюда сам пришел. Я его не приглашала!
Данила мысленно поблагодарил дуреху с пышными формами и нежной душой за честность.
– А зачем ты пришел? – нехорошо улыбаясь, спросил «мусик».
– Затем, что я ищу девушку, – вздохнул Данила, – только другую. Чтобы спасти честь Марианны, он рассказал о своем обращении на телевидение, где ему «и дали этот адрес».
Марианна оказалась смышленой – быстро уловив ход мыслей Данилы, она тут же принялась убеждать мужа, что тут, видимо, произошла какая-то ошибка.
– Ошибка, – подтвердил Данила, – возможно, мне дали не тот адрес, возможно, я не так его записал.
На физиономии «мусика» отражался сложный ход мыслительных процессов, происходивших в его голове, – глаза бегали, желваки ходили.
– Передача? Какая еще передача?!
И только после того, как Марианна нашла в интернете выпуск программы и показала ему ролик с участием Данилы, он успокоился.
– А… Ну, ты даешь, братан! Значит, ошибочка вышла… Да куда ты торопишься? Может, чаю? – Он указал на бутылку с коньяком.
Но Данила поспешил покинуть этот гостеприимный дом. Прощаясь с пышногрудой блондинкой и ее ревнивым мужем, Данила подумал, что вряд ли в ближайшее время Марианне захочется какой бы то ни было романтики.
Кроме этой нелепой трагикомической истории, его обращение в телепрограмму не дало результатов – никаких откликов от людей, кто мог бы знать Алису, ни малейшей информации о ней.
И вот, казалось бы, девушка – не иголка в стогу сена, но найти ее Данила не мог.
Пална с детства внушала Алисе, что если берешься за какое-то дело – нужно делать его максимально хорошо (в идеале – лучше всех!), а иначе и браться не стоит – только людей насмешишь! Поняв, что великой актрисой ей не стать, Алиса задумалась: а ее ли призвание – актерство?
Будучи уверенной в том, что ее жизнь должна быть связана с театром (в ее случае подобная фатальная одержимость театром объяснялась в том числе наследственностью: бабушка – народная артистка, дед Алисы по материнской линии был театральным режиссером, ее мать – известным театроведом, чьими блестящими статьями об истории русской сцены зачитывались многие, Алиса пока не знала, в какой профессии она могла бы состояться.
Но если с театром все было сложно и непонятно, то с корпоративным правом – очень даже понятно, тут уж ни любви, ни призвания, ни элементарного желания работать в этой области, а посему Алиса решила бросить университет. Однако перед этим она хотела посоветоваться с отцом.
Она долго настраивалась на разговор, догадываясь, что суровый авторитарный батюшка вряд ли похвалит ее за подобные мысли (у них в последнее время и так были натянутые отношения – отец не одобрил ее разрыва с Алексом).
… – Ты с ума сошла? – ледяным тоном спросил Сергей Петрович, когда Алиса осторожно заикнулась о том, что корпоративное право отнюдь не то, чем она хотела бы заниматься. – И вообще, это неверная постановка вопроса. Мало ли чего я хочу! Я, знаешь ли, в детстве хотел стать продавцом мороженого!
– Так может, зря не стал? – улыбнулась Алиса.
Но отец не поддержал ее шутку, а сухо спросил, с чего вдруг у нее возникли такие мысли: «Не иначе твоя народная артистка что-то мутит?!»
Алиса вздохнула:
– Па, ну бабушка-то тут при чем?!
– Короче, я не хочу слышать подобный вздор! – отрезал Сергей Петрович. – Тем более тебе осталось доучиться всего ничего. Получишь диплом юриста, тогда и поговорим. Все, я сказал.
В трубке раздались короткие гудки. Вот и поговорили.
