Услышав дорогое имя, Платон вскочил, но тут в глазах стало совсем темно, гул в ушах усилился, и он поплыл в тяжелой и черной, как нефть, воде к слабому свету утопленного солнца где-то далеко-далеко.
Очнувшись от резкого запаха нашатыря, Платон открыл глаза и угодил в отблески света от стекол очков. Отблески его ослепили. Но он обрадовался, что рядом знакомая врач из поликлиники. Сквозь очки ее глаза казались еще больше и грустнее.
- Вы удачно упали - в кресло, - заметила врач. - Сколько видите пальцев? она провела ладонью перед его лицом.
- У меня... У меня есть дочь, - зачем-то сказал Платон. Вероятно, чтобы произнести эту фразу поскорей вслух и начать ее осознавать реально.
- Вот и прекрасно! А то на вас в последнее время столько всего свалилось. Неприятности в таком возрасте лучше переживать с кем-то близким и родным.
- Она... Она спала со своим двоюродным братом.
- Молодежь! - заметила врач, сжав запястье Платона, чтобы послушать пульс.
- С двумя двоюродными братьями, - уточнил Платон, чувствуя, что сейчас расплачется.
- Как? Сразу с двумя? - заинтересовалась врач.
- По очереди, - сказал кто-то невидимый густым голосом.
Платон поднял голову и увидел сидящего в кресле у окна Гимнаста.
- Как вы думаете, если его хватит второй инсульт, он окочурится? - спросил Гимнаст.
- Сердечко частит, - кивнула врач. - Реакции замедленные, но речь внятная.
- Тогда вы тут посидите с нами, чтобы помочь, если что. Я должен ему кое-что рассказать. Кое-что, что его сильно взбудоражит.
- Не надо мне ничего рассказывать! - слабым голосом воспротивился Платон. - Хватит уже, не надо!.. Я знаю, как получаются такие... дочери.
Врач посмотрела на часы.
- Я заплачу за все ваше время, - сказал Гимнаст.
- Да нет, я должна есть каждые два часа. Надо что-нибудь перекусить. Диабет, - грустно усмехнулась врач.
- Лиска! - крикнул Гимнаст. - Сообрази поесть. - И обратился к Платону:
- Алевтина приехала в Москву, когда ей исполнилось семнадцать. Она приехала из детского приюта с новеньким паспортом и специальностью швеи-мотористки.
- Прекрати! Когда же это кончится, почему меня не оставят в покое?! простонал Платон.
- Она искала отца, - безжалостно продолжал Гимнаст. - Мать ее в метрике записала его имя, рассказала, что он был известный спортсмен, вот Алька и явилась в Москву искать звезду советского спорта. Две недели проискала, попала в нехорошую компанию. По первости девочку из детдома в милиции простили, но в байку про отца поверили. Разузнали кое-что. Так мы и встретились. Богуслав сказал, пусть живет пацанка, у него тогда как раз домработница съехала восемьдесят четвертый год, я пил по-черному.
- Минуточку, при чем здесь отец Алевтины и Богуслав? - заинтересовался Платон.
- Так ведь милиция вышла на адрес Славки. А ему поиграться захотелось в благотворительность. Соединить, так сказать, отца и дочь. Вот и привел ее домой.
- Ничего не понимаю, а кто был отец?
- Я отец был, - спокойно заметил Гимнаст. - Славка меня у себя прописал.
- А ты... это самое, ты отвечаешь?..
- За базар? Отвечаю. У меня в молодости баб было - немерено. Бабы слетаются на деньги и славу, как мотыльки на огонь. Бывало, за ночь по три штуки менял. Конечно, я в упор не помнил мать Алевтины, но когда увидел саму девчонку, вспомнил. Есть некоторые отличительные признаки...
- Зов крови, - вступила врач, поедая бутерброд.
- Кровь здесь ни при чем. Она у меня тогда была проспиртована до стадии полной стерильности, - заметил Гимнаст. - Но Алька была очень похожа на мать, а та девочка была незабвенная. И Алька была незабвенная. Я правильно говорю, Платоша - незабвенная?