…Это был сложный период. Алису переполняли разнообразные (порой взаимоисключающие) мысли, эмоции, чувства; иногда эта бурлящая внутри ее энергия проявлялась довольно странно – к примеру, стоило ей зажечь свет, лампочка ни с того ни с сего тут же взрывалась. «Ну, ты даешь, Элис! – удивлялась ее соседка, с которой они на пару снимали квартиру. – Это уже третья лампочка за последнюю неделю!». Ее планшет ломался по непонятной причине, а после того, как ей в руки упала ручка от входной двери, Алиса всерьез забеспокоилась: «Интересные дела! А что дальше? Начну магнетизировать взглядом предметы, двигать столы, останавливать планеты?! Что со мной происходит?!» Поразмыслив, она пришла к выводу, что эти странные вещи – есть выражение тех сложных внутренних процессов, которые протекают у нее внутри, проще говоря – любви, тоски, печали.
Однажды утром (это было в середине апреля) она решила не идти в университет. Назавтра история повторилась. И на следующий день тоже. Алиса просто перестала появляться в университете; дни напролет она гуляла по городу, посещала музеи, читала книги в кофейнях и парках. Как-то апрельским дождливым днем, прогуливаясь по Лондону, она забрела в незнакомый район, где на одной из улиц увидела вывеску маленького детского театра. Взглянув на афишу (спектакль как раз начинался), Алиса решила купить билет.
Ей понравился спектакль, в основу которого легла чудесная, трогательная пьеса по мотивам произведений ее любимого Диккенса. Интересные режиссерские решения, искренняя игра актеров – в результате возникла та самая завораживающая театральная магия, за которую Алиса так и любила театр.
По дороге домой, вспомнив свои детские впечатления от спектаклей «Синяя птица» по Метерлинку и сказок Гофмана, на которые ее водила мама (это была буря эмоций: слезы, восторг, ужас!), она задумалась о детской драматургии – как нужно писать для детей? И тут же себе ответила: так же, как для взрослых, только лучше. Потому что детей невозможно обмануть, они никогда не будут читать дрянных книг, и им никогда не понравится дрянной спектакль. «Как бы я хотела написать детскую пьесу, – вздохнула Алиса, – светлую, волшебную, лирическую, без морали и назидания в общепринятом смысле. Придумать такую историю, чтобы она походила на стихотворение или песню и чтобы она могла, как цветок, вырасти потом в живой спектакль!»
В тот же вечер, вернувшись домой, она стала сочинять пьесу для детей. «Все лучше, чем лампочки взрывать – будем сублимировать в творчество, давать выход своей любви, боли, благодарности, нежности, ярости. Выплеск золотой рыбы в чистые воды творчества – пусть плывет!»
Ей придумалась (пригрезилась? причудилась?) новогодняя сказка, в которой героине, маленькой девочке Алисе (больше всего на свете девочка любит шить мягкие игрушки – в надежде на то, что когда-нибудь они оживут, она вкладывает внутрь каждой зверушки бусину – сердце), накануне Нового года предстоит пережить много приключений и пройти через множество испытаний. Со своими верными друзьями – ожившими игрушками – она отправится в путь, чтобы спасти праздник. В пути им будут помогать Снежный ангел и феи Рождества, а называться сказка будет… «Тридцать второе декабря» – размашисто написала Алиса на подвернувшемся листе бумаги.
По утрам она уходила в кофейню рядом с ее домом (ей нравилось тут работать) и, приканчивая литры кофе, писала пьесу до позднего вечера, пока кофейня не закрывалась.
– Извините, мисс, мы закрываемся, приходите завтра!
И назавтра она приходила, садилась за свой любимый столик у окна и снова выстукивала на клавиатуре буквы, складывала фразы. Иногда она бросала взгляды на посетителей кафе или смотрела в окно на город, подернутый зеленой листвой; день за днем – слово за словом, страница за страницей.