- Гимнаст, ты что, хочешь сказать, что ты... - просипел Платон.
- Да, я вроде тебе тесть, а ты вроде мне зять. Когда Алевтина сбежала из дома Богуслава, она была беременна. Через девять месяцев, как положено, разродилась. Тебе приказала не говорить ни слова, очень она боялась. А через месяц после родов умерла - горячка.
- Чего боялась?
- Позже объясню. Куда мне было девать такое наследство? Неимущему калеке приживальцу без копейки за душой? Знаешь, что я сделал?
- Ш-што? - в ужасе прошептал Платон.
- Я это наследство в дом ребенка оформил и бросил пить. А в десять лет Василиса потребовала ее забрать из казенного дома. Стала жить самостоятельно.
- Василиса - это?..
- Это я, - отозвалась Илиса.
- У тебя в паспорте записано, что ты Илиса, - пробормотал Платон.
- У меня много паспортов. В загсе был с именем Илиса Квака.
- Это она так мою фамилию исковеркала себе на потеху, - ласково улыбнулся Гимнаст.
- Твою? - не понимает Платон.
- Я Квакшин. Стыдно, Платоша, не помнить фамилию человека, который золото на Олимпиаде брал и который с тобой уже столько лет живет. Теперь я могу с чистой душой отчитаться за все твои деньги, присвоенные мною. Ни копеечки даром не потрачено. Василиска оказалась умной и работящей. К четырнадцати годам уже окончила школу экстерном, начала сама зарабатывать. А теперь, любезная, пощупайте его пульс, - попросил Гимнаст врача.
- Не надо мне ничего щупать! - возмутился Платон, трясясь, как в лихорадке.
- И пощупаем, и сердечко послушаем, и укольчик сделаем успокоительный, встала врач.
- Почему ты позволил ей выйти замуж за Федора? Он же ей братом приходился?
- А она захотела быть Омоловой. Буду, говорит, Омоловой, и все дела! развел руками Гимнаст.
- Не спрашивай его, дед мне не указ, - сказала Илиса.
- Господи!.. - дед... - не может поверить Платон. - Что же мы теперь будем делать?..
- Жить будем, Платоша. Жить и радоваться, - успокаивающим тоном заметил Гимнаст.
- Да чему тут радоваться? Одно горе кругом...
- Заботы у тебя, Платон Матвеевич. Завтра нужно ехать в суд на слушание дела Авроры. Я надеюсь, ее выпустят. Ты ей расскажешь о Веньке и о бабе этой бешеной, которая его утопила.
- Нет! - замотал головой Платон.
- Ладно, пусть адвокат расскажет. За такие деньги можно иногда и морду дорогую под синяк подставить.
- Да зачем ей это рассказывать? - застыв, Платон покосился на иглу, которая входила в руку.
- Да затем, Платоша, что, во-первых, она и так когда-то узнает, а во-вторых - чем раньше, тем лучше. Аврора одна найдет эту монашенку. Никто кроме нее не найдет.
- Как это - найдет? - не понимает Платон. - А если она утонула?
- Такие, Платоша, не тонут, уж ты мне поверь. Таким Невскую Губу переплыть - как прогуляться. Вот тебе, любезная, за твои труды и понимание, - Гимнаст протянул деньги врачу, провожая. - Ты особого внимания не придавай тому, что здесь услышала.
- У всех свои болячки, - вздохнула та. - А к болячкам я отношусь, как велит заповедь врача.
- И правильно. Молчание в таком деле никогда не навредит.
Вернувшись, он кивнул Илисе. Та, ничего не спрашивая, принесла бутылку вина и бокалы. Платон пить отказался. Он жадно следил за каждым движением девочки, отмечая знакомые жесты.
- А теперь, Платоша, раз ты оказался здоровьем крепок и на нервы спокоен, я тебе расскажу, чего боялась Алевтина. Подставил я ее, Платоша. Я во всем виноват. Грех на мне большой.
- Я не хочу больше слышать слово "грех", - закрыл глаза Платон. - Меня от него мутит.
- А ты ляг на кровать, Платоша.
- Это чтобы я от твоих откровений не упал в обмороке на пол? - усмехнулся Платон.
- Это чтобы ты заснул через полчаса, и нам с Василиской не пришлось тебя тащить на кровать. Вот и молодец. Василиска, подложи ему побольше подушек, чтобы он нас видел, не напрягая шею. Прижал меня один человек из твоей Конторы, Платоша. Так прижал - не продохнуть. Был бы одинок, плюнул бы ему в морду розовую. Но я уже узнал о дочке, уже сердце в капкан сунул, вот и попался.
- Птах знал, что Алевтина - твоя дочь?! - сел Платон.
- Нет. Этого он не знал. У Славки свои связи были в милиции, ему по дружбе позвонили, что детдомовская девчонка ищет папу, а папа получается прописан по адресу его квартиры. Нет... Этого Птах не знал, иначе не слез бы с меня потом. Птах тогда был Цапель. И я ему иногда стучал по мелочам, а он сжег папочку по моим старым делам, что я накуролесил, когда пьянствовать начал после травмы. Он знал только, что в доме Славки появилась очередная домработница - совсем девчонка. И приказал мне тебя подсадить, Платоша.
- Меня?
- Тебя. Он сказал, что ты такую не пропустишь. Ты и не пропустил. А я на тебя за это сильно разозлился. Ты когда Альку первый раз посадил к себе на колени, я чуть башку твою не проломил графином. Вот я тебя, Платоша, от такого родственного помутнения в голове и подсадил на крючок. Я фотографии сделал, когда вы вместе были. И отдал их Цапелю. Не знаю, как об этом пронюхал Богуслав, но уже черед две недели после такого моего поступка он позвал Алевтину и все ей высказал. Все, что он думает о подставных шлюхах, которые проникают в дом приличного человека, соблазняют и снимают его камерой в интимные моменты близости. А потом относят фотографии в органы и заявляют о совращении малолетней. Он дал ей два часа на сборы. Алька кинулась ко мне. Я проклял себя в тот момент, но нужно было действовать. И так действовать, чтобы ни Славка, ни Цапель ее не нашли, пока все не утрясется.
- И где?, куда ты ее отвез?
- Я ее увез из Москвы. Тогда дом в Репино стоял пустой. Месяц она там пряталась.
- В моем доме в Репино? Я чуть с ума не сошел, разыскивая ее... - Платон упал на подушки, не сдерживая слез.
- Ты-то просто разыскивал, а другие? Славка-то выгнать - выгнал, но хотел проконтролировать на всякий случай ее поведение. А девочка исчезла. Через три дня он нанял братков. Вот они рыли так рыли! Они с детского дома начали. А уж каких профессионалов на это дело закинул Цапель, сказать страшно. Его люди были в Репино. Засада сидела недели две. Зимой! Дом просвечивали на тепловое излучение. Но к тому времени мы с Алькой под соседским сараем,вырыли землянку и проход к лесу оформили в буреломе. Она беду чуяла лучше меня. И чужих - по запаху на расстоянии, как собака. Месяца через два поутихло. Я сделал Альке документы, снял дачку в Лисьем Носу. Месяца за полтора до родов сказал Славке, что нужно отлучиться, поискать дочь. Он только махнул рукой - если уж его братва не нашла, куда мне. И намекнул: мол, от таких плохих дел, что она затеяла с компроматом на тебя, и тела ее могут никогда не найти.
- Почему ты не пришел ко мне, не рассказал все? - прошептал Платон, борясь со сном.
- Она не дала. Сказала, что в глаза тебе не сможет посмотреть. Ты прости, Платоша, я так и не сознался Алевтине, кто это все сделал. Сказал, что, наверное, камер у Славки понатыкано везде, вот нехороший человек этим и воспользовался.
- Да пошел ты... со своим прости...
Утром он проснулся с жуткой головной болью и сильным желанием увидеть Илису. Как только подумал о ней, Илиса вошла в комнату с подносом. Запахло кофе.