Порой она чувствовала себя секретарем, который за кем-то записывает – транслятором для передачи чужих мыслей, в такие минуты работа шла как по маслу, фразы складывались легко, без усилий, герои словно рассказывали ей о себе, а иногда случался затык – она застывала над одним предложением в отчаянии от невозможности пробить эту глухую стену текста, потом слова опять прорывались через мысли и строчки и неслись по тексту дальше. Бывало по-разному, но никогда – скучно.
Каждое утро в течение месяца она уходила в кафе (как на работу!) и писала, стараясь не останавливаться – вот так – на одном вздохе, на одной волне, чтобы не исчез этот запал, не упорхнуло вдохновение.
И однажды вечером она закончила пьесу. Обессиленная, Алиса побрела домой, только теперь поняв, как устала за это время.
Две недели она не могла заставить себя перечесть написанное, чтобы понять, удалось ли ей написать что-то стоящее, потом отважилась – прочла, потом – переслала бабушке, все еще не понимая, плоха или хороша ее пьеса.
Пална позвонила ей через десять дней.
– Что я могу сказать, Элис… Мне понравилась твоя пьеса, настолько, что я взяла на себя смелость показать ее своему старому товарищу – режиссеру московского детского театра. Видишь ли, какая штука, детка, он собирается ставить ее к Новому году. Кстати, он спрашивает: не хочешь ли ты приехать в Москву и принять участие в постановке спектакля?
В эту минуту Алиса уже знала, что поедет в Россию.
Перед отъездом нужно было объясниться с отцом. «Папа, конечно, будет мной страшно разочарован, да что там – убит прицельным выстрелом в сердце, но не могу же я ломать свою жизнь, только чтобы сохранить ему хорошее настроение?!»
Вечером они связались по скайпу.
– Приедешь в Москву? Зачем? Ставить спектакль? Что за чушь? – воскликнул отец.
– Это не чушь, папа. Вполне возможно, что это – моя будущая профессия. Во всяком случае, то, чем я хочу заниматься.
– Ты хочешь связать свою жизнь с театром? – Сергей Петрович схватился за голову.
Алисе стало жаль его – ну а что, растил человек дочь, заботился о ней, кормил, обувал, имел четкие представления о ее будущем, а тут его тщательно выстроенная, стройная концепция будущего любимой дочери рушится на глазах.
– Ладно, – проскрежетал отец, – впереди лето, и на каникулах ты можешь заниматься, чем хочешь. Но осенью вернешься в Лондон и продолжишь обучение.
– Нет, папа, я не вернусь в Лондон.
– Это что значит?!
– Это значит, что я приеду в Москву навсегда. Я хочу жить в России. На родине. Мне на родине интересно. Понимаешь?
– Да что такое родина? – не выдержал Сергей Петрович. – Что ты знаешь о родине, если с малых лет живешь в Европе?
– Родина? – улыбнулась Алиса и выразительно прочла: – «Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой?!»
– Ты это серьезно?
– Папа, я серьезно! – отчеканила она.
Отец долго молчал. Слишком долго. И Алиса заволновалась. Она ждала упреков, обвинений, предвидела шумную ссору и готовила себя к этому, но к тому, что произошло в реальности, она оказалась не готова.
Сергей Петрович наконец разрубил долгую паузу фразой:
– Дело твое, поступай, как знаешь. Но на мою помощь не рассчитывай и ко мне не обращайся. Сама – так сама! – и отсоединился.
В этот же день Алиса заказала билет в Москву.
Глава 11
Распивая пиво на даче Никитиных, Саня с Женей обсуждали плачевное положение своего друга Данилы.
– Пропадает человек, – вздохнул Женя, – прямо на наших глазах!
Саня пожал плечами:
– А что мы можем сделать? Достать эту девицу из-под земли, чтобы у нашего бедного мальчика поднялось настроение? Не знаю, Женька, моя фантазия уже истощилась.
Женя погрузился в долгие раздумья о том, какие средства еще можно использовать, чтобы найти возлюбленную Данилы, и после доброго литра пива ему в голову таки пришла одна мысль.