- Я ушила тебе все брюки в поясе, - сказала она. - Что так смотришь? Накричать хочешь?
- Хочу таблетку от головной боли.
- Я тебе отвар приготовила. Все пройдет. Только нужно поесть. Его нельзя пить натощак.
- Ты звонила насчет Вени?
- Никаких известий. Ты, Платон Матвеевич, не звони. Его не найдут.
- Найдут - не найдут! Я сейчас не хочу с тобой разговаривать на эту тему. Я должен ехать в суд.
- Вот и не разговаривай, Платон Матвеевич. Где-то в квартире звякнуло стекло.
- Кто это? - дернулся Платон.
- Я ничего не слышала, - Илиса отвела глаза.
- Кто-то в кухне разбил бокал! - он выбрался из кровати и почти побежал в кухню.
Никого. Платон осмотрел столешницу, пол, обеденный стол. Никакого стекла. Вздохнув, он направился к ванной, но что-то заставило его, почти помимо воли, вернуться и открыть дверцу под раковиной.
В недавно заправленном полиэтилене мусорного ведра лежали осколки бокала. На одном из них - следы крови. Что же такое здесь происходит? Обежав всю квартиру, Платон ворвался в спальню и наткнулся на Илису, которая тотчас же ткнула ему почти в лицо порезанный средний палец на левой руке. Палец подтекал кровью.
- Все? - спросила она агрессивно. - Поиски привидения закончены? Еще вопросы будут или ты уже начнешь одеваться?
В машине Платон раз за разом заново мысленно обходил свою квартиру, выискивая потайные места, в которых мог запрятаться кто-то маленький и злой, изводивший его нервы и пахнущий странным запахом - Платон уловил этот запах в коридоре, когда выбежал из спальни.
В здании суда он околачивался в коридоре, чтобы не встречаться с адвокатом Авроры до заседания. Но Кока почти столкнулся с ним именно там, где он слонялся.
- Платон!.. - растерянно заметил он.
- Я, - кивнул тот, внимательно осматривая лицо Коки и его безупречно сидящий костюм. - Знаешь, в мужской одежде ты смотришься потрясающе.
- Не сейчас, Платон, пожалуйста.
- Женщины небось в таком виде тебе прохода не дают?
- Уймись, прошу.
- Значит, ты - адвокат. Судя по выражению лица и костюму - престижный адвокат.
- Далось тебе мое лицо! Да, я адвокат. Да, я известен в некоторых кругах. Да, я берусь не за все дела подряд, а сам выбираю процессы.
- И у тебя наверняка есть свой кабинет. Где, Кока?
- А вот об этом я тебе говорил. И не только кабинет, у меня есть свой офис. На меня работают три юриста, секретарь и повар-уборщик. Что ты еще хочешь знать?
- Минуточку-минуточку. Тот самый офис, где есть зеркало, сквозь которое...
- И такое там есть.
- У меня к тебе два вопроса.
- Я согласен, но только после заседания.
- Как Аврора? - Платон вспомнил, зачем сюда пришел.
- Держится отменно. Слегка агрессивна, но в состоянии анализировать ситуацию. Думаю, сегодня ее освободят в зале суда. Я нашел свидетеля, который утверждает, что Федор просил выстрелить в бронежилет.
- Отлично. При случае скажи ей следующее. Мать Федора утопила Веньку. Что ты так смотришь? Мать Федора, Лужана, которую Богуслав называл Луной, бросилась с Вениамином с палубы прогулочного судна в воду на Финской Губе. Минуточку, я принес карту, вот тут у меня помечено место, где это произошло.
- Зачем ей карта? - изменившись в лице, спросил Кока.
- А дело в том, что Аврора сразу потребует конкретно указать место. И если суд закончится ее освобождением, она ринется прямо из зала искать эту самую Луну. Уверяю тебя. Это Гимнаст так думает. Помнишь Гимнаста? Садовника, вершителя судеб! - закричал Платон, уже почти не владея собой. - Ты думаешь, зашептал он в лицо Коки, которого притянул к себе за галстук, - что живешь, как хочешь? Не-е-ет! В нужный момент он дернет за ниточку, и ты засучишь ножками, ручками...
- Платон, отпусти меня. Ты доиграешься - я разнервничаюсь и не смогу пойти на заседание. Я не понял намека с картой. Скажи честно, ты хочешь, чтобы Аврора еще посидела или чтобы она вышла сегодня хотя бы под залог? Я сделаю, как скажешь, брось галстук.
- Да нет... - Платон задумчиво осмотрел отпущенного Коку, - пусть выходит, хватит ей уже сидеть. В конце концов, кто еще поставит тебе фингал принародно?
Аврора Дропси была отпущена под залог. После короткой потасовки у дверей зала заседаний она убежала, а Кока, прижимая платок к левой скуле, подошел к Платону.
- Откуда ты знал о фингале? - спросил он.
- Гимнаст предсказал! - злорадно развел руками Платон в шутливом поклоне. - А я самый крайний, да?
- Конечно, побеспокоился бы о ее освобождении заранее, она могла бы успеть предотвратить, нырнуть в нужное место, в конце концов!
- Платон, мне нужно тебе кое-что сказать.
- Валяй! Мне вчера вкололи большую дозу успокоительного.
- Ходят слухи, - понизил голос Кока, - что один не очень чистоплотный человек из Службы безопасности интересуется деньгами Богуслава Омолова. Наводит справки о счетах. Ворошит в архиве дела, по которым твой брат привлекался.
- Тоже мне новость! - фыркнул Платон.
- Новость заключается в том, что этот человек уже давно не у дел. Он бывший, понимаешь? Его заявка на просмотр архивов оказалась липовой, с просроченной печатью.
- Такие - всегда на посту, - отмахнулся Платон.
- Он может преследовать личную выгоду. Знаешь, что это значит? Это значит, что скорей всего он работает один или с помощником. Максимум - с двумя.
- Почему только с двумя? - удивился Платон, считая в уме: двое под пледом в самолете, снайпер в Ялте, наверняка - не один, с помощником; кто-то, бросивший теплый "Москвич" в нужном месте...
- Если больше, придется убирать много народу в конце, понимаешь? - перешел на шепот Кока.
-Нет.
- Бывший офицер Службы безопасности уходит на пенсию и начинает вести собственное расследование по делам умершего авторитета, - медленно втолковывает Кока. - О чем это говорит, понимаешь?
- Не понимаю.
- О деньгах, Платон, о деньгах, уверяю тебя!
- Допустим, - кивнул Платон. - То есть никакого дела нет, Контора расследование не ведет, а этот бывший хочет найти что-то для себя лично. А зачем ты мне все это говоришь?
- А затем, что он обязательно выйдет на тебя, обязательно! Будь начеку.
- Начеку... - повторил Платон.
- Брось. Я знаю, что ты всегда вел финансовые дела своего брата.
Платон задержал дыхание и посмотрел на Коку таким тяжелым взглядом, от которого у адвоката задрожал подбородок.
- Я не имел с братом никаких отношений почти десять лет, - медленно продекламировал Платон.
- Извини, ну извини дурака, сунулся не в свое дело. Но я же от души, я же помочь хотел, Платон, ну извини. Какая-то стерва, которую я вытащил со скамьи подсудимых, делает мне хук правой. У меня от такого слабеет чувство такта, прости.
- Такта? А ты знаешь, что племянники не так давно попросили меня съездить в Ялту и пристрелить там одного бандита? У него кличка на тему выпечки.
- Почему - тебя?
- Чувство такта им изменило, наверное. Они были уверены, что с расстояния в сто метров я попаду этому человеку в глаз. Ничего тебе мои слова не напоминают? Сообщения в прессе, по телевидению?
- Ты что, стрелял? - упавшим голосом спросил Кока. - Это ты?
- Точно в глаз. А знаешь, как я лечусь от депрессии?
- Не-е-ет...
- Еду в Репине, заваливаю быка из колхозного стада и надрезаю ему вену на бедре...