– Слышь, Саня, какая аудитория охвата у твоей радиостанции?
Саня не без гордости ответил.
– Это же хренова туча слушателей! – возликовал Женя. – Такие возможности надо использовать!
Саня удивленно посмотрел на друга. Когда тот разъяснил, что имеет в виду, Саня крякнул:
– Ну, вы, Евгений Палыч, даете! Меня ж попрут с работы в тот же вечер с волчьим билетом!
Женя улыбнулся:
– Найдешь другую работу! Ты только представь – вдруг все получится? Неужели ты не хочешь помочь Даньке?
– Хочу, – грустно кивнул Саня, – ладно, я готов принести себя в жертву.
Когда на дачу приехал Данила, Саня поинтересовался у него, какую музыку любит его незнакомка из поезда.
– Второй концерт Рахманинова! – сказал Данила.
– Ну, извини, старик, – хмыкнул Саня, – это не формат нашей радиостанции. За Рахманинова меня точно попрут. Что-нибудь попроще твоя Алиса не упоминала?
– Нет. Разве что читала стихи Иннокентия Анненского, – сказал Данила.
Саня усмехнулся:
– Чертовы эстеты! Ладно, обойдемся без Иннокентия. Пустим что-нибудь душевное и народное… О, из «Иронии судьбы», это уже практически народный фольклор.
– Ты вообще о чем? – не понял Данила.
Саня махнул рукой:
– Потом узнаешь.
На следующий день Саня изложил свою идею звукорежиссеру, с которым они вместе делали программу. Тот охнул: «Сань, тебя уволят!» Саня вздохнул: «За настоящую любовь и пострадать не жалко!»
…К этому прямому эфиру Саня готовился как никогда. Был холодный апрельский вечер (ни намека на весну), город заливал дождь с мокрым снегом. Саня начал подводку к своему обращению издалека – сначала повздыхал вслух о весне, которая никак не наступит, и о зиме в сердце, затем поставил в эфир два пламенных трека о любви (такие, что можно было обрыдаться), потом сказанул что-то вдребезги лирическое своим красивым баритоном и, наконец, выдохнув (ну все, Саня, пуск!), проникновенно обратился к слушателям, поведав им о том, что в городе Москве есть один хороший парень Данила и что этот Данила четыре месяца назад, аккурат под Новый год, встретив в поезде «Москва – Петербург» одну хорошую девушку, влюбился в нее! И теперь Даниле очень нужно найти эту девушку («да потому что – любовь!»), а все, что он о ней знает – ее имя – Алиса. В завершение Саня призвал всех неравнодушных людей помочь Даниле, пересказав эту историю своим знакомым («пусть у нас с вами будет цыганское радио!»), и глядишь, этак она дойдет до той самой Алисы, она отзовется («звонить можно нам на радиостанцию!»), и два сердца соединятся! А сейчас для Данилы с Алисой, а также для всех слушателей, для кого слово «любовь» является не пустым звуком, мы передаем композицию из фильма «Ирония судьбы» «Снег над Ленинградом». И в эфире зазвучала красивая, столь хорошо знакомая всем, музыка.
– Ну, все, теперь пусть увольняют! – подмигнул Саня испуганному звукорежиссеру.
В этот же вечер Саню вызвали «на ковер» к шефу. Тот, однако, оправдал свою репутацию тонкого, интеллигентного человека и зверствовать не стал, узнав обстоятельства дела, лишь отечески пожурил друга и заставил пообещать, что впредь Белов никогда не будет использовать эфир в личных целях.
– А иначе, Саня, я тебя вот этими самыми руками порву на куски в самом что ни на есть прямом эфире. Ну разве мы не интеллигентные люди?!
Вернувшись от шефа, Белов уже собирался ехать домой, когда ему сообщили, что на радиостанцию позвонила некая девушка и хочет поговорить с ним. Саня, как тигр, метнулся к телефону.